Ой, как в этот момент Тали напоминает Лесте того прежнего Арно, каким он был десятилетия назад, несмотря на то, что теперь в шевелюре друга сплетают густую сеть серебряные нити.
Молчит и Леста, ждет, потому что за внезапно прерванным разговором, похоже, должно бы последовать что-то новое, что-то такое, чего он, Леста, доселе не слышал.
Наконец стоящий у окна Арно передергивает плечами, словно его пронизала волна холода, поворачивается и направляется назад, к дивану. Расположившись на нем поудобнее и скрестив на груди руки, Тали произносит:
— Да, странные вещи случаются на… свете. — И с усмешкой поясняет: — Я чуть было не сказал, на этом свете, как обычно принято говорить.
Почему же он боится этого обычного выражения, спрашивает Леста.
— Ну, не то чтобы боюсь, а просто не знаю, есть ли вообще какой-нибудь другой свет, где бы жили существа, хотя бы отдаленно похожие на нас.
— Продолжай, Арно! — произносит Леста с виноватой улыбкой. — Ты вроде бы хотел что-то сказать. Прости мне мое неуместное замечание.
Лесту охватывает страх, как бы его друг по этой причине не прекратил своего повествования. До чего это глупо с его стороны: помешать робкому разбегу друга, взятому для более длительного полета.
Но Тали все же продолжает.
— Ну да, — вновь приступает он к повествованию, — с каждым человеком порой случается что-нибудь неожиданное, не правда ли? Итак… Говорил ли я тебе когда об одной женщине по имени Вирве?
Да, когда-то он упоминал, так… между прочим… о женщине с таким именем.
— Да, о девушке. Потом она была моей женой.
— Была? — изумленно переспрашивает Леста. — А теперь?
— А теперь она… больше не жена, — отвечает его друг глухим голосом и смотрит в пол, даже с некоторым упреком во взгляде: неужели собеседник еще не знает этого?
— О-о! — восклицает Леста. Откуда же ему было это знать?
— Я был женат на Вирве и… Но интересует ли тебя вообще ее жизнь? Нет, я выразился неверно. Не только ее, но и моя. А что, если я расскажу тебе кое о чем из нашей совместной жизни? Так… несколько эпизодов?
Леста, безусловно, всем существом готов слушать: его всегда чрезвычайно интересует и человек, как таковой, и жизнь человека, и борьба человека с жизненными обстоятельствами. Можно бы даже сказать, что Леста нередко наблюдает и за самим собой как бы со стороны.
— Но если мое повествование станет тебе надоедать, — Арно Тали поднимает голову, — скажи сразу. Ты… ты даешь мне слово на этот счет?
Ой, Леста дает самое твердое слово, тем более, что это его никоим образом не обременит, он уже заранее убежден: слушать друга не надоест ему никогда.
Как знать. Лучше, если он будет не слишком в этом уверен. Между прочим, Арно все же считает не лишним заметить, что Леста — первый человек, а также останется последним, которому он, Тали, расскажет о таких вещах.
— Разумеется, — начинает Арно, — ты теперь задаешься вопросом, почему я и тебе-то рассказываю об этом? Видишь ли, друг мой, мне, похоже, невозможно поступить иначе, я должен рассказать, не то… ну да Бог с ним.
Еще до моей поездки за границу мне тут порядком досаждал один бездельник, некий Ханнес Ниголь. Единственный сын богатых родителей, он был уже опытным пройдохой, особенно по части женского пола. Где я был беспомощен и неловок, там он всегда оказывался хозяином положения. Я то и дело видел Вирве в его обществе, и ты, конечно, представляешь, что в таких случаях со мною происходило. Вместо того, чтобы уверенно присоединиться к их компании, я, так сказать, поджимал хвост и ретировался, только бы не видеть…
— Чего? — робко спрашивает Леста, поскольку его друг уже некоторое время, как замолчал, погрузившись в думы.
Тали не успевает ответить на вопрос — раздается дверной звонок, кто-то пришел.
— Еще не хватало, в такой поздний час! — вздрогнув от неожиданности, восклицает Леста. — Кто бы это мог быть? — И вопросительно взглянув на друга: — Может, не открывать?
— Не знаю, — Тали улыбается и пожимает плечами, — я незнаком с твоими порядками. Во всяком случае, из-за меня их не меняй, поступай так, словно меня тут и нет вовсе.
Старый холостяк нерешительно выходит и прикрывает двери жилой комнаты. Он уже достиг возраста, когда даже и незначительная помеха зачастую вселяет тревогу.
