Она сочла бы для себя честью, если бы могла угодить тебе.
— Разбудите ее и сейчас же пришлите ко мне!
И вот теперь, лежа на шерстяном одеяле под полной луной — в этот час здесь было светло как днем, — вождь пребывал в самом скверном расположении духа. Больше часа он провел с женщиной по имени Быстроногая Лань. Она щедро предоставила свое тело в его распоряжение, она охотно выполняла все, о чем он ее просил.
Она и впрямь была красоткой, и ее твердые, как дыньки, груди и крепенькие бедра были хороши и на взгляд, и на вкус. И все равно он не был удовлетворен. Хотя в лунном свете ее кожа казалась намного светлее, чем была в действительности, этого было недостаточно. Все равно она была женщиной из индейского племени, женщиной с темной кожей, темными волосами и смиренными повадками.
Вождь Змеиный Язык внезапно перестал облизывать пальцы ног Быстроногой Лани, выпустил из рук ее ступню и приказал ей уйти. Огорченная и разочарованная, она собрала свою разбросанную одежду и, вся в слезах, побежала к себе в хижину.
Через пару минут все поселение было разбужено громким звуком сигнальной трубы, далеко разносящимся в ночи. Проворные воины, схватив свои ружья, выбежали из хижин, а перепуганные женщины собрали вокруг себя детей и ждали, что будет дальше.
Вождь Змеиный Язык, надев свою дьявольскую маску, что было сил дул в старую трубу, захваченную в одном из давних набегов на отряд белых солдат. Когда он трубил в трубу, это был сигнал, по которому каждому мужчине следовало бросить любые свои занятия и немедленно мчаться к вождю.
Змеиный Язык опустил трубу.
Он стоял широко расставив ноги; мраморные глаза маски блестели, красные рога казались почти черными. Он высунул свой собственный длинный язык в отверстие над кожаным языком маски, что придавало ему вид рогатого дьявола с двумя языками.
Внезапно он отбросил трубу. Сорвал дьявольскую маску и тоже швырнул ее на землю. Сцепив пальцы рук за спиной, вождь принялся расхаживать взад-вперед перед ожидающими бойцами. Не переставая шагать, он поведал им, что недоволен. Сообщил, что никогда не будет полностью удовлетворен, пока не получит желаемое.
Вождь остановился. Несколько раз высунул язык. Затем отдал им приказ:
— Доставьте мне белую женщину. Мне все равно, где вы ее раздобудете. Схватите дочку фермера. Устройте нападение на дилижанс. Выкрадите жену хозяина какого-нибудь ранчо. Мне нужна красивая белая женщина с шелковыми желтыми волосами и кожей белой, как молоко.
Все воины что-то забормотали, заерзали и начали переглядываться. Голос вождя возвысился до душераздирающего вопля:
— Достаньте мне белую женщину!
Глава 30
На следующее утро Эми проснулась оттого, что луч теплого майского солнца коснулся ее лица. Первым чувством, которое она испытала, было удивление: почему это ей так хочется пить и почему у нее так болит голова? Она медленно открыла глаза и, откинув с лица спутанные волосы, приподнялась на локте и с трудом обвела взглядом комнату.
В хозяйской спальне она была одна. Нагишом, на широкой белой кровати без одеял и подушек, — в общем, как это бывало каждое утро. Только солнце стояло выше и грело жарче. Очевидно, она слишком заспалась.
Спустив на ковер длинные стройные ноги, Эми потянулась за серебряным кувшином с холодной водой, стоявшим на ночном столике, безуспешно поискала стакан, пожала голыми плечами, наклонила кувшин к губам и сделала несколько жадных глотков.
Глубоко вздохнув, она подняла серебряный кувшин повыше, осторожно покачивая его и прижимая ко лбу, где, казалось, стучали молотки, а потом опустила кувшин пониже, чтобы остудить грудь и живот. От прикосновения холодного серебра к разгоряченной коже Эми ахнула и задрожала.
И тут она вспомнила.
Вспомнила все.
Глаза Эми расширились от ужаса, и губы у нее сложились так, чтобы выдохнуть недоуменное «нет», но ни звука она не смогла произнести. Прижимая к себе кувшин с холодной водой, она вздрагивала, и встряхивала головой, и отчаянно пыталась отрицать то, что случилось. Просто ей сон такой приснился, вот и все. Она не… Она никогда бы не… о Боже!
Маленькая соломинка, застрявшая в волосах, упала на кровать.
