Сто. Восемьдесят. Зашуршали зажигательные стрелы даков. Оставляя за собой чадные следы, снаряды густо втыкались в столбы палисада. Хлестко ударили десятки римских баллист и катапульт. Громадные камни сметали по десятку наступающих. Длинные копья пронзали разом трех человек. Траян лично швырял в скучившихся под стенами врагов дротики. Меммий, нисколько не стесняясь присутствия великого полководца, отборным матом отмечал каждое удачное попадание. В его овальный щит впилось не меньше двадцати стрел. Штурмующие сотни вздыбили лестницы. Размахивая серповидными мечами, костобоки и патакензии подобно всесметающей вулканической лаве полезли на стены. Щетинистые гребни римских шлемов затрепыхались в бешеной схватке меж оструганных наверший частокола. Нигрин, держа двумя руками короткую гасту, бил в лица карабкающихся по лестницам воинов. Защитники укреплений несли не меньшие потери, чем нападающие. Раздался дикий, ни на что не похожий вопль. Котизон с Ратибором подоспели к месту боя. Римляне на ледовых валах вступили с ними в схватку. Сверху с моста две расставленные когорты поддерживали защитников залпами аппаратов. Авидий Нигрин передал командование на палисаде Лаберию Максиму и возглавил оборону левой стороны снежных стен. В некоторых местах уже пылали участки частокола, подожженные зажигательными горшками. Человеческий жир, который нельзя погасить никакой водой, делал свое дело. Воины Сусага помогали пламени бесперебойным битьем ручных таранов. Траян спустился с вышки. Камышовая кровля горела. Минуций и Меммий не обращали внимания на жар, продолжали кидать дротики.
Император отдал приказ трубачам играть «атаку». Заслышав сигнал, резервные когорты II Помощника и II Траянова легиона выдвинулись к наиболее угрожаемым участкам.
– Север! Поворачивай направо. Александр, ты налево! Если посчитаете нужным, можете вывести легионы в поле и дать бой на льду!
– Есть!
Центурии бегом ринулись на помощь дерущимся товарищам. Цезарь принял у контубернала узду коня. Горячий жеребец, закутанный попоной, грыз удила и рыл снег копытом. Кавалерийская ала римских граждан в заиндевевших железных латах неподвижно сидела на понурых мерзнувших лошадях.
Сусаг посылал на приступ группы даков, выходивших из леса. Старый полководец был мрачен. Никто, как он, не сознавал важности сегодняшнего штурма. Мудрый старик таил от всех простую истину: неразрушенный мост – это проигранная война. Шел четвертый час сражения. Римляне держались. Где-то в мозгу мелькнула мысль о том, что лимес не будет прорван и даки отступят, так и не добившись поставленной цели. Перед взором встало лицо Децебала. Когда они расставались, царь, глядя снизу вверх (Сусаг был уже в седле), похлопал кобылу по шее и сказал: «Только твоя победа определит, быть или не быть Дакии». Что ж, он сделал все возможное. «Тебе не в чем будет упрекнуть меня, Децебал», – шепнул военачальник.
– Дисипор! Веди своих за мной!
Последние конные сотни Сусага застучали копытами по промерзшей земле. Отряд, набирая ход, несся направо от предмостных башен, туда, где, встав на плечи друг другу, карабкались патакензии Котизона. На середине пути даки увидели, как с валов посыпались вниз выстроенные в боевом порядке центурии. II Помощник вышел для решающей схватки. Дикий рев покрыл окрестности. Казалось, сама богиня войны Белл она прохаживалась среди сражающихся, воспламеняя сердца. Костобоки крошили отшлифованные шлемы римлян медными палицами, рубили кривыми фалькатами. Квадраты легионарных подразделений вклинивались в толщу варваров, расчищали проход градом свинцовых шаров, ударами копий и обоюдоострых испанских мечей. В том месте, где снежные насыпи достигали наименьшей высоты, появились кавалеристы. Натягивая поводья, римские латники заставляли скалящих зубы коней съезжать по горкам на задних ногах. Впереди всех гарцевал всадник с красными страусовыми перьями на шлеме.
– Траян!!! – прокатилось над замерзшей гладью Данувия. Гастаты злее заработали копьями. Римские алы, выстроившись несколькими линиями, устремились в атаку.
