— Что ж, — сказал полковник Эверест, — если такая точка визирования существует, то в чем загвоздка?
— Загвоздка, — ответил Матвей Струкс, — в расстоянии, которое отделяет Скорцеф от этого пика!
— Каково же это расстояние? — спросил полковник Эверест. — Не менее ста двадцати миль.
— Наша зрительная труба его возьмет.
— Но еще необходимо зажечь сигнал на вершине этого пика!
— Он будет зажжен.
— Для этого следует доставить туда фонарь!
— Его доставят.
— А все это время придется обороняться от макололов! — добавил бушмен.
— Будем обороняться!
— Господа, — сказал бушмен, — я в вашем распоряжении и буду делать все, что вы прикажете!
На этих словах преданного охотника и закончилась беседа, от которой зависела судьба научной работы. Ученые, объединенные одной идеей и решившие пожертвовать собой ради науки, вышли из каземата и стали изучать местность, простиравшуюся к северу от озера.
Матвей Струкс указал им пик, на котором он остановил свой выбор. Это был пик горы Валькирии. Он подымался на большую высоту, поэтому, несмотря на дистанцию, мощный электрический фонарь мог быть замечен с помощью зрительной трубы, снабженной увеличительными стеклами. Угол, который Скорцеф образовывал с Валькирией, с одной стороны, и с предыдущим ориентиром — с другой, вполне вероятно, завершит измерение меридиана, ибо пик, должно быть, расположен очень близко от двадцатой параллели. Отсюда понятна вся важность предстоящей операции и то, с какой горячностью астрономы стремились преодолеть все преграды.
Но надо было, прежде всего, заняться установкой фонаря, а для этого проделать сто миль по неизведанному краю. Михаил Цорн и Вильям Эмери вызвались установить фонарь и получили согласие. «Форелопер» согласился сопровождать их, и они тотчас стали готовиться в путь.
Не собирались ли они воспользоваться самоходной баркой? Нет. Они хотели, чтобы она осталась в распоряжении их коллег, которые, быть может, окажутся перед необходимостью срочно сняться с места, когда закончатся измерения. Чтобы пересечь озеро Нгами, достаточно было построить такую берестяную лодку, легкую и прочную одновременно, какую туземцы изготовляют за несколько часов. Мокум с «форелопером» спустились на берег озера, где росло несколько карликовых берез, и быстро справились с этой задачей.
В восемь часов вечера матросы погрузили в лодку инструменты, электрический фонарь, немного провизии, оружие и боеприпасы. Было условлено, что астрономы встретятся на северном берегу Нгами, у небольшой бухты, которую знали и бушмен и «форелопер». Кроме того, как только фонарь на Валькирии будет замечен и данные сняты, полковник Эверест зажжет огонь на вершине Скорцефа, с тем, чтобы Михаил Норн и Вильям Эмери смогли, в свою очередь, определить его положение. Попрощавшись со своими коллегами, Михаил Цорн и Вильям Эмери покинули крепость и спустились к лодке. Там их уже ожидали «форелопер» и два матроса — русский и англичанин.
Кругом стояла кромешная тьма. Веревку отвязали, и легкое судно под размеренные удары весел тихо заскользило по темной глади озера.
Глава XX
ВОСЕМЬ ДНЕЙ НА ВЕРШИНЕ СКОРЦЕФА
Астрономы смотрели вслед удалявшимся молодым коллегам, и сердце у них сжималось. Сколько тягот, сколько опасностей, быть может, ожидает этих смелых молодых людей в неведомых краях, по которым им предстояло пройти сто миль! Однако бушмен успокоил своих друзей, расхвалив ловкость и храбрость «форелопера». К тому же вряд ли макололы, слишком занятые осадой Скорцефа, станут наблюдать за берегами озера Нгами. Так или иначе, но Мокум считал — а интуиция не обманывала его никогда, — что в крепости полковник Эверест и его компаньоны подвергаются большей опасности, чем два молодых астронома на северных тропах.
Ночью бушмен и матросы по очереди несли дежурство. Ведь враг совершает свои вылазки всегда под покровом темноты, не составляют исключения и туземцы. Но «эти рептилии» (как их презрительно называл охотник) в продолжение всей ночи так и не рискнули подняться по склонам Скорцефа. Быть может, они ждали подкреплений, с тем, чтобы атаковать гору со всех сторон и победить числом в борьбе с хорошо вооруженными осажденными?