Тали прислушивается, и внезапно его пронзает мысль, вообще-то совершенно противная всякой логике: а не пришла ли разыскивать его та, кого он видел сегодня, кого называл Вирве?
«Что за абсурд!» — мысленно упрекает он себя и встряхивает головой, в то время как из прихожей, а затем из гостиной до него доносится слышанный им когда-то мужской голос. Леста же говорит тихо и тоном недовольства.
Таллиннец еще немного напрягает слух, и вот уже он совершенно уверен, что посетитель не кто иной, как…
Арно поднимается с дивана, распахивает дверь в гостиную и — смотрите-ка, он не ошибся! В глубоком кресле упершись руками в колени, так что поначалу виден лишь наполовину лысый череп да клок седой бороды, сидит старый предприниматель Киппель. Да, так оно и есть! По другую сторону стола, прислонившись к оконному косяку, стоит Леста, лицо у него усталое, как видно, он отнюдь не рад гостю.
— Здрасьте, господин Киппель! — радостно приветствует посетителя Тали.
— Здрасьте! — отзывается предприниматель и поднимался с кресла, пристально и несколько растерянно оглядывая незнакомого господина.
— Никак, вы меня не узнаете, господин Киппель?
— Простите, так вдруг и не вспомню.
— Моя фамилия Тали. Разве не помните?
— Верно! — Киппель вежливо кланяется. — Теперь узнаю.
Мужчины пожимают друг другу руки и садятся. Леста продолжает стоять возле окна и хмурит брови: такой хороший был вечер, завязалась такая интересная беседа с другом и, на тебе! заявляется этот старый пылесос Киппель, чтобы все испортить. Черт принес его именно теперь!
И когда в разговоре уже коснулись и того, и сего, обитатель садового домика становится все более нетерпеливым, поворачивается к предпринимателю и, не особенно заботясь о вежливости, спрашивает напрямик:
— Вы что, господин Киппель, хотели сообщить мне нечто экстраординарное или зашли просто так? Дело в том, что мы с господином Тали собирались сегодня вечером еще выйти из дому.
— Ах вот как!? — предприниматель вскакивает с виноватым видом. — Ах вот как!? Ой, тогда я, всеконечно, прошу прощения, что так вас задержал. Да, господин Леста, у меня и впрямь было к вам дело, но я зайду как-нибудь в другой раз.
«Этого еще не хватало! — рассуждает про себя Леста. — Тогда уж лучше отмучиться за один прием». И обращается к предпринимателю, который уже поглядывает на дверь:
— Нет, время пока еще терпит, мы успеем. Выкладывайте, что у вас за дело, раз уж вы явились.
— Ох, господин Леста, — Киппель несколько криво усмехается, — я ведь к вам уже не однажды наведывался, да вас все не оказывалось дома. С раннего утра не дерзал заходить, теперь вот пришел поздним вечером в надежде застать вас на месте.
— Ну тем более. Нехорошо будет, если ваш визит и сегодня пройдет впустую, когда я дома. Садитесь, прошу! Как я уже сказал, мы не так уж и спешим, у нас нет необходимости быть где-нибудь в определенное время.
— Да, да, а я не стану мешать вам, — Тали поднимается в свою очередь, — пойду туда, в другую комнату.
— Нет, ради Бога, господин Тали! — Киппель протягивает к нему руки. — Никуда не уходите! Наоборот, желательно, чтобы и вы меня выслушали. Видите ли, дорогие господа, дело в том, что я начинаю стареть. Это, всеконечно, не Бог весть какая новость, и не подумайте, будто я только затем и пришел, чтобы сообщить об этом. В последнее время я был так называемым коробейником, бродил по деревням да продавал свой товар и… и в ус не дул, жить было можно. Нет, я занимался бы этим делом и впредь, но мои ноги, ноги… не хотят больше слушаться. Старость.
— Сколько же вам лет, господин Киппель? — осведомился Тали.
— О-о, уже порядком за шестьдесят, и все-таки… для работы в городе у меня еще силенка есть. Именно с этого я и начну свой рассказ. Постараюсь быть кратким, но все же, прошу, если затяну, прервите…
— Ладно, — произносит Леста. — Валяйте.
