Я торчу в Диттеридже уже три недели.
— Я не знал, что у Глоссопов есть сын.
— Не надо! — сказал Бинго, задрожав с головы до ног.
— Зато я хорошо знаком с их дочерью.
Не успел я произнести этих слов, как с Бинго произошла разительная перемена. Глаза его выпучились, лицо покраснело, а адамово яблоко запрыгало, как резиновый мячик.
— Ох, Берти! — сказал он каким-то придушенным голосом.
Я встревоженно посмотрел на бедолагу. Я конечно, знал, что Бинго вечно в кого-то влюбляется, но мне казалось невозможным, что даже он будет таким ослом, что потеряет голову из-за Гонории Глоссоп. Лично для меня эта девица была не больше, не меньше, чем склянкой с ядом, одной из тех здоровых, шибко умных, энергичных, активных особ женского пола, которых так много развелось в наши дни. Она была выпускницей Гиртона, где не только набила свою черепушку разнообразными научными знаниями, но и занималась всевозможными видами спорта, накачав мускулы, которым позавидовал бы боксёр второго полусреднего веса. Когда я её видел, мне хотелось забраться в погреб, закрыть за собой дверь и не вылезать до тех пор, пока мне не сообщат, что поблизости ею даже не пахнет.
— Я боготворю её, Берти! Я боготворю землю, по которой она ходит! — продолжал говорить неизлечимо больной громким, проникновенным голосом. В устричную зашли Фред Томпсон с приятелями, парень за стойкой бара навострил уши. Но Бинго это не смутило. Он всегда напоминал мне героя музыкальной комедии, который собирает вокруг себя кого ни попадя и громогласно объявляет о своей любви.
— А ты ей признался?
— Я не смею. Но мы почти каждый вечер гуляем вдвоём в саду, и иногда мне кажется, что она как-то по-особенному на меня смотрит.
— Как солдат на вошь.
— Ничего подобного! Как нежная богиня!
— Секундочку, старина, — сказал я. — Ты уверен, что мы говорим об одной и той же девушке? Лично я имею в виду Гонорию. Может, у неё есть младшая сестра или ещё кто-то, о ком я не слышал?
— Её зовут Гонория, — благоговейно прошептал Бинго.
— И она напоминает тебе нежную богиню?
— Да.
— Господи помилуй! — сказал я.
— Она прекрасна, словно ночь, и я сдержать себя невмочь, она и тьмы и света дочь, глаза её блестят точь-в-точь, как звёзды, убегая прочь. Подай мне с сыром бутерброд, — обратился он к парню за стойкой бара.
— Я вижу, ты набираешься сил.
— Это мой ленч. Я должен встретить Освальда на станции Ватерлоо. Обратный поезд в час пятнадцать.
— Освальда? Это твой воспитанник?
— Да. Чума, каких мало.
— Чума! Совсем забыл! Я ведь опоздаю на ленч к тёте Агате. Прости, старина, мне пора.
После истории с пропажей жемчужного ожерелья я не видел тётю Агату, и хотя мне не улыбалось с ней общаться, в одном отношении я был спокоен, так как не сомневался, что у неё не хватит духу завести разговор о моей женитьбе. Я имею в виду, если женщина опростоволосилась, как тётя Агата в Ровиле, вполне естественно предположить, что она из элементарного чувства стыда укоротит свой язычок по меньшей мере на несколько месяцев.
Но я никогда не пойму женщин. Я хочу сказать, их бесстыдства. Вы можете мне не поверить, но она взялась за старое, не успели подать рыбу. Даю вам честное слово, рыбу ещё не успели подать. Мы перекинулись парой слов о погоде, и она уселась на своего любимого конька, даже не покраснев.
— Берти, я всё время думаю о том, что тебе просто необходимо жениться. Я безоговорочно признаю, что заблуждалась в отношении этой ужасной, лицемерной девицы в Ровиле, но сейчас ошибиться невозможно. Я нашла для тебя именно такую жену, которая тебе нужна, девушку, с которой я познакомилась по счастливой случайности. Можешь не сомневаться, она из прекрасной семьи и вне подозрений. К тому же она очень богата, хотя в твоём случае это не имеет значения. Самое главное, что девушка необычайно разумна, физически здорова, самостоятельна и прекрасно уравновесит твои недостатки, включая слабость твоего характера. Вы с ней уже знакомы, и хотя многое в тебе ей не нравится, она не может сказать, что ты ей неприятен. Я разговаривала с ней о тебе — естественно, со всей осторожностью — и уверена, что если ты начнёшь ухаживать…
— Кто она? — Я должен был задать этот вопрос раньше, но когда она начала высказываться, я от неожиданности подавился куском булки и только сейчас успел отдышаться. — Кто она?