Охотник не ошибся в своих предположениях, и, когда наступил день, полковник Эверест воочию убедился в заметном увеличении числа макололов. Их лагерь окружал подошву Скорцефа и делал всякое бегство через долину невозможным. К счастью, воды Нгами их не интересовали, и возможность отступления через озеро по-прежнему оставалась реальной. Но вопроса о бегстве не стояло. Европейцы занимали пост науки, который не собирались покидать. Теперь не было и следа личной вражды, которая некогда разделяла полковника Эвереста и Матвея Струкса. Они не вспоминали даже и о войне между их странами. Оба ученых шли к одной цели, оба хотели добиться результата, одинаково полезного обеим нациям, и выполнить свой научный долг.
Ожидая, когда на вершине Валькирии загорится огонь, астрономы занялись окончательными измерениями предыдущего треугольника. Эта операция, заключавшаяся в визировании двух последних ориентиров англичан, прошла без всяких затруднений, и результат ее был записан Николаем Паландером. Закончив эту работу, они договорились, что теперь приступят к ночным наблюдениям звезд, с тем, чтобы определить как можно точнее широту Скорцефа. Но еще оставался очень важный вопрос, который можно было решить только с помощью Мокума. В какой минимальный срок Михаил Цорн и Вильям Эмери смогут дойти до цепи гор, простиравшейся на севере от Нгами до ее главного пика, выбранного в качестве точки отсчета для последнего треугольника сети? Мокум ответил, что никак не менее чем в пять дней. Действительно, гору Валькирии отделяло от Скорцефа расстояние более чем в сто миль. Маленький отряд «форелопера» двигался пешком, и, учитывая трудности, которые могли встретиться в районе, часто пересекаемом речками, пять дней — это был даже слишком короткий срок.
Тогда было условлено о максимальном сроке в шесть дней, и, исходя из этого, установили распределение съестных припасов. Оказалось, что всей провизии хватало лишь на то, чтобы обеспечить каждому обычную порцию в течение двух дней. Она состояла из нескольких фунтов сухарей, консервированного мяса и «пеммикана». Полковник Эверест, с согласия своих коллег, решил, что дневной рацион будет уменьшен втрое. Только так съестных припасов могло хватить на шесть дней, пока на горизонте не появится столь нетерпеливо ожидаемый свет. Четверым европейцам, шестерым матросам и бушмену (всего одиннадцать человек) наверняка придется страдать от недостатка пищи, но они были выше таких страданий.
— Впрочем, ведь охотиться не запрещено! — сказал сэр Джон Муррэй бушмену.
Бушмен с сомнением покачал головой. Для него было бы удивительно, если бы на этой изолированной горе попалась какая-нибудь дичь. Но разве это причина, чтобы совсем не браться за ружье? И, сделав замеры, сэр Джон, пока его коллеги занимались сведением полученных измерений в оба реестра Николая Паландера, вместе с Мокумом покинул ограждение крепости, чтобы произвести обстоятельную разведку на горе Скорцеф. Тем временем макололы, спокойно стоявшие лагерем у ее основания, казалось, отнюдь не спешили предпринимать штурм. Возможно, в их намерения входило взять защитников крепости измором.
Итак, осмотр горы Скорцеф дал следующие результаты. Площадка, на которой возвышалась крепость, была не больше четверти мили в самом широком месте. На земле, покрытой довольно густой травой вперемежку с валунами, так и сям росли низкие кусты, состоявшие частью из гладиолусов. Красный вереск, протеи с серебристыми листьями, эрисеи с длинными фестонами составляли флору этой горы. На выступах лепились колючие кустарники высотою десять футов, с кистями белых цветов, пахнувших, как цветки жасмина, названия которых бушмен не знал. Что касается фауны, то после целого часа наблюдений, сэру Джону мало что удалось увидеть. Однако несколько птичек с темным оперением и красным клювом вылетели откуда-то из кустов, и, разумеется, при первом же выстреле эта стая пернатых исчезла бы, чтобы больше не появиться. Таким образом, рассчитывать на то, что гарнизон удастся прокормить охотой, не приходилось.
— Можно попробовать половить рыбу в озере, — сказал сэр Джон, остановившись над северным склоном Скорцефа и созерцая великолепные просторы Нгами.