Сусаг повел свою конницу наперерез. Лава сошлась с лавой. Красные перья мелькали в самой гуще сечи. Главарь даков, рубя фалькатой направо и налево, пробивался к римскому императору. Кругом хрипели и орали галлы, патакензии, сарматы и италики. Взмах кривым мечом. Красивый римлянин схватился за рассеченный лоб. Лошадь его, поскользнувшись, грохнулась на лед. Вот и ты! Траян великолепно, одними коленями развернул лошадь навстречу противнику. Качнувшись всем корпусом, обрушил умбон щита на дака. Глухой удар. Дак удержался в седле. Ответный выпад фалькаты сбрил половину плюмажа. Алые страусовые перья диковинными цветами закружились в воздухе. Застучала сталь клинков. Отборные телохранители командиров, занятые собой, не могли ничем помочь ни императору, ни Сусагу. Серповидное лезвие посвистывало все ближе и ближе от налобника. Грузный варвар наседал. Траян нарушил правило. Витой галльский меч цезаря опустился на голову вражеского коня. Сусаг нелепо вскинул руками, удерживая равновесие. В следующее мгновение холодная молния впилась ему в горло. Кровавая пелена застила сознание. «Ты ни в чем не сможешь упрекнуть меня, Децебал», Верный соратник дакийского царя медленно опустился лицом в истоптанный, запачканный кровью снег.
Почти одновременно с этим сраженный ударом пилума в сердце опрокинулся навзничь бесстрашный Котизон. Тело наследника осталось лежать посреди кучи убитых врагов. Римляне, забросавшие дротиками ненавистного варвара, не знали, кто пал под смертоносными остриями. Старый легионер-профессионал лишь на секунду задержался у трупа. Он рывком сорвал с шеи юноши дорогую золотую медаль на электровой цепи, сунул себе за пояс усыпанный драгоценными камнями гетский кинжал и побежал догонять ломившую вперед центурию.
Растерянные, оставшиеся без предводителей даки начали покидать поле боя. Ратибор, не добившись ничего, скомандовал отход. Карпы отхлынули от ледовых стен. К уходящим в лес присоединились истекшие кровью, порядком поредевшие сотни на предмостных укреплениях. Общий штурм моста был отбит. Римляне выстояли. Они победили. Поздней ночью князь карпов направил на место битвы группу людей с приказом во что бы то ни стало отыскать и доставить тела Сусага и Котизона. Мертвых положили в сани, и остатки корпуса, потрясенные неудачей, двинулись в сторону Бурридавы.
* * *
... Траян наградил Авидия Нигрина золотым венком.
– За твои снежные форты, Авидий! Сами бессмертные боги внушили тебе мысль о них! Благодарю!
Солдаты бродили по полю и замерзшей поверхности реки. Грабили павших. Всю добычу император распорядился отдать легионам. Побитых варваров стаскивали на лед. Весной, когда Данувий вскроется, течение унесет тела к Понту.
По случаю победы состоялось торжественное жертвоприношение.
– Воины! Ветераны и вновь поступившие на службу! – обратился к выстроенным когортам цезарь. – Сенат и народ римский благодарит вас за вчерашнюю победу! Вы не позволили варварам захватить мост! Отныне окончательный разгром Децебала представляется только вопросом времени! Вашу доблесть империя и я лично отметим достойными наградами после победы! Да здравствует VII Клавдиев, II Помощник, II Траянов и XV Аполлонов легионы!!! Да здравствуют мужественные кавалерийские алы! Милесы вексиллатионов и саперные манипулы!!!
– Ave, imperator Trayan! – возликовали солдаты и принялись бить в щиты.
Траян запахнул синий плащ на бобровом меху и предоставил дальше действовать жрецам.
Вечером за длинным, уставленным яствами столом с получившими отличия трибунами и легатами принцепс поднял до краев налитый кубок:
– За победный марш римских легионов по владениям Децебала! За нашу победу! Во имя Юпитера Величайшего и Юноны Прародительницы!
Военачальники в едином порыве плеснули вино на пол и осушили чаши.
– За императора Нерву Траяна Августа, ведущего нас к победам!
