– Ну, в общем, я просто… – Она засопела носом. – Просто я не знаю, как это делается.
– Что делается?
Господи, да как же ему объяснишь, что она не только не подготовилась как следует к свиданию, что она убого одета и выглядит не привлекательнее фонарного столба, но еще вдобавок ко всему от того, что она плачет, нос у нее сейчас наверняка распух и красный, как у пьяницы? Она вновь почувствовала себя жалкой и никчемной, закрыла лицо руками и уткнулась в покрывало.
– Ну-ну, будет, – успокаивал Эдвину Прескотт, пытаясь ее обнять, но ему мешало покрывало, которым она отгораживалась от него.
Он осторожно убрал покрывало и привлек Эдвину к себе. Она уткнулась лицом в его широкое плечо, упираясь носом в шерстяную ткань его пиджака. Вздрогнув, она вздохнула, словно бы купаясь в его тепле и в его восхитительном мускусном запахе.
– Я все понимаю, Эдвина, – приговаривал Прескотт, гладя ее по голове. – Не беспокойтесь. Мы ничего не будем делать.
Разочарование, которое она испытала после этих его слов, оказалось гораздо сильнее чувства никчемности. Значит, он ее больше не хочет! Да и можно ли его за это упрекнуть? Ведь она сплошное недоразумение, а не женщина! Она – глупая ревущая корова! Она на его месте тоже не захотела бы такую женщину.
Эдвина сама себе удивлялась, как у нее хватило наглости пригласить Прескотта к себе и вручить ему ключи. И вот теперь все ее планы пошли прахом. У нее вырвалось еще одно рыдание.
– Давайте сейчас немного посидим здесь вместе, пока вы не успокоитесь. А после этого я пойду домой.
Пойдет домой? Оставит Эдвину наедине с ее страданием и с чувством собственной никчемности и жалости к самой себе? Сердце у нее готово было разорваться от горя.
Однако слезы почему-то перестали литься. Видимо, настала пора вести себя как разумная женщина, какой она была обычно.
Судорожно вздохнув, Эдвина проглотила комок в горле и взяла себя в руки. К ней постепенно возвращалась природная сила духа и способность мыслить логически. Она осознала, что в сложившейся ситуации у нее есть два выхода: либо броситься на Прескотта в попытке заново разжечь в нем страсть, либо постараться собрать жалкие остатки своего достоинства. Так как, по ее мнению, ни один нормальный мужчина не способен воспылать страстью к зареванной дурехе с красным распухшим носом и с всклокоченными волосами, Эдвина предпочла достоинство.
Она медленно высвободилась из объятий Прескотта, отвернулась от него, чтобы он не видел ее распухшее, в красных пятнах, лицо, и подошла к открытому окну. Глядя в окно невидящим взглядом, Эдвина лихорадочно просчитывала шансы сохранить достоинство после такой жалостливой, душераздирающей сцены.
И вдруг в окне она увидела свое отражение: на ней ничего нет, кроме рубашки и панталон! А ворот рубашки распахнут, как у шлюхи!
Господи, час от часу не легче!
Она закрыла лицо руками и с трудом сдержала стон. С этим уже ничего нельзя поделать. Она предстала перед ним во всей красе. Более того, после этого зрелища маловероятно, что он бросится на нее, обуреваемый безудержной страстью.
Эдвина утерла слезы рукой и тихо кашлянула.
– Извините… – хрипло проговорила она.
– Вам не за что извиняться.
Эдвина не смотрела на него. Но, услышав его шаги по ковру и почувствовав тепло его тела, поняла, что Прескотт стоит у нее за спиной. Однако он не прикасался к ней. И от этого глубокая печаль охватила ее сердце.
– Не надо было мне заставлять вас поверить… Ну, в общем, извините меня, Прескотт.
– Вы не сделали ничего дурного, Эдвина. Это целиком моя вина. Мне не нужно было нажимать на вас, когда было очевидно, что вы еще не готовы.
– Не готова? Я не знаю, можно ли быть менее готовой, чем я.
Собравшись с мужеством, она решила, что уже в состоянии покончить с этой нелепой ситуацией. Она медленно повернулась.
Лицо Прескотта выражало искреннюю озабоченность.
– Ах, Эдвина! – воскликнул он и нежно обнял ее.
О Господи, ей так хорошо, очень, очень хорошо, когда он ее обнимает! Прижавшись к его груди, Эдвина слышала гулкие удары его сердца, наслаждаясь этим мгновением счастья, потому что понимала, что скоро оно растает в тумане.
– Я чувствую себя ужасно, потому что стал причиной ваших переживаний, – пробормотал Прескотт. – Ваша преданность покойному супругу достойна восхищения.
