Пергамент делался из шкур «недоношенных телят, козлят и ягнят», то есть из шкур мертворожденных животных и иногда из шкур оленя или свиньи. За разрезанием и шлифовкой пергамента, а также за считкой и корректурой манускриптов и их переплетением был обязан следить главный певчий. Но подготовка шкур заключала в себе столько сложностей и требовала таких забот, что вскоре это дело доверили специалистам, чаще всего мирянам. Иногда уже готовую кожу покупали (например, Сен-Жермен-де-Пре приобретало ее на ярмарке Ланди). Пергамент был редкостью и стоил дорого, поэтому монахи очищали старые, уже использованные листы, подобно тому, что практиковалось еще в Древнем Риме (очищенный для повторного использования пергамент назывался палимпсестом). Монахов часто обвиняли в том, что они жертвовали античными шедеврами ради переписки богословских трудов, уже имевшихся в достаточном количестве экземпляров. Но анализ манускриптов показывает, что все то, что мы имеем из классической латинской литературы (произведения Тацита, Сенеки, Тита Ливия, Апулея и др.), дошло до нас благодаря монахам-переписчикам. Они использовали только рукописи в плохом состоянии или, точнее, те страницы, которые невозможно было разобрать. Но никогда не приносили в жертву целую книгу. А сколько рукописей было уничтожено в течение веков по причине фанатизма и нетерпимости: в одном только Клюни кальвинисты сожгли более 1800 манускриптов…

Чернила

Изначально чернила (французское название которых «enсre» происходит от позднелатинского слова «encautum», производного от «encaustum», то есть «пурпурные чернила») делались из капустного сока (succo cauli), из купороса (сульфат меди по-латыни «cupri rosa»), из чернильного орешка. Все эти ингредиенты варились на огне с гуммиарабиком и добавлением вина или пива! В келье монаха-переписчика было иногда так холодно, что ему разрешалось пойти в теплую комнату (или на кухню, если речь шла о Клюни), чтобы… растопить драгоценную смесь.

Почерк

В каждом скриптории был свой особенный почерк. В итоге какой-либо один из них делался наиболее распространенным, вытесняя остальные. Так было с минускулом: ясный, четкий, элегантный почерк развивался в аббатствах Люксей и Корби. Принятый в Клюни, он затем возродится в печатном шрифте антиква. А «ломаный почерк», то есть готический шрифт, придет из Монте-Кассино и распространится от Мон-Сен-Мишель до Германии, где переживет расцвет уже как типографский шрифт, оставаясь в употреблении вплоть до конца XIX века. Отличавшееся своим пуританизмом аббатство Сито стремилось противостоять переливам цветов, предписав (в 1125 году) монахам использовать для заглавных букв только один цвет. К счастью, это распоряжение не соблюдалось.

«Fastidium»

Скука, тягость (лат.)


Труд переписчиков невероятно скучен. И ничто не могло сделать его более привлекательным, хотя монахам и объясняли, что они творят богоугодное дело, ведь переписывание рукописей – самая благородная работа, не только умственный, но, прежде всего, аскетический труд, за который они получат воздаяние от Бога; что каждая написанная ими буква искупает их грех. Переписчиков пытались даже запугивать. Одно предание напоминает монахам, что существует демон, прозванный Titivilitarius или проще Titivillus, то есть Придирчивый. Каждое утро он приносит в ад полный мешок букв, которые были пропущены монахами! Но, похоже, что должного впечатления на переписчиков этот сюжет не производил, о чем предостаточно свидетельствует обилие ошибок в рукописях, пропущенных по невниманию. Отметим, что братья Общей жизни в Нидерландах специально занимались считкой рукописей.
Послушайте жалобы, которые переписчики оставляли на страницах рукописей:
«Дорогие читатели сего труда, прошу вас, не забудьте о том, кто переписал его: это был несчастный брат… он страдал от холода, а по ночам ему приходилось дописывать то, что он не успел сделать при свете дня».
Когда известно, какими скудными были средства для освещения помещения – коптящая горелка из жира и тряпки, нетрудно представить себе степень жертвенности этих переписчиков. Другой пишет следующее:
«Будьте осторожны в обращении с рукописью. Не кладите пальцы на страницы! Вы не знаете, что такое писать! Это тягчайшая повинность: она сгибает вам спину, ослабляет глаза, портит желудок и ребра… Молитесь о бедном Рауле»…
Глаза… Что же делал монах, когда у него ухудшалось зрение?
Похоже, что до XIII века См.: Dr. J.-P.Joly. Petite histoire des lunettes. – in: Revue des deux mondes, 1 avril 1954.