4
Срубы погребального костра поднялись до самого неба. Омытые хрустальной водой горных родников, лежали на вершине Котизон и Сусаг. В дорогой одежде, с любимым оружием, они казались уснувшими. Десять лучших сарматских скакунов, сто пленных римлян и двадцать самых красивых девушек положил царь-отец на погребальное ложе сына и верного полководца. На Небесных просторах Замолксиса они будут выполнять все желания героев. Рабы-римляне подадут им пиршественные чаши или подставят плечо под ноги, когда храбрые воины будут садиться в седло.
Даки теснились по обеим сторонам костра. Конные спешились и держали лошадей под уздцы. Низкие тучи ползли по небу. Дул пронизывающий ветер. Седые жрецы с тонкими кольцами обручей на лбу нараспев читали молитвы Владыке Света. Мукапиус, торжественный, мрачный, запалил факел от углей Огня Смерти. Капли смолы, шипя, падали с пылающего конца. В наступившей тишине Децебал шагнул в центр круга.
– Отчего вы печалитесь, даки?! В моем сердце нет места скорби! Разве те, кого мы хороним сегодня, были недостойными людьми? Или они умерли постыдною смертью?! Сусаг и Котизон пали в битве за нашу Дакию! Костобок и патакензий сражались бок о бок за одну родину! Они были мужественны, храбры, чурались лжи и низости. Замолксис нуждался в таких воинах. Он забрал их к себе на Поля Кабиров. И нынче души моего сына и его старшего товарища взирают на нас сверху. Они стали Кабирами и вкусили бессмертия!
Старый План – дядька и наставник Котизона – смотрел в небо. По лицу старика текли слезы. Воспитатель что-то шептал. Децебал взял протянутый верховным жрецом факел и поджег груду щепок. Жадное пламя разом охватило облитые нефтью бревна. Царь швырнул светоч высоко на сруб. Застучали обтянутые воловьей кожей барабаны. К ним подключились свирели. Испытанные, покрытые шрамами воины выходили из рядов и становились вокруг разгоревшегося костра. Лица танцоров закрывали маски из меха, кожи и дерева. Положив руки на плечи друг друга, дакийские мужи кружили гигантским хороводом и пели военные песни. Восхваляли доблести ушедших. Выхватывали блистающие серповидные мечи и распадались на пары. Высоко подпрыгивали, с лязгом скрещивали мечи. Вместе со всеми танцевал царь. Низким хриплым голосом Децебал повторял славословия сыну и соратнику, размахивал фалькатой и призывал Замолксиса. Многие даки, особенно из патакензийских и костобокских родов, наносили себе порезы и раны. План острым, как бритва, гетским кинжалом рассек обе скулы. Кровь быстро свернулась на морозе и выделилась на лице двумя огромными красными пятнами. Вечером задымились тысячи костров на всем пространстве между Священной округой и стенами Сармизагетузы. Распорядители из младших жрецов раздавали пришедшим жертвенных баранов и быков. Освящали вино. Воины резали скот и жарили туши на длинных вертелах-жердях. Тем временем другие готовили могилу. Когда огонь погас, пышущее жаром пепелище залили водой вперемешку с вином. Даки длинной вереницей проходили вдоль ямы, куда сложили останки погибших и бросали землю. Кто из шапки, кто со щита. Насыпь делалась все выше и выше. На месте погребения поднялся высокий курган. Мужи дакийские уселись вокруг и приступили к тризне.
* * *
... Децебал впервые почувствовал сердце на третий день после похорон. Он ни разу не проявил своих чувств. Ни когда получил известие о смерти сына, ни в день кремации. Но оставшись наедине с самим собой, в пустом, одиноком дворце, испытал пронзительную боль утраты. Схватившись левой рукой за грудь, царь долго стоял, опираясь плечом о дверной косяк. Котизон был его надеждой. Его славой. Теперь у него не осталось сына. Только дочь.
Звериное состояние жгучей ненависти захлестнуло душу. Кто виноват в его несчастиях? Римляне! Римляне! Римляне! Ненасытные жадные псы. Кровожадные, как упыри из гетских сказок, они заполнили Дакию. Убили его сына. Там, на людях, он не имел права на скорбь. Тысячи дакийских семей лишились отцов, братьев и сыновей. И Децебал из рода Дадеса был лишь одним из многих.
