Я тут же представил себе черную, матово отполированную, как ружейный ствол, дорогу сквозь мутное от дождя ветровое стекло машины. Лес, лес, лес, потом коттеджи с черепичными крышами в глубине садов за ажурной решеткой заборов и рекламные вывески на придорожных столбах: «Электроника „Ди-Ти“ у вас дома» и «Лучшие в мире собачьи галеты Деккера».
– Пейзаж? – услышал я.
– Пожалуй, север континента. «Электроника» рекламируется только там. Да и слишком уж много леса.
Психиатр не вмешивался, молчал.
А я уже сменил кадры фильма о детстве и юности Чабби Лайка, экс-космонавта СВК. Затемнение. Из затемнения. Поле с воротами в виде широкой буквы «Н» и суета здоровенных парней в красных и синих свитерах и шлемах, как у автогонщиков. Я вырываюсь из гущи схватки и бегу к воротам, обняв драгоценную дыню-мяч. Мне бросаются под ноги парни в синем и валят на землю. Затемнение, скорее затемнение! Я ведь никогда не был на поле во время игры. А из затемнения – сад колледжа во время экзаменов – сколько раз я видел эти колледжи в фильмах: кусты барбариса, клены, скамейки, коротко стриженные девушки в шортах и парни с катушками микрофильмов.
А психиатр все молчит, но в конце концов забава начинает надоедать и мне и ему.
– Разбудите, – говорит он.
– Совсем?
– Совсем.
Я открыл глаза и увидел его хмурое, разочарованное лицо.
– Проснулись? – спросил он равнодушно.
– Выспался, – ответил я и потянулся для достоверности.
– Сны видели?
– Конечно. Вы их тоже видели.
– Почему? – встрепенулся он.
– А зачем же было подключать меня к этой штуковине? – отпарировал я. – Не ребенок – понимаю, где я и что к чему.
– Тогда проводите объект проверки к господину Уоррену, – сказал психиатр ассистенту у кресла.
Вот я и стал не человеком, а объектом проверки. Был объектом наблюдения, кем стану? Объектом подчинения интересам службы безопасности. Цель почти достигнута, сказал бы мой учитель. Ну что ж, пошли.
Мы дошли до огромного кабинета Уоррена со стенами-окнами, выходящими на пирамидальный мир движущегося города. Уоррен, массивный, мундирный, возвышался за столом, как божок со сложенными на животе руками.
– Отмучились? – спросил он.
– Вам лучше знать, – сказал я.
– Жалобы есть?
– На что?
– На процедуру проверки, обращение контролеров, на то, что вам бы хотелось назвать оскорблением человеческого достоинства.
– У меня нет такого желания, – сказал я, – и нет ощущения оскорбленного достоинства. Процедура проверки хитроумна, но безвредна. Обращение вежливое.
– А вы хитрите, Лайк.
– Зачем? – спросил я. – Зачем хитрить? Не я ищу места у Факетти. Меня ищут. А если не подхожу, пойду к Факетти за выездной визой. Оснований для задержки не вижу.
Гигантская длань опустилась мне на плечо и вдавила в кресло.
– Не обижайтесь, торопыга. Шучу. Проверку вы прошли по всем пунктам и считайте себя уже на службе. Вот ваше заявление. – Он достал из черной папки на столе мою карточку с отпечатанным на диктографе текстом и оттиском большого пальца на месте подписи. – Ваш оттиск внизу, а мой я поставлю сверху против слова «утверждаю». – И, коснувшись пальцем подушечки с краской, он сделал оттиск на карточке. – Вот и все, Чабби Лайк. До понедельника вы свободны. Можете отдыхать и развлекаться, хотите – здесь, хотите – в Лоусоне. А в понедельник с утра явитесь к директору космопорта и покажете ему вот этот жетон. – И он протянул мне плоский золотой кружок.
На его тускло поблескивающей поверхности был барельеф доисторического летающего ящера. И я, кажется, понял почему.
– Желаю успеха, – сказал Уоррен.
Наши желания определенно совпадали.

Глава 19


вводящая в атмосферу «золотой лихорадки» на Второй Планете

В Лоусон мы выехали вдвоем с Джином Факетти на том же автоматическом песчаном кораблике, который доставил меня в СВК – два. Прихлебатели Джина прибывшие вместе с ним на Планету, предпочли пьяную карусель в отеле, где у семьи Факетти был открыт неограниченный счет. Единственным, кроме меня, выбравшим Лоусон был Стив Кодбюри, но он выехал туда раньше, получив назначение на пост начальника рудничной стражи. Джин был неподдельно обрадован тем, что мы оба не покидаем его «в беде», он так и выразился, считая бедой все, что ожидало его здесь. Но мое назначение он подписал туго, не без сопротивления, и когда я спросил его, почему он все-таки подписал, он вместо ответа извлек из кармана виточек магнитной ленты, вложил в корабельный передатчик и включил запись.