— Видите ли, мои господа, — Киппель раскуривает новехонькую сигару, — бывший управляющий торговлей Носова все ж таки не может путаться в ногах у своих сограждан, а тем паче начать побираться. Не желает он также закончить дни своей жизни в богадельне. А взять да и накинуть себе петлю на шею — это некрасиво. Это выглядело бы так, будто я взял да и сбежал от жизни. Нет, старый Киппель, старый Вийлиас Воокс хочет еще разок вступить с жизнью в единоборство. Ну, думал я думал и пришел к заключению, что надо мне тут же в городе, где-нибудь возле рынка, открыть будку, то есть маленькую лавочку. Впоследствии она может превратиться и в магазинчик побольше, но на первое время удовлетворимся малым. Не стоит сразу, с самого начала, забираться чересчур высоко. Не так ли, мои господа?
— Ну да, так-то оно так, — произносит Леста, глядя в окно, — но отчего же вы не открываете это… это… ну, торговое заведение?
— Вопрос вполне обоснованный, — предприниматель выпускает струю сигарного дыма. — Ни сегодня, ни завтра я, всеконечно, и не собираюсь ничего открывать, сейчас в деловом мире пора затишья, но осенью, вот тогда… Пока что нужно проделать лишь подготовительную работу: присмотреть помещение, заказать товар и тому подобное.
— Так за чем же дело стало? — Леста вынимает из нагрудного кармана карандаш и вертит его в пальцах, словно бы прикидывая, о чем начать писать.
— Господин Леста, — Киппель, кашлянув, набирает в легкие побольше воздуха про запас, — вы никогда не были предпринимателем, вы не имеете понятия…
— Как? Как вы сказали — я не был предпринимателем!? Я был им уже в двадцатилетнем возрасте. Разве вы не помните, как я выпускал в свет свою первую книгу?
— О да, — Киппель усмехается, — как же, помню. Прекрасно помню, и очень хорошо, что именно вы сами об этом заговорили, теперь мне будет легче объясниться.
— Не напускайте тумана, господин Киппель! — предостерегает его Леста.
— Нет, ничуть. Ответьте мне, в чем вы нуждались прежде всего, когда приступали к изданию своей книги.
— Гм… гм…
— Смелее, смелее, господин Леста! — Киппель вновь усмехается и прищуривает глаза. — Вы прекрасно все помните, и я беру назад свои слова, будто вы никогда не были предпринимателем. Ваша правда — были.
— Да, но в чем же я прежде всего нуждался?.. — бормочет Леста, уставившись взглядом в угол комнаты и напрягая память. — Ах да, — быстро произносит он, — мне нужен был небольшой кураж и хорошие помощники.
— Святая правда! — восклицает гость с победоносным видом. — Именно это нужно любому начинающее предпринимателю, потому что каждый его шаг связан еще и с так называемыми деньгами. Я, правда, не наминающий, но все же мое предприятие следует понимать как переход на более высокую ступень.
— Да, я догадываюсь, о чем идет речь. Хорошо, господин Киппель, я желаю вам всего наилучшего и помогу по мере моих сил, но боюсь, что одной моей поддержки недостаточно, чтобы вы смогли быка за рога взять, ибо моя помощь — невелика.
— И я тоже могу немножко помочь, — произносит Taли тихо и сдержанно.
— Благодарю, мои господа! — предприниматель поднимается с места и отвешивает обоим вежливый поклон. Но чтобы уже с самого начала избежать каких бы то ни было превратных толкований, я должен сказать, что ваша любезная помощь может быть принята лишь в виде ссуды. Одним словом, вы, мои господа, поможете мне ухватить синицу за хвост, но как только появится соответствующая возможность, я выплачу эту ссуду с величайшей благодарностью и почтительностью.
— Прекрасно! — произносит Леста. — Только вопрос: в силах ли мы даже и вдвоем помочь вам. Но об этом поговорим подробнее… ну, хотя бы завтра под вечер.
— Благодарю! — Киппель щелкает по-военному каблуками, желает доброго вечера и уходит.
— Слышал, Арно? — спрашивает Леста после того, как дверь за посетителем наружную дверь и вернулся в комнату.
— Что?
— Ну, о чем говорил Киппель. Смотри-ка, до чего иные люди гибки духом! Странно лишь, как этот Киппель, хотя он всю свою жизнь только и делал, что напрягался, ни на шаг не продвинулся вперед… если можно так сказать. Из человека так и прет энергия и страсть к действию, он хватается за то и за это, а ни с места. Я знаю немало людей, которые занимались своим делом совершенно спокойно, без всякой суетни и все же, как выражается Киппель, ухватили синицу за хвост. И при всем том Киппель все же далеко не глупый человек. Возникает вопрос: чего в нем недостает?