Эми припомнила, как она в одиночестве пустой гостиной читала книгу и как она подняла глаза и увидела Луиса, стоящего в арочном проеме. Как потом поспешно оделась и вышла в толпу веселящихся гостей. Как он обнял ее, чтобы начать танец, и сказал, что остается так мало времени… Заставил ее поверить, что он уезжает.
Ублюдок! Он нарочно навел ее на мысль, что его вызывают для участия в сражении, что он уйдет на рассвете и они больше никогда не увидятся! Он все продумал с самого начала! Он имел наглость предположить, что при мысли о его отъезде она совершенно утратит осторожность и… и…
Все новые и новые воспоминания жгли душу.
Вот она слизывает соль у него с ладони, а он — у нее. Вот она танцует с ним снова и снова, забыв, что в мире есть кто-то еще. Связана с ним… носовым платком. Ревущий костер. Им обоим становится жарко. Они обливаются потом, выходят из толпы… и… и…
Дрожащими руками Эми осторожно водрузила кувишин на место — на ночной столик, плотно сжала дрожащие колени и обхватила себя руками. Закрыв глаза, она чувствовала, что к горлу подступает комок и она вот-вот разразится рыданиями.
Перед ее закрытыми глазами неотступно маячило видение — пара обнаженных человеческих существ, связанных красным шелковым шарфом, совокупляющихся в сене на полу конюшни, как пара животных.
Глухое рыдание вырвалось у Эми из груди.
Они и были настоящими животными. Она сама была ничем не лучше животного. Там, в объятиях Кинтано — человека, который в открытую презирал ее, — она была тварью, которой неведом стыд. Почему? Что же с ней происходит? Неужели она совершенно потеряла рассудок?
«Господь всемогущий, что же мне делать? Я не вижу выхода из этого нескончаемого кошмара!»
И тут Эми увидела — впервые увидела — аккуратно сложенную желтую депешу, лежащую на ночном столике рядом с серебряным кувшином.
Она сразу же поняла, что это такое. Приказ, полученный капитаном. Приказ, который она безуспешно пыталась найти раньше.
Стиснув зубы, Эми потянулась за бумагой и быстро прочла ее. Все было сказано совершенно ясно: капитану предписывалось оставаться в Орилье. Ярость горячей волной поднялась в душе Эми. Он оставил здесь депешу специально — в насмешку над ней.
Опять он ее одурачил! Опять показал ей, что против него она беспомощна. Он мог заставить ее не только делать и говорить все, что он пожелает, но и быть такой, какой ему заблагорассудится.
Содрогаясь от отвращения к себе, Эми положила желтую депешу Хуареса туда, откуда взяла, и встала с кровати. Внезапно ее пронзила ясная мысль: она должна уносить ноги сию же минуту. Он не собирается уезжать, значит, уезжать придется ей. Она не сможет больше провести в Орилье ни одной ночи!
Эми поспешила в гардеробную. Ей мучительно хотелось принять ванну, но нельзя было терять время. Судя по всему, час был отнюдь не ранний. В любую минуту может войти капитан; он застанет ее, когда она будет купаться, и вытащит из ванны, и…
Одевшись как можно быстрее, Эми схватила с полки большой саквояж и наспех набросала туда несколько платьев и кое-что из белья. Потом сообразила, что не сможет ничего взять с собой, если не хочет возбудить подозрений. С сильно бьющимся сердцем она выглянула в коридор и, никого не обнаружив, шагнула за порог. Она беспрепятственно сбежала по лестнице и миновала пустую столовую.
Она не рассчитывала, что в кухне помимо Магделены встретится и с Педрико Вальдесом. Краска бросилась ей в лицо, когда она увидела этих двоих, сидящих за столом и пьющих кофе. Она почувствовала себя так, словно была непослушным ребенком, которому предстоит выслушать нотацию от взрослых.
Но ее встретили не нотацией, а теплыми улыбками, и в глазах у обоих было такое выражение, как будто они полностью одобряли ее поведение. Возможно, они ничего не знали. Может быть, они, как все прочие, от души развлекаясь минувшей ночью, просто не заметили, как капитан увел ее в конюшню.
— Доброе утро, — поздоровалась она, стараясь держаться как можно беспечнее.
— Сеньора Эми! — приветливо откликнулся Педрико, учтиво поднявшись со стула.
— Сегодня вам надо позавтракать поплотнее, — заметила Магделена.
Посмеиваясь, она налила в чашку дымящийся кофе, подала эту чашку Эми и пообещала:
— Я подам вам особенный…
— Мне не хочется есть, — перебила ее Эми. Беспокойно оглянувшись по сторонам и приняв от Магделены чашку, она добавила: — Я… ах да… я подумала, что мне бы надо сейчас съездить в город.
