Вчера вечером я договорился со старым Хеппенстоллом, что возьму дело в свои руки. Сам понимаешь, что это для меня значит. Я окажусь в центре внимания всей округи! Меня ждёт слава! Все будут смотреть на меня, ловить каждое моё слово, ну, и всё такое. Я произведу ошеломляющее впечатление на Мэри. Она поймёт, что я способен на серьёзные поступки, что на меня можно положиться в трудную минуту, что я не просто бабочка, порхающая с цветка на цветок…
— Ох, ну хорошо, я тебе верю, хватит!
— Рождественский концерт — большой праздник для деревни. Старый Хеппенстолл только о нём и говорит. На него съезжаются сквайры с семьями со всей округи. Это мой шанс, Берти, старина, и я его не упущу. Конечно, я скован тем, что не участвовал в организации концерта с самого начала. Представляешь, этот тупой индюк в образе викария собирался устроить представление по пьесе, написанной пятьдесят лет назад, в которой нет ни перцу, ни изюминки. Всего я переделать не смогу, слишком поздно, но по крайней мере я внесу в пьесу бодрый дух метрополии. Перепишу самые скучные места и сделаю её развлекательной на все сто.
— Ты не умеешь писать пьес.
— Украду несколько сюжетов из других произведений. Как ты думаешь, для чего я приехал в Лондон? Хочу освежить в памяти ревю «Обнимитесь покрепче». Само собой, ничего шикарного в Твинг-холле не поставишь: декорации там дрянь, а о хоре дебильных мальчиков от девяти до четырнадцати лучше не говорить вслух, но я что-нибудь придумаю. Ты видел «Обнимитесь покрепче?»
— Дважды.
— Ну вот. В первом акте там куча смешных номеров, которые мне подойдут. Затем я хочу посмотреть шоу во Дворце. До отъезда как раз успею сбегать на дневной сеанс. Так что не переживай по поводу того, что я не умею писать пьес. Можешь на меня положиться, мой мальчик, можешь на меня положиться. А сейчас, старина, — сказал малыш Бинго, укладываясь в постель и накрываясь одеялом, — ты должен дать мне немного отдохнуть. Я не могу болтать с тобой всю ночь. Вам, богатым бездельникам, не о чем беспокоиться, а у меня с утра куча дел. Спокойной ночи, старичок. Когда уйдёшь, погаси за собой свет и не хлопай дверью. Завтрак не раньше десяти, что? Так я и думал. Спокойной ночи.
В течение следующих трёх недель я не видел Бинго, но он стал для меня Гласом Вопиющего в Пустыне, так как завёл моду звонить мне из Твинга и консультироваться по поводу постановки разных сцен. Когда он поднял меня в восемь утра, чтобы узнать, понравится ли мне, если он озаглавит пьесу «Весёлого Рождества!», я решил положить этому конец и высказал придурку всё, что о нём думал. Звонки прекратились, и я постепенно начал забывать о Бинго, когда однажды днём, вернувшись домой, чтобы переодеться к обеду, увидел на кресле огромный плакат, который Дживз с интересом рассматривал.
— Великий боже, Дживз! — воскликнул я. В тот день мне было немного не по себе, и кошмарное зрелище, представшее перед моими глазами, чуть меня не доконало. — Что это такое?
— Мистер Литтл прислал мне афишу в посылке, сэр, и попросил, чтобы я привлёк к ней ваше внимание.
— Тебе это удалось!
Я ещё раз посмотрел на огромное полотно. Несомненно, оно не могло не привлечь внимания. По всей его семифутовой длине яркими красными буквами было написано:
ДЕРЕВНЯ ТВИНГ
Пятница, 23 декабря
РИЧАРД ЛИТТЛ
Представляет новое оригинальное ревю
«ДА ЗДРАВСТВУЕТ ТВИНГ»
Пьеса РИЧАРДА ЛИПЛА
Стихи
РИЧАРДА ЛИТТЛА
Музыка
РИЧАРДА ЛИТТЛА
Исполняет хор мальчиков Твинга
Сценические эффекты РИЧАРДА ЛИТТЛА
Режиссёр РИЧАРД ЛИТТЛ
— Что скажешь, Дживз? — спросил я.
— Признаться, я сомневаюсь в успехе, сэр. Мне кажется, мистеру Литтлу лучше было бы следовать моему совету и продолжать заниматься добрыми делами.
— Думаешь, он провалится?
— Трудно ответить определённо, сэр. То, что нравится лондонской публике, не всегда находит отклик в душах сельских жителей, я знаю это по собственному опыту. Дух метрополии, сэр, иногда кажется слишком эксцентричным в провинции.