— В нем недостает прямолинейности, — предполагает Арно. — В том-то и закавыка, что он хватается за то и за это, тогда как должен бы действовать в каком-нибудь одном направлении. В торговом доме Носова Киппель и впрямь мог быть заметной фигурой, но ведь им там все-таки руководили, он не мог совершать прыжки в ту или иную сторону. А как только стал сам себе голова, все и пошло у него сикось-накось. Так я понимаю. Но поди знай, может быть, ему просто-напросто не везет, как говорится. Бывают и такие экземпляры.
— Пустое — не везет! Я в это не верю. Один раз не повезет, второй раз не повезет, но когда-нибудь повезет непременно, если, конечно, самому прилагать усилия и не гнаться за явно несбыточными вещами и положением. Хорошо, а как все же мы поступим с этим Вийлиасом Вооксом, когда он придет завтра? А что он придет — это вне сомнений, слово свое Киппель держит… тем более, что прийти — в его собственных интересах.
— Ну, раз уж мы обещали…
— Ладно! Там будет видно. А теперь айда в сад, погляди, какой сегодня серебряный вечер!
Царит необычайная тишина. Старая луна доброжелательно улыбается с темно-синего неба, словно бы позируя какому-нибудь юному певцу любви. Среди одичавших яблонь и по затравеневшим дорожкам скользят серебристые блики, и кажется, что поодаль, за темными деревьями, поблескивает новый свет и открывается новый мир и синие чудеса.
— Как это тебе удалось найти для жилья такое сказочное местечко? — спрашивает Тали.
— Ах, ведь его и нет вовсе, — отвечает друг. — Это всем лишь представление, предположение, мечта. Каждый раз, когда я здесь брожу, боюсь очнуться.
— Гм, стало быть, вот оно как… — таллиннец закуривает сигарету. — Ну, а если теперь я уведу тебя от этой мечты, верну тебя назад в реальность, в самую что ни на есть будничную жизнь!
— Вот-вот, так и сделай, это пойдет мне только на пользу. Не то, чего доброго, стану верить тому, что говорю.
— Хорошо же, — Тали смотрит себе под ноги, — мы, там, в комнате, не закончили один разговор, и если тебе не надоело слушать, я продолжу.
— Я и сам только что собирался тебе напомнить.
— Наверное, я никогда и не заговорил бы об этом, но сегодняшняя неожиданная встреча!.. Погоди, на чем же я остановился? Ах да, стало быть, я рванул за границу. Может быть, тебе покажется странным, почему я именно туда ринулся? Должен сказать, что мысль об этой поездке мне и самому-то пришла в голову внезапно, вернее, была внедрена извне. Один из моих университетских знакомых, вернувшись из заграничного путешествия, насочинял всяких диковинных историй, а мне было почти безразлично, куда податься, куда убежать — только бы прочь отсюда! — вот я и загорелся. Исколесил всю Германию, даже и до Парижа довела меня дорога, но обо всем этом поговорим как-нибудь в другой раз, попозже. Сейчас скажу лишь, что, когда я праздно шатался по чужбине, бывая в новом и интересном окружении, в моей памяти напрочь затуманился образ девушки, имя которой Вирве. Затем уже бывало и так, что порою я не вспоминал о ней по целому дню. И знаешь что? Я не жалел об этом, и вовсе не считал себя каким-нибудь вероломным изменником, мотыльком-однодневкой, или как там в таких случаях говорят. Нет, как раз напротив. Сознание, что я все же способен забыть эту особу, импонировало мне, укрепляло меня… ведь, пересекая границу, я был как тяжело больной… по крайней мере, мне так казалось.
По прошествии некоторого времени я пришел к заключению, что Вирве Киви стала мне почти безразлична, мои чувства к ней остыли точно так же, как когда-то в юности — к одной другой девушке… Гм, ты и сам понимаешь, к кому.
Странно, как еще плохо знал я тогда самого себя. Едва я вернулся на родину, а затем сюда, в Тарту, как огонь, который вроде бы уже погас, вспыхнул с новой силой. Да, да, вспыхнул, вспыхнул… Ты, старый холостяк, не обращай особого внимания, если я иной раз в своем рассказе употреблю чересчур поэтическое выражение, эпитет или какую-нибудь поговорку, хотя я отнюдь не пишу книгу, а рассказываю просто-напросто, как выйдет.
— Ну что об этом говорить! — Леста дотрагивается до руки друга. — Не думаешь же ты, в самом деле, будто я охочусь за какой-нибудь новой темой?
