А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Кроме того, Таила знает Момус. Может существовать некий фактор, какая-нибудь незначительная на первый взгляд мелочь, которую вы не учли. Персонал миссии не спустится на планету.
– Великий Алленби! – Он обернулся. Хамид смотрел на него выцветшими голубыми глазами. Лицо старого наездника было смертельно уставшим. – Великий Алленби, прошу тебя. Если солдаты не придут, цирк погибнет. Мы проработали всего три дня, и трибуны Большой Арены уже заполнены наполовину. Главные номера не могут продолжаться без солдат.
– Ты слышал слова Тайлы. Разве могу я пожертвовать образом жизни целой планеты ради нескольких номеров?
–Я хотел бы задать Великой Тайле вопрос. – Хамид повернулся к предсказательнице. – Великая Таила, как могут несколько солдат, пришедших в мой цирк, уничтожить нас, когда предки Момуса, артисты старого цирка, веками путешествовали среди чужих миров?
Таила закрыла глаза:
– Я вижу то, что вижу. Алленби встал:
– Итак, если других вопросов нет…
Хамид тащился на своих костылях, пока не увидел огни Большой Арены. Он стоял перед входом для зрителей и не мог заставить себя войти. Стоя один в темноте, старик слушал играющую на Арене музыку. Он видел, как прискорбно мало посетителей расхаживают по главной улице, заглядывая в ларь ки и палатки, читая надписи и слушая зазывал. Придорожные номера тоже приходят в упадок. «Но, – подумал Хамид, – для них это пустяки. Когда цирк умрет, они, как и раньше будут выступать на площадях и у огней. Но для нас…» Он подошел к входу и мгновение смотрел на Тессию и ее партнеров, парящих высоко над манежем. Отвернулся. Для них не будет завтра. Когда с Арены донеслись приветственные крики и аплодисменты, Хамид поднял голову. И увидел палатку предсказательницы. Внутри женщина в голубой мантии раскладывала пасьянс, не обращая внимания на шум и музыку. Хамид задумался, покачал головой и снова задумался. Все было так просто. Причмокнув губами, он перехватил костыли поудобнее и вскоре исчез в темноте.
– Великая Таила. – Хамид склонил голову.
Старая предсказательница прищурилась на него со своего места у стола, потом кивнула.
– Входи, Хамид. Присаживайся. – Старик проковылял в темную комнату, прислонил костыли к стене и опустился на единственную подушку перед столом Тайлы. На столе стояла масляная лампа, единственный источник света в комнате. – Что привело тебя?
– Меня привело твое всесилие.
Она прочитала взгляд старика, и увиденное ей не понравилось.
– Говори яснее, старый наездник.
Хамид кивнул:
– Капитан-предсказательница не понимает. И я не понимал.
–Что?
– Алленби был прав, когда говорил, что ты можешь все, что могут делать машины капитана, и к тому же быстрее. – Хамид ухмыльнулся. – Но наш Государственник недооценил тебя.
– Выкладывай, зачем пришел, Хамид.
– Великая Таила, ты можешь то, чего не могут машины капитана.
– То есть?
– Ты можешь лгать.
Лицо Тайлы застыло.
– Я сказала то, что видела. Если бы все эти солдаты и прочие пришли на Момус, они бы поглотили нас. Нам, нашему образу жизни, пришел бы конец. Это правда!
Хамид кивнул:
– Частично. Но все эти солдаты находятся на орбитальных базах и станциях. Нашему образу жизни они не угрожают.
– Нет! – Таила покачала головой. – Они должны оставаться там. Мы будем в безопасности, только если они не будут посещать Момус – никто из них.
Хамид потер подбородок:
– Таила, каким ты увидела цирк, если солдаты будут посещать нас? Ты увидела, что цирк возродится, не так ли?
Таила закрыла глаза:
– Я устала, Хамид. Оставь меня.
– Ты увидела, что он возродится.
– Да! – Это прозвучало так громко, что Таила сама вздрогнула. – Да, но только среди многого другого…
– Ты увидела наездников, канатоходцев, воздушных гимнастов, номера с крупными животными и хищниками, такими, какими они не были уже много лет: звезды манежа, гвозди программы…
– Хамид, не только это.
– Да, ты увидела не только это, Таила. Ты увидела, как предсказатели прячутся в палаточках в стороне от главной улицы: второстепенные номера. Гадать по руке и картам, говорить деревенщине то, что они хотят услышать.
На глазах старухи замерцали слезы.
– Старик, Алленби будет слушать только меня.
