А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Может быть, вы и правы, – отвечала Алиса, не сдаваясь, – все-таки я немного сержусь, должна вам это сказать, за то, что вы привлекали его к нашей компании.
– А почему? – спросил Рожер, искренне удивленный.
– Потому что, – возразила Алиса, – подобная экскурсия поневоле придаст нашим отношениям известный дружественный характер. Это несколько щекотливо для двух женщин, когда дело идет о личности вроде господина Моргана. Согласна с вами, что с внешней стороны он очень привлекателен. Но ведь это человек, исполняющий низшую должность, неизвестно, откуда он, никто между нами не может за него поручиться.
Рожер с удивлением слушал это изложение принципов, столь необычное в устах гражданки свободной Америки. До сих пор миссис Линдсей обнаруживала меньшую щепетильность. Не без какого-то тайного удовольствия замечал он особенное внимание, которое женщина, стоявшая так высоко над случайным переводчиком, уделяла этому скромному служащему агентства Томпсона. Еще бы! Она говорила о «дружественных отношениях» с ним. Она беспокоилась по поводу того, откуда он, жалела, что никто не может за него поручиться.
– Виноват! – прервал он. – Есть поручитель.
– Кто же?
– Я формально ручаюсь вам за него, – серьезно проговорил Рожер, поспешивший проститься, любезно поклонившись.
Любопытство – господствующая страсть женщины, и последние слова Рожера возбудили любопытство миссис Линдсей. Поднявшись в свою комнату, она не могла уснуть. Заданная ей загадка раздражала ее; с другой стороны, ее сердило ложное положение в отношении своего деверя. Почему она не покидала пароход? Почему не прерывала она путешествия, которого никогда не должна была бы предпринимать? Это решение было бы единственно логичным. Оно выяснило бы положение. Алиса принуждена была признать это. И, однако, в глубине ее души неодолимая неприязнь глухо поднималась против этого решения.
Она открыла окно, и теплый ветерок восхитительно пахнул ей в лицо.
Было новолуние. Небо и море были черные, усеянные огоньками, звездами – вверху, фонарями стоявших на якоре судов – внизу.
Долго еще, волнуемая смутными мыслями, Алиса мечтала перед заполненной таинственным мраком ширью, а с берега к ней поднималась вечная жалоба валунов.

Глава четырнадцатая
Курраль-Дас-Фрейаш


(Парк Монахинь)

На следующее утро восемь гамаков находились напротив «Английской гостиницы». В шесть часов караван, сократившийся до такого небольшого числа участников, пустился в дорогу, пользуясь восхитительной утренней свежестью.
Под веселые шаги шестнадцати носильщиков, сопровождаемых другими шестнадцатью для перемены, группа продвигалась по Новой дороге, хорошо содержащейся, в продолжение полутора часов следуя вдоль моря. Около восьми часов сделали короткий привал в Камора-де-Лабош, потом решительно взяли в гору по тропе, благодаря своей сильной крутизне получившей название Мата-Ботэш, то есть Убивающая Волов.
Эту тропу, где волы гибнут, люди брали приступом. Стоило видеть носильщиков гамаков. В продолжение двух часов, меняясь каждые пятнадцать минут, они взбирались по тяжелому подъему ровным шагом, не издавая ни единой жалобы. Только около десяти часов они запыхались. Дорога пересекала маленький поток, в эту пору высохший, и мостовая уступала место земле в пару.
Еще час ходьбы; затем, миновав лес старых каштанов, пустынную степь, где от прежнего леса остается несколько елей, и, наконец, ланду, поросшую пахучим вереском, носильщики остановились у грубой ограды, за которой виднелись красные стены кинты Кампанарио.
Некогда изящное здание, эта дача была теперь жалкой развалиной. Чем искать в ней убежища для завтрака, туристы предпочли устроиться на открытом воздухе, в месте, которое носильщики очистили от колючек и камней, равно как от всякого рода отбросов, накопившихся там вследствие неопрятности мадейрцев. Вынули из сумок провизию, постелили наземь белую скатерть. В общем, «стол» имел привлекательный вид.
Пока его накрывали под надзором Робера, туристы, бросив мимоходом взгляд на прекрасную панораму, пошли любоваться двумя каштановыми деревьями, поднимающимися около кинты, из которых большее – настоящая достопримечательность острова – имеет одиннадцать с лишком метров в окружности.