— Пусть будет так, — Тали глубоко вздыхает. — Едва я вернулся назад в Тарту, началась все та же прежняя игра, словно бы за прошедшее время настроение мое вовсе и не менялось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Молчит и Леста, ждет, потому что за внезапно прерванным разговором, похоже, должно бы последовать что-то новое, что-то такое, чего он, Леста, доселе не слышал.
Наконец стоящий у окна Арно передергивает плечами, словно его пронизала волна холода, поворачивается и направляется назад, к дивану. Расположившись на нем поудобнее и скрестив на груди руки, Тали произносит:
— Да, странные вещи случаются на… свете. — И с усмешкой поясняет: — Я чуть было не сказал, на этом свете, как обычно принято говорить.
Почему же он боится этого обычного выражения, спрашивает Леста.
— Ну, не то чтобы боюсь, а просто не знаю, есть ли вообще какой-нибудь другой свет, где бы жили существа, хотя бы отдаленно похожие на нас.
— Продолжай, Арно! — произносит Леста с виноватой улыбкой. — Ты вроде бы хотел что-то сказать. Прости мне мое неуместное замечание.
Лесту охватывает страх, как бы его друг по этой причине не прекратил своего повествования. До чего это глупо с его стороны: помешать робкому разбегу друга, взятому для более длительного полета.
Но Тали все же продолжает.
— Ну да, — вновь приступает он к повествованию, — с каждым человеком порой случается что-нибудь неожиданное, не правда ли? Итак… Говорил ли я тебе когда об одной женщине по имени Вирве?
Да, когда-то он упоминал, так… между прочим… о женщине с таким именем.
— Да, о девушке. Потом она была моей женой.
— Была? — изумленно переспрашивает Леста. — А теперь?
— А теперь она… больше не жена, — отвечает его друг глухим голосом и смотрит в пол, даже с некоторым упреком во взгляде: неужели собеседник еще не знает этого?
— О-о! — восклицает Леста. Откуда же ему было это знать?
— Я был женат на Вирве и… Но интересует ли тебя вообще ее жизнь? Нет, я выразился неверно. Не только ее, но и моя. А что, если я расскажу тебе кое о чем из нашей совместной жизни? Так… несколько эпизодов?
Леста, безусловно, всем существом готов слушать: его всегда чрезвычайно интересует и человек, как таковой, и жизнь человека, и борьба человека с жизненными обстоятельствами. Можно бы даже сказать, что Леста нередко наблюдает и за самим собой как бы со стороны.
— Но если мое повествование станет тебе надоедать, — Арно Тали поднимает голову, — скажи сразу. Ты… ты даешь мне слово на этот счет?
Ой, Леста дает самое твердое слово, тем более, что это его никоим образом не обременит, он уже заранее убежден: слушать друга не надоест ему никогда.
Как знать. Лучше, если он будет не слишком в этом уверен. Между прочим, Арно все же считает не лишним заметить, что Леста — первый человек, а также останется последним, которому он, Тали, расскажет о таких вещах.
— Разумеется, — начинает Арно, — ты теперь задаешься вопросом, почему я и тебе-то рассказываю об этом? Видишь ли, друг мой, мне, похоже, невозможно поступить иначе, я должен рассказать, не то… ну да Бог с ним.
Еще до моей поездки за границу мне тут порядком досаждал один бездельник, некий Ханнес Ниголь. Единственный сын богатых родителей, он был уже опытным пройдохой, особенно по части женского пола. Где я был беспомощен и неловок, там он всегда оказывался хозяином положения. Я то и дело видел Вирве в его обществе, и ты, конечно, представляешь, что в таких случаях со мною происходило. Вместо того, чтобы уверенно присоединиться к их компании, я, так сказать, поджимал хвост и ретировался, только бы не видеть…
— Чего? — робко спрашивает Леста, поскольку его друг уже некоторое время, как замолчал, погрузившись в думы.
Тали не успевает ответить на вопрос — раздается дверной звонок, кто-то пришел.
— Еще не хватало, в такой поздний час! — вздрогнув от неожиданности, восклицает Леста. — Кто бы это мог быть? — И вопросительно взглянув на друга: — Может, не открывать?
— Не знаю, — Тали улыбается и пожимает плечами, — я незнаком с твоими порядками. Во всяком случае, из-за меня их не меняй, поступай так, словно меня тут и нет вовсе.
Старый холостяк нерешительно выходит и прикрывает двери жилой комнаты. Он уже достиг возраста, когда даже и незначительная помеха зачастую вселяет тревогу.