Магделена подбоченилась:
— В город? Зачем? Нам ничего не нужно. От праздника столько еды осталось, что нам ее ни в жизнь не съесть!
— Да, я знаю. — Эми как-то еще умудрялась говорить ровным беззаботным тоном. — Но я подумала… Ты могла бы собрать корзинку с гостинцами, а я бы отвезла это Маку для его детишек.
— Вам нужен отдых, у вас такой вид, как… как… — Магделена на мгновение опустила глаза. А потом спросила: — Вы уверены, что в состоянии съездить в город?
— Я чувствую себя прекрасно, — отрезала Эми и обратилась к Педрико: — Отвезешь меня?
— Капитан уехал прокатиться верхом, — с улыбкой ответил Педрико. — Как только он вернется, я отвезу вас в Сандаун.
— Нет! — раздраженно фыркнула Эми. — Я не желаю ждать, пока вернется капитан. Я хочу ехать сейчас же.
— Но, сеньора, к чему такая спешка? Если вы только…
— Я еду в Сандаун, Педрико. Если ты отказываешься отвезти меня, тогда я вполне и сама обойдусь!
Обменявшись взглядами с Педрико, Магделена сказала:
— Раз уж вы настаиваете, он вас отвезет. Угощение я соберу, это и минуты не займет.
Не прошло и получаса после отъезда Эми и Педрико из асиенды, как капитан вернулся с утренней прогулки. Спешившись, он отвел Ноче в его отдельный кораль, держа длинные кожаные поводья в одной руке, а в другой — пламенеющий букет оранжевых мексиканских маков.
Управляясь одной рукой, Луис снял с неоседланного жеребца уздечку и вошел в темноватый сарай, чтобы повесить уздечку на крюк. Несколько раз моргнув, чтобы глаза привыкли к темноте после яркого солнца, он двинулся в глубь сарая. И тут на глаза ему попалось нечто лежавшее на сене.
Он осторожно отложил в сторону букет маков, сделал несколько шагов вперед и присел на корточки. Его лицо расцвело радостной улыбкой, когда он поднял яркий красный шарф. Шарф, который ночью пришлось разрезать.
Пальцы Луиса играли с погубленным шелком; накинув ткань на колено, он нежно поглаживал ее, а тем временем перед его мысленным взором проносились волнующие картины.
Вот нагая несравненная Эми — здесь, на сене; связанные между собой этим длинным красным шарфом, они занимаются любовью.
Потом, все еще связанные шарфом, они ласкали и целовали друг друга, пока взаимное влечение не разгорелось снова в полную силу. Они опять устремились к соединению — на этот раз лицом к лицу; Эми была под ним. Лицом к лицу. Глаза в глаза. Сердцем к сердцу.
Шарф натягивался, ограничивая движения, и становился помехой.
— Разрежь его, — прошептала она, не отводя от его лица взгляда прекрасных глаз, обнимая ногами его стан. — Разрежь шарф, дорогой мой. — Она порывисто подалась к нему бедрами. — Мы и без него все равно будем связаны.
Он достал нож из стоящего рядом сапога и разрезал нарядный шарф у нее на тонкой талии. Потом она забрала у него нож, подсунула острие под красный шелк, туго натянувшийся у него на ребрах, и тоже разрезала ткань.
И теперь, когда Луис медленно поднялся на ноги, он аккуратно сложил обрезки шарфа, расстегнул среднюю пуговицу рубашки и засунул находку внутрь.
Наклонившись, он поднял букет оранжевых маков. Эти цветы он собрал для Эми.
Пересекая западное патио, Луис чувствовал себя как взволнованный мальчик. Оказавшись в широком коридоре, он беспокойно оглянулся по сторонам и шумно вздохнул, с облегчением увидев, что коридор пуст. Он взбежал по лестнице, перемахивая разом через две ступеньки, и сердце его билось гулко и неровно.
Остановившись перед тяжелой резной дверью спальни, он пригладил пальцами волосы, окинул себя быстрым взглядом (надо же было удостовериться, что выглядит он прилично) и поднял руку, чтобы постучать.
Потом опустил, так и не постучав.
Он повернул ручку, молча вошел в спальню и прикрыл дверь за собой. Его глаза сразу же устремились к большой белой кровати. Увидев, что кровать пуста, он нахмурился.
Видимо, Эми отмокает в ванне после той бурной ночи, которую разделила с ним. Он не мог и придумать лучшего времяпрепровождения на остаток утра, чем, никуда не торопясь, смотреть, как она купается.