– А что, если я пойду к твоей дочери Салине? Ее уважают. Что увидит она? Что, если я обращусь ко всем великим предсказателям Момуса? Алленби не поверит капитану, но поверит он десяти, пятидесяти, ста предсказателям?
– Они увидят то же, что и я.
Старик пожал плечами:
– Может, и нет. Они моложе. Возможно, они увидят больше второстепенного номера.
Таила засмеялась:
– Ну и что же, по-твоему, они увидят, старый наездник?
– Думаю, они увидят, что со времен заселения Момуса предсказательство изменилось. Наездники, воздушные гимнасты, дрессировщики – мы те же, какими были. Но предсказатели изменились. Они выросли. Богатые предприниматели, мужчины и женщины, приходят к твоему столу, чтобы узнать будущее и составить планы. Вы переросли цирк. Думаю, они увидят это.
Старуха нахмурилась, потом пошарила под столом и вытащила прозрачный стеклянный шар. Положила его на стол и подкрутила лампу. Всего мгновение вглядывалась она в глубины стекла, потом закрыла глаза и кивнула:
– Я не заглянула за пределы этого видения. Пойми мою преданность предсказателям, Хамид. Я увидела это и…
– И солгала! – Хамид ухватился за край стола и встал. Он взял костыли, приладил их под мышки и повернулся к Тайле. – Ты скажешь Алленби?
Таила посмотрела в сердитое лицо старика:
– Да, я скажу ему. – Хамид заковылял к двери. – Хамид!
Он повернулся и посмотрел ей в лицо:
–Да?
– Мне стыдно. Но сегодня вечером у Алленби я видела старого калеку, готового уничтожить весь народ, только бы посадить сына на коня. Разве мой позор больше, чем его?
Хамид посмотрел на старуху, потом опустил голову:
– Нет, Великая Таила. Ты разобралась в моей душе лучше, чем я сам.
– Это мое ремесло.
Хамид посмотрел на нее и улыбнулся:
– Я должен тебе за визит?
Старуха улыбнулась и покачала головой:
– Нет, Хамид. По-моему, мы в расчете. Ты должен идти?
Хамид рассмеялся.
– Да. Хочу напиться как лошадь.
Алленби простился с Куулисом, Инспектором манежа, и оглядел трибуны, заполненные Егерями, штатскими и толпами возбужденных детей, смотрящими вокруг широко открытыми глазами. Арена была ярко освещена восемью прожекторами, предоставленными генералом Кааном взамен масляных ламп, а музыканты на оркестровой площадке играли энергичный марш, готовясь к параду-алле. Подошел Дисус, главный советник Алленби, и тоже остановился возле Арены.
– Чудесное зрелище, правда?
Алленби кивнул:
– Настоящее чудо, однако, человек, организовавший все это. Куулис рассказал мне, что Хамид затеял все это без единого мовилла в кошельке; а теперь погляди на собранные им номера и привлеченных зрителей.
Дисус пожал плечами и лениво махнул рукой на солдат:
– Если Хамид не может идти к Горе…
– Не заканчивай, если тебе дорога жизнь. Лучше найди нам места.
Ухмыляясь, Дисус поклонился и ушел договариваться о местах.
На верхнем ряду напротив входа опирающийся на костыли старик оглядел амфитеатр. Незадолго до начала программы Куулис стоял перед ним и качал головой.
– Все до единого проценты сборов пошли на еду, материалы и припасы. Я веду счета, Хамид. Несмотря на успех, ты не станешь ни на мовилл богаче.
– Я уже вознагражден, Куулис, – сказал он в ответ. Инспектор манежа пожал плечами и покачал головой:
– Дорогая цена за сантименты, друг мой.
– Дело не в сантиментах.
– В чем же твоя награда? Я не понимаю. – Куулис ушел, качая головой и поглаживая набитый кошелек.
Когда начался парад-алле, старик наклонился вперед, чтобы лучше видеть, как четыре брата в расшитых серебряными блестками трико на четырех белоснежных жеребцах первыми выезжают на Арену. Четыре брата, чьи сыновья и дочери, а потом и внуки будут наездниками.
– Да, Куулис, – прошептал старик, – вот мое богатство.

ПОЕДИНОК КЛОУНОВ

Лорд Алленби вопросительно поглядел на ученика рассказчика, но тот только пожал плечами. Алленби снова посмотрел на мастера-рассказчика. Бустит сидел скрестив ноги, поставив локти на колени, положив подбородок на руки, с мрачным выражением на лице, и не сводил глаз с огня.
– Ну же, Бустит. Мы так давно знаем друг друга. – Рассказчик не шелохнулся.
Ученик почесал в затылке:
– Бесполезно, лорд Алленби. Он всю неделю такой.