Тали прислушивается, и внезапно его пронзает мысль, вообще-то совершенно противная всякой логике: а не пришла ли разыскивать его та, кого он видел сегодня, кого называл Вирве?
«Что за абсурд!» — мысленно упрекает он себя и встряхивает головой, в то время как из прихожей, а затем из гостиной до него доносится слышанный им когда-то мужской голос. Леста же говорит тихо и тоном недовольства.
Таллиннец еще немного напрягает слух, и вот уже он совершенно уверен, что посетитель не кто иной, как…
Арно поднимается с дивана, распахивает дверь в гостиную и — смотрите-ка, он не ошибся! В глубоком кресле упершись руками в колени, так что поначалу виден лишь наполовину лысый череп да клок седой бороды, сидит старый предприниматель Киппель. Да, так оно и есть! По другую сторону стола, прислонившись к оконному косяку, стоит Леста, лицо у него усталое, как видно, он отнюдь не рад гостю.
— Здрасьте, господин Киппель! — радостно приветствует посетителя Тали.
— Здрасьте! — отзывается предприниматель и поднимался с кресла, пристально и несколько растерянно оглядывая незнакомого господина.
— Никак, вы меня не узнаете, господин Киппель?
— Простите, так вдруг и не вспомню.
— Моя фамилия Тали. Разве не помните?
— Верно! — Киппель вежливо кланяется. — Теперь узнаю.
Мужчины пожимают друг другу руки и садятся. Леста продолжает стоять возле окна и хмурит брови: такой хороший был вечер, завязалась такая интересная беседа с другом и, на тебе! заявляется этот старый пылесос Киппель, чтобы все испортить. Черт принес его именно теперь!
И когда в разговоре уже коснулись и того, и сего, обитатель садового домика становится все более нетерпеливым, поворачивается к предпринимателю и, не особенно заботясь о вежливости, спрашивает напрямик:
— Вы что, господин Киппель, хотели сообщить мне нечто экстраординарное или зашли просто так? Дело в том, что мы с господином Тали собирались сегодня вечером еще выйти из дому.
— Ах вот как!? — предприниматель вскакивает с виноватым видом. — Ах вот как!? Ой, тогда я, всеконечно, прошу прощения, что так вас задержал. Да, господин Леста, у меня и впрямь было к вам дело, но я зайду как-нибудь в другой раз.
«Этого еще не хватало! — рассуждает про себя Леста. — Тогда уж лучше отмучиться за один прием». И обращается к предпринимателю, который уже поглядывает на дверь:
— Нет, время пока еще терпит, мы успеем. Выкладывайте, что у вас за дело, раз уж вы явились.
— Ох, господин Леста, — Киппель несколько криво усмехается, — я ведь к вам уже не однажды наведывался, да вас все не оказывалось дома. С раннего утра не дерзал заходить, теперь вот пришел поздним вечером в надежде застать вас на месте.
— Ну тем более. Нехорошо будет, если ваш визит и сегодня пройдет впустую, когда я дома. Садитесь, прошу! Как я уже сказал, мы не так уж и спешим, у нас нет необходимости быть где-нибудь в определенное время.
— Да, да, а я не стану мешать вам, — Тали поднимается в свою очередь, — пойду туда, в другую комнату.
— Нет, ради Бога, господин Тали! — Киппель протягивает к нему руки. — Никуда не уходите! Наоборот, желательно, чтобы и вы меня выслушали. Видите ли, дорогие господа, дело в том, что я начинаю стареть. Это, всеконечно, не Бог весть какая новость, и не подумайте, будто я только затем и пришел, чтобы сообщить об этом. В последнее время я был так называемым коробейником, бродил по деревням да продавал свой товар и… и в ус не дул, жить было можно. Нет, я занимался бы этим делом и впредь, но мои ноги, ноги… не хотят больше слушаться. Старость.
— Сколько же вам лет, господин Киппель? — осведомился Тали.
— О-о, уже порядком за шестьдесят, и все-таки… для работы в городе у меня еще силенка есть. Именно с этого я и начну свой рассказ. Постараюсь быть кратким, но все же, прошу, если затяну, прервите…
— Ладно, — произносит Леста. — Валяйте.
— Видите ли, мои господа, — Киппель раскуривает новехонькую сигару, — бывший управляющий торговлей Носова все ж таки не может путаться в ногах у своих сограждан, а тем паче начать побираться. Не желает он также закончить дни своей жизни в богадельне. А взять да и накинуть себе петлю на шею — это некрасиво. Это выглядело бы так, будто я взял да и сбежал от жизни. Нет, старый Киппель, старый Вийлиас Воокс хочет еще разок вступить с жизнью в единоборство. Ну, думал я думал и пришел к заключению, что надо мне тут же в городе, где-нибудь возле рынка, открыть будку, то есть маленькую лавочку. Впоследствии она может превратиться и в магазинчик побольше, но на первое время удовлетворимся малым. Не стоит сразу, с самого начала, забираться чересчур высоко. Не так ли, мои господа?