Она захлопала ресницами.
– Ч-что?
– Мне не следовало даже пытаться подбивать вас на осквернение светлой памяти вашего покойного супруга. Видимо, вы его так любили… Очевидно, ваши чувства сильны по-прежнему. Он был… Ему очень повезло с вами. Я ему от души завидую.
Эдвина чуть отстранилась от Прескотта, чтобы посмотреть на него.
– Вы подумали, что… – она показала на свое зареванное лицо, – все это… потому что я скорблю по своему умершему мужу?
– Я знаю, что вы его искренне любили, и, очевидно, даже мысль о близости со мной вас очень сильно расстраивает. Ваши чувства серьезны и глубоки, и от этого я только еще больше уважаю вас и не могу вами не восхищаться.
– Ах, дорогой мой, – вырвалось у Эдвины, которая была растрогана до слез. Но она не могла, воспользовавшись ситуацией, спрятаться за благочестивым фасадом бедной безутешной вдовушки. Любая неискренность была ей противна.
Эдвина высвободилась из объятий Прескотта, подошла к кровати, вынула из стопки одежды нежно-розовый пеньюар и надела его. При этом, завязывая пояс, она чересчур сильно стянула талию, но не стала ослаблять пояс, решив таким своеобразным способом наказать себя.
Стиснув руки в замок, она снова повернулась к Прескотту:
– Я переживаю не из-за кончины своего мужа, Прескотт.
– Не из-за этого? Из-за чего же тогда?
Эдвина вздохнула и опустила глаза.
– Мне кажется… все это объясняется тем, что я непростительно неопытна в вопросах страсти. – Эдвина прошла дальше в комнату. – Я в полном смятении. Я не умею… Я не знаю, как стать… соблазнительной. – Ее щеки запылали. – Просто мне противно чувствовать себя глупой неумехой… Особенно учитывая, что вы привыкли иметь дело с дамами, весьма искушенными в любовных делах.
Прескотт сделал шаг к Эдвине.
– Так, значит, скорбь по покойному супругу здесь ни при чем?
Она покачала головой:
– Нет.
– Но в общем, было бы вполне естественно иметь такое чувство… словно предаешь родного человека…
Скривив губы, Эдвина покачала головой:
– Ничего подобного я не испытываю, поверьте мне.
У него в глазах вспыхнула надежда.
– Может быть, вам кажется, что, когда вы со мной, вы оскверняете его память?..
Она снова покачала головой:
– Вовсе нет.
– Наверное, вы не можете не сравнивать нас?..
– Ну, по-моему, совсем этого избежать нереально.
Прескотт опустил глаза и заметно сник.
В уголках губ Эдвины притаилась улыбка.
– Но, положа руку на сердце, сэр Джеффри во многих отношениях вам проигрывает.
Прескотт воспрянул духом, но в его глазах все еще было сомнение.
– Правда?
– По крайней мере до сих пор было именно так. Я возьму на себя смелость заявить, что это как сравнивать… черствый подгоревший гренок с горячей пшеничной лепешкой, намазанной маслом и клубничным вареньем.
– Неужели я в этом примере – лепешка?
– О да, – улыбнулась она. – С пылу с жару.
– Вам следовало упомянуть абрикосовое варенье, а не клубничное.
– Как я могла перепутать?! – картинно всплеснула руками Эдвина и была вознаграждена его несравненной улыбкой, от которой у нее стало тепло на душе.
Прескотт подошел к ней, взял за руки и сказал:
– Я пришел к вам, Эдвина, потому что хочу вас. А все остальное – мелочи.
– Но, придя ко мне, вы застали меня орошающей слезами покрывало. Это не самый лучший способ соблазнить мужчину.
– Зато он отличается оригинальностью…
– Покрывало – не лучшее, что женщине нужно, чтобы соблазнить мужчину.
– В этом я должен с вами согласиться. Но вы исправили свою оплошность.
– Когда надела свой розовый пеньюар?
– Да нет же, глупышка. Когда вы улыбнулись мне. Улыбка – единственная одежда, которая нужна женщине, чтобы соблазнить мужчину.
После этих слов Прескотт прижался губами к губам Эдвины. И то, что он делал, гораздо красноречивее любых слов свидетельствовало о том, что все тревоги Эдвины были напрасны. Для Прескотта Дивейна не имело ровно никакого значения, как сейчас выглядит Эдвина и во что она одета. Его ни капли не смущало, что у нее растрепанные волосы, зареванное лицо и ярко-красный вспухший нос. Не говоря уже о ее перевернутой вверх дном спальне.