На экране возник Джин вместе с его выхоленным, чуточку обрюзгшим отцом. Тот прилетел в СВК – два на несколько дней раньше и, как оказалось, ненадолго. Запись началась с его недовольной реплики:
– Какая тебе разница? Он же остается на Второй.
– Кем? Пилотом, – скривился Джин. – Почти год в полетах и каких-нибудь два месяца отдыха. А мне скучно без друзей в этом кукольном городке под куполом. Не развернешься. Один приличный бар на всю посуду.
– Два, – сказал Факетти-старший.
– Второй еще хуже. Там после третьего стакана уже поножовщина. Из десяти дежурных гробов к утру больше половины заполнены.
– У твоей ложи в обоих барах защитные бронированные стекла. А друзья найдутся. Стив каждый вечер к твоим услугам.
– Со Стивом в порядке. Но мне нужен и Чабби.
– Он нужен Уоррену.
– Кто кому подчинен? Я Уоррену или он мне?
– Боюсь, что сопоставление не в твою пользу.
– Но я директор рудников Лоусона.
– А он – безопасность всей СВК на Планете.
– Так вмешайся ты. Все-таки «Шахты Факетти».
– От фирмы осталось одно название. Я вынужден уступить контрольный пакет акций.
– Кому?
– Шефу СВК.
– Значит, Уоррен – хозяин?
– Увы.
– А что добывают в этой проклятой Богом дыре?
– Металл, которого на нашей Планете нет.
– Дорогой?
– Дороже золота.
– Почему крутишь? Назови.
– Узнаешь, когда приступишь к работе. Я не имею права выдавать тайн Лоусона.
– А если я плюну в лысину его хозяину и пошлю к черту директорство? Не хочу быть пешкой на чьей-то доске.
– Ты не пешка. На доске есть фигуры. Разного достоинства и разных преимуществ. Лучше носить корону здесь, чем ходить дома в отцовской шляпе.
Джин как-то странно хмыкнул, не то зло, не то грустно, и выключил запись.
Я не ответил. Зачем? Он не сообщил мне ничего нового. Я и без магнитной записи знал, что Уоррен – это хозяин и что Лоусон – его кладовая. Теперь предстояло узнать, что добывается в этой кладовой. Что это за металл, которого нет на Планете и который дороже золота, но в золотой упаковке. И для чего добывается – для одарения или устрашения человечества. А тем временем мы уже стыковались в одном из входных шлюзов лоусоновского купола. Кладовая открывала двери, приглашая к столу.
Лоусон был уменьшенной копией СВК – два, только без движущихся тротуаров и улиц – его полуторакилометровый диаметр можно было без труда одолеть пешком, а от любой точки до выходного шлюза было и того меньше: самый длинный путь не дотягивал до километра. По окраинным кольцевым линиям жили завербованные горняки, а в центре – администрация и работники сферы обслуживания. Все это было привычно и современно, но сама атмосфера города дышала тщательно репродуцированным духом «золотой лихорадки». Шляпы с широкими, загнутыми по бокам полями и клетчатые цветные рубашки, грубые сапоги и пистолеты у пояса возрождали ту же старинную картинку.
– Куда направляешься? – спросил Джин, когда мы входили в город.
– Разыщу директора космопорта, – сказал я.
– Подожди до завтра.
– Я же на службе.
– Под мою ответственность. Остановишься у меня в «Мекензи». А вечером поужинаем под свист в салуне.
– Почему под свист?
– Здесь всегда свистят, предупреждая брошенный нож или пистолетную вспышку.
– Так ведь закон запрещает входить с оружием в общественные места.
– Закон всегда молчит, когда умеют его обходить.
Нечаянно или нарочно «Мекензи» подражал древним гостиницам. Однокроватный номерок с умывальником, но без душа и ванны – вода здесь ценилась дороже вина, – никаких кнопочных радостей и электронного сыска.
– Новый город, – пояснил Джин, – строился наспех у рудничных разработок. Строить здесь со всеми удобствами невыгодно: основной контингент населения – работяги. Патрицианское меньшинство обосновалось в двух – трех зданиях, оборудованных соответственно нашим привычкам. Уедет отец – переберемся на его пепелище. Места хватит.