не было никакого средства против дальнозоркости, и только лишь францисканец Роджер Бекон (1220–1293), один из первых творцов экспериментального метода, изобрел не только лупу, но и конвергентные линзы, позволившие ему самому читать в старости. Вопрос об очках как таковых вряд ли возникал до начала XII века. Один автор той эпохи говорил о «бериллах» («beryllus» – латинское название полудрагоценного камня берилла), помещенных в ковчежец, которые выполняли функцию увеличительных стекол. Вполне вероятно, что этот эффект увеличения вызвал и появление на свет очков, о чем свидетельствует немецкое слово «brille», старофранцузское «besides» и более старое «bericles», обозначавшее этот предмет. «Стекло, оправленное на манер круглых окошек», – гласит один текст XIV века. Но что же делали монахи до этого изобретения? Тем более что переписывать Евангелие, Псалтирь или молитвослов поручалось наиболее серьезным из монахов, значит, тем, кто был уже в возрасте. А если монахи в большей мере ощущали в себе строго спиритуальное, нежели интеллектуальное призвание? Возможно, они утешались тем, что говорили себе: занимаясь переписыванием, мы проявляем послушание уставу и своему аббату. А может быть, они укреплялись молитвой Господу, как тот монах эпохи Карла Великого:
«В изнурительном труде переписчика я не нахожу утешения (как видно, здесь далеко от той радости труда, которую наш век столь щедро приписывает строителям соборов и изготовителям манускриптов. – Л. М), поэтому, о, Господи, я возношу тебе эту молитву: да не помешают моему сердцу познавать сокрытое моя рука, выводящая эти буквы, и мои глаза, созерцающие форму слов; да бодрствует и печется мое сердце более о внутреннем, нежели о внешнем, и да не устанет писать моя рука!»
Как раз то, к чему в наши дни применяют выражение «обогащать труд».

Библиотека

Дом Шмиц упоминает о библиотеках, насчитывавших одну-две тысячи манускриптов; для того времени это богатейшие книжные собрания. Большинство же библиотек были гораздо более скромными: 300 книг в аббатстве Флёри, 570 – в Клюни, 300 – в Сен-Жермен-де-Пре, 700 – в Боббио, 580 – в Рейхенау. Дар Одона, будущего аббата Клюнийского, который он передал библиотеке, еще только готовясь к вступлению в орден, изумил окружающих: 100 томов сразу! В XII веке говорили: «Монастырь без книг – все равно что гарнизон без продовольствия». А два столетия спустя в пламенеющем стиле эпохи утверждали:
«Библиотека является подлинной сокровищницей монастыря. Без нее он как кухня без котла, стол без яств, река без рыбы, сад без цветов, кошелек без денег, виноградник без винограда, башня без стражи, дом без мебели».
Возникает вопрос, почему перечисление кончается именно на этом…
Книги были столь редкими и столь дорогими (а желание «позаимствовать» их тайком было столь велико), что в некоторых аббатствах, в частности в Клюни, Шаффхаузе, их приковывали цепями. В монастыре Флёри библиотекарь, armarius, в определенный день составлял список всех братьев, которые взяли себе книги в прошлом году. Таким образом, каждый из этих братьев должен был сначала вернуть полученную книгу и лишь затем мог рассчитывать на получение вновь затребованной. А если в течение года монах не прочтет эту книгу целиком, то он должен будет просить прощения на обвинительном капитуле.
Подчеркивалось также, что посещающие библиотеку монахи «не должны надвигать свой капюшон слишком низко на глаза, дабы можно было видеть, не спят ли они вместо того, чтобы читать книгу».
В монастырях не только переписывали книги. Их также покупали, тратя на это большие средства. Книги являлись сокровищем (библиотекарь иногда назывался «thesaurarius» – «сберегающий богатство»), с ними следовало обходиться бережно, «чтобы не запачкать их грязью и копотью (это из картезианского текста; напомним, что картезианец в своей одинокой келье сам разводил огонь), или пылью, или какой-нибудь другой нечистотой». Если аббатству грозила опасность, именно книги следовало спасать в первую очередь (монахи Монте-Кассино захватили с собой устав основателя своего монастыря, но забыли его тело!). В 1371 году во время пожара, бушевавшего в Гранд-Шартрез, приор дом Гильом, видя, что с бедствием не справиться, воскликнул:
«Отцы мои, Отцы мои, к книгам! к книгам!» (То есть спасайте книги!)
Разумеется, из-за малого количества книг монахи чаще всего брали их в библиотеке. И как любой другой библиотекарь во всем мире, bibliothecarius не мог не опасаться за свои сокровища (тем более что в те времена книги выдавали на долгий срок – 10–20 лет, и уже тогда читатели не всегда возвращали их обратно!). Вот как один аббат извиняется за то, что не принес книгу: «Она такая большая, что ее невозможно спрятать ни на груди, ни в суме». Аббат боялся «встречи со злыми людьми, которых могла бы привлечь красота этой рукописи», и тогда книга была бы потеряна для всего мира.