— Видимо, мне придётся присутствовать на этом дурацком спектакле.
— Мне кажется, мистер Литтл очень обидится, если вы не приедете, сэр.
* * *
Деревенский Дом в Твинге — небольшое здание, пахнущее яблоками. Оно было переполнено, когда я пришёл туда двадцать третьего числа, специально подгадав к самому началу представления. Я был научен горьким опытом: несколько раз я приходил на подобного рода спектакли раньше срока, после чего меня зажимали в середине ряда и я не мог смыться, когда хотел. Выбрав прекрасный стратегический пункт недалеко от двери, я приготовился смотреть и слушать.
С того места, где я сидел, аудитория была видна как на ладони. Первые ряды, естественно, занимали важные шишки, среди которых находились сквайры с семьями, старый охотник с кирпично-красным лицом и седыми бакенбардами, отряд местных священников и с дюжину наиболее именитых прихожан, имеющих постоянные места в церкви. А сзади, рядом со мной, социальный статус зрителей был совсем низким. Здесь сидели Крепкие Орешки, которые пришли не для того, чтобы посмотреть спектакль, а ради бесплатного чая после представления. В общем, в зале присутствовали все слои общества Твинга. Шишки возбуждённо перешёптывались между собой, мелкая буржуазия сидела по струнке, напоминая горошины из одного стручка, Крепкие Орешки, оправдывая своё название, кололи зубами орехи и хрипло дышали. Девушка, Мэри Берджесс, сидела за пианино и играла вальс. Рядом с ней стоял викарий, видимо, вылечившийся от свинки. В зале было нечем дышать.
Кто— то игриво ткнул меня под рёбра, и, повернув голову, я увидел Стегглза.
— Привет, — сказал он. — Не знал, что вы придёте на спектакль.
Этот малый мне абсолютно не нравился, но мы, Вустеры, умеем носится маски. Я изобразил на лице улыбку.
— Здравствуйте. Бинго просил, чтобы я посмотрел его представление.
— Я слышал, он приготовил нам нечто потрясающее, — заметил Стегглз. — Сценические эффекты, и всё такое.
— Может быть.
— Конечно, успех очень много для него значит. Он ведь рассказал вам о своей девушке?
— Естественно. И я слышал, вы заключаете пари при ставках семь к одному против Бинго, — иронически сказал я, глядя на прохвоста сверху вниз.
Он даже глазом не моргнул.
— Надо же как-то развеять деревенскую скуку. Но вы несколько отстали от жизни. Это в деревне ставят семь к одному. Если хотите рискнуть, я могу предложить вам более выгодные условия. Поставьте десятку, и я отвечу сто к восьми.
— Боже всемогущий! Вы всем предлагаете такие пари?
— Да. Сам не знаю почему, — задумчиво произнёс Стегглз, — но у меня возникло странное ощущение, нечто вроде предчувствия, что сегодня вечером произойдут какие-нибудь неприятности. Вы ведь знаете Литтла. Он вечно садится в лужу. Внутренний голос говорит мне, что его спектакль с треском провалится. А в этом случае, как вы понимаете, девушка наверняка от него отвернётся. Его положение всегда было достаточно шатким.
— Вы собираетесь сорвать представление? — спросил я мерзавца в лоб.
— Я?! — сказал Стегглз. — О чём вы? Как я могу это сделать? Минутку, мне надо пойти поговорить с одним человеком.
Он улизнул, а я, честно говоря, несколько разволновался. По глазам пройдохи я видел, что он готовит какую-то пакость, и мне захотелось предупредить Бинго об опасности. Но, во-первых, я не знал, где он, а во-вторых, было слишком поздно. Не успел Стегглз уйти, как занавес поднялся.
В начале представления Бинго играл роль суфлёра. События на сцене развивались как в дешёвой мелодраме и очень напоминали «Рождественские сказки для крошек», которые продаются во всех магазинах. Дети шепелявили, голос Бинго грохотал за кулисами, когда тупицы забывали текст, а публика безразлично смотрела и слушала. Затем представление оживил номер, украденный Бинго. Я сразу узнал песенку, которую исполняла Как-её-там певица в ревю, — вы бы тоже её узнали, если б я напел вам мотив, но он, прах его побери, вечно ускользает из моей памяти. Во Дворце этот номер всегда исполняют три раза на бис, и здесь он тоже имел успех, несмотря на то, что писклявый ребёнок изо всех сил фальшивил и перескакивал с одной тональности на другую, как серна, прыгающая по скалам в Альпах. Даже Крепкие Орешки пришли в восторг. После последнего припева весь зал закричал «бис», и ребёнок, набрав полную грудь воздуха, запищал песню сначала.