Глава 23
Прескотт торопливо сбросил туфли и пиджак, жилет и рубашку. Он поцеловал Эдвину так, что у нее захватило дух и закружилась голова.
От его поцелуя у нее словно выросли крылья. Эдвине казалось, что она парит в небе, пока она не поняла, что это Прескотт поднял ее на руки.
Он поднес ее к кровати и, прижимая к себе одной рукой, другой стал сбрасывать с кровати ворохи одежды и белья. Затем положил Эдвину на постель и накрыл ее своим стройным телом. Прескотт принялся осыпать ее шею горячими влажными поцелуями, отчего у нее перехватило дыхание.
– Вы так хорошо пахнете, – бормотал он. Его губы заскользили по обнаженной груди Эдвины и задержались на соске.
Выгнув спину, Эдвина выдохнула:
– Ах, ах… Господи милостивый…
– Нет, это не Господи, это всего лишь я, – ворковал Прескотт, глядя на нее и улыбаясь. А затем снова стал ее ласкать.
Глаза Эдвины сами собой закрылись, а тело накрыла волна горячего желания. Никто никогда так не ласкал ее – словно по мановению волшебной палочки вызывая к жизни подспудно дремавшие в ней инстинкты.
Сначала Прескотт гладил нежную лодыжку Эдвины, а затем его рука заскользила вверх по ее ноге, и он развязал ленточку подвязки.
Когда Прескотт неуклонно поднимался к колену, а затем к бедру, Эдвина затаила дыхание. Она уже изнемогала от желания.
– Прескотт…
Эдвина тяжело дышала, сгорая от необузданной страсти, которой никогда дотоле не испытывала.
Прескотт остановился. Он лежал, опираясь на локоть, и улыбаясь смотрел на Эдвину. Ее щеки пылали, а глаза потемнели от желания. Она обняла Прескотта за плечи и привлекла к себе. С ее губ слетел слабый стон.
Эдвина исступленно целовала Прескотта, как будто хотела навсегда запомнить ни с чем не сравнимый вкус его губ.
Воодушевленный порывом Эдвины, Прескотт ринулся вперед и прижался к ее мягкой плоти, даря ей невероятное по силе наслаждение.
Тело Эдвины извивалось под ним. Закрыв глаза, она без остатка отдалась своим необыкновенным ощущениям. Ей казалось, что она спала всю свою жизнь – вплоть до этой ночи, до этого волшебного момента.
– Господи, как вы великолепны! – пробормотал Прескотт, задыхаясь.
Эдвина открыла глаза и встретила его тяжелый от желания взгляд. Она была не в силах что-либо сказать.
За свою жизнь Прескотт был в постели со многими женщинами. Но ничего из того, что он испытывал раньше, не могло подготовить его к яростному напору страсти Эдвины – дикой и безудержной. Каждый ее стон потрясал его до глубины души, наполнял неукротимой энергией его чресла, устремляя его вперед. Он подарил Эдвине новый для нее чувственный опыт – ни с чем не сравнимый и восхитительный, – когда она с изумлением узнавала, на что способно ее собственное тело. Прескотт показывал Эдвине неведомые ей доселе возможности ее собственной страсти.
Он погрузился в нее до конца и на секунду замер, боясь потерять над собой контроль. А затем начал двигаться, то выходя из нее, то погружаясь все глубже.
– О… О… Боже мой… – Закрыв глаза, она тихонько стонала.
Это было фантастично. Весь белый свет словно исчез и превратился в темное небо, усыпанное блестящими звездами, жаром и яркими радостными ощущениями.
Прескотт непроизвольно вскрикнул, и все существо Эдвины возликовало. Обнимая его так крепко, как будто от этого зависела ее жизнь, она закричала от наслаждения.
Обессиленный, он повалился на нее, тяжело дыша и щекоча ей шею своим теплым дыханием. Они оба были запыхавшиеся, мокрые от пота, обессиленные… и счастливые. Их сердца бешено стучали в такт.
Осознав, что она до сих пор продолжает держаться за него, Эдвина быстро отпустила Прескотта, издав глубокий, судорожный вздох. Ей казалось, что прежде, чем она открыла глаза, прошла целая вечность.
Эдвина погладила плечи Прескотта. При мерцающем свете свечей его бархатная на ощупь кожа отливала золотом.
Прескотт Дивейн – самый лучший мужчина.
Наверное, только такому незаурядному, имеющему богатый опыт в общении с женским полом и выдающиеся способности мужчине, как Прескотт, под силу было вытащить на поверхность много лет дремавшую в ней страсть. Так искусно и мастерски, что Эдвина запомнит эту ночь на всю жизнь. Она отогнала назойливую, как надоедливая муха, мысль об огромном множестве женщин, с которыми, вероятно, он успел переспать за свою жизнь…
«Ну хватит, Эдвина. Довольно. Перестань. Не надо все портить. Изволь наслаждаться моментом – он неповторим и прекрасен!»