Но скоро аппетит, обостренный крутым подъемом, привел путешественников к импровизированному столу. Неприятный сюрприз: вокруг него собрались козы и оборванные детишки. Угрозами и подачками кое-как удалили эту орду. Самый невзыскательный желудок не переварил бы ее присутствия.
Путешественники одолели только половину завтрака, когда внимание их было привлечено странной личностью, показавшейся в дверях полуразрушенной дачи. Грязный, одетый в жалкие отрепья, с лицом кирпичного цвета, обрамленным всклоченной бородой и растрепанной шевелюрой, которая в чистом виде, вероятно, была белой, человек этот, опираясь на косяк, смотрел на голодных пришельцев. Наконец он решился и небрежным шагом приблизился к ним.
– Милости просим ко мне, – сказал он, приподнимая остатки широкой шляпы, у которой торчали лишь одни поля.
– К вам? – спросил Робер, вставая и отвечая на поклон учтивого хозяина.
– Да, ко мне, на дачу Кампанарио.
– В таком случае, сеньор, извините туристов-иностранцев за бесцеремонность, с которой они вторглись в ваше владение.
– Лишние извинения, – протестовал мадейрец на сносном английском языке. – Очень рад предложить вам гостеприимство.
Робер и его товарищи смотрели на старика с любопытством. Взгляды их перебегали с его жалкой личности на развалины, служившие жилищем этому странному домовладельцу. Последний, казалось, наслаждался удивлением своих гостей.
– Позвольте мне, – сказал он, – самому представиться дамам, так как тут нет никого, чтобы оказать мне эту услугу. Надеюсь, они извинят эту некорректность дону Мануэлю де Гойашу, их покорному слуге.
В самом деле, и под своими лохмотьями благородный бедняк не терял величественного вида. Он произнес свою тираду полувысокомерным-полуфамильярным тоном, в общем – превосходно. Однако вежливость не помешала его глазам жадно забегать. Гипнотизированные соблазнительной сервировкой, они переносились к паштетам и окорокам, мимоходом лаская соблазнительные фляжки, и очень красноречиво выражали жалобу голодного желудка.
Алисе стало жалко несчастного хозяина. Она пригласила сеньора дона Мануэля де Гойагпа принять участие в завтраке.
– Благодарю, сеньора, с удовольствием принимаю, – ответил он, не заставляя себя больше просить. – И не думайте, пожалуйста, что вы завтракаете в дурном обществе. Под немного потертым внешним видом кроется моргадо (сеньор), как нас здесь называют, и вы видите перед собой одного из самых богатых землевладельцев Мадейры.
Перед нерешительным взглядом туристов дон Мануэль рассмеялся.
– А! – воскликнул он. – Вы, несомненно, спрашиваете себя, каковы другие. Что ж! Их одежда имеет еще больше дыр, чем моя, а их дома – меньше камней, чем моя кинта, – вот и все. Ничего нет проще, как видите.
Глаза моргадо сверкали. Очевидно, предмет был близок сердцу его.
– Нет ничего нет проще благодаря глупым законам, управляющим этим краем. Наша земля, которую мы, однако, не можем сами обрабатывать, сдана нашими отцами в аренду, по здешнему обычаю, на очень долгие сроки. Аренда становится собственностью фермера. Он ее уступает, продает, завещает своим детям и лишь платит владельцу половину своих доходов. Кроме того, он может возводить стены, строить дома, делать всякие сооружения, какие только ему заблагорассудится на сданном ему внаем участке, и хозяин по истечении аренды для вступления во владение своим имуществом должен выкупить все это по номинальной стоимости. Кто же из нас в состоянии это сделать? Собственники в принципе, мы в действительности лишены своего имущества, особенно после того, как вторжение филоксеры позволило нашим арендаторам отказаться от всяких обязательств под предлогом, что доходы их ничтожны. Вот уже двадцать лет, как это продолжается, и вы видите результаты. Я имею от своих предков столько земли, что можно было бы на ней построить город, и не могу даже починить этого дома!
Лицо моргадо омрачилось. Машинально протянул он свой стакан, который соседи поспешили наполнить. Это утешение, несомненно, приходилось ему по вкусу, потому что он частенько прибегал к нему. Он уже почти не говорил. Он ел на пятнадцать дней и пил на целый месяц. Постепенно взгляд его смягчился, глаза стали мутными, потом нежными. Скоро они совсем закрылись, и моргадо, мягко склонившись на землю, блаженно заснул.