В этот момент свет погас.
* * *
По— моему, таких внезапных ощущений я до сих пор ещё не испытывал. Лампочки даже не мигнули. Зал погрузился в темноту.
Как вы сами понимаете, это нарушило очарование, если так можно выразиться. Зрители начали перекликаться, а Крепкие Орешки затопали ногами и приготовились приятно провести время. А Бинго, естественно, не смог не выставить себя перед всеми полным идиотом. Внезапно его голос прозвучал в темноте:
— Леди и джентльмены, что-то произошло со светом…
Крепкие Орешки были счастливы услышать эту информацию из надёжного источника. Они восприняли её как призыв к действию. Затем примерно через пять минут свет зажёгся и представление продолжилось.
Аудитории понадобилось около десяти минут, чтобы окончательно успокоиться и впасть в привычный транс. Некоторое время всё было тихо-спокойно, и спектакль шёл своим чередом. Потом перед закрытым занавесом (после жуткой сцены, в которой волшебница наложила на кого-то какое-то проклятье) появился маленький мальчик, похожий на рыбу-палтус, и затянул песню Джорджа не-помню-как-его из «Обнимитесь покрепче». Вы знаете, о какой песне идёт речь. «Говорила вам мама, девочки!» называлась она и пользовалась большой популярностью в связи с тем, что зрителям надо было подхватывать припев. Довольно пикантная песня, и я часто вдохновенно пел её, купаясь в ванне, но, по правде говоря, она ни в коем случае — это ясно последнему тупице, за исключением, пожалуй, Бинго, — так вот, она ни в коем случае не подходит для детского торжественного представления в деревне. После первого же куплета с припевом публика окаменела; дамы принялись обмахиваться веерами; девица Берджесс, потрясённая до глубины души, механически тыкала пальцами в клавиши, а викарий, стоявший рядом с ней, покраснел и отвёл глаза. В восторг опять же пришли только Крепкие Орешки.
После второго куплета ребёнок неожиданно умолк и заскользил к выходу. После чего состоялся следующий краткий диалог:
МАЛЫШ БИНГО (голос из-за кулис): Говори, что положено!
РЕБЕНОК (плаксиво): Не хочу!
МАЛЫШ БИНГО (громовым голосом): Говори, негодник, или я сверну тебе шею!
Мне кажется, ребёнок пораскинул мозгами и, поняв, что Бинго может сцапать его в любую минуту, решил повиноваться, невзирая на последствия. Он встал на прежнее место, крепко зажмурился и, истерично хихикнув, с трудом выговорил:
— Леди и джентльмены, а сейчас я попрошу сквайра Трессидера спеть нам припев!
Знаете, несмотря на всё моё хорошее отношение к Бинго, иногда мне кажется, что всем было бы спокойнее, если бы его содержали в каком-нибудь частном доме сами знаете для кого. Бедный дурачок, по всей видимости, думал, что это будет гвоздём всего представления. Наверняка он представлял себе, как сквайр немедленно вскочит и зальётся соловьём ко всеобщим радости и веселью. На самом же деле старый Трессидер — заметьте, я его ни капельки не виню — остался сидеть на месте, постепенно багровея и надуваясь как индюк. Мелкая буржуазия замерла, ожидая, когда упадёт крыша. Единственные зрители, которые и сейчас пришли в восторг, были Крепкие Орешки, завопившие в десятки глоток. Сегодня на их улице был праздник.
А затем свет снова погас.
Когда через несколько минут лампочки зажглись, зрители увидели, что сквайр с гордо поднятой головой идёт в сопровождении семьи к выходу. Девица Берджесс сидела за пианино белая как мел, а викарий смотрел на неё с надеждой, видимо осознав, что на самом-то деле всё получилось не так и плохо.
Представление продолжалось. Дети вновь забормотали что-то из «Рождественских сказок для крошек», а затем мисс Берджесс заиграла прелюдию к песенке «Девушка-апельсин» из ревю, которая всегда пользуется огромным успехом. Все актёры вышли на сцену, и из-за занавеса высунулась чья-то рука, чтобы опустить его в нужный момент. Похоже, это был финал, но вскоре я убедился, что вместо театрального термина здесь куда лучше подошло бы обычное слово «конец». Конец света.
