Ольга, услышав его вопрос, притихла с другой стороны кровати, ожидая моего ответа.
— Все нормально, Владимир Андреевич, — улыбаюсь я. — Просто попытаюсь выяснить некоторые моменты в этом деле…
Владимир Андреевич качает головой, сомневаясь, очевидно, в моих способностях.
— Здесь не война, капитан… — говорит он задумчиво.
Ольга, когда представляла меня своему отцу, тут же выложила все, что сама успела обо мне узнать. Отец отреагировал на услышанное совершенно нормально, только спросил, может ли он знать того полковника, из-за которого у меня не удалась карьера. Я назвал ему фамилию, но, естественно, Владимиру Андреевичу она ничего не сказала.
— Глядя на вас, господин полковник, в такое трудно поверить… — возражаю на его слова, что, мол, не война здесь у нас. А что же? Весь забинтованный, он сейчас больше похож на бойца, попавшего в госпиталь с поля брани, нежели на обычного больного. Полковник улыбается сравнению, но вдруг заходится кашлем, морщась от боли. Ольга быстро наклоняется к нему, я же тянусь к кнопке вызова медсестры. Полковник жестом останавливает мою руку.
— Норма, Герасим… Это ничего… Не смертельно, — говорит он, немного придя в себя.
Выйдя из палаты, я переговорил с его лечащим врачом, и тот заверил, что у полковника все будет в порядке. Ничего опасного для здоровья и жизни. Да и поместили Владимира Андреевича более чем пристойно, в палату на двоих, где второго больного пока нет. Позже я отвез Ольгу к ее сестре на Ленинский. Побыв там с полчаса, собрался уезжать. Оля, провожая меня на лестничную площадку, предложила ключи от их дома, так как я отказался воспользоваться гостеприимством ее сестры. Договорившись, когда я снова подъеду или в крайнем случае позвоню, выбираюсь на улицу. Теплый, солнечный летний день. Узнав от Ольги адрес мастерской ее отца, я на такси еду на Гражданку.
В мастерской я побеседовал с рабочими, друзьями полковника. Получив много полезной информации, еду снова в Озерки, хочу подремать пару часиков. Весь небольшой коллектив, узнав о несчастье своего шефа, собрался после работы навестить его в больнице. Мы договорились, что, если появится кто-нибудь из парней Бенгала, мне тут же откуда-нибудь с улицы сообщат об этом, позвонив по домашнему телефону полковника.
Я проспал два часа, а потом меня разбудила трель телефонного звонка.
— Герасим? — спросил приглушенный мужской голос в трубке.
— Да.
— У нас в гараже гости.
Трубку тут же повесили. Отлично, на ловца и зверь бежит. Мигом собравшись, бегом преодолеваю метров двести до оживленной магистрали и ловлю частника, согласившегося гнать на максимальной скорости до названного мной адреса за солидное вознаграждение. Мужик не соврал, и его старенькая «девятка» летит по улицам так, что мне не раз казалось, что конечной остановкой станет нам городской морг или в лучшем случае больничка. Но водила оказался классный, и через десять минут я уже миновал ворота мастерской, имеющей довольно обширную территорию, обособленную от остального городского мира. Здесь десять больших гаражных боксов. В шести из них ворота открыты, и видны автомобили разных марок. Вдоль дальней стены — несколько машин, принадлежащих, вероятно, рабочим гаража, а посреди двора стоит черная, семисотой модели, «БМВ».
Какой-то работяга, выглянув из бокса, махнул мне рукой в направлении вагончика-конторки. Захожу внутрь — в кабинете Владимира Андреевича шестеро. Двое заместителей полковника и четверо приезжих джигитов.
Все бандиты Бенгала, как говорят теперь, — лица кавказской национальности, но выяснять, откуда именно приехала чернота, мне скучно и неинтересно. Отношение у меня к этим ублюдкам, чувствующим себя королями в нашем городе, совершенно определенное.
— Э! Что хочешь, да?! — Вся кодла смотрит с недоумением, а один из них, по-видимому, старший, заводится с пол-оборота:
— Ты видишь, тут разговор, да? Зачем мешаешь? Подожди, как нормальный человек, на улице!
Гости сидят, расположившись с двух сторон стола, как полновластные хозяева этого заведения, а заместители полковника притулились у окна. Гости нещадно дымят сигаретами.
— Ты, что ли, хозяин здесь? — спрашиваю старшего с издевательской ухмылкой. — Чего пасть открываешь, дарагой, когда тебя никто об этом не спросил?.. Да? — передразниваю его.
