А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

На спутниках много солдат.
Джеда покачал головой:
– Они не могут увидеть нас, отец. Так решил Великий Алленби. И ты это знаешь.
– Алленби! Рассказчик, обернувшийся трюкачом!
– Большая Арена сделала его нашим Государственником, отец. Это закон. – Джеда встал и стряхнул крошки с одежды. – Мне надо позаботиться о конях.
Хамид кивнул:
– Джеда?
– Да, отец?
– Джеда, ты пойдешь к Даввику?
– Я еще не решил.
Старик с трудом встал, опираясь на костыль:
– Если пойдешь, Джеда, можешь остаться здесь, в моем доме.
Джеда кивнул:
– Спасибо. Я знаю, как трудно тебе было сказать такое.
Хамид кивнул, и юноша вышел на улицу. Доковыляв до двери, старик смотрел вслед сыну, пока тот не исчез в темноте. Прислушавшись, Хамид разобрал, как у фонтана напевает Пинот. Нет больше певицы, подумал Хамид, есть собирательница кобита, продающая корни вместо песен. И его сыновья теперь не наездники, а погонщики. И где, где львы, слоны и медведи? Где те золотые юноши и девушки, что ходили по проволоке и перелетали над манежем с трапеции на трапецию? Где оркестры? Музыка и смех исчезли, сменившись варкой сыров и набивкой подушек.
Хамид вышел из дому и посмотрел на ночное небо. Даже напрягая глаза, он не мог увидеть их.
– Эй, вы, там, даже если мне придется сдвинуть небо и Момус, я заполучу вас в зрители для моего сына, наездника!
В болотах к северу от Аркадии огромный ящер подставил брюхо солнцу и поудобнее устроился в тине. Соскоблив немного донного ила, ящер намазал брюхо, вздохнул и погрузился в мечты о пирожках матери Мамута. Начиненных тунговыми ягодами и покрытых толстой коркой соли. Приоткрыв щелевидный глаз, ящер оценил положение солнца. Мамут не появится у края болота еще два часа. Заметив движение, глаз уставился на толстую водяную осу, следя, как она жужжит все ближе и ближе к невинному с виду комку грязи. Свернув язык кольцом, ящер напрягся, потом расслабился, и розовая змейка языка плюхнулась из пасти в воду. Улетай, закусочка, подумал ящер. Мамут рассердится, если я испорчу аппетит.
– Горбунок! Горбунок!
Ящер поднял большую голову и повернул на голос. Это Мамут, подумал он. Он сегодня рано, и я не закончил купаться.
– Горбунок, немедленно сюда, мерзкий дурень!
Перевернувшись, ящер встал на задние лапы и начал пробираться к источнику шума.
– Горбунок! Ты идешь?
– А-а мут-дешь! – ответил ящер.
– Уже идешь?
– Же-дешь! – Ящер покачал головой и свернул язык. Мамут уже сердится. Тут уж не поможешь, надо торопиться. Добравшись до кустов, ящер вылез на топкую землю и продрался через подлесок.
– Тебе лучше поторопиться, толстая, вонючая жаба!
Ящер протиснулся на поляну и посмотрел вниз. Мамут, подбоченившись, сердито топал ногой. Рядом с Мамутом стояло более крупное подобие мальчика. В одной руке оно держало какую-то бумагу, другой зажимало нос.
– Рожок?
Мальчик подбежал к ящеру и быстро ударил ногой по голени, защищенной толстой, почти не имеющей нервных окончаний шкурой.
– Посмотри на себя, вонючка! Ладно, я дам тебе пирожок! Иди мыться! Я привел отца посмотреть на тебя.
Ящер посмотрел на человека с любопытством. Мужчина указал на озеро с чистой водой и нарочито зажал нос.
– Ходно.
Мальчик пнул ящера по хвосту:
– Мне наплевать, если там и холодно, зловонная, противная змеюка! Марш мыться!