Насколько я понимаю, вы видели этот номер во Дворце? Песенка звучит так:
Ох, тра— та-та, тра-та-та, апельсины,
Мои апельсины,
Тра— та, апельсины,
Ох, тра— та-та, тра-та-та, уж не помню чего,
Тра— та-та, тили-бом, и чего-то ещё,
Ох…
По крайней мере слова примерно такие. Прекрасная музыка и неплохой мотив, но популярной эту песенку делало то, что в конце номера девушки доставали из корзин апельсины и кидали их в публику. Не знаю, обращали вы внимание или нет, но зрителям всегда жутко нравится, когда со сцены им чего-нибудь перепадает. Каждый раз зал стонал от восторга.
Но во Дворце, как вы понимаете, апельсины сделаны из шерсти, и девушки не швыряются ими, а мягко подкидывают в первый и второй ряды. Я начал понимать, что сегодня ситуация сложилась несколько иная, когда нечто твёрдое и круглое пронеслось мимо меня и взорвалось, шмякнувшись о стену. Второй жёлтый шар угодил в лоб одной из шишек в третьем ряду, а третий апельсин заехал мне по носу, и на некоторое время я перестал интересоваться представлением.
Когда я кое-как отёр лицо, а глаза мои перестали слезиться, я увидел, что школьный рождественский праздник превратился в нечто напоминающее оживлённую ночь в Белфасте. Повсюду слышались крики и летали фрукты. Дети на сцене развили бурную деятельность, а Бинго метался, не зная, что ему предпринять. Смышлёные ребята поняли, что второго такого шанса им никогда не представится, и поэтому швырялись апельсинами, сияя от счастья. Крепкие Орешки поднимали те апельсины, которые можно было поднять, и кидали их обратно, так что на некоторое время публика попала под перекрёстный огонь. Страсти накалились, а затем свет снова погас.
Я решил, что мне пора уматывать, и потихоньку скользнул к двери. Я вышел на улицу первым, но через несколько секунд публика валом повалила из зала. Они выходили.группами, и я ещё не слышал, чтобы о каком-нибудь представлении у зрителей сложилось столь единодушное мнение. До последнего человека, включая женщин, все проклинали малыша Бинго, и в народе постепенно стало складываться мнение, что его неплохо было бы купнуть в деревенском пруду.
Энтузиастов этой идеи становилось всё больше, и лица у них были такими суровыми, что я решил как-нибудь добраться до Бинго и посоветовать ему натянуть шляпу поглубже на лоб и выйти из здания чёрным ходом. Я вернулся в зал и после недолгих поисков обнаружил малыша за кулисами. Бедолага, взмокший от пота, сидел на ящике из-под апельсинов и был похож на выжатый лимон. Волосы у него растрепались, плечи поникли, а в глазах стояли слёзы.
— Берти, — сказал он трагическим голосом, увидев меня, — это всё подстроил негодяй Стегглз! Я поймал одного мальчишку, и он мне во всём признался! Стегглз подложил настоящие апельсины вместо шаров из шерсти, на которые я ухлопал кучу сил, времени и не меньше фунта стерлингов! Ну погоди же! Сейчас пойду и разорву его на мелкие кусочки! Хоть какое-то будет утешение!
Мне не хотелось нарушать его планы, но у меня не было выхода.
— У тебя нет времени на легкомысленные развлечения, — сказал я. — Тебе надо сматываться. И чем скорее, тем лучше!
— Берти, — безжизненным голосом произнёс Бинго, — она только что была здесь. Сказала, что я во всём виноват и что больше не желает меня видеть. Обозвала меня бессердечным шутником… Ох, что толку? Она порвала со мной всякие отношения.
— Пусть это будет последней твоей неприятностью. — Несчастный придурок никак не мог понять всей трагичности своего положения. — Ты понимаешь, что две сотни широкоплечих крестьян собираются купнуть тебя в пруду?
— Нет!
— Да!
На какое— то мгновение бедолага, казалось, совсем упал духом. Но только на мгновение. В малыше Бинго всегда было что-то от доброго, старого, породистого английского бульдога. Странная, лёгкая улыбка на мгновение озарила его лицо.
— Не беспокойся, — сказал он. — Я выберусь через подвал и перелезу через стену. Меня им не запугать!
* * *
Примерно через неделю после описанных выше событий Дживз, подав мне чай в постель, отвлёк моё внимание от спортивной странички в «Морнинг пост» и указал на колонку брачных объявлений, где сообщалось, что вскоре состоится свадьба между достопочтенным викарием Губертом Уингхэмом, третьим сыном его светлости эрла Стурриджского, и Мэри, единственной дочерью покойного Мэттью Берджесса из Уэверли Корт, Хантс.