Алленби пожал плечами:
– Я пришел к огню, увидел старого друга и собирался с удовольствием провести время за воспоминаниями. Когда я впервые прибыл на Момус в качестве посла Девятого Квадранта, именно Бустит выслушал мою новость и сыграл ее в Тарзаке.
Ученик кивнул:
– Он даже не хочет говорить со мной.
Алленби пригляделся к ученику:
– Ты ведь из Горных Егерей, не так ли?
– Да. Через год я выйду в отставку и поселюсь на Момусе. Сейчас в отпуске и хочу поучиться будущей профессии.
– И как тебя зовут?
– Прошу прощения. Старший сержант Гэддис. Я служу на двадцать шестой орбитальной военной базе.
Алленби кивнул:
– Рад познакомиться, сержант. Занятия интермедией пришлись вам по вкусу?
Ученик поглядел на Бустита, покачал головой и снова повернулся к Алленби.
– Понятия не имею, лорд Алленби. Я провел с ним неделю, но еще не слышал никаких новостей.
Алленби посмотрел на Бустита:
– Послушай, дружище, тебя, часом, не поразило заклятье сухости, а? – Бустит нахмурился еще больше. – Ведь только что появилась новость галактического значения: на Момус прибывает комиссия Объединенных Квадрантов. А вот еще: Десятый Квадрант наращивает вооружения в ответ на присутствие Девятого на этой планете. И через несколько дней здесь будет посол Десятого Квадранта, чтобы представить свои верительные грамоты. Даже мое положение Государственника Момуса подвергается сомнению. Комиссия установит…
Бустит поднял руки:
– Успокойся, Алленби, у меня есть новость!
Старший сержант зааплодировал:
– Поздравляю. Это больше, чем я услышал от него за целую неделю.
Бустит сердито зыркнул на ученика, потом повернулся к Алленби.
– Как я сказал, у меня есть новость. Но я решил не излагать ее.
Алленби улыбнулся и кивнул:
– Так плохо, да? Я понимаю…
– Это лучшая новость за всю мою жизнь. Великая новость! И ты не понимаешь!
– Дорогой друг, – Алленби примирительно поднял руки, – мы столько пережили и повидали за последние шесть лет. Думаешь, мне не хватит понимания или я не оценю великой новости?
– Именно так я и думаю.
– Но почему? У рассказчика великая новость и он отказывается представить ее? Думаешь, я бы не заплатил?
Бустит встал, отошел к камням, куда не проникал свет от огня, потом вернулся и сел. Он посмотрел на Алленби, выгнув бровь.
– Ты действительно хочешь услышать мою новость?
– Конечно. А еще хочу, чтобы ты объяснил свое странное поведение.
Бустит поджал губы, потом кивнул:
– Ладно. Сначала я расскажу, почему упирался. – Он повернулся к старшему сержанту. – Я изложил эту новость другим, вроде этого парня, и со мной дурно обошлись.
Алленби нахмурился:
– Ты имеешь в виду – солдатам?
– Это были ученики, как и этот, но, да, солдаты.
Алленби повернулся к Гэддису:
– Правила посещения планеты строго соблюдаются, не так ли?
– Да, лорд Алленби. Мы все ознакомлены с обычаями, традициями и профессиями. В мои служебные обязанности входит обучение всему этому.
Алленби потер подбородок и снова повернулся к рассказчику:
– Расскажи, что произошло, Бустит.
Бустит бросил на ученика подозрительный взгляд, потом поднял руки.
– Ладно. Это случилось несколько дней назад у первого огня от Тарзака. Я лроговаривал свою новость вслух и очень хотел рассказать ее на дороге. Как я уже говорил, это великая новость.
– Да, говорил.
Бустит пожал плечами:
– Вечером я подошел к огню и услышал смех, доносящийся из-за камней. Про себя я подумал, что мне повезло: хорошие зрители в первый же вечер. Но, обойдя камни, увидел, что это солдаты.
– Ты сказал, что это были ученики. Откуда ты знаешь, что они солдаты?
– Они плохо носили мантии и смешно сидели. – Бустит кивнул на ученика: тот стоял на коленях, крепко сжав их. Гэддис пожал плечами:
– Нужно время, чтобы привыкнуть ходить без штанов.
Алленби кивнул:
– Я помню. Продолжай, Бустит.
– Ну, я хотел уйти, но они так суетились, уговаривая меня остаться, что я передумал. Это означало, конечно, что придется выдержать все их любительские представления, но, подумал я, дело есть дело. И остался. Там был ученик жреца, ученики, представляющие рассказчиков, акробатов, метателей ножей, и даже один из твоих родных фокусников, Алленби.