Представив себе, как ледяная вода смыкается над головой, ящер наклонился над берегом и попробовал воду пальцем ноги. Дрожь пробежала по всему покрытому глинистой коркой телу. Он снова повернулся к мальчику и улыбнулся.
– Рожок?
Мальчик сложил руки на груди:
– Мыться, Горбунок! Сейчас же!
Горбунок посмотрел на мальчика, выпрямился во весь рост и сложил лапы на груди.
– Рожок!
Мальчик прищурился, пытаясь заставить ящера опустить глаза. Тщетно. После нескольких напряженных мгновений мальчик топнул ногой и повернулся к отцу.
– Покажи ему, папа.
Мужчина взял мешок с земли и поднял так, чтобы Горбунок видел.
– Рожки?
– Да, – ответил мужчина. – Все пирожки, какие сможешь съесть.
Горбунок ухмыльнулся и прыгнул в воду, почти не чувствуя холода при мысли о пирожках, целом мешке пирожков. Голова ящера появилась над водой: чистый Горбунок шел к берегу. Мамут стоял на берегу мокрый насквозь.
– Ах ты, Горбунок, ах ты! Посмотри на меня!
Ящер вышел из воды и ухмыльнулся мальчику.
– Рожок?
– Вот, Горбунок. – Мужчина показал пирожок. – Подойди сюда и возьми.
Горбунок подошел, тяжело ступая, взял пирожок из руки мужчины и, осев на задние лапы, начал есть. Подбежал сердитый Мамут и встал рядом с отцом.
– Ну, папа?
Мужчина посмотрел на бумаги, потом на Горбунка:
– Н-да, согласен, он довольно большой. Что он умеет делать?
– Горбунок умеет все, что умел делать слон, и еще много чего в придачу. Я обучал его так же, как, по твоим рассказам, прапрадедушка обучал слонов.
Мужчина покачал головой:
– Если бы мы только могли, Мамут. Момус не видел номера с крупными животными больше ста лет! И вот теперь – цирк. – Он подал мальчику одну из бумаг. – Но послушай, Мамут, нам понадобится больше животных. Одного мало.
Мамут взял плакат, гласивший:

БОЛЬШОЙ АТТРАКЦИОН ХАМИДА НА БОЛЬШОЙ АРЕНЕ В ТАРЗАКЕ! ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ЕЖЕДНЕВНО!

Ниже была нарисована процессия больших земных животных, с украшенными кисточками латунными набалдашниками на кончиках длинных белых бивней. Хобот каждого животного переплетался с хвостом идущего впереди.
Мамут протянул плакат Горбунку. Тот взял его одной лапой, пока другой, выпустив когти, выковыривал тунговую ягоду, застрявшую между зубами. Ящер вздрогнул при виде страшных земных животных, но что-то шевельнулось под зеленой броней при виде знамен, клоунов, лошадей и… только представить: все эти человеческие существа разных форм и размеров выстроились рядами, а мимо идут грозные животные…
– Видишь слонов, Горбунок? – Мамут дернул плакат.
– Ви-и-иш-ш-шь.
– Это наш аттракцион, но нам нужны еще ящеры. Толковые. Еще одиннадцать.
Горбунок опустил плакат, чтобы мальчику было видно, и проткнул картинку выпущенным когтем.
– Лоны?
Мамут покачал головой:
– Нет, их больше нет. Последний слон на Момусе умер еще до того, как ты вылупился.
Горбунок кивнул:
– А-а, щеры. Олько?
– Четыре пирожка в день для каждого ящера, но ни кусочка, если не будет еще одиннадцать.
Горбунок потер подбородок:
–Ять.
– Четыре, и все!
Горбунок сложил лапы и посмотрел на мальчика сверху вниз. Дружба дружбой, но дело есть дело.
–Ять.
Мамут злился, топал ногами, размахивал руками и скрежетал зубами.