Путешественники не хотели будить его, чтобы проститься.
– Далеко приходится искать разрешения социального вопроса, – сказал Рожер перед уходом. – Вот оно, ей-Богу! При таком законе крестьяне не замедлят сделаться господами!
– А господа – крестьянами, – меланхолично заметил Робер. – Их черед теперь поднять возмущение.
Рожер не нашел что ответить на этот грустный аргумент, и маленькая группа молча продолжала путь.
Подкрепившись, отдохнув, носильщики продвигались быстрым шагом. Впрочем, теперь спускались. Меньше чем за полчаса узкая и прихотливая тропинка привела экскурсантов на маленькую естественную платформу, составляющую вершину Кабо-Жиран.
С этой узкой возвышенности они видели южную сторону острова. Напротив них Порто-Санто, без единого дерева, выступал своим резким профилем. На западе – местечко Кальета с высокими и туманными горами на заднем плане, на востоке – Камора-де Ла-бош, Фуншал и мыс Сан-Лоренсо.
Но число километров, которое оставалось еще пройти до захода солнца, не позволяло долгого созерцания. Поэтому поспешно тронулись, и по дороге носильщики пошли живее.
Этот способ путешествия, будучи спокойным, менее всего удобен для разговора. Изолированные одни от других, не будучи в состоянии обмениваться впечатлениями, туристы лениво давали себя укачивать, смотря на движение чудесного пейзажа.
Дорога то поднималась, то спускалась, но с каждой новой долиной средняя высота увеличивалась, а растительность менялась. Мало-помалу тропические породы уступили место деревьям умеренных краев. Дубы, кедры, клены заменили пальмы, папоротники, кактусы.
На спусках или подъемах неутомимые носильщики шли тем же гибким и длинным шагом. Спускаясь в глубину долины, они поднимались затем на хребет, чтобы опять опускаться и снова подниматься, не уставая. Тринадцать раз уже проделали они это, когда в заходящем солнце показалось местечко Магдалена.
Четверть часа спустя гамаки остановились перед довольно приличной с виду гостиницей среди сборища оборванных ребятишек, громко гомонивших, прося милостыню.
Чтобы прогнать их, Робер и Рожер тщетно распределяли им легкие шлепки. Сондерс, однако, нашел действительно практичное средство. Достав в жилетном кармане горсть медяков и аккуратно подсчитав их, он швырнул их вразброс. Жадная толпа тотчас же кинулась на добычу, а Сондерс, вынув из кармана записную книжку, тщательно занес в нее свой расход. Потом, сунув ее обратно, обратился к Роберу, которого этот маневр заинтриговал.
– Можете заявить господину Томпсону, что я аккуратно веду свой счет, – сказал он тоном, в котором слышался скрежет зубовный.
На другой день с зарей отправились в путь. Переход был длинный, утомительный, особенно от Магдалены до Сан-Винсента, где предстоял ночлег.
Сначала, на расстоянии двух километров, следовали по дороге, пройденной накануне; затем носильщики, свернув влево, стали взбираться по козьей тропинке, змеившейся в глубине узкой и мрачной долины.
По этому крутому и скалистому подъему они не особенно быстро продвигались, несмотря на свою смелость. Каждую минуту они сменялись, и каждые четверть часа приходилось останавливаться для короткого отдыха.
К десяти часам сделали привал. В то же время между носильщиками завязался оживленный разговор.
– Что такое? – спросил сварливый голос баронета.
– Случай, – ответил Робер, – который, несомненно, прервет наше путешествие.
Следуя его примеру, товарищи немедленно сошли на землю.
– Но что такое, наконец? – спросила, в свою очередь, Алиса.
– Ничего особенного, миссис Линдсей, успокойтесь, – поспешил ответить Робер. – Маленький лэсте – восточный ветер – вот и все.
– Лэсте?
– Посмотрите, – ответил переводчик, указывая на море.
Странная перемена произошла в атмосфере. Какой-то желтоватый туман заволакивал горизонт. Вокруг этого обширного облака, точно из расплавленного железа, воздух вибрировал как под влиянием чрезмерной жары.