Мы поторговались и поели, и потом первым встал ученик жреца. Его работа была почти приемлемой: он продекламировал эпическую поэму о цирковом корабле «Город Барабу», принесшем на Момус наших предков. Хоть и неохотно, я расстался с двумя мовиллами за представление этого типа, думая собрать в двадцать раз больше, поразив этих учеников моей новостью.
Потом выступил метатель ножей (доску он носил с собой), но это было так себе, потому что перед доской никто не стоял. Тем не менее я расстался еще с двумя мовиллами. Достаточно сказать, что акробаты и фокусник были подобного же уровня. Я с трудом удерживал глаза открытыми.
– Потом, чтоб глотка его учителя окаменела, начал ученик рассказчика. Он говорил и говорил о каком-то мальчишке в странном месте, называемом Питтсбург, и я не мог найти ни начала, ни конца этой истории. Конец я распознал только потому, что он перестал болтать, и еще один мовилл покинул мой кошелек. Но потом… – рассказчик уставился в пространство, и в глазах его вспыхнул странный огонек, – потом наступила моя очередь. Я обвел взглядом напряженные лица и начал: «Я, Бустит из рассказчиков Фарранцетти, сижу нынче вечером у огня, дабы рассказать вам о великом поединке между Камерой, мастером клоунов Тарзака, и Спахтом, новым мастером клоунов из Куумика. Это эпическая новость о могучем герое, отражающем наскоки голодного шакала. Я, Бустит, был свидетелем этого события…»
Четыре дня назад я сидел за столом Великого Камеры, обменивая свои новости на угощение, когда уличный занавес распахнулся. В дверях стоял Спахт, облаченный в желтые штаны в черный горошек и зеленый в белые полосы жилет на голое тело. На шее он носил воротничок и галстук-бабочку. На намазанном белилами лице выделялись красный нос и намалеванная улыбка до ушей; венчали все всклоченный рыжий парик и котелок. Он поклонился Камере и сказал:
– Настало время, Камера. Будь на улице через пять минут.
Камера засмеялся.
– Дурак, я не собираюсь утруждаться вызовом от каждого ученика, которому случилось пройти мимо моей двери.
– Ученика?! Я Спахт, мастер клоунов Куумика!
Камера лениво махнул рукой на дверь:
– В таком случае вон, гнусный Спахт! Вон, я сказал!
Спахт поклонился:
– Вижу, я ошибся дверью и нашел только великую химеру.
Камера прищурился:
– Оставь меня. Я выйду, когда ты просил. – Спахт снова поклонился и вышел. В тиши комнаты я увидел, как великий клоун вздохнул и достал из-под стола грим. На лице его запечатлелась печаль.
– Разумеется, Великий Камера, – спросил я, – этот выскочка не беспокоит тебя?
Камера приладил зеркало и начал накладывать грим.
– И вот так всегда, Бустит, с величайшими клоунами Момуса. Всегда где-то в углу прячется еще один молодой словоблуд, жаждущий сделать себе имя. Это нелегкая жизнь.
Камера закончил гримироваться и надел белоснежный костюм с большими помпонами спереди. На лысую голову он нацепил белый остроконечный колпак, на ноги – белые башмаки. Я видел, как он хмур под гримом.
– Поведение Спахта отличается от обычных поползновений бросить вызов Великому Камере, да?
Великий клоун кивнул:
– Ты видел, как он одет. Этот кричаще яркий костюм и галстук-бабочка… этот тип заводит его, и тот крутится! У Спахта нет ни чувства традиции, ни чести. Сегодня на улице можно ожидать чего угодно.
Два клоуна встали лицом к лицу посередине пыльной улицы. Сначала они осторожно кружили друг против друга, потом Спахт заговорил:
– Был у меня дядюшка-портной, и случилось ему как-то крепко разозлить одного фокусника: сшил рубашку, а та не подошла.
– Довел его до разлива желчи, да?
– Ага. И он превратил дядю в дерево.
Все видели, как Камера пожал плечами, но у него не было выбора. Оставалось только идти по проложенной Спахтом дорожке.
– Это беспокоило твоего дядю?
– Он не говорил: он был деревянным.
– А сучки были?
– Но я отомстил за дядю: задал фокуснику трепку и бросил невежу к дядиным деревянным ногам.
– Некоторые мечут бисер перед свиньями, а ты – грубиянов перед соснами.
Когда пыль после первой схватки рассеялась, противники оглядели друг друга. Камера встал так, чтобы солнце не било в глаза. У Спахта был весьма самоуверенный вид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22