А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Все ее тело нетерпеливо ныло. Оно жаждало объятий, близости, сладостного облегчения, и по мере того как нарастала жажда, воля ее слабела.
Однако на этот раз все происходило ясным днем, никакие апачи не угрожали ее жизни, и рассудок подсказывал Натали, что именно происходит: она вот-вот позволит животной страсти овладеть собой и сама превратится в животное, под стать тому, чьи объятия так ее волнуют. Она находится на грани того, чтобы уступить человеку, который ни в грош ее не ставит, который уверен, что может посмеяться над ней, оскорбить ее — и в любой момент взять, как похотливую сучку.
Что ж, его ожидает большой сюрприз! Посмотрим, у кого больше хладнокровия, кто лучше сыграет роль в этом маленьком спектакле.
Натали обвила рукой шею Кейна, привлекла его к себе и поцеловала дразнящим поцелуем, похожим на легкий укус, а когда он попытался прильнуть к ее губам, быстро отодвинулась. Голубые глаза под полуопущенными веками были затуманены страстью. Это был самый подходящий момент.
— Я чувствую, Кейн, о как я чувствую! — прошептала она, провела по губам кончиком языка и слегка выпятила их, чтобы они казались полнее, обольстительнее. — Ты прав, я помню все! Разве можно забыть то, что случилось между нами тогда, в “Испанской вдове”?
Натали приказала себе выдержать обжигающий взгляд. Пальцы ее зашевелились на обнаженной коже его живота, пробираясь под пояс брюк.
— Да, вот так, милая… вот так!..
— Не спеши… — Натали снова уклонилась от поцелуя. — Сначала сделай шаг назад.
Кейн с готовностью повиновался. Натали медленно опустила взгляд на выпуклость у него в паху. Рука ее была уже под брюками.
— Я хочу кое-что тебе показать…
— Так покажи!
— Как скажешь… — промурлыкала Натали. — Помни, ты сам напросился.
И она дала сильнейший щелчок по напряженной мужской плоти, а затем выдернула руку из брюк, с триумфом наблюдая за тем, как смуглое лицо искажается гримасой боли и досады. В следующую минуту Натали уже со смехом убегала прочь.
Впервые за долгое время на душе у нее было легко и безоблачно.
Глава 14
День Эльдорадо!
Солнце, хотя уже и не такое жаркое, щедро заливало долину в субботу 19 октября 1872 года. День выдался, против обыкновения, безоблачный, и, проснувшись поутру, горожане дружно нахваливали хорошую погоду. Природа-мать, эта капризнейшая из женщин, подарила своим детям чудесный денек, и как же это было кстати!
Не только в городке, но и на любом из окрестных ранчо люди вставали в приподнятом настроении, в надежде на долгий и беспечный день, сулящий им развлечения, веселье, танцы. И едва научившийся ходить малыш, и видавший виды бородатый старатель ожидали празднества с одинаковым нетерпением. Даже у дряхлых стариков кровь быстрее бежала в жилах.
Повсюду наблюдалось необычное оживление, радостная суета. За семейными столами, в ресторанах и пансионах завтрак поглощался наскоро, чтобы быстрее можно было приступить к более важным делам. Трубы дымились вовсю, кухни пропахли корицей и сдобным тестом, из печей вынимались подносы с булочками, медовыми коврижками, сладким печеньем. На столах, под белоснежными полотенцами, ждали своего часа окорока, жареные цыплята, ростбифы — всему этому предстояло перекочевать на праздничные столы. Каждая хозяйка стремилась в этот день внести в общее дело свою посильную лепту, а заодно и блеснуть кулинарным искусством.
Девушки отглаживали сшитые по такому случаю платья, парни начищали обувь до блеска, отцы семейств брились с особой тщательностью, матери прихорашивались, на ходу отдавая домочадцам последние указания.
— Нет, Дженни, и не думай! Я тебе сто раз говорила, что не позволю выйти на праздник в таком открытом платье! Чтобы потом люди судачили, что у моей дочери грудь вываливалась из декольте!
— Джеймс, Джеймс! Это еще что за вихор? Тебя что, корова языком лизала? Возьми щетку и сейчас же зачеши волосы поаккуратнее!
— Дорогой, помни, ты обещал на этот раз не пить так много. Я хочу вдоволь потанцевать, смотри же, не усни за столом, как в прошлом году!