– Ладно! Пять, ворюга, но тебе лучше вернуться сюда через час еще с одиннадцатью ящерами, иначе пирожков не получит никто!
Горбунок встал на четыре лапы и побежал к болоту, проламывая широкую просеку в подлеске. Шлепаясь в воду, он услышал крик Мамута:
– Горбунок!
– А-а? – Ящер замер в воде.
– Скажи им, что все будут мыться каждый день. Слышишь?
Горбунок почесал голову и обругал себя, что не потребовал шесть пирожков. Он пожал плечами, думая о человеческом зрелище в цирке. Через мгновение Горбунок решил, что зрелище – достаточное возмещение за недостающий пирожок.
– Слышишь меня, Горбунок?
– А-а, – отозвался Горбунок, – се мыся.
Ящер нырнул в жидкую грязь, надеясь найти еще одиннадцать ящеров, достаточно толковых, чтобы научиться говорить и исполнять трюки, но не слишком, а то ведь могут и сообразить, что им придется по одному пирожку каждый день отдавать Горбунку в уплату за найденную работу.
Тессия держала перекладину, ожидая, пока отец, висящий на подколенках с вытянутыми руками, достигнет выешей точки раскачивания. Когда он взлетел – тело почти параллельно заросшей травой земле внизу, – она толкнула трапецию. Та качнулась вниз, прочертив в воздухе дугу, достигшую зенита в тот миг, когда отец достиг нижней точки своего маха, так что его тело оказалось перпендикулярно земле. Она представила себе, как выпускает гриф, группируется и, делая сальто, подлетает к отцу – его спина и руки изгибаются дугой, чтобы принять ее, – когда он достигнет средней точки наибольшего маха. Полет будет долгим, но для сальто-мортале в пять оборотов необходимо пространство. Легкий ветерок ласкал ей лицо, она увидела, как шевелятся листья на деревьях. Поймав перекладину, она рассчитала время и снова толкнула – пустую.
– Хорошо, – крикнул отец. – Выжди самого подходящего момента. Встречный ветер.
Тессия посмотрела вниз, и сетка, как всегда, показалась слишком маленькой. Но она ловила гимнастку каждый раз, когда та раньше пыталась открутить пять оборотов. Сетка была достаточно большой. Рядом с сеткой стояла ее мать Канта и улыбалась. Тессия помахала рукой и снова посмотрела на деревья. Ветки по-прежнему качались. На этот раз я сделаю это, подумала она, ловя перекладину и снова толкая ее. В душе гордость уверенности смешалась с болью. Когда она выполнит пять оборотов, аппаратура – тросы, трапеции, ловитор-ки, мачты и сетка – будут проданы за бесценок; они станут придорожными акробатами. Но, если у меня сейчас не получится, подумала она, трапеции останутся. Мы еще денек побудем воздушным гимнастами.
Ветер стих. Перекладина прилетела обратно.
– Подожди следующего раза, – крикнул отец.
Тессия поймала перекладину и толкнула снова. Забираясь на мостик, она поняла, что не сможет провалить трюк нарочно. Великий момент настал. И Канта, и Ведис знали это; Тессия знала это. Когда перекладина качнулась вверх, Тессия бросилась с мостика ей навстречу. Схватившись за прохладный гриф, она использовала свой вес, чтобы усилить мах – пятки над головой, она достигла высшей точки. Снижаясь, она направила ноги и тело вниз; ветер бил в лицо.
– Готов! – Голос отца донесся словно издалека.
Когда Тессия достигла высшей точки раскачивания, используя руки, чтобы выжать плечи повыше над перекладиной, странная тишина опустилась на безлюдную поляну. Зрители – насекомые, птицы, земляные зверьки – остановились посмотреть, как золотая девочка в голубом с блестками трико летит вниз, вниз, вынося ноги вперед. В высшей точке маха она выпустила гриф, накручивая обороты: два, три, четыре и… пять! Она даже не заметила, как сильные руки отца обхватили ее запястья. Все кончилось. Она выполнила пять оборотов. Слезы подступили к глазам, когда она осмотрела в сияющее лицо отца.