— Естественно, — заметил я, прочитав объявление с востока на запад, — этого следовало ожидать, Дживз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
— Ох, ну хорошо, я тебе верю, хватит!
— Рождественский концерт — большой праздник для деревни. Старый Хеппенстолл только о нём и говорит. На него съезжаются сквайры с семьями со всей округи. Это мой шанс, Берти, старина, и я его не упущу. Конечно, я скован тем, что не участвовал в организации концерта с самого начала. Представляешь, этот тупой индюк в образе викария собирался устроить представление по пьесе, написанной пятьдесят лет назад, в которой нет ни перцу, ни изюминки. Всего я переделать не смогу, слишком поздно, но по крайней мере я внесу в пьесу бодрый дух метрополии. Перепишу самые скучные места и сделаю её развлекательной на все сто.
— Ты не умеешь писать пьес.
— Украду несколько сюжетов из других произведений. Как ты думаешь, для чего я приехал в Лондон? Хочу освежить в памяти ревю «Обнимитесь покрепче». Само собой, ничего шикарного в Твинг-холле не поставишь: декорации там дрянь, а о хоре дебильных мальчиков от девяти до четырнадцати лучше не говорить вслух, но я что-нибудь придумаю. Ты видел «Обнимитесь покрепче?»
— Дважды.
— Ну вот. В первом акте там куча смешных номеров, которые мне подойдут. Затем я хочу посмотреть шоу во Дворце. До отъезда как раз успею сбегать на дневной сеанс. Так что не переживай по поводу того, что я не умею писать пьес. Можешь на меня положиться, мой мальчик, можешь на меня положиться. А сейчас, старина, — сказал малыш Бинго, укладываясь в постель и накрываясь одеялом, — ты должен дать мне немного отдохнуть. Я не могу болтать с тобой всю ночь. Вам, богатым бездельникам, не о чем беспокоиться, а у меня с утра куча дел. Спокойной ночи, старичок. Когда уйдёшь, погаси за собой свет и не хлопай дверью. Завтрак не раньше десяти, что? Так я и думал. Спокойной ночи.
В течение следующих трёх недель я не видел Бинго, но он стал для меня Гласом Вопиющего в Пустыне, так как завёл моду звонить мне из Твинга и консультироваться по поводу постановки разных сцен. Когда он поднял меня в восемь утра, чтобы узнать, понравится ли мне, если он озаглавит пьесу «Весёлого Рождества!», я решил положить этому конец и высказал придурку всё, что о нём думал. Звонки прекратились, и я постепенно начал забывать о Бинго, когда однажды днём, вернувшись домой, чтобы переодеться к обеду, увидел на кресле огромный плакат, который Дживз с интересом рассматривал.
— Великий боже, Дживз! — воскликнул я. В тот день мне было немного не по себе, и кошмарное зрелище, представшее перед моими глазами, чуть меня не доконало. — Что это такое?
— Мистер Литтл прислал мне афишу в посылке, сэр, и попросил, чтобы я привлёк к ней ваше внимание.
— Тебе это удалось!
Я ещё раз посмотрел на огромное полотно. Несомненно, оно не могло не привлечь внимания. По всей его семифутовой длине яркими красными буквами было написано:
ДЕРЕВНЯ ТВИНГ
Пятница, 23 декабря
РИЧАРД ЛИТТЛ
Представляет новое оригинальное ревю
«ДА ЗДРАВСТВУЕТ ТВИНГ»
Пьеса РИЧАРДА ЛИПЛА
Стихи
РИЧАРДА ЛИТТЛА
Музыка
РИЧАРДА ЛИТТЛА
Исполняет хор мальчиков Твинга
Сценические эффекты РИЧАРДА ЛИТТЛА
Режиссёр РИЧАРД ЛИТТЛ
— Что скажешь, Дживз? — спросил я.
— Признаться, я сомневаюсь в успехе, сэр. Мне кажется, мистеру Литтлу лучше было бы следовать моему совету и продолжать заниматься добрыми делами.
— Думаешь, он провалится?
— Трудно ответить определённо, сэр. То, что нравится лондонской публике, не всегда находит отклик в душах сельских жителей, я знаю это по собственному опыту. Дух метрополии, сэр, иногда кажется слишком эксцентричным в провинции.
— Видимо, мне придётся присутствовать на этом дурацком спектакле.
— Мне кажется, мистер Литтл очень обидится, если вы не приедете, сэр.