— Дочь сэра Родерика Глоссопа, Гонория.
— Нет, нет! — вскричал я, бледнея, хотя несколько секунд назад лицо моё было багровым от удушья.
— Не глупи, Берти. Лучшей жены тебе не найти.
— Да, но послушай…
— Она вылепит из тебя человека.
— Я не хочу, чтобы меня лепили.
Тётя Агата бросила на меня взгляд, и я снова почувствовал себя маленьким мальчиком, который полез в шкаф за вареньем.
— Берти! Я надеюсь, ты не собираешься меня ослушаться?
— Да, но я хочу сказать…
— Леди Глоссоп была так добра, что пригласила тебя погостить в Диттеридж-холле. Я сказала, что ты с радостью принимаешь приглашение и будешь там завтра утром.
— Прости, но на завтра у меня назначена очень важная встреча.
— С кем?
— Э-э-э… гм-м-м…
— Ничего у тебя не назначено. А если назначено, отменишь. Я буду крайне недовольна, Берти, если завтра ты не поедешь в Диттеридж-холл.
— Ох, ну хорошо! — сдался я.
Не прошло и нескольких минут после того, как я вышел от тёти Агаты, как боевой дух Вустеров полностью ко мне вернулся. Несмотря на то, что надо мной возникла вполне реальная угроза, я чувствовал себя, как бы это сказать, в приподнятом настроении. Меня припёрли к стенке; и чем сильнее приперли, думал я, тем шикарнее будет, когда я посажу Дживза в лужу, доказав, что сумел выкрутиться из полной безнадюги без его помощи. В другой ситуации я, конечно, посоветовался бы с ним и предоставил бы ему как-то уладить это дело, не сомневаясь, что всё будет в порядке; но после того, что он сказал обо мне на кухне, я скорее откусил бы себе язык, чем унизился бы перед ним. Поэтому, вернувшись домой, я обратился к малому с лёгкой небрежностью в голосе.
— Дживз, — сказал я, — у меня небольшие неприятности.
— Мне очень жаль, сэр.
— Да, я попал в переделку. По правде говоря, я стою на краю пропасти и меня ждёт ужасная участь.
— Если я могу быть вам полезен, сэр…
— О, нет. Нет, Дживз. Большое спасибо, но нет. Нет, не беспокойся. Я справлюсь.
— Слушаюсь, сэр.
Вот такие пироги. Должен признаться, я не отказался бы, если б Дживз проявил больше любопытства, но Дживз — он такой. Скрывает свои чувства, понимаете, что я имею в виду?
Когда на следующий день я прибыл в Диттеридж, Гонории там не было. Её мать сообщила мне, что она гостит у своих знакомых, Брейтуэйтов, и приедет только завтра вместе с их дочерью. Далее миссис Глоссоп сказала, что Освальд гуляет в парке, и по её тону было ясно, что парк должен этим гордиться, а я обязан немедленно пойти и познакомиться с её отпрыском, радуясь оказанной мне чести.
Кстати, парк в Диттеридж-холле был ничего себе. Несколько бульваров, лужайка, на которой рос кедр, декоративный кустарник и даже небольшое озеро с каменным мостом. Как только я обошёл кустарник, я увидел Бинго, курившего сигарету, и мальчишку, сидевшего на парапете моста с удочкой в руках, видимо, того самого чумного Освальда.
Заметив меня, Бинго удивился, обрадовался и тут же познакомил со своим воспитанником. Если тот изумился или обрадовался, он скрыл это как истинный дипломат. Бросив на меня взгляд и подняв брови, он отвернулся и продолжал удить рыбу. Освальд был одним из тех высокомерных подростков, которые всем своим видом дают тебе понять, что, во-первых, ты ходил не в ту школу, а во-вторых — плохо одеваешься.
— Познакомься с Освальдом, — сказал Бинго.
— Очень приятно, — вежливо произнёс я. — Как дела, Освальд?
— Нормально.
— Тебе удобно сидеть?
— Нормально.
— Хорошо клюёт?
— Нормально.
Малыш Бинго отвёл меня в сторону, чтобы поговорить с глазу на глаз.
— Какой Освальд разговорчивый, — сказал я. — У тебя никогда не болит голова от его болтовни?
Бинго вздохнул.
— Это тяжкий труд, Берти.
— Что именно?
— Любить Освальда.
— Разве ты его любишь? — с удивлением спросил я. Лично мне казалось, что это невозможно.
— Я пытаюсь, — признался малыш Бинго, — ради Неё. Она возвращается завтра, Берти.
— Знаю.
— Она возвращается, моя любовь, моя единственная…
— Точно, — перебил его я. — Кстати, об Освальде. В твои обязанности входит проводить с ним весь день? Как ты выдерживаешь?