— Ловить рыбу без сетей и удочки, — ответил бушмен, — это все равно что стараться поймать птиц на лету. Но не будем отчаиваться. Ваша милость знает, что до сих пор нам уже не раз помогал случай, и я думаю, что он поможет и еще.
— Случай! — повторил сэр Джон Муррэй. — Если Бог захочет нам его послать, тогда случай — лучший благодетель рода человеческого, какой я только знаю! Нет более верного агента, более изобретательного мажордома! Он подоспел к нам в виде наших русских друзей, он привел их к нам именно тогда, когда мы того хотели, и он поведет нас незаметно к той цели, какую мы хотим достичь!
— И он накормит нас? — спросил бушмен.
— Наверняка накормит, друг Мокум, — ответил сэр Джон, — и, сделав это, он лишь исполнит свой долг!
— Слова «его милости» были, конечно, убедительны. Тем не менее, бушмен сказал себе, что случай — это такой слуга, который требует некоторого содействия со стороны хозяев, и он пообещал себе поспособствовать ему при надобности.
День двадцать пятого февраля не внес никаких изменений в положение как осаждающих, так и осажденных. Макололы оставались в своем лагере. Их стада волов и овец паслись на землях вокруг Скорцефа. Благодаря подпочвенным водам они оставались годными для пастбищ. Разграбленные повозки туземцы завезли в лагерь. Несколько женщин и детей занимались обычными хозяйственными делами. Время от времени какой-нибудь вождь, которого легко было узнать по пышности его одежд, поднимался на косогор, стараясь высмотреть удобные тропки, что привели бы прямо к вершине. Но пуля, выпущенная из нарезного ствола карабина, быстро возвращала его обратно в долину. На выстрел макололы отвечали воинственными криками, они выпускали несколько никому не опасных стрел, потрясали своими луками, и все опять успокаивалось.
На следующий день туземцы в количестве примерно пятидесяти человек стали карабкаться на гору сразу с трех сторон. Весь «гарнизон крепости» вышел наружу, к подножию стены. Европейское оружие, быстрозарядное и скорострельное, произвело опустошения в рядах макололов, и те скоро оставили попытку напасть на чужаков. Но тем снова пришлось подумать, что с ними будет, когда не десятки, а сотни макололов кинутся на штурм горы? Тут у сэра Джона Муррэя возникла мысль установить перед крепостью митральезу, сняв ее с самоходной барки. Но вся трудность состояла в том, чтобы втащить это тяжелое орудие по отвесно горчащим выступам, карабкаться по которым и налегке было не так просто. Матросам судна «Королева и Царь» пришлось проявить немало ловкости, проворства и отваги, но уже днем двадцать шестого февраля грозная митральеза была установлена в амбразуре зубчатой стены. Оттуда теперь в направлении лагеря макололов смотрели все ее двадцать пять стволов, расположенных веером. Туземцам предстояло скоро познакомиться с этим орудием смерти, которое цивилизованные нации двадцать пять лет спустя возьмут на вооружение.
Во время своего вынужденного бездействия на вершине Скорцефа астрономы каждую ночь вычисляли высоту звезд. Очень ясное небо, очень сухая атмосфера позволили им сделать превосходные наблюдения. Измерив широту Скорцефа, они получили цифру 19°37'18,265'' — величину с точностью до тысячных долей секунды, то есть почти до метра. Большей точности нельзя было добиться. Этот результат утвердил их в мысли, что они находятся, по крайней мере, в полуградусе от северной точки своей дуги, и, следовательно, их треугольник, который они стремились упереть в вершину пика Валькирии, завершит собою тригонометрическую сеть.
Следующий день, двадцать седьмого февраля показался очень долгим маленькому гарнизону. Если обстоятельства благоприятствовали «форелоперу», отправившемуся в путь пять дней назад, то он со своими спутниками уже мог прибыть на место сегодня. Значит, в эту ночь следовало наблюдать за горизонтом особенно тщательно, ибо там, на севере, мог появиться свет фонаря. Полковник Эверест и Матвей Струкс уже навели свой объектив таким образом, чтобы пик вошел в рамку объектива. Теперь если на вершине Валькирии появится свет, то его тотчас заметят и без промедления произведут нужный замер.