— Э-э!! Ну, билядь, ты и наглый! — рычит он угрожающе и медленно поднимается с места. Сидевший рядом с ним крепыш с орлиным шнапаком тоже встает, глядя на меня исподлобья. Двое по другую сторону стола не двигаются, считают, вероятно, что своим участием в разборке окажут мне слишком много чести.
— Не наглый, а справедливый, — ухмыляюсь, не сводя со старшего глаз. Старший взрывается:
— Как ты сказал мнэ?.. А? Повторы? — Он уже готов броситься с «кынжалом». Кавказцы одеты по-летнему, все в цветастых рубахах. Оружия у них с собой нет, разве что перышки в карманах брюк, но это несерьезно.
— «Привет» говорю, козел, — поясняю бестолковому абреку.
Шаг вправо, и ребро правой стопы дробит челюсть этому орлу с непомерно вытянутым клювом. Орел взмахивает крыльями и, войдя в штопор, рушится на пол. Левой стопой припечатываю старшего — вдавливаю ему грудину до позвоночника, и он с грохотом перепархивает через стол. Остальные горцы вскакивают с мест, но сами, наверное, уже поняли, что опоздали. Перепрыгиваю на их сторону и гашу крайнего справа ребром ладони по остро выступающему кадыку. Ударом в пах заставляю присесть четвертого и, схватив за уши, с удовольствием размазываю его морду о поверхность стола. Впрочем, пачкать мебель кровавыми соплями не стоит.
Как половую тряпку, отшвыриваю джигита в угол.
Заместители Владимира Андреевича с ужасом взирают на происходящее. Да, пенсия для военных — это гибель воинского духа.
— Сейчас объясню, что будете делать, — говорю отставникам и обыскиваю кавказцев.
Забрав всю наличку, какая была у черных в карманах, становлюсь обладателем довольно большой суммы денег как в долларах, так и в рублях. Считать некогда.
— Николай Сергеевич, — обращаюсь к заместителю полковника, — подойдите сюда, пожалуйста…
Тот, с опаской обходя валяющихся на полу «гостей», приближается к столу.
— Вот деньги, — указываю ему на две разномастные пачки купюр на столе. — Сейчас поедете в ведомственную охрану. Там заплатите, сколько надо, чтобы с сегодняшнего дня ваш гараж охраняли официально нанятые полицейские… Вы меня поняли?
Тот кивает, потом косится на бездыханные тела. Черные продолжают пребывать в отключке.
— А что делать с ними? — спрашивает он неуверенно. Я улыбаюсь:
— С ними я сам разберусь.
Заместители смотрят на меня недоверчиво.
— Если у вас спросят, приезжали ли к вам эти друзья, скажете, что нет.
Отставники начинают трястись мелкой дрожью.
— Спокойно, господа офицеры! — рычу на них. — Отставить мандраж! Вы на войне!!
Мой резкий тон действует на них положительно. Мужчины подтягиваются и уже тверже смотрят мне в глаза.
— Этих тварей — в свободный бокс. И туда же их машину, — отдаю распоряжение. — Сначала я с ними поговорю, а потом отвезу подальше.
— Понял. Сейчас все сделаем, — говорит Николай Сергеевич и выходит из вагончика.
Второй заместитель присматривается к развалившимся на полу.
— Где служил, сынок? — спрашивает он, с улыбкой поднимая голову. Подмигиваю ему:
— Спецназ, батя.
— Ясно, — хмыкает второй зам. — Живых не будет… — И, наклонившись, проверяет пульс на шее одного из гостей.
После получасовой беседы с джигитами я уже знаю, кого, где и как мне искать. Судя по рассказам моих подопечных, до Бенгала добраться будет трудновато. Абреки были со мной очень откровенны — слава Богу, в гараже нашлись слесарные инструменты, использование коих в «задушевной» беседе облегчило получение интересующей меня информации. Обратно в «БМВ» я загружаю уже трупы. Свернуть шеи этим бойцам не составило особого труда. Обещание, зарок, который я дал себе по приезде в город, уже не имеет силы. Время истекло, и руки у меня развязаны.
Выгоняю «БМВ» на улицу и, проехав в другой конец района, оставляю машину с трупами возле пустыря. Снимаю тонкие резиновые перчатки, без которых, как правило, не работаю, засовываю их в урну. Дворами выхожу к ближайшему проспекту. С пересадками на троллейбусе и трамвае добираюсь до небольшого ресторанчика на Гражданке. Здесь, как мне теперь известно, собираются «гости» нашего города, чтобы обсудить свои финансовые дела. Надеваю предварительно новую пару резиновых перчаток, захожу в ресторан с черного хода. У меня этих резинок как у хорошей хозяйки для мытья посуды. Не в каждой семье есть ведь аппарат для мойки. Проскальзываю мимо полупьяного пожилого грузчика, влачащего тележку, груженную пустыми ящиками, и оказываюсь в узком служебном коридоре.