— О, он не причиняет мне особых хлопот. Когда мы не занимаемся, он торчит на мосту и ловит уклеек.
— Почему бы тебе не спихнуть его в воду?
— Спихнуть?
— По-моему, эта мысль напрашивается сама собой, — сказал я, с неприязнью глядя на спину подростка. — Может, он тогда хоть немного расшевелится и начнёт интересоваться жизнью.
Бинго покачал головой, как мне показалось, с сожалением.
— Заманчивая мысль, — согласился он, — но боюсь, ничего не выйдет. Видишь ли, Она никогда мне этого не простит. Она обожает своего брата.
— Великий боже! — вскричал я. — Эврика!
Не знаю, бывает ли у вас такое чувство, когда в голову вам приходит шикарная мысль, — будто мурашки побежали от мягкого воротничка, какие сейчас носят, до пяток в кожаных штиблетах? Я думаю, Дживз постоянно испытывает подобные ощущения, но меня они посещают крайне редко. Сейчас же всё вокруг, казалось, громко крикнуло: «Ты попал в яблочко!», и я схватил малыша Бинго за руку с такой силой, что физиономия бедолаги перекосилась от боли и он спросил, какая муха меня укусила.
— Бинго, — сказал я, — как поступил бы Дживз?
— В каком смысле как поступил бы Дживз?
— В прямом смысле. Что посоветовал бы Дживз в данном случае? Я имею в виду, ты ведь хочешь произвести впечатление на Гонорию Глоссоп и всё такое? Ну так вот, можешь не сомневаться, старичок, Дживз засадил бы тебя вон в те кусты, предложил бы мне как-нибудь заманить Гонорию на мост, а затем в назначенную минуту велел бы подпихнуть Освальда под одно место, чтобы он полетел в воду, а ты нырнул бы и спас его от смерти. Ну, как тебе?
— Ты ведь не сам это придумал, Берти? — внезапно охрипшим голосом спросил Бинго.
— Конечно, сам. Дживз не единственный малый, у которого варит голова.
— Но ведь это потрясающий план!
— Да брось ты. Ничего особенного.
— Единственный его недостаток заключается в том, что ты можешь попасть в неприятное положение. Я имею в виду, парень может сказать, что ты его толкнул, и тогда Она на тебя рассердится.
— Знаешь, ради тебя я это переживу.
— Берти, какой ты благородный!
— Нет, нет.
Он молча пожал мне руку, затем усмехнулся, издав звук, похожий на журчание последней струйки воды, вытекающей из ванны.
— Что с тобой? — спросил я.
— Я представил себе Освальда, — сказал малыш Бинго. — Господи, какое счастье!
ГЛАВА 6. Награда герою
Не знаю, замечали вы это или нет, но как ни крути, в нашем мире ничто не совершенно. Недостаток моего шикарного плана заключался в том, что Дживза не было поблизости, чтобы понаблюдать меня в действии. Других изъянов я не видел. Всё гениальное — просто, поэтому осечки не должно было произойти. Ведь дураку ясно, что, усложнив дело и, скажем, заставив парня А быть в пункте Б в тот момент, когда парню В следует быть в пункте Г, вы лишаетесь шансов на успех. Попытаюсь объяснить понятнее на примере генерала, который, к примеру, проводит военную операцию. Он велит захватить холм с мельницей одному полку в тот самый момент, когда второй полк займёт мост через реку в долине, или где-нибудь ещё, и в результате никто ничего не понимает. А когда вечером все возвращаются в лагерь, командир первого полка говорит: «Простите, вы приказали захватить холм с мельницей? А мне показалось, со стадом коров.» И что дальше? Но в нашем случае ничего такого произойти не могло, потому что Бинго и Освальд торчали на мосту с утра до вечера, и мне надо было лишь вытащить Гонорию из дому и привести к озеру. А это оказалось до смешного просто. Не успел я заикнуться, что мне надо с ней поговорить, как она тут же согласилась пойти со мной прогуляться.
Гонория и девица Брейтуэйт приехали на машине сразу после ленча. Меня представили последней — высокой блондинке с голубыми глазами. Она мне понравилась хотя бы потому, что абсолютно не была похожа на Гонорию, и я с удовольствием поболтал бы с ней о том о сём, если б у меня было время. Но дело прежде всего. Я договорился, что Бинго спрячется за кусты ровно в три часа, и поэтому незаметно увлекал Гонорию в нужном мне направлении.
— Вы сегодня очень задумчивы, мистер Вустер.