Далеко на юге здоровяк Траян сидит сейчас со своими подручными и празднует новую победу над даками. Децебал несколько раз громыхнул кулаком по стене. «Ты заплатишь мне, вороватый римский шакал!» – мысленно крикнул он воображаемому императору.
Волнение улеглось. Злоба оформилась в конкретное решение. Траяна надо убить. До тех пор, пока жив этот человек, дакам не одолеть римлян. Не в пример изнеженному Домициану новый цезарь сам водит легионы в бой. У даков погибают отважнейшие, а «петухи» продолжают наступать и занимают все новые и новые области, как вода в половодье. Подобно духам ветра, они успевают всюду. Если убрать Траяна, римская армия остановится. Тело не может двигаться, когда его лишают головы. И тогда... «Я соберу все силы и заставлю убраться за Данувий нечисть, что ты привел с собой! А ты, Траян, мертвый будешь смотреть на бесславный конец затеянной тобой войны и выть от бессилия!»
* * *
... В первых числах марта боевые действия возобновились. Децебал оставил столицу на попечение Диега и выехал к войскам. По дороге он отдал приказ не производить весенний сев хлебов в юго-западных районах Дакии от Тибуска до Сармизагетузы. Население получило от царя зерно, закупленное у Боспора. Этой мерой Децебал обезопасил области от вторжения римлян. Траян не решился бы вести армию по разоренным местам, лишенным фуража и продовольствия.
Для последнего, решающего броска римляне сосредоточили на левом дакийском берегу Данувия двенадцать полных легионов. Царь даков мог противопоставить ста тысячам вражеских солдат едва пятьдесят тысяч воинов. Теперь он всячески должен был уклоняться от больших сражений. Пользуясь передышкой, предоставленной противником, даки усилили нажим на осажденные крепости.
... Сидя на узорной войлочной кошме, Децебал ждал приглашенных. Филипп лежал рядом. Время от времени пес дергал хвостом и вздымал уши. Молоденький телохранитель, взятый царем взамен Муказена, в дальнем углу шатра протирал масляной тряпкой оружие. Входная занавесь качнулась. Вошли План, Нептомар, Пируст, Сервилий-Мукапор и еще один, неизвестный владыке Дакии. Густая борода закрывала пол-лица незнакомца.
– Садитесь! – пригласил царь.
Вошедшие остались стоять на местах. План держал небольшой кожаный мешок.
– Децебал, – сурово промолвил он, – укрепи сердце и дух. Это римляне перебросили нашим со стен Тибуска.
Вождь развязал торбу, и на пол скатилась набальзамированная голова Мамутциса.
Децебал не шелохнулся. Долго смотрел на страдальчески искривленный рот старейшины.
– Возьмите голову Мамутциса и погребите ее с подобающими почестями. А теперь садитесь! – приказал Децебал.
Военачальники присели, соблюдая старшинство. Децебал знаком выпроводил из палатки слугу.
– Значит, наш посол не дошел до Парфии, – бесстрастным тоном резюмировал он, – и следовательно, нам нечего ждать от Хозроя помощи. Но я предлагаю мужам дакийским иное. Я позвал вас, чтобы обсудить, как убить Траяна.
Лица присутствующих выразили крайнее изумление. Нептомар пожал плечами.
– Это невозможно, Децебал!
– Почему?
– Мы не сможем подсыпать яд. Император питается из одного котла с солдатами. Его окружают сотни воинов.
– Разве я сказал отравить? – Децебал сощурился. – Надо послать таких людей, которые знают Траяна в лицо и ударят кинжалом. Наверняка. Пируст, расскажи нам, что ты надумал!
Молодой вождь предавензиев указал на рядом сидящего:
– Этот человек – бывший раб Марка Траяна. Он иллириец. Зовут Ликкай. Во всей Дакии мало наберется людей, кто ненавидел бы предводителя римлян больше, чем он. Ликкай пойдет даже на смерть, но отомстит императору.
Иллириец внимательно слушал речь Пируста. Мощные кисти бывшего раба сжимали напряженные колени.
– С каким удовольствием я сам отправился бы убивать этого хорька, – вдруг, забывшись, прошептал Децебал.