В особняке лорда Блэкмора, напротив, царили тишина и покой. Граф не спешил подняться и все еще нежился в постели, прихлебывая горячий кофе и заодно изучая мятый кусок пергамента с грубыми значками, в котором лишь с трудом можно было узнать карту. Он получил ее от брата, ныне покойного. Опустошив чашечку, Эшлин поставил ее на тумбочку и со вздохом всмотрелся в жирный крестик, некогда проставленный Титусом Блэкмором.
— Пропади все пропадом! — процедил он. — Почему именно этот кусок земли должен был достаться Ковингтону?!
Отложив карту, Эшлин извлек из конверта пожелтевший листок и в который раз пробежал глазами строчки, написанные двенадцать лет назад.
“Дорогой брат!
Я прилагаю к этому письму карту, ценность которой ты не можешь себе даже представить. День за днем я все ближе к сокровищам, о которых рассказала мне индейская сучонка. За меня не волнуйся, я спрятал ее тело так, что не найти никому, и даже если бы не спрятал, подумаешь, большое дело — пристрелить дикарку! Никто не посчитает это преступлением.
Не забудь, что меня здесь считают американцем. Это было совсем не трудно: после нескольких лет в местном колледже я обзавелся отличным акцентом. У меня и в мыслях не было бросить тень на семейство Блэкмор, так что наше имя не пострадает.
Единственное, что стоит между мною и огромным состоянием, — это старый шаман. Ничего, я как-нибудь изловчусь и всажу в него пулю. Ведь удалось же это с девчонкой в расцвете лет, так почему не должно выйти с дряхлым стариком? И тогда… Гора Сокровищ! Миллионы и миллиарды в золотых слитках! Сплошные стены золотоносной породы! Клянусь, я заполучу все это, не будь я твой любящий младший брат
Титус Блэкмор”.
Эшлин медленно сложил листок по обветшалым сгибам. Получив это письмо, он не придал ему значения — просто потому, что не интересовался авантюрами младшего брата. Как старший сын и наследник, он получил довольно значительное состояние и наслаждался безоблачным существованием. Он имел тогда все: поместья, охотничьи угодья, сверкающие лаком экипажи, породистых лошадей, тонкие французские вина, красивых женщин.
Известие о смерти брата тоже оставило Эшлина равнодушным. Он едва взглянул на официального вида бумагу, отпустил лакея и вновь отдался в руки портного, примерявшего ему новый фрак. Конверт с письмом и картой остался валяться в ящике бюро — до тех пор, пока состояние не просочилось у Эшлина между пальцами. На это потребовался всего лишь десяток лет…
Граф поднялся с постели, закутался в длинный теплый халат и спрятал письмо, удрученно качая белокурой головой.
Разорившись, он решил перебраться в Америку, чтобы, как многие до него, нажить там денег, но не слишком в том преуспел. Тогда и настал черед письма и карты. Поначалу все шло хорошо. Оказалось, что вожделенный кусок земли принадлежит хорошенькой вдове. Разведав это, Эшлин осел в Клаудкасле под видом дельца и не долго думая сделал Натали Валланс предложение. Она отказала. Пришлось ухаживать за ней по всем правилам. Граф не слишком беспокоился о будущем, полагая, что после свадьбы заберет то, что ему причитается, и возобновит жизнь, достойную аристократа.
И вдруг на сцене появился Кейн Ковингтон.
— Чтоб тебя черти взяли, подлый вороватый южанин! — прошипел Эшлин сквозь стиснутые зубы. — Золота тебе не видать, и не надейся! Скорее я своими руками отправлю тебя на тот свет!
В дверь спальни осторожно поскреблись.
— В чем дело?! — рявкнул граф.
— Милорд, ваш экипаж… — робко ответил кучер.
— Благодарю, Уильям, — сказал Эшлин, понизив голос, с любезностью, которую считал нужным демонстрировать при каждом удобном случае. — Я буду готов через четверть часа.
Когда осторожные шаги удалились от двери, он тоскливо вздохнул, так как больше всего на свете ненавидел жалкие провинциальные развлечения вроде Дня Эльдорадо.
* * *
Натали испустила вздох столь же тоскливый, как и ее жених, хотя и по совсем иной причине. Обычно она готовилась ко Дню Эльдорадо с большим старанием и тщанием, теперь же хмуро смотрела в зеркало со щеткой в руках, не находя сил поднести ее к волосам.
И все из-за Кейна Ковингтона!