Я вздрогнул. По правде говоря, мне сейчас было не до неё. Впереди показалось озеро, и я быстро огляделся по сторонам. Вроде бы всё шло по плану. Мальчишка сидел на парапете, а Бинго отсутствовал, из чего я заключил, что он занял свою позицию. Мои часы показывали две или три минуты четвёртого.
— Что? — рассеянно спросил я. — Ах да, конечно. Я задумался.
— Вы говорили, что хотите сообщить мне нечто очень важное.
— Точно!
Я решил протоптать для Бинго тропинку, если вы понимаете, что я имею в виду. Одним словом, я намеревался, не называя имени, подготовить девушку к тому, что, как ни странно, на свете существует некто, втюрившийся в неё по уши и стесняющийся признаться ей в своих чувствах. В общем, наболтать ей всякой ерунды в этом роде.
— Понимаете, — сказал я, — может, вам покажется это нелепым, но один человек в вас влюбился, ну, и всё такое. Мой приятель, знаете ли.
— Вот как? Ваш приятель?
— Да.
Она как— то чудно усмехнулась.
— Почему же он сам ничего мне не скажет?
— Видите ли, такой уж он уродился. Стесняется, понимаете ли. Смущается дальше некуда. По правде говоря, смелости у него не хватает. Ему кажется, что он вас недостоин, вот в чём дело. Смотрит на вас, как на богиню, если уж на то пошло. Так сказать, боготворит землю, по которой вы ступаете, но не способен из себя и слова выдавить.
— Как интересно.
— Да. Он парень неплохой, грубо говоря. Олух царя небесного, конечно, но мухи не обидит. Ну вот, кажется, всё. Вы ведь подумаете о бедняге, что?
— Какой вы смешной!
Она откинула голову назад и рассмеялась. Такой жуткий смех я слышал впервые. Мне показалось, я сижу в поезде, который на полном ходу идёт по тоннелю. Освальд повернулся и недовольно на нас посмотрел.
— Послушайте, нельзя ли потише? — прошипел он. — Вы распугаете мне всю рыбу.
Его вмешательство разрядило обстановку. Гонория поменяла тему разговора.
— Мне не нравится, что Освальд сидит на парапете, — заявила она. — Это очень опасно. Он может упасть с моста.
— Пойду предупрежу его, — сказал я.
На глаз расстояние между мной и подростком составляло не более пяти ярдов, но мне показалось, что я прошагал не меньше сотни. И после первого же шага у меня возникло совершенно идиотское ощущенье, что всё это происходило со мной раньше. Затем я понял, в чём тут дело. Много лет назад, на вечере в одном загородном доме, меня уговорили сыграть роль дворецкого в любительской пьесе, которую давали в каких-то гнусных благотворительных целях; в самом начале спектакля я должен был выйти слева, пересечь пустую сцену и поставить поднос с напитками на столик в её правом углу. На репетициях мне без устали вдалбливали, что я не спринтер, и в результате я шёл так медленно, что вообще потерял надежду дойти до этого треклятого столика. Сцена словно превратилась в безбрежную пустыню, а весь мир, казалось, замер, уставившись на меня в немом недоумении. Ну так вот, сейчас я испытывал примерно такое же ощущенье. В горле у меня пересохло до такой степени, что я не мог сглотнуть, и чем ближе я подходил к мальчику, тем дальше, казалось, он от меня отодвигался; а затем, непонятно каким образом, я очутился с ним рядом.
— Привет, — сказал я, выдавив из себя улыбку, которой он не заметил, потому что даже не потрудился ко мне повернуться. Лишь его левое ухо шевельнулось, вроде как выражая презрение. За всю свою жизнь я ещё не встречал особ, которые так ясно давали бы мне понять, как мало я для них значу.
— Привет! — повторил я и небрежно, так сказать, по-братски, положил руку ему на плечо. — Рыбачишь?
— Эй! Поосторожней! — воскликнул он, покачнувшись.
Такое надо делать либо сразу, либо никогда. Я закрыл глаза и пнул его что было сил. Раздался вопль, потом послышались какие-то непонятные звуки и громкий всплеск, после чего время продолжало идти своим чередом.
Я открыл глаза. Как раз в эту минуту Освальд вынырнул на поверхность.
— Помогите! — завопил я, скосив глаза на кусты, откуда должен был появиться малыш Бинго.
Кусты даже не шевельнулись.
— Кто-нибудь! Помогите! — снова завопил я.
Мне бы не хотелось наскучить вам своими театральными воспоминаниями, но я вновь хочу вернуться к тому спектаклю, где я играл роль дворецкого. Мне нужно было поставить поднос на столик, выслушать несколько слов от героини и уйти. Так вот, в тот вечер рассеянная девица забыла о своём выходе, и прошло не меньше минуты, прежде чем поисковая партия наткнулась на неё и приволокла на сцену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22