Пируст переждал, когда царь договорит, и продолжил:
– С ним отправятся Мукапор и еще два человека из наших, кто знает язык римлян. Главное, приблизиться к Траяну, а там на все воля Замолксиса.
Когда участники совещания ушли, верховный вождь даков достал нагрудный медальон убитого Котизона и долго смотрел на дорогую сердцу вещь.
5
Траян в просторном панцире, без украшений и знаков отличия, озирал с холма проходящие когорты. Три центуриона-преторианца держали шлем и оружие императора. Последние манипулы XVI Флавиевого легиона ушли вперед. Показались центурии II Помощника. Цезарь придирчиво оглядел легионеров I когорты. Ветераны шли размеренным тяжелым шагом. Знаменосец протяжно, широко зевал. Завидев полководца, центурионы прикрикнули на рядовых. Ряды выровнялись, подтянулись.
– Кто за вами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Император отдал приказ трубачам играть «атаку». Заслышав сигнал, резервные когорты II Помощника и II Траянова легиона выдвинулись к наиболее угрожаемым участкам.
– Север! Поворачивай направо. Александр, ты налево! Если посчитаете нужным, можете вывести легионы в поле и дать бой на льду!
– Есть!
Центурии бегом ринулись на помощь дерущимся товарищам. Цезарь принял у контубернала узду коня. Горячий жеребец, закутанный попоной, грыз удила и рыл снег копытом. Кавалерийская ала римских граждан в заиндевевших железных латах неподвижно сидела на понурых мерзнувших лошадях.
Сусаг посылал на приступ группы даков, выходивших из леса. Старый полководец был мрачен. Никто, как он, не сознавал важности сегодняшнего штурма. Мудрый старик таил от всех простую истину: неразрушенный мост – это проигранная война. Шел четвертый час сражения. Римляне держались. Где-то в мозгу мелькнула мысль о том, что лимес не будет прорван и даки отступят, так и не добившись поставленной цели. Перед взором встало лицо Децебала. Когда они расставались, царь, глядя снизу вверх (Сусаг был уже в седле), похлопал кобылу по шее и сказал: «Только твоя победа определит, быть или не быть Дакии». Что ж, он сделал все возможное. «Тебе не в чем будет упрекнуть меня, Децебал», – шепнул военачальник.
– Дисипор! Веди своих за мной!
Последние конные сотни Сусага застучали копытами по промерзшей земле. Отряд, набирая ход, несся направо от предмостных башен, туда, где, встав на плечи друг другу, карабкались патакензии Котизона. На середине пути даки увидели, как с валов посыпались вниз выстроенные в боевом порядке центурии. II Помощник вышел для решающей схватки. Дикий рев покрыл окрестности. Казалось, сама богиня войны Белл она прохаживалась среди сражающихся, воспламеняя сердца. Костобоки крошили отшлифованные шлемы римлян медными палицами, рубили кривыми фалькатами. Квадраты легионарных подразделений вклинивались в толщу варваров, расчищали проход градом свинцовых шаров, ударами копий и обоюдоострых испанских мечей. В том месте, где снежные насыпи достигали наименьшей высоты, появились кавалеристы. Натягивая поводья, римские латники заставляли скалящих зубы коней съезжать по горкам на задних ногах. Впереди всех гарцевал всадник с красными страусовыми перьями на шлеме.
– Траян!!! – прокатилось над замерзшей гладью Данувия. Гастаты злее заработали копьями. Римские алы, выстроившись несколькими линиями, устремились в атаку.
Сусаг повел свою конницу наперерез. Лава сошлась с лавой. Красные перья мелькали в самой гуще сечи. Главарь даков, рубя фалькатой направо и налево, пробивался к римскому императору. Кругом хрипели и орали галлы, патакензии, сарматы и италики. Взмах кривым мечом. Красивый римлянин схватился за рассеченный лоб. Лошадь его, поскользнувшись, грохнулась на лед. Вот и ты! Траян великолепно, одними коленями развернул лошадь навстречу противнику. Качнувшись всем корпусом, обрушил умбон щита на дака. Глухой удар. Дак удержался в седле. Ответный выпад фалькаты сбрил половину плюмажа. Алые страусовые перья диковинными цветами закружились в воздухе. Застучала сталь клинков. Отборные телохранители командиров, занятые собой, не могли ничем помочь ни императору, ни Сусагу. Серповидное лезвие посвистывало все ближе и ближе от налобника. Грузный варвар наседал. Траян нарушил правило. Витой галльский меч цезаря опустился на голову вражеского коня. Сусаг нелепо вскинул руками, удерживая равновесие. В следующее мгновение холодная молния впилась ему в горло. Кровавая пелена застила сознание. «Ты ни в чем не сможешь упрекнуть меня, Децебал», Верный соратник дакийского царя медленно опустился лицом в истоптанный, запачканный кровью снег.