— Ну да, так-то оно так, — произносит Леста, глядя в окно, — но отчего же вы не открываете это… это… ну, торговое заведение?
— Вопрос вполне обоснованный, — предприниматель выпускает струю сигарного дыма. — Ни сегодня, ни завтра я, всеконечно, и не собираюсь ничего открывать, сейчас в деловом мире пора затишья, но осенью, вот тогда… Пока что нужно проделать лишь подготовительную работу: присмотреть помещение, заказать товар и тому подобное.
— Так за чем же дело стало? — Леста вынимает из нагрудного кармана карандаш и вертит его в пальцах, словно бы прикидывая, о чем начать писать.
— Господин Леста, — Киппель, кашлянув, набирает в легкие побольше воздуха про запас, — вы никогда не были предпринимателем, вы не имеете понятия…
— Как? Как вы сказали — я не был предпринимателем!? Я был им уже в двадцатилетнем возрасте. Разве вы не помните, как я выпускал в свет свою первую книгу?
— О да, — Киппель усмехается, — как же, помню. Прекрасно помню, и очень хорошо, что именно вы сами об этом заговорили, теперь мне будет легче объясниться.
— Не напускайте тумана, господин Киппель! — предостерегает его Леста.
— Нет, ничуть. Ответьте мне, в чем вы нуждались прежде всего, когда приступали к изданию своей книги.
— Гм… гм…
— Смелее, смелее, господин Леста! — Киппель вновь усмехается и прищуривает глаза. — Вы прекрасно все помните, и я беру назад свои слова, будто вы никогда не были предпринимателем. Ваша правда — были.
— Да, но в чем же я прежде всего нуждался?.. — бормочет Леста, уставившись взглядом в угол комнаты и напрягая память. — Ах да, — быстро произносит он, — мне нужен был небольшой кураж и хорошие помощники.
— Святая правда! — восклицает гость с победоносным видом. — Именно это нужно любому начинающее предпринимателю, потому что каждый его шаг связан еще и с так называемыми деньгами. Я, правда, не наминающий, но все же мое предприятие следует понимать как переход на более высокую ступень.
— Да, я догадываюсь, о чем идет речь. Хорошо, господин Киппель, я желаю вам всего наилучшего и помогу по мере моих сил, но боюсь, что одной моей поддержки недостаточно, чтобы вы смогли быка за рога взять, ибо моя помощь — невелика.
— И я тоже могу немножко помочь, — произносит Taли тихо и сдержанно.
— Благодарю, мои господа! — предприниматель поднимается с места и отвешивает обоим вежливый поклон. Но чтобы уже с самого начала избежать каких бы то ни было превратных толкований, я должен сказать, что ваша любезная помощь может быть принята лишь в виде ссуды. Одним словом, вы, мои господа, поможете мне ухватить синицу за хвост, но как только появится соответствующая возможность, я выплачу эту ссуду с величайшей благодарностью и почтительностью.
— Прекрасно! — произносит Леста. — Только вопрос: в силах ли мы даже и вдвоем помочь вам. Но об этом поговорим подробнее… ну, хотя бы завтра под вечер.
— Благодарю! — Киппель щелкает по-военному каблуками, желает доброго вечера и уходит.
— Слышал, Арно? — спрашивает Леста после того, как дверь за посетителем наружную дверь и вернулся в комнату.
— Что?
— Ну, о чем говорил Киппель. Смотри-ка, до чего иные люди гибки духом! Странно лишь, как этот Киппель, хотя он всю свою жизнь только и делал, что напрягался, ни на шаг не продвинулся вперед… если можно так сказать. Из человека так и прет энергия и страсть к действию, он хватается за то и за это, а ни с места. Я знаю немало людей, которые занимались своим делом совершенно спокойно, без всякой суетни и все же, как выражается Киппель, ухватили синицу за хвост. И при всем том Киппель все же далеко не глупый человек. Возникает вопрос: чего в нем недостает?