В салуне было дымно и чадно от поджаривающегося тут же в зале мяса, от тлеющих сигар, трубок и сигарет. У стойки не протолкнешься: пили стоя, облокотясь о прилавок из твердой пластмассы, – даже молнии лучевиков не оставляли на ней следа. За столиком шумело по пять – шесть человек, десятки столиков в зале, десятки в ложах справа и слева. Джин получил столик тотчас же, как только его заметил рыжебородый директор, этакий штангист. Преобладали куртки и ковбойки, буквально затоплявшие дымный простор салуна. И тотчас же за столом к нам примостился Стив.
– Без меня счастья не будет, – хохотнул он.
– Подумаешь, фортуна в брюках, – сказал Джин.
– А что? Я антипод Лайка. Где Чабби – там одни неприятности, где я – удача.
Я молчал. Не хотелось связываться. Подали виски, и, отхлебнув из бокала, Дикий снова вышел на тропу войны.
– В секретари взял Чабби, а?
– Он мне даже не подчинен, – сказал Джин. – Он космолетчик.
– Где?
– У лысого Криса.
– И проверку прошел?
– Представь себе, с блеском.
– Ого! – В голосе Стива на миг прозвучало почти уважение, впрочем тотчас же сменившееся былой нетерпимостью. – Значит, брикеты будешь возить?
– Буду, – сказал я сквозь зубы.
– В золотой одежке. Думаешь, золото?
– Не думаю.
– А что внутри, знаешь?
– А ты знаешь? – спросил Джин.
– Знаю. Металл «икс».
– А чему равен икс в этой задачке? Чему служит, знаешь?
– Нет, конечно. И не интересуюсь – незачем. Мое дело – охрана порядка. Все надсмотрщики рудников. Подобраны из профессионалов. Вон посмотрите – гуляют.
За два – три столика от нашей ложи шестеро мордастых, плечистых парней с бычьими шеями, лениво раскачиваясь то вправо, то влево, монотонно тянули даже не песню, а одну только фразу из песни: «Хорошо жить легко, широко… Хорошо жить легко, широко…»
– Вот мы им и даем эту легкость и широту. Пистолет, хлыст и кредитные билеты Системы в здешнем банке. Билетов много, но и работенка не сахар. Металл «икс» радиоактивный, мощнее урана и гораздо токсичнее. Излучает и после очистки на обогатительной фабрике. Трудно тебе будет с рабочими, директор. Мрут, как в эпидемии.
– Где же их лечат? Я не видел больницы, – сказал Джин.
– Ее и нет. Здешние лейкозы неизлечимы.
– Значит, крематорий или просто кладбище?
– Зачем? А «зыбучка» на что? Недалеко, всего километра полтора. Швырнешь в лиловый песок, и затянет. Как ложку в киселе.
Дикий так и сиял, удивляюсь, как меня не вытошнило.
– Какая гнусь! – не сдержался я.
– Здесь нет электронной записи, Чабби, но я могу ее заменить. Так сказать, в индивидуальном порядке.
– Заменяй. Ты уже ползал у меня на четвереньках. Поползаешь еще раз.
– Не выйдет, Чабби.
– Ты думаешь? – холодно спросил я и тем же приемом – ребром ладони – стукнул его по шее.
Он свалился тут же, хлюпнул и затих.
– Зря ты его, – поморщился Джин.
– Встанет, – зевнул я.
– Кто встанет, мальчики?
Гладкая, как бильярдный шар, голова склонилась над нашим столиком. Уоррен был в замшевой курточке с золотой бляхой начальника службы безопасности.
– Не поладили, – дернул подбородком Джин, указывая на барахтающегося под ногами Дикого.
Уоррен не спеша подсел к столу.
– Если ты еще не в раю, Стив, вставай и не симулируй, – сказал он.
Стив Кодбюри, кряхтя, поднялся, вытер слезы и слюни и сел молча с отрепетированной поспешностью.
– Значит, не поладили, – продолжал Уоррен, – а почему? Тебе слово, директор.
– А что говорить? – нехотя откликнулся Джин. – Стив рассказал о том, как хоронят в «зыбучке» умерших от радиации. С таким увлечением рассказывал, что Чабби не выдержал.
Уоррен уже не улыбался.
– А о чем еще он рассказывал?
– О радиоактивном металле «икс», – вмешался я, – и о неизлечимых лейкозах, об отсутствии медицинской помощи, о массовой смертности в городе. Ну, я и наказал его как умел.
– Правильно сделали, Лайк. Болтунов надо наказывать. Утри рот, Стив, и считай, что еще дешево отделался, – я бы наказал строже. А металл действительно радиоактивный. – Уоррен уже адресовался ко мне, игнорируя Кодбюри. – Работать придется в специальном скафандре, даже вам, летчикам. Кстати, вы уже были у директора порта?