Сжимая букет мексиканских маков обеими руками, Луис двинулся через комнату, негромко окликая Эми по имени. Но когда он добрался до белой мраморной ванны, он увидел лишь собственное отражение в стенных зеркалах. Ванна была пуста.
Едва уловимая тень беспокойства мелькнула где-то на самом краю сознания. Руки у него опустились, когда его охватило предчувствие, что она сбежала. Нервно похлопывая букетом по собственному бедру, он стоял рядом с кроватью, смотрел на смятую постель и вспоминал, как они вдвоем поднимались по лестнице в пять часов утра… полуодетые, смеющиеся, одержимые мечтой добраться до этой самой кровати.
Его черные глаза сузились. Луис наклонился и поднял с белой шелковой простыни маленькую соломинку. Он бросил букет маков на кровать и отправился вниз — разыскивать Эми.
Он уже понимал, что не найдет.
Эми не теряла времени зря. Как только Педрико остановил лошадей перед парадным крыльцом заведения Мака, она спрыгнула с подножки коляски на деревянный тротуар со словами:
— Тебе незачем заходить. Я постараюсь не слишком задерживаться.
Не ожидая ответа, она поспешила внутрь и испытала немалое облегчение, не увидев здесь никого из отряда Луиса. Она нашла взглядом Мака, стоявшего за прилавком, быстро подошла к коренастому ирландцу и спросила, не может ли его старший сын Рауль выполнить одно ее поручение.
Мак добродушно рассмеялся:
— Если вам удастся его растолкать. Он спит на солнышке во дворе за лавкой. Где, интересно, мы с его матушкой сплоховали?
Эми посмеялась вместе с ним, повернулась и направилась к выходу во двор.
Она осторожно разбудила одиннадцатилетнего Рауля. Паренек тер глаза и моргал, но слушал внимательно, когда Эми попросила его сейчас же сбегать в платную конюшню, взять там самую лучшую лошадь, какая у них найдется, проследить, чтобы ее оседлали, и привести на задний двор отцовского заведения. Нужные для этого деньги Эми ему дала.
Босоногий мальчик бегом сорвался с места и через несколько минут вернулся, ведя в поводу крепкого на вид, уже оседланного чалого мерина. Довольная Эми достала из ридикюля золотую монету, вручила ее Раулю и сказала:
— Это — твое, если ты сделаешь мне еще одно, последнее одолжение.
— Да, сеньора?
— Ступай обратно и еще поспи.
— Ах, si, si, — с удовольствием согласился Рауль.
Он засунул монету в карман штанов, свернулся, как кот, на солнышке и закрыл глаза. Но один глаз он прикрыл не до конца и в щелочку между веками подсмотрел, как Эми села верхом на чалого и поскакала на запад. Когда утих стук копыт и улеглась пыль, поднятая чалым, Рауль зевнул, потрогал золотую монету у себя в кармане и снова заснул.
Тремя часами позже, вне себя от тревоги и раскаяния, Педрико Вальдес вернулся на ранчо. Стоя в коляске и нахлестывая усталых лошадей, он пронесся под высокой белой аркой Орильи.
В это время безупречно одетый капитан — в снежно-белой рубашке, синих форменных брюках и до блеска начищенных черных сапогах — расхаживал из конца в конец тенистого западного патио. Он так расхаживал уже целый час. Завидев на горизонте облако пыли, он почувствовал, как болезненно сжалось сердце у него в груди.
Скрестив на груди руки, широко расставив ноги, он стоял в ожидании на подъездной аллее, когда Педрико круто осадил лошадей на гравии дороги. Капитан шагнул навстречу своему лейтенанту.
— Dios, капитан! Во всем виноват я! Мне не следовало…
— Лейтенант Вальдес, — спокойно перебил его Луис, — расскажите мне, что случилось.
— Она пропала! — выкрикнул Педрико. — Я отвез ее в Сан-даун вопреки вашим пожеланиям, и сеньора Парнелл пропала!
Не позволяя дать волю собственным чувствам, Луис ровным тоном произнес:
— Успокойся, дружище. Тебе надо пропустить стаканчик. А после расскажешь все по порядку.
Педрико в точности так и поступил. И потом внимательно выслушивал приказания, которые отдавал Кинтано тихим бесстрастным голосом:
— Прикажи оседлать одну из самых быстрых лошадей Орильи.
— Вы не хотите ехать на Ноче?
Луис покачал головой:
— Нет. Апачи не подковывают своих лошадей, дружище. А Ноче подкован. Пусть седлают пегого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Разбудите ее и сейчас же пришлите ко мне!