Почти одновременно с этим сраженный ударом пилума в сердце опрокинулся навзничь бесстрашный Котизон. Тело наследника осталось лежать посреди кучи убитых врагов. Римляне, забросавшие дротиками ненавистного варвара, не знали, кто пал под смертоносными остриями. Старый легионер-профессионал лишь на секунду задержался у трупа. Он рывком сорвал с шеи юноши дорогую золотую медаль на электровой цепи, сунул себе за пояс усыпанный драгоценными камнями гетский кинжал и побежал догонять ломившую вперед центурию.
Растерянные, оставшиеся без предводителей даки начали покидать поле боя. Ратибор, не добившись ничего, скомандовал отход. Карпы отхлынули от ледовых стен. К уходящим в лес присоединились истекшие кровью, порядком поредевшие сотни на предмостных укреплениях. Общий штурм моста был отбит. Римляне выстояли. Они победили. Поздней ночью князь карпов направил на место битвы группу людей с приказом во что бы то ни стало отыскать и доставить тела Сусага и Котизона. Мертвых положили в сани, и остатки корпуса, потрясенные неудачей, двинулись в сторону Бурридавы.
* * *
... Траян наградил Авидия Нигрина золотым венком.
– За твои снежные форты, Авидий! Сами бессмертные боги внушили тебе мысль о них! Благодарю!
Солдаты бродили по полю и замерзшей поверхности реки. Грабили павших. Всю добычу император распорядился отдать легионам. Побитых варваров стаскивали на лед. Весной, когда Данувий вскроется, течение унесет тела к Понту.
По случаю победы состоялось торжественное жертвоприношение.
– Воины! Ветераны и вновь поступившие на службу! – обратился к выстроенным когортам цезарь. – Сенат и народ римский благодарит вас за вчерашнюю победу! Вы не позволили варварам захватить мост! Отныне окончательный разгром Децебала представляется только вопросом времени! Вашу доблесть империя и я лично отметим достойными наградами после победы! Да здравствует VII Клавдиев, II Помощник, II Траянов и XV Аполлонов легионы!!! Да здравствуют мужественные кавалерийские алы! Милесы вексиллатионов и саперные манипулы!!!
– Ave, imperator Trayan! – возликовали солдаты и принялись бить в щиты.
Траян запахнул синий плащ на бобровом меху и предоставил дальше действовать жрецам.
Вечером за длинным, уставленным яствами столом с получившими отличия трибунами и легатами принцепс поднял до краев налитый кубок:
– За победный марш римских легионов по владениям Децебала! За нашу победу! Во имя Юпитера Величайшего и Юноны Прародительницы!
Военачальники в едином порыве плеснули вино на пол и осушили чаши.
– За императора Нерву Траяна Августа, ведущего нас к победам!
4
Срубы погребального костра поднялись до самого неба. Омытые хрустальной водой горных родников, лежали на вершине Котизон и Сусаг. В дорогой одежде, с любимым оружием, они казались уснувшими. Десять лучших сарматских скакунов, сто пленных римлян и двадцать самых красивых девушек положил царь-отец на погребальное ложе сына и верного полководца. На Небесных просторах Замолксиса они будут выполнять все желания героев. Рабы-римляне подадут им пиршественные чаши или подставят плечо под ноги, когда храбрые воины будут садиться в седло.
Даки теснились по обеим сторонам костра. Конные спешились и держали лошадей под уздцы. Низкие тучи ползли по небу. Дул пронизывающий ветер. Седые жрецы с тонкими кольцами обручей на лбу нараспев читали молитвы Владыке Света. Мукапиус, торжественный, мрачный, запалил факел от углей Огня Смерти. Капли смолы, шипя, падали с пылающего конца. В наступившей тишине Децебал шагнул в центр круга.