– Ты сделала это, Тессия! Ты сделала это! – Ведис подтянул ее и поцеловал в лоб.
– Но ведь это конец, папа. Пусти, я хочу спрыгнуть.
Ведис выпустил ее в нижней точке раскачивания, и Тессия упала на сетку. Один отскок, второй, потом она ухватилась за край сетки и, сделав кульбит, спрыгнула на землю. К ней подбежала Канта и стала целовать ее. Тессия крепко обняла мать, страстно желая, чтобы этот миг никогда не кончился. Открыв глаза, она увидела на краю поляны старика калеку в коричневой мантии наездника. Поняв, что его заметили, старик поднял костыль и помахал им:
– Привет! Я Хамид из наездников Мийры.
Канта обернулась. Через несколько секунд Ведис спрыгнул с сетки и встал рядом с женой и дочерью.
– Что привело тебя, наездник? Мы пришли сюда побыть одни.
Старик доковылял до них и остановился рядом с сеткой. Посмотрев на Тессию, он улыбнулся:
– Я видел тебя, дитя. Это было прекрасно.
– Спасибо, но ты вмешался в очень важный для моей семьи миг.
Старик обвел взглядом всех троих и остановился на Тессии:
– Дитя, я здесь, чтобы этот миг никогда не кончился.
Великий Камера отвалился от стола и сцепил руки на толстом животе. Перед ним стоял зазывала в пыльной красно-пурпурной мантии.
– Ты что-то там болтал на улице, зазывала. Повтори.
Зазывала низко поклонился:
– Конечно, Великий Камера, но есть одна мелочь…
– Будет тебе плата.
– Конечно, я и не сомневался…
– Выкладывай!
– Да, конечно. – Зазывала ухмыльнулся, показав пожелтевшие зубы. – Великий Камера, я извещаю зрителей о величайшем аттракционе Момуса, о большом цирке, которым руководит Великий Хамид из наездников Мийры…
– Наездник?
– Да, Великий Камера. Владелец величайшего…
– Хочешь сказать, что наездник руководит аттракционом?
– Да. Но, как Великий Камера, несомненно, узнал за свою долгую жизнь, первый цирк был организован наездником, Филиппом Эстлеем…
– Зазывала, ты смеешь учить меня истории цирка?
Зазывала низко поклонился:
– Нет-нет, Великий Камера. Если позволишь повторить…
– Нет! – Камера поднял руку. – Не это. Что у него за аттракцион?
– Будет Джеда, Герой и Император конников, на принадлежащей самому Хгмиду четверке белых жеребцов. Воздушные гимнасты Джаветты представляют Тессию и сальто-мортале в пять оборотов. Потом Семья Рум и их Большие Слоно-ящеры представляют Мамута и…
– Стой, зазывала. Слоноящеры?
– Аттракцион больших животных, Великий Камера, со свирепыми чудовищами из болот Аркадии, укрощенными и дрессированными маленьким мальчиком, который…
– Продолжай. Что еще?
– Великие Риетты, канатоходцы, поразят толпу четырехуровневой пирамидой. Йаруз, отважный укротитель львов, представит зрелище отчаянной…
– Зазывала, я никогда не слышал ни одного из этих имен. Что это за люди, притязающие на воскрешение цирка? – Камера поскреб лысую голову и на мгновение задумался. – На самом деле я вообще не помню, видел ли канатоходца хоть раз в жизни. Как и воздушных гимнастов, не говоря уже об этих ящерах. Это что, какая-то шутка?
– Клянусь жизнью, Великий Камера. Аттракционы сейчас монтируются на Большой Арене.
– Куулис, несомненно, знает об этом.