И вот теперь, лежа на шерстяном одеяле под полной луной — в этот час здесь было светло как днем, — вождь пребывал в самом скверном расположении духа. Больше часа он провел с женщиной по имени Быстроногая Лань. Она щедро предоставила свое тело в его распоряжение, она охотно выполняла все, о чем он ее просил.
Она и впрямь была красоткой, и ее твердые, как дыньки, груди и крепенькие бедра были хороши и на взгляд, и на вкус. И все равно он не был удовлетворен. Хотя в лунном свете ее кожа казалась намного светлее, чем была в действительности, этого было недостаточно. Все равно она была женщиной из индейского племени, женщиной с темной кожей, темными волосами и смиренными повадками.
Вождь Змеиный Язык внезапно перестал облизывать пальцы ног Быстроногой Лани, выпустил из рук ее ступню и приказал ей уйти. Огорченная и разочарованная, она собрала свою разбросанную одежду и, вся в слезах, побежала к себе в хижину.
Через пару минут все поселение было разбужено громким звуком сигнальной трубы, далеко разносящимся в ночи. Проворные воины, схватив свои ружья, выбежали из хижин, а перепуганные женщины собрали вокруг себя детей и ждали, что будет дальше.
Вождь Змеиный Язык, надев свою дьявольскую маску, что было сил дул в старую трубу, захваченную в одном из давних набегов на отряд белых солдат. Когда он трубил в трубу, это был сигнал, по которому каждому мужчине следовало бросить любые свои занятия и немедленно мчаться к вождю.
Змеиный Язык опустил трубу.
Он стоял широко расставив ноги; мраморные глаза маски блестели, красные рога казались почти черными. Он высунул свой собственный длинный язык в отверстие над кожаным языком маски, что придавало ему вид рогатого дьявола с двумя языками.
Внезапно он отбросил трубу. Сорвал дьявольскую маску и тоже швырнул ее на землю. Сцепив пальцы рук за спиной, вождь принялся расхаживать взад-вперед перед ожидающими бойцами. Не переставая шагать, он поведал им, что недоволен. Сообщил, что никогда не будет полностью удовлетворен, пока не получит желаемое.
Вождь остановился. Несколько раз высунул язык. Затем отдал им приказ:
— Доставьте мне белую женщину. Мне все равно, где вы ее раздобудете. Схватите дочку фермера. Устройте нападение на дилижанс. Выкрадите жену хозяина какого-нибудь ранчо. Мне нужна красивая белая женщина с шелковыми желтыми волосами и кожей белой, как молоко.
Все воины что-то забормотали, заерзали и начали переглядываться. Голос вождя возвысился до душераздирающего вопля:
— Достаньте мне белую женщину!
Глава 30
На следующее утро Эми проснулась оттого, что луч теплого майского солнца коснулся ее лица. Первым чувством, которое она испытала, было удивление: почему это ей так хочется пить и почему у нее так болит голова? Она медленно открыла глаза и, откинув с лица спутанные волосы, приподнялась на локте и с трудом обвела взглядом комнату.
В хозяйской спальне она была одна. Нагишом, на широкой белой кровати без одеял и подушек, — в общем, как это бывало каждое утро. Только солнце стояло выше и грело жарче. Очевидно, она слишком заспалась.
Спустив на ковер длинные стройные ноги, Эми потянулась за серебряным кувшином с холодной водой, стоявшим на ночном столике, безуспешно поискала стакан, пожала голыми плечами, наклонила кувшин к губам и сделала несколько жадных глотков.
Глубоко вздохнув, она подняла серебряный кувшин повыше, осторожно покачивая его и прижимая ко лбу, где, казалось, стучали молотки, а потом опустила кувшин пониже, чтобы остудить грудь и живот. От прикосновения холодного серебра к разгоряченной коже Эми ахнула и задрожала.
И тут она вспомнила.
Вспомнила все.
Глаза Эми расширились от ужаса, и губы у нее сложились так, чтобы выдохнуть недоуменное «нет», но ни звука она не смогла произнести. Прижимая к себе кувшин с холодной водой, она вздрагивала, и встряхивала головой, и отчаянно пыталась отрицать то, что случилось. Просто ей сон такой приснился, вот и все. Она не… Она никогда бы не… о Боже!
Маленькая соломинка, застрявшая в волосах, упала на кровать.