Эдвина нежно гладила спину Прескотта. Ощущения от прикосновений к нему были восхитительными. У Прескотта была гладкая кожа и твердые рельефные мускулы.
Вздохнув, Эдвина крепко прижалась к нему.
Через мгновение он приподнялся, опираясь на локоть, и посмотрел на нее счастливыми глазами.
– Вы так прелестны, Эдвина.
Она кусала губы.
– Я надеюсь… Ну, надеюсь, я сделала все для вашего… э-э… удовлетворения.
Прескотт нахмурился и медленно высвободился из ее объятий. Затем сел и обмотал простыню вокруг пояса. В тот же миг Эдвина словно ощутила горечь потери. Она, смущаясь, подняла с пола свой розовый пеньюар, надела его и села напротив Прескотта.
Некоторое время они молчали.
Прескотт провел рукой по своим отливавшим медью волосам и вздохнул.
– Нам не обязательно сейчас об этом говорить, если только вы сами не хотите…
Пожав плечами, Эдвина повторила слова, которые Прескотт сам произнес, когда они были в бельведере.
– Думаю, сейчас – самый подходящий момент для этого.
Он потер подбородок.
– Ну, просто мне интересно, что было не так с вашим покойным супругом.
Эдвина взглянула на Прескотта с нескрываемым изумлением.
– Он был болен?
Не говоря ни слова, она покачала головой.
– Сколько же времени, черт возьми, вы были женаты?
– Три года.
– И все три года вы считали, что «не созданы для страсти»? Это ужасно!
Она улыбнулась. Потом прыснула со смеху. Эдвина смеялась так, что слезы выступили на глазах.
– Идите сюда.
Прескотт нежно обнял ее и прижал к себе. Эдвина вздохнула, чувствуя себя на седьмом небе от счастья.
– Он когда-нибудь… обижал вас? – спросил Прескотт с тревогой на лице.
– Нет. Сэр Джеффри был… По-моему, он просто был холодным, как рыба. Но в то время я этого не понимала. Я просто не знала… ну… ничего о том, что должно происходить между супругами. И… как вам сказать… для нас обоих это было не слишком приятным занятием.
– Так, значит, вы не были ему безумно преданы?
Эдвина подняла на Прескотта удивленные глаза.
– Конечно, я была ему предана: он же был моим мужем!
Брови Прескотта поползли вверх.
– Ваше чувство долга достойно восхищения. Однако я вынужден задать вам еще один вопрос. Неужели за все годы, проведенные вместе, вы ни разу…
– Нет. У меня никогда не было ничего похожего на то, что сейчас произошло между нами.
Его глаза радостно вспыхнули. Прескотт улыбнулся и стал похож на сытого кота.
– Не смейте выглядеть таким самодовольным, Прескотт Дивейн!
– Из-за того, что я доставил вам наслаждение? А что в этом плохого?
Эдвина улыбнулась в ответ.
– Наверное, ничего. Особенно учитывая, что все это ради науки.
Лицо Прескотта буквально расплылось в улыбке.
– Ради науки?
– Этот ваш эксперимент…
– Ах да. Гм… Мне кажется, я чувствую необходимость продолжить его прямо сейчас.
Глава 24
На следующее утро Дженел встала не с той ноги и доставала Эдвину бесконечными придирками.
– У тебя снова это дурацкое выражение лица, Эдвина! И бессмысленная улыбка, как у блаженной.
– Гм?.. – Эдвина попыталась отвлечься от мыслей о жарких поцелуях и пылких ласках Прескотта, которым она предавалась, глядя из окна экипажа на сельскую мельницу, мимо которой они проезжали.
– У тебя такой вид, словно кто-то дотронулся до твоей головы волшебной палочкой и заколдовал тебя.
Оторвав невидящий взгляд от дороги, Эдвина посмотрела на Прескотта, который сидел напротив, рядом с Дженел. Прескотт спал сном младенца, и Эдвина была этому рада. Даже во сне он выглядел восхитительно – со своими красно-коричневыми волосами, красиво очерченным ртом и полными губами.
Этой ночью они оба почти не спали. Но Эдвина не ощущала усталости. На самом деле она чувствовала себя как будто наэлектризованной.
– Ну вот опять – вы только полюбуйтесь на нее! – продолжала Дженел придираться к Эдвине. – Как на вечеринке у Кендриков ты собираешься хранить бдительность, если постоянно витаешь в облаках?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31