* * *
Деревенский Дом в Твинге — небольшое здание, пахнущее яблоками. Оно было переполнено, когда я пришёл туда двадцать третьего числа, специально подгадав к самому началу представления. Я был научен горьким опытом: несколько раз я приходил на подобного рода спектакли раньше срока, после чего меня зажимали в середине ряда и я не мог смыться, когда хотел. Выбрав прекрасный стратегический пункт недалеко от двери, я приготовился смотреть и слушать.
С того места, где я сидел, аудитория была видна как на ладони. Первые ряды, естественно, занимали важные шишки, среди которых находились сквайры с семьями, старый охотник с кирпично-красным лицом и седыми бакенбардами, отряд местных священников и с дюжину наиболее именитых прихожан, имеющих постоянные места в церкви. А сзади, рядом со мной, социальный статус зрителей был совсем низким. Здесь сидели Крепкие Орешки, которые пришли не для того, чтобы посмотреть спектакль, а ради бесплатного чая после представления. В общем, в зале присутствовали все слои общества Твинга. Шишки возбуждённо перешёптывались между собой, мелкая буржуазия сидела по струнке, напоминая горошины из одного стручка, Крепкие Орешки, оправдывая своё название, кололи зубами орехи и хрипло дышали. Девушка, Мэри Берджесс, сидела за пианино и играла вальс. Рядом с ней стоял викарий, видимо, вылечившийся от свинки. В зале было нечем дышать.
Кто— то игриво ткнул меня под рёбра, и, повернув голову, я увидел Стегглза.
— Привет, — сказал он. — Не знал, что вы придёте на спектакль.
Этот малый мне абсолютно не нравился, но мы, Вустеры, умеем носится маски. Я изобразил на лице улыбку.
— Здравствуйте. Бинго просил, чтобы я посмотрел его представление.
— Я слышал, он приготовил нам нечто потрясающее, — заметил Стегглз. — Сценические эффекты, и всё такое.
— Может быть.
— Конечно, успех очень много для него значит. Он ведь рассказал вам о своей девушке?
— Естественно. И я слышал, вы заключаете пари при ставках семь к одному против Бинго, — иронически сказал я, глядя на прохвоста сверху вниз.
Он даже глазом не моргнул.
— Надо же как-то развеять деревенскую скуку. Но вы несколько отстали от жизни. Это в деревне ставят семь к одному. Если хотите рискнуть, я могу предложить вам более выгодные условия. Поставьте десятку, и я отвечу сто к восьми.
— Боже всемогущий! Вы всем предлагаете такие пари?
— Да. Сам не знаю почему, — задумчиво произнёс Стегглз, — но у меня возникло странное ощущение, нечто вроде предчувствия, что сегодня вечером произойдут какие-нибудь неприятности. Вы ведь знаете Литтла. Он вечно садится в лужу. Внутренний голос говорит мне, что его спектакль с треском провалится. А в этом случае, как вы понимаете, девушка наверняка от него отвернётся. Его положение всегда было достаточно шатким.
— Вы собираетесь сорвать представление? — спросил я мерзавца в лоб.
— Я?! — сказал Стегглз. — О чём вы? Как я могу это сделать? Минутку, мне надо пойти поговорить с одним человеком.
Он улизнул, а я, честно говоря, несколько разволновался. По глазам пройдохи я видел, что он готовит какую-то пакость, и мне захотелось предупредить Бинго об опасности. Но, во-первых, я не знал, где он, а во-вторых, было слишком поздно. Не успел Стегглз уйти, как занавес поднялся.
В начале представления Бинго играл роль суфлёра. События на сцене развивались как в дешёвой мелодраме и очень напоминали «Рождественские сказки для крошек», которые продаются во всех магазинах. Дети шепелявили, голос Бинго грохотал за кулисами, когда тупицы забывали текст, а публика безразлично смотрела и слушала. Затем представление оживил номер, украденный Бинго. Я сразу узнал песенку, которую исполняла Как-её-там певица в ревю, — вы бы тоже её узнали, если б я напел вам мотив, но он, прах его побери, вечно ускользает из моей памяти. Во Дворце этот номер всегда исполняют три раза на бис, и здесь он тоже имел успех, несмотря на то, что писклявый ребёнок изо всех сил фальшивил и перескакивал с одной тональности на другую, как серна, прыгающая по скалам в Альпах. Даже Крепкие Орешки пришли в восторг. После последнего припева весь зал закричал «бис», и ребёнок, набрав полную грудь воздуха, запищал песню сначала.