– Отчего вы печалитесь, даки?! В моем сердце нет места скорби! Разве те, кого мы хороним сегодня, были недостойными людьми? Или они умерли постыдною смертью?! Сусаг и Котизон пали в битве за нашу Дакию! Костобок и патакензий сражались бок о бок за одну родину! Они были мужественны, храбры, чурались лжи и низости. Замолксис нуждался в таких воинах. Он забрал их к себе на Поля Кабиров. И нынче души моего сына и его старшего товарища взирают на нас сверху. Они стали Кабирами и вкусили бессмертия!
Старый План – дядька и наставник Котизона – смотрел в небо. По лицу старика текли слезы. Воспитатель что-то шептал. Децебал взял протянутый верховным жрецом факел и поджег груду щепок. Жадное пламя разом охватило облитые нефтью бревна. Царь швырнул светоч высоко на сруб. Застучали обтянутые воловьей кожей барабаны. К ним подключились свирели. Испытанные, покрытые шрамами воины выходили из рядов и становились вокруг разгоревшегося костра. Лица танцоров закрывали маски из меха, кожи и дерева. Положив руки на плечи друг друга, дакийские мужи кружили гигантским хороводом и пели военные песни. Восхваляли доблести ушедших. Выхватывали блистающие серповидные мечи и распадались на пары. Высоко подпрыгивали, с лязгом скрещивали мечи. Вместе со всеми танцевал царь. Низким хриплым голосом Децебал повторял славословия сыну и соратнику, размахивал фалькатой и призывал Замолксиса. Многие даки, особенно из патакензийских и костобокских родов, наносили себе порезы и раны. План острым, как бритва, гетским кинжалом рассек обе скулы. Кровь быстро свернулась на морозе и выделилась на лице двумя огромными красными пятнами. Вечером задымились тысячи костров на всем пространстве между Священной округой и стенами Сармизагетузы. Распорядители из младших жрецов раздавали пришедшим жертвенных баранов и быков. Освящали вино. Воины резали скот и жарили туши на длинных вертелах-жердях. Тем временем другие готовили могилу. Когда огонь погас, пышущее жаром пепелище залили водой вперемешку с вином. Даки длинной вереницей проходили вдоль ямы, куда сложили останки погибших и бросали землю. Кто из шапки, кто со щита. Насыпь делалась все выше и выше. На месте погребения поднялся высокий курган. Мужи дакийские уселись вокруг и приступили к тризне.
* * *
... Децебал впервые почувствовал сердце на третий день после похорон. Он ни разу не проявил своих чувств. Ни когда получил известие о смерти сына, ни в день кремации. Но оставшись наедине с самим собой, в пустом, одиноком дворце, испытал пронзительную боль утраты. Схватившись левой рукой за грудь, царь долго стоял, опираясь плечом о дверной косяк. Котизон был его надеждой. Его славой. Теперь у него не осталось сына. Только дочь.
Звериное состояние жгучей ненависти захлестнуло душу. Кто виноват в его несчастиях? Римляне! Римляне! Римляне! Ненасытные жадные псы. Кровожадные, как упыри из гетских сказок, они заполнили Дакию. Убили его сына. Там, на людях, он не имел права на скорбь. Тысячи дакийских семей лишились отцов, братьев и сыновей. И Децебал из рода Дадеса был лишь одним из многих.
Далеко на юге здоровяк Траян сидит сейчас со своими подручными и празднует новую победу над даками. Децебал несколько раз громыхнул кулаком по стене. «Ты заплатишь мне, вороватый римский шакал!» – мысленно крикнул он воображаемому императору.
Волнение улеглось. Злоба оформилась в конкретное решение. Траяна надо убить. До тех пор, пока жив этот человек, дакам не одолеть римлян. Не в пример изнеженному Домициану новый цезарь сам водит легионы в бой. У даков погибают отважнейшие, а «петухи» продолжают наступать и занимают все новые и новые области, как вода в половодье. Подобно духам ветра, они успевают всюду. Если убрать Траяна, римская армия остановится. Тело не может двигаться, когда его лишают головы. И тогда... «Я соберу все силы и заставлю убраться за Данувий нечисть, что ты привел с собой! А ты, Траян, мертвый будешь смотреть на бесславный конец затеянной тобой войны и выть от бессилия!»