Уже сама мысль о его участии в Дне Эльдорадо омрачала для нее праздник, точно так же как его вторжение в Клауд-Уэст бросило тень на весь склон Промонтори-Пойнт. Когда ветер дул с юга, до Натали доносился стук топора и время от времени — глухой звук падения очередной сосны. Звуки были не громче комариного писка над ухом, однако ужасно ее раздражали. О покое, о душевной гармонии уже не было и речи. Ей предстояло соседствовать с самым несносным человеком.
Натали уронила руку со щеткой на колени и снова вздохнула.
Он, конечно же, заявится на праздник и будет торчать там с этим своим заносчивым видом, ухмыляясь и провожая взглядом каждую юбку. Уж он найдет способ испортить ей настроение! Неужели даже теперь у него достанет наглости с ней заговорить?
Натали очень надеялась, что ее импульсивный — и жестокий — поступок остудил пыл Кейна Ковингтона. Неужели это она сунула руку в брюки и… Натали улыбнулась. Непростительная выходка, но как приятно вспомнить! Оказывается, это так просто — поставить наглеца на место. Как быстро исчезла снисходительная улыбочка, как помрачнело лицо, а эта его штуковина… как быстро она опала!
Натали продолжала улыбаться, потом вдруг хихикнула. Еще раз и еще, пока вся не затряслась от сдерживаемого смеха. Щетка стукнулась об пол, а Натали повалилась на постель и несколько минут неудержимо хохотала, держась за бока и перекатываясь из стороны в сторону. Нет, в самом деле, ну и вид был у Кейна в ту минуту! Можно просто умереть со смеху!
Отсмеявшись, она вытерла выступившие слезы и поднялась.
Этот человек действовал на худшую сторону ее натуры. С ним она раз за разом совершала такое, на что, по собственным представлениям, вообще не была способна. Ему она однажды шептала слова, достойные распоследней потаскушки из городского салуна, из-за него с тех пор мучилась бессонницей. Как же теперь ей быть? Ведь он перечеркнул то, что она больше всего ценила: память о покойном муже, радость обладания прекраснейшими землями в мире, ее добродетель.
Натали решительно поднялась. Пропади он пропадом, этот Кейн Ковингтон! Он не сможет омрачить ей праздник! Наоборот, она наденет свое самое нарядное платье, самые красивые туфли, самую дорогую шляпку и отправится в Клаудкасл в сопровождении самого интересного мужчины, в его лучшем экипаже — настоящей карете, черной и лакированной, с гербами на дверцах. Она будет восседать среди мягких кожаных подушек, рядом с белокурым аристократом, который от нее без ума. Они отдадут должное празднеству, и ни разу за это время ее не посетит мысль о Кейне Ковингтоне. Возможно, тот настолько оскорблен, что будет избегать ее всеми способами.
— Мэм, подъехал экипаж лорда Блэкмора!
— Слышу, Джейн! Я уже почти готова.
Натали бросилась к гардеробу, достала синее, как осенние небеса, платье и поспешно оделась. Цвет исключительно шел ей, подчеркивая белизну кожи и яркую рыжину волос. Платье было довольно открытым, поэтому пришлось поддернуть корсаж как можно выше. К нему прилагалась шляпка, заказанная специально к празднику, и перчатки. Натали закрепила у горла теплую зимнюю ротонду и спустилась вниз, к жениху.
* * *
Как и повсюду в городке, в пансионе на Силвер-стрит шла бурная деятельность. Ковбои и золотоискатели поспешно брились, умывались, подкреплялись горячительным, слонялись по нижнему этажу и обменивались мнениями насчет того, кто на этот раз выиграет приз за самый большой слиток.
Кейн по обыкновению оставался в стороне. Пока Мардж с дочерью убирали со столов, он поддерживал с ними легкую болтовню. Потом хозяйка отправилась проверить, готов ли праздничный пирог.
— Кейн, я так волнуюсь! — обратилась к нему Белинда. — А ты?
— Я — нет.
— Ну конечно, ведь ты еще ни разу не был на Дне Эльдорадо.
— Не был и не буду.
— Как это? — изумилась Мардж, до которой долетела эта фраза. — Вы шутите, мистер Ковингтон? Не побывать на Дне Эльдорадо! Это неслыханно!
— Снегопады не за горами, — напомнил он резонно. — У меня совершенно нет времени на развлечения. Сегодня самый Подходящий день для валки…
— И для танцев! — перебила его Белинда. — Я надену мое любимое платье с зеленой оборочкой и ленту, которую ты мне вчера подарил. Ты должен пойти, Кейн! Там будет картофельный салат, и окорок, и цыпленок… и все это я попробую!