— В нем недостает прямолинейности, — предполагает Арно. — В том-то и закавыка, что он хватается за то и за это, тогда как должен бы действовать в каком-нибудь одном направлении. В торговом доме Носова Киппель и впрямь мог быть заметной фигурой, но ведь им там все-таки руководили, он не мог совершать прыжки в ту или иную сторону. А как только стал сам себе голова, все и пошло у него сикось-накось. Так я понимаю. Но поди знай, может быть, ему просто-напросто не везет, как говорится. Бывают и такие экземпляры.
— Пустое — не везет! Я в это не верю. Один раз не повезет, второй раз не повезет, но когда-нибудь повезет непременно, если, конечно, самому прилагать усилия и не гнаться за явно несбыточными вещами и положением. Хорошо, а как все же мы поступим с этим Вийлиасом Вооксом, когда он придет завтра? А что он придет — это вне сомнений, слово свое Киппель держит… тем более, что прийти — в его собственных интересах.
— Ну, раз уж мы обещали…
— Ладно! Там будет видно. А теперь айда в сад, погляди, какой сегодня серебряный вечер!
Царит необычайная тишина. Старая луна доброжелательно улыбается с темно-синего неба, словно бы позируя какому-нибудь юному певцу любви. Среди одичавших яблонь и по затравеневшим дорожкам скользят серебристые блики, и кажется, что поодаль, за темными деревьями, поблескивает новый свет и открывается новый мир и синие чудеса.
— Как это тебе удалось найти для жилья такое сказочное местечко? — спрашивает Тали.
— Ах, ведь его и нет вовсе, — отвечает друг. — Это всем лишь представление, предположение, мечта. Каждый раз, когда я здесь брожу, боюсь очнуться.
— Гм, стало быть, вот оно как… — таллиннец закуривает сигарету. — Ну, а если теперь я уведу тебя от этой мечты, верну тебя назад в реальность, в самую что ни на есть будничную жизнь!
— Вот-вот, так и сделай, это пойдет мне только на пользу. Не то, чего доброго, стану верить тому, что говорю.
— Хорошо же, — Тали смотрит себе под ноги, — мы, там, в комнате, не закончили один разговор, и если тебе не надоело слушать, я продолжу.
— Я и сам только что собирался тебе напомнить.
— Наверное, я никогда и не заговорил бы об этом, но сегодняшняя неожиданная встреча!.. Погоди, на чем же я остановился? Ах да, стало быть, я рванул за границу. Может быть, тебе покажется странным, почему я именно туда ринулся? Должен сказать, что мысль об этой поездке мне и самому-то пришла в голову внезапно, вернее, была внедрена извне. Один из моих университетских знакомых, вернувшись из заграничного путешествия, насочинял всяких диковинных историй, а мне было почти безразлично, куда податься, куда убежать — только бы прочь отсюда! — вот я и загорелся. Исколесил всю Германию, даже и до Парижа довела меня дорога, но обо всем этом поговорим как-нибудь в другой раз, попозже. Сейчас скажу лишь, что, когда я праздно шатался по чужбине, бывая в новом и интересном окружении, в моей памяти напрочь затуманился образ девушки, имя которой Вирве. Затем уже бывало и так, что порою я не вспоминал о ней по целому дню. И знаешь что? Я не жалел об этом, и вовсе не считал себя каким-нибудь вероломным изменником, мотыльком-однодневкой, или как там в таких случаях говорят. Нет, как раз напротив. Сознание, что я все же способен забыть эту особу, импонировало мне, укрепляло меня… ведь, пересекая границу, я был как тяжело больной… по крайней мере, мне так казалось.
По прошествии некоторого времени я пришел к заключению, что Вирве Киви стала мне почти безразлична, мои чувства к ней остыли точно так же, как когда-то в юности — к одной другой девушке… Гм, ты и сам понимаешь, к кому.
Странно, как еще плохо знал я тогда самого себя. Едва я вернулся на родину, а затем сюда, в Тарту, как огонь, который вроде бы уже погас, вспыхнул с новой силой. Да, да, вспыхнул, вспыхнул… Ты, старый холостяк, не обращай особого внимания, если я иной раз в своем рассказе употреблю чересчур поэтическое выражение, эпитет или какую-нибудь поговорку, хотя я отнюдь не пишу книгу, а рассказываю просто-напросто, как выйдет.
— Ну что об этом говорить! — Леста дотрагивается до руки друга. — Не думаешь же ты, в самом деле, будто я охочусь за какой-нибудь новой темой?
— Пусть будет так, — Тали глубоко вздыхает. — Едва я вернулся назад в Тарту, началась все та же прежняя игра, словно бы за прошедшее время настроение мое вовсе и не менялось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33