Машин перед парадным входом я не видел, а во дворе — только один трехсотый «мерседес». Похоже, хозяин этой забегаловки на месте. Поскольку еще не вечер, народу в зале не должно быть много. Замечаю мелькнувшего в коридоре охранника, он открыл дверь и куда-то вошел. Охранник русский. Прохожу по пустому коридору и выясняю, где тут выход к бару, а также двери в кухню. Молоденькая официантка выкатывает из кухни столик на колесиках с приготовленными на нем блюдами. Ныряю в дверь, куда только что зашел охранник. Это помещение для отдыха персонала. Охранник сидит ко мне спиной в кресле и пьет кофе, глядя в телевизор. Услышав шаги, он хочет обернуться и, конечно, не успевает. Слегка придавливаю его рукой и, рывком сбросив на пол, припечатываю коленом спину. Вот так, — мордой в пол. И без глупостей.
— Где шеф? — спрашиваю тихо, специально искажая голос, и одновременно избавляю паренька, от 71-го табельного «ижака» с укороченным пээмовским патроном.
— В семнадцатом кабинете… — хрипит боец.
— Где ключ от этой комнаты?
— На столе…
— Вот и молодец, — хвалю его за готовность помочь и вырубаю надолго. Все, что здесь произойдет в дальнейшем, его не касается. Он всего лишь нанятый рабочий из охранного агентства.
Забираю ключ и выглядываю в коридор. В дальнем конце стоят и болтают, дымя сигаретами, две официантки. Выхожу, закрываю дверь на ключ. Семь шагов до двери с номером семнадцать. Цифры выведены красной масляной краской. Красный цвет скоро будет доминировать в этом помещении. Налегаю на дверь плечом — закрыто. Стучусь, как порядочный. Краем глаза вижу, что девчонки не обращают на меня внимания, судачат о чем-то своем.
— Кто? — голос из-за двери. Даже это короткое слово произносится с характерным акцентом. Забыл спросить охранника, как зовут его шефа. Ладно, хрен с ним, назовемся сами.
— Костя. Из охраны! — вру без стеснения. Кастрированный ПМ заткнут у меня за пояс под пиджаком.
— Какой такой Костя-Мостя? — бурчит голос за дверями. Щелкает замок.
В проеме видна усатая рожа. Довольно толстая и сальная. Понятное дело, владелец общепита.
— Ты кто? А? — удивляется усатый. Улыбаюсь ему как можно благодушней, одновременно охватывая коридор периферийным зрением. Официантки докурили, досмеялись и утопали по делам. Коридор пуст.
— Я же сказал тебе, сын ты ишака, что я — Костя! — говорю и пинком ноги в жирное брюхо освобождаю себе проход. Утробно хрюкнув и выпустив воздух из штанов, усатый садится на пол.
— Не двигайся, родной! — Выхватив пистолет, направляю его на второго типчика, сидевшего в кресле, а сейчас вдруг решившего приподнять свою задницу и возмутиться.
Прцкрываю дверь и, не выпуская клиентов из виду, поворачиваю левой рукой ключ в замке.
Сидящий в кресле напряженно следит за мной. У этого типа усов нет, а вот брюхо такое же, как у усатого. Удивительно похожи они друг на друга. Близнецы, что ли?
— Ты хозяин этого кабака? — интересуюсь, подходя к креслу.
Мужик отрицательно мотает головой. Хозяин ресторана, кряхтя и постанывая, поднимается с пола. Сидящий в кресле обращается к нему, косясь на меня: Гыр-Гыр. Что-то они там лопочут между собой, и как пить дать обо мне. Но ведь это очень невежливо — говорить о человеке в его присутствии на непонятном ему языке. Прерываю прения ударом рукояткой пистолета по губам толстяка без усов. Депутат от чуркестана мгновенно затыкается, смотрит на меня волком и держится за челюсть.
— Разговорчики в строю, — говорю добродушно. — Мне нужен Бенгал. Как до него, родимого, добраться?
— Ты нэ сможэш такой сдэлать, — горда заявляет усач.
— А ну-ка, расскажи почему?
— Нэ сможеш… — упрямо твердит директор.
Тоже мне аргументы: не сможешь — и все! Второй тип скорчился в кресле, баюкая в руках побитую морду. Уверен, он больше притворяется. Силу удара я рассчитал. Делаю шаг к усатому. Он испуганно пятится. Показываю директору стволом на свободное кресло.
— Думаешь, я с тобой в пятнашки играть пришел? — спрашиваю у него.