В этот момент свет погас.
* * *
По— моему, таких внезапных ощущений я до сих пор ещё не испытывал. Лампочки даже не мигнули. Зал погрузился в темноту.
Как вы сами понимаете, это нарушило очарование, если так можно выразиться. Зрители начали перекликаться, а Крепкие Орешки затопали ногами и приготовились приятно провести время. А Бинго, естественно, не смог не выставить себя перед всеми полным идиотом. Внезапно его голос прозвучал в темноте:
— Леди и джентльмены, что-то произошло со светом…
Крепкие Орешки были счастливы услышать эту информацию из надёжного источника. Они восприняли её как призыв к действию. Затем примерно через пять минут свет зажёгся и представление продолжилось.
Аудитории понадобилось около десяти минут, чтобы окончательно успокоиться и впасть в привычный транс. Некоторое время всё было тихо-спокойно, и спектакль шёл своим чередом. Потом перед закрытым занавесом (после жуткой сцены, в которой волшебница наложила на кого-то какое-то проклятье) появился маленький мальчик, похожий на рыбу-палтус, и затянул песню Джорджа не-помню-как-его из «Обнимитесь покрепче». Вы знаете, о какой песне идёт речь. «Говорила вам мама, девочки!» называлась она и пользовалась большой популярностью в связи с тем, что зрителям надо было подхватывать припев. Довольно пикантная песня, и я часто вдохновенно пел её, купаясь в ванне, но, по правде говоря, она ни в коем случае — это ясно последнему тупице, за исключением, пожалуй, Бинго, — так вот, она ни в коем случае не подходит для детского торжественного представления в деревне. После первого же куплета с припевом публика окаменела; дамы принялись обмахиваться веерами; девица Берджесс, потрясённая до глубины души, механически тыкала пальцами в клавиши, а викарий, стоявший рядом с ней, покраснел и отвёл глаза. В восторг опять же пришли только Крепкие Орешки.
После второго куплета ребёнок неожиданно умолк и заскользил к выходу. После чего состоялся следующий краткий диалог:
МАЛЫШ БИНГО (голос из-за кулис): Говори, что положено!
РЕБЕНОК (плаксиво): Не хочу!
МАЛЫШ БИНГО (громовым голосом): Говори, негодник, или я сверну тебе шею!
Мне кажется, ребёнок пораскинул мозгами и, поняв, что Бинго может сцапать его в любую минуту, решил повиноваться, невзирая на последствия. Он встал на прежнее место, крепко зажмурился и, истерично хихикнув, с трудом выговорил:
— Леди и джентльмены, а сейчас я попрошу сквайра Трессидера спеть нам припев!
Знаете, несмотря на всё моё хорошее отношение к Бинго, иногда мне кажется, что всем было бы спокойнее, если бы его содержали в каком-нибудь частном доме сами знаете для кого. Бедный дурачок, по всей видимости, думал, что это будет гвоздём всего представления. Наверняка он представлял себе, как сквайр немедленно вскочит и зальётся соловьём ко всеобщим радости и веселью. На самом же деле старый Трессидер — заметьте, я его ни капельки не виню — остался сидеть на месте, постепенно багровея и надуваясь как индюк. Мелкая буржуазия замерла, ожидая, когда упадёт крыша. Единственные зрители, которые и сейчас пришли в восторг, были Крепкие Орешки, завопившие в десятки глоток. Сегодня на их улице был праздник.
А затем свет снова погас.
Когда через несколько минут лампочки зажглись, зрители увидели, что сквайр с гордо поднятой головой идёт в сопровождении семьи к выходу. Девица Берджесс сидела за пианино белая как мел, а викарий смотрел на неё с надеждой, видимо осознав, что на самом-то деле всё получилось не так и плохо.
Представление продолжалось. Дети вновь забормотали что-то из «Рождественских сказок для крошек», а затем мисс Берджесс заиграла прелюдию к песенке «Девушка-апельсин» из ревю, которая всегда пользуется огромным успехом. Все актёры вышли на сцену, и из-за занавеса высунулась чья-то рука, чтобы опустить его в нужный момент. Похоже, это был финал, но вскоре я убедился, что вместо театрального термина здесь куда лучше подошло бы обычное слово «конец». Конец света.