Техническое содействие

Для того чтобы наши современники составили себе представление о значении деятельности монахов в Средние века, следует описать ее современным языком. Монахи обеспечивали то, что сегодня называется техническим содействием: они давали советы крестьянам, которые трудились под защитой монастыря, они создавали образцовые фермы, они обладали техническими знаниями, капиталами для вложения, они отличались духом новаторства, они жили в самых разных по климатическим условиям местах. Ученики виноградарей проходили нечто вроде трехлетней стажировки в Кремсмюнстере в Баварии. Сугерий, аббат Сен-Дени, снабжал переселенцев-арендаторов, селившихся на землях Бос, усовершенствованным плутом, позволявшим производить более глубокую вспашку. А списки картезианского монастыря в Бресс содержат очень точные наблюдения за природой почв, способами севооборота, разведением скота, выбором арендаторов и прислуги.
В начале XII века монах Теофиль написал труд, посвященный различным ремеслам, которыми он занимался: «Diversarum artium schedula» – «Книжица о различных ремеслах». В этом сочинении содержится множество рекомендаций, основанных на его личном опыте, поэтому они уникальны в своем роде.
Монашеские общины защищали ремесленников, которых они пытались привлечь и удержать у себя, и ходатайствовали за них перед сеньорами, чтобы этим мастерам были даны привилегии.
В итоге можно сказать, что на протяжении столетий и особенно в наиболее мрачный период Средневековья монахи являлись руководителями, советниками, «экономическими воспитателями» (А. Пиренн) крестьянства и ремесленников.