– Да, конечно. Инспектор Большой Арены заплатил десять тысяч мовиллов за честь представить Большой Аттракцион Хамида.
– Говоришь, Куулис заплатил за честь?
– Я сам оформлял договор.
Камера потер подбородок:
– Куулис расстался с деньгами, это значит, что он ожидает возврата еще большей суммы.
– Это правда, Великий Камера. В уплату Куулис получит четверть всех сборов.
– И полагаю, зазывала, Хамид, кем бы он ни был, ищет клоунов, да?
– Цирк – самое подходящее место для клоуна, Великий Камера. Разве я не прав?
Камера кивнул. Много лет назад он выступал в цирке – очень убогом, на одной из последних на Момусе ярмарок. Это был прекрасный, почти духовный опыт.
– Я хорошо… нет, великолепно зарабатываю, выступая один, сам по себе, на площадях Тарзака. Сколько заплатил бы этот Хамид, если бы я снизошел одолжить свое имя и талант для его программы?
Зазывала ухмыльнулся и покачал головой:
– Великий Камера не понимает. Поскольку ты мастер-клоун Момуса, Великий Хамид предоставит тебе рекламу всего за тысячу мовиллов.
– Я должен заплатить, чтобы выступить?
–Да.
– Что за ерунда? Ты сам сказал, что я мастер-клоун Момуса!
– Верно, верно, Великий Камера. – Зазывала потер руки. – Но ведущий клоун Большого Аттракциона Хамида будет мастером-клоуном Момуса.
Камера кивнул:
– Ясно. Куулиса убедили подобной же логикой?
– Великий Куулис также получает четверть сборов. Ты, Великий Камера, получишь полпроцента за свои медяки.
– А Куулис получит двадцать пять, заплатив десять?
– У Куулиса есть еще и Арена.
– Хм-м. – Камера потянулся под стол, вытащил из-под него кошелек и бросил перед зазывалой. – Прежде чем ты возьмешь эти медяки, ответь на один вопрос.
– Если смогу, Великий Камера.
– Цирки на Момусе умерли из-за отсутствия зрителей. Этот Хамид нашел решение?
Зазывала пожал плечами:
– Великий Камера, когда я задал этот же вопрос Великому Хамиду, его ответ был загадочен.
– Он же не рассчитывает на солдат, а? Алленби не пустит их на планету.
– Великий Камера, он только посмотрел вверх и сказал: «Зрители обеспечены».
Куулис посмотрел на старика, сидящего на низком каменном барьере, окружающем Большую Арену. Хамид смотрел на манеж. Инспектор Арены оглянулся на Джеду и Даввика, пожал плечами и попытался еще раз.
– Хамид, я говорил не только с Дисусом, но и с самим Великим Алленби. Он не растрогался; солдаты останутся на спутниках.
Хамид шевельнул губами:
– Алленби видел парад-алле?
Куулис вздохнул:
– Это не имеет значения.
– Если бы Алленби видел парад, он не смог бы отказывать цирку в жизни.
– Хамид, Алленби заботится обо всей планете Момус. В отличие от нас, цирк для него не весь мир.
– Нас?
Куулис, казалось, обиделся.
– Да, нас.
– Если цирк умрет, Куулис, у тебя все равно останется Большая Арена. У нас не останется ничего.
Куулис плюнул в опилки.
– Хамид, ты не понимаешь. Ради твоего цирка я разорил семью.
– За четверть сборов.
– Без зрителей это двадцать пять процентов от нуля. – Куулис хлопнул руками по ногам. – Без солдат твой цирк – и моя Арена – пропадут. Это и мой мир, Хамид!
Старик поднял голову и кивнул:
– Я должен извиниться перед тобой, Куулис. – Он потянулся за кошельком, потом пожал плечами. – Но я стольким людям должен за очень многое.
Куулис улыбнулся и сел рядом со старым наездником, потрепав его по колену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22