Эми припомнила, как она в одиночестве пустой гостиной читала книгу и как она подняла глаза и увидела Луиса, стоящего в арочном проеме. Как потом поспешно оделась и вышла в толпу веселящихся гостей. Как он обнял ее, чтобы начать танец, и сказал, что остается так мало времени… Заставил ее поверить, что он уезжает.
Ублюдок! Он нарочно навел ее на мысль, что его вызывают для участия в сражении, что он уйдет на рассвете и они больше никогда не увидятся! Он все продумал с самого начала! Он имел наглость предположить, что при мысли о его отъезде она совершенно утратит осторожность и… и…
Все новые и новые воспоминания жгли душу.
Вот она слизывает соль у него с ладони, а он — у нее. Вот она танцует с ним снова и снова, забыв, что в мире есть кто-то еще. Связана с ним… носовым платком. Ревущий костер. Им обоим становится жарко. Они обливаются потом, выходят из толпы… и… и…
Дрожащими руками Эми осторожно водрузила кувишин на место — на ночной столик, плотно сжала дрожащие колени и обхватила себя руками. Закрыв глаза, она чувствовала, что к горлу подступает комок и она вот-вот разразится рыданиями.
Перед ее закрытыми глазами неотступно маячило видение — пара обнаженных человеческих существ, связанных красным шелковым шарфом, совокупляющихся в сене на полу конюшни, как пара животных.
Глухое рыдание вырвалось у Эми из груди.
Они и были настоящими животными. Она сама была ничем не лучше животного. Там, в объятиях Кинтано — человека, который в открытую презирал ее, — она была тварью, которой неведом стыд. Почему? Что же с ней происходит? Неужели она совершенно потеряла рассудок?
«Господь всемогущий, что же мне делать? Я не вижу выхода из этого нескончаемого кошмара!»
И тут Эми увидела — впервые увидела — аккуратно сложенную желтую депешу, лежащую на ночном столике рядом с серебряным кувшином.
Она сразу же поняла, что это такое. Приказ, полученный капитаном. Приказ, который она безуспешно пыталась найти раньше.
Стиснув зубы, Эми потянулась за бумагой и быстро прочла ее. Все было сказано совершенно ясно: капитану предписывалось оставаться в Орилье. Ярость горячей волной поднялась в душе Эми. Он оставил здесь депешу специально — в насмешку над ней.
Опять он ее одурачил! Опять показал ей, что против него она беспомощна. Он мог заставить ее не только делать и говорить все, что он пожелает, но и быть такой, какой ему заблагорассудится.
Содрогаясь от отвращения к себе, Эми положила желтую депешу Хуареса туда, откуда взяла, и встала с кровати. Внезапно ее пронзила ясная мысль: она должна уносить ноги сию же минуту. Он не собирается уезжать, значит, уезжать придется ей. Она не сможет больше провести в Орилье ни одной ночи!
Эми поспешила в гардеробную. Ей мучительно хотелось принять ванну, но нельзя было терять время. Судя по всему, час был отнюдь не ранний. В любую минуту может войти капитан; он застанет ее, когда она будет купаться, и вытащит из ванны, и…
Одевшись как можно быстрее, Эми схватила с полки большой саквояж и наспех набросала туда несколько платьев и кое-что из белья. Потом сообразила, что не сможет ничего взять с собой, если не хочет возбудить подозрений. С сильно бьющимся сердцем она выглянула в коридор и, никого не обнаружив, шагнула за порог. Она беспрепятственно сбежала по лестнице и миновала пустую столовую.
Она не рассчитывала, что в кухне помимо Магделены встретится и с Педрико Вальдесом. Краска бросилась ей в лицо, когда она увидела этих двоих, сидящих за столом и пьющих кофе. Она почувствовала себя так, словно была непослушным ребенком, которому предстоит выслушать нотацию от взрослых.
Но ее встретили не нотацией, а теплыми улыбками, и в глазах у обоих было такое выражение, как будто они полностью одобряли ее поведение. Возможно, они ничего не знали. Может быть, они, как все прочие, от души развлекаясь минувшей ночью, просто не заметили, как капитан увел ее в конюшню.
— Доброе утро, — поздоровалась она, стараясь держаться как можно беспечнее.
— Сеньора Эми! — приветливо откликнулся Педрико, учтиво поднявшись со стула.
— Сегодня вам надо позавтракать поплотнее, — заметила Магделена.
Посмеиваясь, она налила в чашку дымящийся кофе, подала эту чашку Эми и пообещала:
— Я подам вам особенный…
— Мне не хочется есть, — перебила ее Эми. Беспокойно оглянувшись по сторонам и приняв от Магделены чашку, она добавила: — Я… ах да… я подумала, что мне бы надо сейчас съездить в город.