Тот врубается в ситуацию и послушно плетется к креслу.
Дожидаюсь, пока он устроится. В дверь кабинета кто-то негромко стучит. В глазах усатого вспыхивает надежда. Он надеется на чудо. Его приятель, забыв про челюсть, тоже глядит на дверь. Я ему, оказывается, даже губу не разбил. И крови нет. Значит, притворялся!
Киваю на дверь.
— Ответь… — говорю тихо.
— Кто нужен?! — кричит усатый.
— Это я, Юля! Вы просили принести обед… — доносится из-за двери.
— Нэ надо! Долго ходишь! — рявкает усатый злобно.
Даже в такой ситуации он более чем груб с низшим звеном своих работников.
Понятно, гыр-гыры считают, что они в России хозяева. Русские мужики для них — пустое место, а женщины — сплошь бляди. В соответствии с этой программой черножопые и корректируют свои поступки в русских городах. С этого дня я стану корректировать по своему усмотрению количество таких «кепок», и для начала — в своем городе.
По коридору слышно удаляющееся постукивание каблучков. Эти девушки, которые соглашаются работать на горцев, для меня загадка. Ладно, безработица, но нельзя же позволять, чтобы тебя постоянно унижали…
— Что хочэш? Дэнэг? Я дам тебе дэ-нэг! — усатый начинает торг.
— По фую твое лаве… — обрываю его. — Что мне нужно, я сам возьму.
Усатый затыкается. Его приятель вспомнил, что у него болит челюсть, и вновь корчит жалобную рожу. Хреново, кстати, у него получается. Тоже мне артист. В Институт театра и кинематографии я бы его не принял.
Спрашиваю:
— Последний раз спрашиваю: как мне добраться до вашего гребаного Бенгала?
Те, кого я свез в «бээмвухе» на пустырь, так ничего конкретного на этот счет не сказали. Зато сдали кучу своих корешей и сообщили, где кого найти.
— Я малэнький чэловэк, да? Я нэ ходыл к Бэнгалу… Он сам прыходил… Его чэловэк прыходыл, дэньгы брал… Я нэ знаю, как к нэму ыдты…
— А кто знает?
Директор пожимает плечами:
— Зачэм так плохо о нас думаэш? Зачэм пистолэт угрожаэш? Э-э! Нэ надо так… Заходы как друг… Будем кушать хорошо, пыть конак будем, красывый дэвушэк смотрэт будэм… Что надо — сам всэ узнаэш… — стелет он восточный коврик из слов.
Засовываю пистолет за пояс и улыбаюсь ему дружески. Директор, довольный своей дипломатической прозорливостью и умением общаться с людьми, тоже изображает на лице некое подобие улыбки.
— Э! Какой молодец! — хвалит он меня.
— Может, извиниться все-таки перед ним… — киваю на его приятеля. Тот, услышав мои слова, поднимает голову. Подхожу к нему и одним рывком ломаю ему шейные позвонки. Финита ля комедия. Артист, как мешок с дерьмом, валится на пол. Усатый застывает в кресле, не веря своим глазам.
Присаживаюсь на край стола, снова вытаскиваю из-за пояса пистолет.
— Так кто знает, где найти Бенгала? — повторяю все тот же несложный вопрос.
— Шакал! — вдруг шипит усатый, ощериваясь на меня и весь подбираясь.
Жаль. Он понял, что живым я его не отпущу, и решил встретить смерть по-мужски.
Терять ему действительно теперь нечего. Что ж, такое поведение в момент смертельной опасности можно назвать достойным.
Спокойно сижу, болтая ногой, и жду. Усатый все-таки решился. Стрелять я не хочу-к чему лишний шум? Левой рукой нащупываю за спиной пластмассовый ножичек для разрезания бумаги. Усатый скрюченными пальцами пытается схватить меня за горло. Хлесткий удар сбоку, и тут же отпрыгиваю подальше, чтобы не запачкаться кровью. Директор на миг замирает. Пластмассовый кинжальчик я вогнал ему глубоко в шею. Силясь вытащить тонкую ручку, усатый, хрипя и пуская кровавые пузыри, рухнул на пол и мелко сучит по паркету ножками. Приходится наклониться и придержать его, чтобы не привлек своей шумной агонией внимание посторонних. Подождав, пока обмякнет тело, произвожу обыск кабинета. Ничего, кроме пачки сотен в долларах и пары увесистых пачек стотысячными в рублях, не обнаруживаю.
Деньги забираю. Общак Бенгала за сегодняшний день уже заметно уменьшился. А может, и не заметно, кто знает, какими суммами ворочают абреки. Во всяком случае, повод для раздумий у Бенгала будет основательный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20