Насколько я понимаю, вы видели этот номер во Дворце? Песенка звучит так:
Ох, тра— та-та, тра-та-та, апельсины,
Мои апельсины,
Тра— та, апельсины,
Ох, тра— та-та, тра-та-та, уж не помню чего,
Тра— та-та, тили-бом, и чего-то ещё,
Ох…
По крайней мере слова примерно такие. Прекрасная музыка и неплохой мотив, но популярной эту песенку делало то, что в конце номера девушки доставали из корзин апельсины и кидали их в публику. Не знаю, обращали вы внимание или нет, но зрителям всегда жутко нравится, когда со сцены им чего-нибудь перепадает. Каждый раз зал стонал от восторга.
Но во Дворце, как вы понимаете, апельсины сделаны из шерсти, и девушки не швыряются ими, а мягко подкидывают в первый и второй ряды. Я начал понимать, что сегодня ситуация сложилась несколько иная, когда нечто твёрдое и круглое пронеслось мимо меня и взорвалось, шмякнувшись о стену. Второй жёлтый шар угодил в лоб одной из шишек в третьем ряду, а третий апельсин заехал мне по носу, и на некоторое время я перестал интересоваться представлением.
Когда я кое-как отёр лицо, а глаза мои перестали слезиться, я увидел, что школьный рождественский праздник превратился в нечто напоминающее оживлённую ночь в Белфасте. Повсюду слышались крики и летали фрукты. Дети на сцене развили бурную деятельность, а Бинго метался, не зная, что ему предпринять. Смышлёные ребята поняли, что второго такого шанса им никогда не представится, и поэтому швырялись апельсинами, сияя от счастья. Крепкие Орешки поднимали те апельсины, которые можно было поднять, и кидали их обратно, так что на некоторое время публика попала под перекрёстный огонь. Страсти накалились, а затем свет снова погас.
Я решил, что мне пора уматывать, и потихоньку скользнул к двери. Я вышел на улицу первым, но через несколько секунд публика валом повалила из зала. Они выходили.группами, и я ещё не слышал, чтобы о каком-нибудь представлении у зрителей сложилось столь единодушное мнение. До последнего человека, включая женщин, все проклинали малыша Бинго, и в народе постепенно стало складываться мнение, что его неплохо было бы купнуть в деревенском пруду.
Энтузиастов этой идеи становилось всё больше, и лица у них были такими суровыми, что я решил как-нибудь добраться до Бинго и посоветовать ему натянуть шляпу поглубже на лоб и выйти из здания чёрным ходом. Я вернулся в зал и после недолгих поисков обнаружил малыша за кулисами. Бедолага, взмокший от пота, сидел на ящике из-под апельсинов и был похож на выжатый лимон. Волосы у него растрепались, плечи поникли, а в глазах стояли слёзы.
— Берти, — сказал он трагическим голосом, увидев меня, — это всё подстроил негодяй Стегглз! Я поймал одного мальчишку, и он мне во всём признался! Стегглз подложил настоящие апельсины вместо шаров из шерсти, на которые я ухлопал кучу сил, времени и не меньше фунта стерлингов! Ну погоди же! Сейчас пойду и разорву его на мелкие кусочки! Хоть какое-то будет утешение!
Мне не хотелось нарушать его планы, но у меня не было выхода.
— У тебя нет времени на легкомысленные развлечения, — сказал я. — Тебе надо сматываться. И чем скорее, тем лучше!
— Берти, — безжизненным голосом произнёс Бинго, — она только что была здесь. Сказала, что я во всём виноват и что больше не желает меня видеть. Обозвала меня бессердечным шутником… Ох, что толку? Она порвала со мной всякие отношения.
— Пусть это будет последней твоей неприятностью. — Несчастный придурок никак не мог понять всей трагичности своего положения. — Ты понимаешь, что две сотни широкоплечих крестьян собираются купнуть тебя в пруду?
— Нет!
— Да!
На какое— то мгновение бедолага, казалось, совсем упал духом. Но только на мгновение. В малыше Бинго всегда было что-то от доброго, старого, породистого английского бульдога. Странная, лёгкая улыбка на мгновение озарила его лицо.
— Не беспокойся, — сказал он. — Я выберусь через подвал и перелезу через стену. Меня им не запугать!
* * *
Примерно через неделю после описанных выше событий Дживз, подав мне чай в постель, отвлёк моё внимание от спортивной странички в «Морнинг пост» и указал на колонку брачных объявлений, где сообщалось, что вскоре состоится свадьба между достопочтенным викарием Губертом Уингхэмом, третьим сыном его светлости эрла Стурриджского, и Мэри, единственной дочерью покойного Мэттью Берджесса из Уэверли Корт, Хантс.
— Естественно, — заметил я, прочитав объявление с востока на запад, — этого следовало ожидать, Дживз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22