Магделена подбоченилась:
— В город? Зачем? Нам ничего не нужно. От праздника столько еды осталось, что нам ее ни в жизнь не съесть!
— Да, я знаю. — Эми как-то еще умудрялась говорить ровным беззаботным тоном. — Но я подумала… Ты могла бы собрать корзинку с гостинцами, а я бы отвезла это Маку для его детишек.
— Вам нужен отдых, у вас такой вид, как… как… — Магделена на мгновение опустила глаза. А потом спросила: — Вы уверены, что в состоянии съездить в город?
— Я чувствую себя прекрасно, — отрезала Эми и обратилась к Педрико: — Отвезешь меня?
— Капитан уехал прокатиться верхом, — с улыбкой ответил Педрико. — Как только он вернется, я отвезу вас в Сандаун.
— Нет! — раздраженно фыркнула Эми. — Я не желаю ждать, пока вернется капитан. Я хочу ехать сейчас же.
— Но, сеньора, к чему такая спешка? Если вы только…
— Я еду в Сандаун, Педрико. Если ты отказываешься отвезти меня, тогда я вполне и сама обойдусь!
Обменявшись взглядами с Педрико, Магделена сказала:
— Раз уж вы настаиваете, он вас отвезет. Угощение я соберу, это и минуты не займет.
Не прошло и получаса после отъезда Эми и Педрико из асиенды, как капитан вернулся с утренней прогулки. Спешившись, он отвел Ноче в его отдельный кораль, держа длинные кожаные поводья в одной руке, а в другой — пламенеющий букет оранжевых мексиканских маков.
Управляясь одной рукой, Луис снял с неоседланного жеребца уздечку и вошел в темноватый сарай, чтобы повесить уздечку на крюк. Несколько раз моргнув, чтобы глаза привыкли к темноте после яркого солнца, он двинулся в глубь сарая. И тут на глаза ему попалось нечто лежавшее на сене.
Он осторожно отложил в сторону букет маков, сделал несколько шагов вперед и присел на корточки. Его лицо расцвело радостной улыбкой, когда он поднял яркий красный шарф. Шарф, который ночью пришлось разрезать.
Пальцы Луиса играли с погубленным шелком; накинув ткань на колено, он нежно поглаживал ее, а тем временем перед его мысленным взором проносились волнующие картины.
Вот нагая несравненная Эми — здесь, на сене; связанные между собой этим длинным красным шарфом, они занимаются любовью.
Потом, все еще связанные шарфом, они ласкали и целовали друг друга, пока взаимное влечение не разгорелось снова в полную силу. Они опять устремились к соединению — на этот раз лицом к лицу; Эми была под ним. Лицом к лицу. Глаза в глаза. Сердцем к сердцу.
Шарф натягивался, ограничивая движения, и становился помехой.
— Разрежь его, — прошептала она, не отводя от его лица взгляда прекрасных глаз, обнимая ногами его стан. — Разрежь шарф, дорогой мой. — Она порывисто подалась к нему бедрами. — Мы и без него все равно будем связаны.
Он достал нож из стоящего рядом сапога и разрезал нарядный шарф у нее на тонкой талии. Потом она забрала у него нож, подсунула острие под красный шелк, туго натянувшийся у него на ребрах, и тоже разрезала ткань.
И теперь, когда Луис медленно поднялся на ноги, он аккуратно сложил обрезки шарфа, расстегнул среднюю пуговицу рубашки и засунул находку внутрь.
Наклонившись, он поднял букет оранжевых маков. Эти цветы он собрал для Эми.
Пересекая западное патио, Луис чувствовал себя как взволнованный мальчик. Оказавшись в широком коридоре, он беспокойно оглянулся по сторонам и шумно вздохнул, с облегчением увидев, что коридор пуст. Он взбежал по лестнице, перемахивая разом через две ступеньки, и сердце его билось гулко и неровно.
Остановившись перед тяжелой резной дверью спальни, он пригладил пальцами волосы, окинул себя быстрым взглядом (надо же было удостовериться, что выглядит он прилично) и поднял руку, чтобы постучать.
Потом опустил, так и не постучав.
Он повернул ручку, молча вошел в спальню и прикрыл дверь за собой. Его глаза сразу же устремились к большой белой кровати. Увидев, что кровать пуста, он нахмурился.
Видимо, Эми отмокает в ванне после той бурной ночи, которую разделила с ним. Он не мог и придумать лучшего времяпрепровождения на остаток утра, чем, никуда не торопясь, смотреть, как она купается.