Социальная защита

Общество без госпиталей, приютов, школ, гостиниц, без социальной защиты – в нашем понимании такое совершенно немыслимо. Но именно таким было бы средневековое общество, если бы не дела милосердия, творимые монахами. Действительно, именно они и никто другой, используя имевшиеся тогда средства, обеспечивали ту совокупность услуг, которые сегодня стали нам столь привычны.
Людовик Благочестивый называл монастыри «достоянием бедных» (patrimonia pauperum). Подать бедняку – услужить Богу. А расточить и промотать достояние, вверенное монастырям и, соответственно, принадлежащее Богу, значит, сделаться «убийцей бедняков» (по определению Парижского собора 537 года).
В конце XIII века аббат Сен-Мартена в Турне жертвовал на странноприимство и на бедных треть суммы, шедшей на содержание всей братии. В XII веке елемозинарий Сен-Дени раздавал примерно десятую часть доходов аббатства в виде хлеба, мяса, зерна, сельди: за 25 воскресений – 2500 хлебов. Бедные получали также обувь и одежду. Пусть все это было поношенным, но для нищих, не имевших чем прикрыть спину, все равно оказывалось удачей. В Сен-Рикье кормились 300 нищих, 150 вдов и 60 нищих причетников. В Клюни ежедневно пекли 12 пирогов по 3 фунта весом каждый; в этом аббатстве «на постоянном пансионе» находились 18 бедняков. В Гирсау за счет милостыни жили 30 нищих (в некоторых случаях милостыня составляла четверть дохода аббатства).
«Каждого приходящего в монастырь должно принимать так, как будто это сам Христос», – написано в уставе св. Бенедикта. Особенно если этот странник беден, «ибо, – продолжает Учитель, вновь демонстрируя свое удивительное знание людей, – страх, внушаемый богатыми, не есть достаточная причина для оказания им почестей». Абеляр утверждал, что не дать того, что имеется в избытке, равносильно воровству, ибо так ты делаешься виновным в смерти бедняков.
Вот почему в Клюни после капитула декан и келарь раздавали милостыню всем нищим. Им давали то, что осталось от трапезы монахов, кроме хлеба и вина, которым нищих оделяли только после вечерней трапезы. В аббатстве Фруттуария по случаю дня рождения настоятеля хлеб, вино и мясо раздавали ста нищим. В Клюни в подобных ситуациях (праздники и дни рождения) каждый нищий получал фунт солонины. В хрониках рассказывается, что в один год закололи 250 свиней, снабдив мясом 7 тысяч человек. Обычно у ворот аббатства толпилось четыре сотни нищих… Иногда бывало и полторы тысячи, именно такое количество людей получало в аббатстве Фекан по фунту хлеба. Правда, в данном случае сами монахи тоже имели право на дополнительную порцию вина и пищи, что отчасти может объяснить то рвение, с которым братия стремилась проявить щедрость в делах милосердия. Полфунта хлеба, полкружки вина и одно денье получали в аббатстве путники и паломники, отправлявшиеся в путь.
Сборники обычаев оставили нам традиционно подробное описание церемонии, сопровождавшей милостыню. Например, вот как это происходило в аббатстве Бек, славном своими традициями гостеприимства и милосердия, вошедшими в поговорку. Нищие собирались в монастырских галереях. Монахи один за другим выходили из трапезной. Последним появлялся отец-настоятель. Они вставали напротив нищих. Елемозинарий концом посоха указывал на двух-трех нищих, которые будут приходиться на одного монаха; для аббата же выбиралось шесть-семь нищих. Пение, псалмы, молитвы. Затем каждый монах омывал и вытирал ноги и руки тем нищим, которые ему указаны, и лобызал их. Каждому нищему выдавалось три денье на вино, при этом монахи целовали каждому нищему руку. Затем вся братия низко кланялась нищим и удалялась в церковь.
Во время голода, довольно часто царившего в Средневековье, деятельность монастырей достигала масштабов подлинной социальной помощи: например, они организовывали «суп попюлер» – бесплатный суп для бедняков. Почти каждый год возникала угроза нехватки продовольствия: новый урожай еще не собран, а в амбарах зерно уже на исходе. И монастыри занимались распределением зерна и готовой еды. Эта благотворительная акция получила название «майский хлеб».
Деятельность монастырей не ограничивалась только милостыней в буквальном смысле этого слова. Монахи также поддерживали общества взаимопомощи (как в аббатстве Святой Троицы в Фекане), кассы «поддержки безработных» при «мастерских милосердия», где работали люди, не имевшие иных занятий (инициатива картезианского монастыря в Дижоне), сельскохозяйственные кооперативы. Конечно, то, что давалось бедным, было порой похоже на крохи, упавшие со стола богачей, даже одежда выдавалась им поношенная. Но мир Средневековья был жесток по отношению к слабым и отверженным, поэтому забота о бедных в монастырях являлась большим шагом вперед с точки зрения осмысленной солидарности с другими людьми.

Гостиницы, богадельни, госпитали

На протяжении столетий гостиницы, больницы, приюты, госпитали оставались монополией монашества. Сюда же следует добавить аптеки и винокуренные заводы, а также лепрозории (в Сен-Бенуа-сюр-Луар, Сен-Галль, Малымерди, Жюмьеж, в Силосе Испании). Отец Кноулс насчитывает примерно тысячу госпиталей в Англии, находившихся в ведении монахов. Крестоносцы Италии в период расцвета ордена имели двести госпиталей, а крестоносцы Красной Звезды – шестьдесят.
Не следует забывать, что изначально такие ордена монахов-воинов, как тамплиеры, тевтонские рыцари, госпитальеры, посвящали себя заботе о больных. У камальдолийцев госпиталь появился в 1048 году. Пребывание в нем было бесплатным. Персонал госпиталя находился на содержании братии, и погребение умерших совершалось за счет госпиталя. Уставные каноники Сент-Антуан-ан-Вьеннуа, так называемые антонинцы, специально заботились о больных, перенесших отравление спорыньей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36