* * *
... В первых числах марта боевые действия возобновились. Децебал оставил столицу на попечение Диега и выехал к войскам. По дороге он отдал приказ не производить весенний сев хлебов в юго-западных районах Дакии от Тибуска до Сармизагетузы. Население получило от царя зерно, закупленное у Боспора. Этой мерой Децебал обезопасил области от вторжения римлян. Траян не решился бы вести армию по разоренным местам, лишенным фуража и продовольствия.
Для последнего, решающего броска римляне сосредоточили на левом дакийском берегу Данувия двенадцать полных легионов. Царь даков мог противопоставить ста тысячам вражеских солдат едва пятьдесят тысяч воинов. Теперь он всячески должен был уклоняться от больших сражений. Пользуясь передышкой, предоставленной противником, даки усилили нажим на осажденные крепости.
... Сидя на узорной войлочной кошме, Децебал ждал приглашенных. Филипп лежал рядом. Время от времени пес дергал хвостом и вздымал уши. Молоденький телохранитель, взятый царем взамен Муказена, в дальнем углу шатра протирал масляной тряпкой оружие. Входная занавесь качнулась. Вошли План, Нептомар, Пируст, Сервилий-Мукапор и еще один, неизвестный владыке Дакии. Густая борода закрывала пол-лица незнакомца.
– Садитесь! – пригласил царь.
Вошедшие остались стоять на местах. План держал небольшой кожаный мешок.
– Децебал, – сурово промолвил он, – укрепи сердце и дух. Это римляне перебросили нашим со стен Тибуска.
Вождь развязал торбу, и на пол скатилась набальзамированная голова Мамутциса.
Децебал не шелохнулся. Долго смотрел на страдальчески искривленный рот старейшины.
– Возьмите голову Мамутциса и погребите ее с подобающими почестями. А теперь садитесь! – приказал Децебал.
Военачальники присели, соблюдая старшинство. Децебал знаком выпроводил из палатки слугу.
– Значит, наш посол не дошел до Парфии, – бесстрастным тоном резюмировал он, – и следовательно, нам нечего ждать от Хозроя помощи. Но я предлагаю мужам дакийским иное. Я позвал вас, чтобы обсудить, как убить Траяна.
Лица присутствующих выразили крайнее изумление. Нептомар пожал плечами.
– Это невозможно, Децебал!
– Почему?
– Мы не сможем подсыпать яд. Император питается из одного котла с солдатами. Его окружают сотни воинов.
– Разве я сказал отравить? – Децебал сощурился. – Надо послать таких людей, которые знают Траяна в лицо и ударят кинжалом. Наверняка. Пируст, расскажи нам, что ты надумал!
Молодой вождь предавензиев указал на рядом сидящего:
– Этот человек – бывший раб Марка Траяна. Он иллириец. Зовут Ликкай. Во всей Дакии мало наберется людей, кто ненавидел бы предводителя римлян больше, чем он. Ликкай пойдет даже на смерть, но отомстит императору.
Иллириец внимательно слушал речь Пируста. Мощные кисти бывшего раба сжимали напряженные колени.
– С каким удовольствием я сам отправился бы убивать этого хорька, – вдруг, забывшись, прошептал Децебал.
Пируст переждал, когда царь договорит, и продолжил:
– С ним отправятся Мукапор и еще два человека из наших, кто знает язык римлян. Главное, приблизиться к Траяну, а там на все воля Замолксиса.
Когда участники совещания ушли, верховный вождь даков достал нагрудный медальон убитого Котизона и долго смотрел на дорогую сердцу вещь.
5
Траян в просторном панцире, без украшений и знаков отличия, озирал с холма проходящие когорты. Три центуриона-преторианца держали шлем и оружие императора. Последние манипулы XVI Флавиевого легиона ушли вперед. Показались центурии II Помощника. Цезарь придирчиво оглядел легионеров I когорты. Ветераны шли размеренным тяжелым шагом. Знаменосец протяжно, широко зевал. Завидев полководца, центурионы прикрикнули на рядовых. Ряды выровнялись, подтянулись.
– Кто за вами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56