– Я просил его задержаться на день. Под мою ответственность. Надеюсь, ничего страшного, – виновато улыбнулся Джин.
– Страшного не произошло, – отчеканил Уоррен, – но мои приказы не отменяются, господин Факетти. Никем, – подчеркнул он. – Запомните. А вам, Лайк, надлежит явиться уже не к директору космопорта, а, поскольку я здесь, ко мне непосредственно. Уйдете на Планету не сегодня и не завтра. Пока транспорт готовится к полету и погрузка только началась, понаблюдайте за процессом подготовки рейса. Вы его хозяин – вам и отвечать. Привыкайте. А ты, Стив, – обернулся он к послушно выжидающему Дикому, – завтра же покажешь директору все его хозяйство. Оно не ограничивается, как у Лайка, одной территорией. Начните с открытых карьеров, побывайте на обогатительной. У конвейера не задерживайся – побереги директора хотя бы от радиации. Без охраны пойдешь?
– Возьму двоих – хватит, – буркнул Стив.
– Тогда все, – резюмировал Уоррен. – Вам тоже не советую сидеть здесь допоздна. Денек будет шумный.
Он вышел, за ним Стив, даже не простившись с Факетти. Он, видимо, спешил объясниться с Уорреном. Джин сидел хмурый, скорее опечаленный, чем недовольный.
– Не нравится мне все это, – сказал он.
– А ты не складывай лапки, – усмехнулся я. – Привыкай, присматривайся. Накапливай материал. Уоррен не Бог, да и ты не комарик. Для начала сними скрытой камерой все, что увидишь. Пригодится.

Глава 20


о том, как добывается и переправляется на Планету псевдозолото Лоусона

Уоррен был точен. Я тоже. Ровно в девять раздвижные створки дверей впустили меня в «святилище». Уоррен ожидал на полдороге к столу, молча подвел меня к молочно-белой, без всяких украшений глянцевой стене, молча нажал кнопку, и стена превратилась в подсвеченную изнутри карту владений СВК на Планете, страны Чабби Лайка, уступившего мне свою биографию. По мере нашего приближения карта менялась, континент рос, вытесняя все к нему примыкающее. Города приобретали рельефность, реки – синеву, а дороги трехмерность, какую дают плоским лентам шоссе движущиеся по ним экипажи.
Так же молча Уоррен взял указку, обыкновенную школьную указку, похожую на бильярдный кий, и ткнул ею в квадратик на территории южной пустыни.
– Здесь, – сказал он, – будете приземляться. Локаторы укажут место. Проследите за разгрузкой, или, вернее, перегрузкой брусков на электрокары и проследуйте вместе с ними по трем номерным шоссе вот сюда. Это форт «Икс» без названия, где и хранится металл. Отдых два дня в любом районе Восточного Мегалополиса. Продление исключается.
– Все бруски загримированы под золото? – спросил я.
– Все. Удачный камуфляж, не правда ли?
– Не знаю. Золотой грим может вызвать повышенный интерес искателей приключений. Глухой район. Пустыня.
– Транспорты следуют с такой охраной, что любое нападение практически исключается. Извне, – подчеркнуто прибавил он. – Если же кому-либо удастся проникнуть в бригаду сопровождения, известный риск, конечно, имеется. Но его всегда можно предупредить.
Я молча глядел на черный квадратик в пустыне. Именно здесь наиболее вероятна удача акции, какие бы силы ни стояли на страже. А что нужно, в конце концов? Всего один кусок металла весом в десять – двадцать килограммов. И еще только смелость, изобретательность и находчивость.
Так я беспечно размышлял у карты, еще не видя этих брусков. Меня преследовала навязчивая мысль: почему Уоррен намекнул о возможности нападения изнутри? Действительно ли он предполагал такую возможность или провоцировал меня? Может, да, может, нет, ответить я не мог, но учесть был обязан.
А между тем мне еще предстояло участие в новом эпизоде задуманного Уорреном спектакля. Не спеша облачились в специальные скафандры из плотной ткани, пропитанной каким-то неприятно пахнущим химическим препаратом. «Защита», – пояснил мой начальник. От чего – от яда атмосферы или от псевдозолотых слитков? «От того и другого». С этим веселеньким напутствием я и вышел на простор под сиреневым небом. Черная, воронено поблескивающая дорожка довольно быстро пронесла нас мимо стекловидной крыши, выдолбленной в скальном грунте рудничной обогатительной фабрики, на серую площадку космодрома, где уже возвышалась знакомая мне от верхушки до лап синяя транспортная ракета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16