В течение этого дня сэр Джон тщетно прочесывал кустарники и высокие травы. Он не спугнул ни одного мало-мальски съедобного животного. Даже птицы, потревоженные в своем укрытии, улетели искать себе в прибрежной чаще более надежное убежище. Почтенный охотник досадовал, ибо сейчас он охотился не ради своего удовольствия, а трудился pro domo sua, если только это латинское выражение можно употребить применительно к желудку англичанина. Наделенный завидным аппетитом, сэр Джон, которого не могла удовлетворить третья часть рациона, поистине страдал от голода. Его коллеги легче переносили воздержание — то ли потому, что их желудки были менее требовательны, то ли потому, что, по примеру Николая Паландера, они могли заменить традиционный бифштекс одним-двумя уравнениями второй степени. Что касается матросов и бушмена, то все они голодали точно так же, как почтенный сэр Джон. Кстати, крошечный резерв продовольствия подходил к концу. Еще один день — и все припасы истощатся, и, если экспедиция «форелопера» задержалась в пути, гарнизон форта неизбежно окажется в отчаянном положении.
Ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое февраля прошла в наблюдениях. Темнота, спокойствие и прозрачность воздуха особенно благоприятствовали астрономам. Но горизонт оставался погруженным в глубокую тьму. Никакого признака света. Матвей Струкс и полковник Эверест, сменяя друг друга, тщетно вглядывались в окуляр подзорной трубы. Тем не менее, прошел еще только минимальный срок, отпущенный экспедиции Михаила Цорна и Вильяма Эмери. Их коллегам ничего не оставалось, как вооружиться терпением и ждать.
Днем двадцать восьмого февраля маленький гарнизон Скорцефа съел последний кусок мяса и сухари. Но надежда в сердцах отважных ученых не ослабевала, и, даже если им придется питаться только травой, они решили не покидать этого места, пока не завершат работу.
Наступила ночь. Вновь астрономы вооружились подзорной трубой. Один или два раза им казалось, что они видят свет фонаря, но скоро убеждались, что этим светом была подернутая дымкой звезда на горизонте.
Первого марта есть уже стало нечего. Вероятно, привыкнув в последние дни к малому количеству пищи, члены экспедиции легче перенесли ее абсолютное отсутствие, чем сами предполагали, но, если Провидение не придет им на помощь, завтрашний день обещает жестокую пытку.
И Провидение не оставило их. Второго марта сэр Джон и Мокум, мучимые голодом, с блуждающими глазами бродили по вершине Скорцефа. Страшный голод терзал им внутренности. Не дойдут ли они до того, что начнут есть траву, которую топчут ногами, как об этом говорил полковник Эверест?!
— Вот если бы у нас были желудки жвачных животных! — повторял бедный сэр Джон. — Каким бы подспорьем стало для нас это пастбище! А то ведь никакого зверья, никакой птицы!
Говоря это, сэр Джон обращал взоры к огромному озеру, которое расстилалось под ним. Там матросы «Королевы и Царя» пытались поймать какую-нибудь рыбу, но тщетно, а водоплавающие птицы, летавшие стаями над поверхностью его спокойных вод, никого не подпускали к себе близко.
Тем временем сэр Джон и его спутник, которых ходьба вскоре чрезвычайно утомила, прилегли на траве, у подножия земляного пригорка высотою в пять-шесть футов. Тяжелый сон, скорее — забытье, затуманил им мозг, глаза непроизвольно закрылись. Понемногу они впали в состояние какого-то оцепенения. Пустота, которую они ощущали внутри, мучила их. А оцепенение могло на какое-то мгновение прекратить испытываемые муки, и они поддались ему. Сколько времени длилось это сонное состояние, ни бушмен, ни сэр Джон сказать не могли, но час спустя сэр Джон почувствовал, что его разбудили какие-то неприятные покалывания. Он встряхнулся, постарался снова заснуть, но покалывания продолжались, и, потеряв терпение, он открыл глаза.
По его одежде бегали полчища белых муравьев. Ими были покрыто все лицо и руки. Нашествие насекомых заставило его вскочить, словно внутри у него развернулась пружина. От этого резкого движения проснулся бушмен, лежавший с ним рядом. Мокум тоже был весь покрыт белыми муравьями. Но, к величайшему удивлению сэра Джона, Мокум, вместо того чтобы прогнать насекомых, стал брать их горстями, подносить ко рту и с жадностью есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23