– Это облако, – пояснил Робер, – возвещает нам порыв ветра из Сахары, и носильщики пытаются поскорей обезопасить нас от него.
– Как, – вскрикнул Хамильтон, – мы должны остановиться из-за этого облака!..
Не успел он докончить фразы, как метеорологическое явление дало себя почувствовать группе туристов. В одну минуту жара стала нестерпимой и воздух наполнился тонкой и жгучей песчаной пылью.
Даже в городе невозможно укрыться от этого ужасного ветра пустыни. Песок, который он переносит через моря, проникает всюду, несмотря на плотно закрытые окна. На горной же тропинке, лишенной всякой защиты, положение было опаснее. Скоро оно стало невыносимым.
Воздух, казалось, уже утратил всю свою влагу. Листья деревьев, пожелтевшие в несколько минут, слетали под горячим дыханием, и сухие ветви печально висели. Трудно было дышать. Тщетно туристы закрывали лица, по примеру носильщиков, – они задыхались. Песок, проникая в бронхи, вызывал приступ сильного кашля, и жгучая жажда начинала терзать всех.
Такое положение не могло продолжаться. К счастью, Робер нашел средство против него.
По сторонам тропинки, по которой следовали путешественники, шла с незапамятных времен одна из левад, составляющая славу Мадейры. Ценой гигантского труда мадейрцы покрыли свой остров настоящей сетью миниатюрных водопроводов, предназначенных для направления питьевой воды с вершин гор в обитаемые места. Роберу сразу пришла мысль искать у находившегося поблизости сооружения помощи против жгучего дыхания, доносившегося из африканской пустыни.
По его почину в леваде было набросано заграждение из камней. Скоро вода стала переливаться, падать каскадом, закрывая влажной завесой впадину в склоне горы.
Этот грот, к несчастью, был слишком мал, чтобы все туристы могли в нем укрыться. Но Алиса и Долли по крайней мере нашли там убежище. Оставалось еще одно место. Его поочередно занимали мужчины. Каждые пять минут они сменялись, и получаемый ими обязательный душ при входе во впадину и выходе из нее приходился им по вкусу.
Что касается носильщиков, то им надо было отказаться от этих передышек. Впрочем, страдали ли они? Прислонившись к скале, закутав голову широким капюшоном, они ждали неподвижно и терпеливо.
Но вдруг запела пташка. Другие тотчас же ответили ей. Листья деревьев один за другим стали развертываться, и носильщики поднялись, отбросив капюшоны.
Через несколько секунд лэсте вдруг прекратился и без всякого перехода его сменил восхитительной свежести ветерок.
– Имибате, – назвал его один из носильщиков, между тем как туристы хором издали восторженное «ура».
Прежде чем продолжать путь, следовало приступить к завтраку, так запоздавшему. Поэтому принялись за взятую с собой провизию, жажду же утолили в благодатном водопаде, который позаботились уничтожить перед уходом.
К сожалению, это запоздание более чем на пять часов удлиняло экскурсию. Без всякого сомнения, раньше наступления ночи нельзя было прийти в Сан-Винсенте.
Омрачила ли носильщиков уверенность в этом, когда около семи часов они вышли на Пауло-да Серра – обширное плато, находящееся на высоте тысячи пятисот метров? Охваченные страхом, безмолвные, они спешили, насколько позволяли силы.
Их томление стало настолько очевидно и вообще настолько несоразмерно с вероятной причиной, что г-жа Линдсей открыла свое беспокойство Роберу, когда их гамаки случайно соприкоснулись во время одного из коротких привалов, становившихся все реже вследствие странного нетерпения погонщиков. Даже среди бела дня они с дрожью проходили по Пауло-да Серра, которое, по местному верованию, является излюбленным местопребыванием чертей.
Туристам нечего было жаловаться на этот суеверный страх. Только они поднялись на плато, как носильщики взяли головокружительную скорость. Они уже не шли, а бежали безмолвно среди пустынного пейзажа, без клочка обрабатываемой земли, без единого деревца, причем сумерки делали эту возвышенность еще более мрачной. Полная безлюдность, только вдали кое-какие стада паслись в жидкой зелени и тимьяне.
До восьми часов прошли три мили, которые плато имеет в ширину, и начался спуск под песни носильщиков, свидетельствовавшие о наступившем облегчении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42