Сжимая букет мексиканских маков обеими руками, Луис двинулся через комнату, негромко окликая Эми по имени. Но когда он добрался до белой мраморной ванны, он увидел лишь собственное отражение в стенных зеркалах. Ванна была пуста.
Едва уловимая тень беспокойства мелькнула где-то на самом краю сознания. Руки у него опустились, когда его охватило предчувствие, что она сбежала. Нервно похлопывая букетом по собственному бедру, он стоял рядом с кроватью, смотрел на смятую постель и вспоминал, как они вдвоем поднимались по лестнице в пять часов утра… полуодетые, смеющиеся, одержимые мечтой добраться до этой самой кровати.
Его черные глаза сузились. Луис наклонился и поднял с белой шелковой простыни маленькую соломинку. Он бросил букет маков на кровать и отправился вниз — разыскивать Эми.
Он уже понимал, что не найдет.
Эми не теряла времени зря. Как только Педрико остановил лошадей перед парадным крыльцом заведения Мака, она спрыгнула с подножки коляски на деревянный тротуар со словами:
— Тебе незачем заходить. Я постараюсь не слишком задерживаться.
Не ожидая ответа, она поспешила внутрь и испытала немалое облегчение, не увидев здесь никого из отряда Луиса. Она нашла взглядом Мака, стоявшего за прилавком, быстро подошла к коренастому ирландцу и спросила, не может ли его старший сын Рауль выполнить одно ее поручение.
Мак добродушно рассмеялся:
— Если вам удастся его растолкать. Он спит на солнышке во дворе за лавкой. Где, интересно, мы с его матушкой сплоховали?
Эми посмеялась вместе с ним, повернулась и направилась к выходу во двор.
Она осторожно разбудила одиннадцатилетнего Рауля. Паренек тер глаза и моргал, но слушал внимательно, когда Эми попросила его сейчас же сбегать в платную конюшню, взять там самую лучшую лошадь, какая у них найдется, проследить, чтобы ее оседлали, и привести на задний двор отцовского заведения. Нужные для этого деньги Эми ему дала.
Босоногий мальчик бегом сорвался с места и через несколько минут вернулся, ведя в поводу крепкого на вид, уже оседланного чалого мерина. Довольная Эми достала из ридикюля золотую монету, вручила ее Раулю и сказала:
— Это — твое, если ты сделаешь мне еще одно, последнее одолжение.
— Да, сеньора?
— Ступай обратно и еще поспи.
— Ах, si, si, — с удовольствием согласился Рауль.
Он засунул монету в карман штанов, свернулся, как кот, на солнышке и закрыл глаза. Но один глаз он прикрыл не до конца и в щелочку между веками подсмотрел, как Эми села верхом на чалого и поскакала на запад. Когда утих стук копыт и улеглась пыль, поднятая чалым, Рауль зевнул, потрогал золотую монету у себя в кармане и снова заснул.
Тремя часами позже, вне себя от тревоги и раскаяния, Педрико Вальдес вернулся на ранчо. Стоя в коляске и нахлестывая усталых лошадей, он пронесся под высокой белой аркой Орильи.
В это время безупречно одетый капитан — в снежно-белой рубашке, синих форменных брюках и до блеска начищенных черных сапогах — расхаживал из конца в конец тенистого западного патио. Он так расхаживал уже целый час. Завидев на горизонте облако пыли, он почувствовал, как болезненно сжалось сердце у него в груди.
Скрестив на груди руки, широко расставив ноги, он стоял в ожидании на подъездной аллее, когда Педрико круто осадил лошадей на гравии дороги. Капитан шагнул навстречу своему лейтенанту.
— Dios, капитан! Во всем виноват я! Мне не следовало…
— Лейтенант Вальдес, — спокойно перебил его Луис, — расскажите мне, что случилось.
— Она пропала! — выкрикнул Педрико. — Я отвез ее в Сан-даун вопреки вашим пожеланиям, и сеньора Парнелл пропала!
Не позволяя дать волю собственным чувствам, Луис ровным тоном произнес:
— Успокойся, дружище. Тебе надо пропустить стаканчик. А после расскажешь все по порядку.
Педрико в точности так и поступил. И потом внимательно выслушивал приказания, которые отдавал Кинтано тихим бесстрастным голосом:
— Прикажи оседлать одну из самых быстрых лошадей Орильи.
— Вы не хотите ехать на Ноче?
Луис покачал головой:
— Нет. Апачи не подковывают своих лошадей, дружище. А Ноче подкован. Пусть седлают пегого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42