— На здоровье! — сказал он вставая. — А у меня дела
— Но хоть на танцы-то ты придешь? — взмолилась девушка.
— Если не буду падать с ног от усталости. Повеселись всласть! И вы, Мардж, тоже.
— Если не придете на праздник, останетесь голодным, — предупредила хозяйка. — Готовить ужин сегодня будет некому.
— Ничего, как-нибудь переживу.
На городской конюшне, где обычно хватало пустых стойл, сейчас было полным-полно лошадей. И еще с десяток топтались у коновязи снаружи. Кейн оседлал Дьявола и вынужден был вывести его со двора в поводу, плутая между пролетками, телегами, фургонами. Какая-то лошадка была привязана даже к дереву на улице, тоже необычайно запруженной. Зоркие глаза Кейна сразу углядели один особенно внушительный экипаж. Он выделялся среди остальных своей элегантностью и новизной. Начищенный герб на дверце так и притягивал взоры.
Хотя все говорило о том, что вместе с Блэкмором приехала и Натали Валланс, Кейн не уделил карете Особого внимания, быстро вскочил в седло и направил жеребца прочь из городка; Эта женщина принесла ему достаточно неприятностей и самое большое унижение в его жизни. До сих пор при мысли об этом Кейна охватывал яростный гнев. Это называлось “выпустить пар”, однако он и помыслить не мог, что станет объектом подобной выходки.
В глубине души Кейн был позабавлен грубой шуточкой Натали. Он и раньше не относил ее к настоящим леди, а теперь и вовсе решил, что ей причитается пара хороших шлепков по заду — то, что обычно приходило на ум при общении с простецкими, довольно вульгарными, но веселыми и компанейскими женщинами из народа. С леди он посчитался бы иначе.
А посчитаться стоило.
За городской чертой Кейн вдруг натянул поводья, остановив Дьявола на полном скаку и заставив его подняться на дыбы. Успокоив жеребца, он повернулся в сторону городка и долго сидел, взявшись за луку седла и глядя вниз, в долину.
На губах его играла усмешка,
Со строительством можно денек и подождать, думал он. День Эльдорадо дает ему хороший шанс поквитаться с Натали Валланс. Она, конечно, ждет, что отныне он будет прятаться по углам при одном ее приближении. Он же даст ей понять, что это ей нужно всеми силами его избегать. Отлично, он сейчас же вернется в город и вольется в праздничную толпу!
Так и эдак взвесив свое решение, Кейн придумал, как ему следует действовать. Чем мозолить Натали глаза, лучше дать ей немного повариться в собственном соку: высматривать его в толпе, шарахаться от каждой тени. А когда она наконец решит, что опасаться нечего, вот тут-то он и появится.
Теперь усмешка была уже не только на губах, но и в голубых глазах Кейна. Да-да, он свалится ей как снег на голову в самый неподходящий момент! Он не даст Натали ни на минуту забыть о себе. Он станет ей улыбаться как ни в чем не бывало и в конце концов выведет ее из себя.
Кейн расхохотался. Дьявол повернул умную голову и с немым вопросом скосил на него глаз. Ласково потрепав жеребца, Кейн последовал дальше. Теперь, как и каждый житель Клаудкасла, он с нетерпением ждал начала праздника.
* * *
Опираясь на руку Эшлина, раздавая улыбки и приветствия, Натали старалась убедить себя, что наслаждается жизнью, а вовсе не высматривает в толпе Кейна Ковингтона.
Деревянные тротуары были заполнены народом, повсюду слышались шутки, смех, оживленная болтовня. Мейн-стрит была отгорожена канатами — здесь должны были проходить конкурсы и состязания. Можно было не опасаться, что Кейн решит в них участвовать. Его сарказм и слишком большое самомнение не позволят ему смешаться с толпой.
Иное дело Эшлин. Сбросив пальто и пиджак, закатав рукава крахмальной рубашки, он, как простой житель городка, поплевал на руки и взялся за тяжелый молот. Разумеется, ему не удалось расколоть валун с одного удара, но это его ничуть не обескуражило. Он смеялся даже громче, чем зрители, а потом присоединился к ним, чтобы посмотреть на других желающих. Он держался со всеми абсолютно непринужденно.
Натали скоро отвлеклась от состязания и снова поймала себя на том, что скользит взглядом по морю лиц. Кейна Ковингтона среди них не было.
К полудню толпа насытилась зрелищами, возжаждала хлеба и переместилась туда, где столы ломились от яств. Любо-дорого было смотреть, какие горы провизии нагружались на простые оловянные тарелки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38