Слова Арне означали, что нельзя портить человеку день из-за какого-то проворовавшегося жокея. Я пожал плечами и согласился перенести встречу на воскресенье.— Тогда, может быть, завтра мне съездить к Гуннару Холту?По какой-то причине мое предложение отнюдь не вызвало у Арне радости, он долго не отвечал, что-то бормоча. По отдельным словам я догадался, что он хотел завтра на весь день отправиться на рыбалку и боялся, что я попрошу его поехать со мной.— Гуннар Холт говорит по-английски? — спросил я.— О-о, да.— Я поеду к нему сам.Он одарил меня сияющей улыбкой и тут же вскочил, чтобы помочь Кари, которая появилась с нагруженным подносом. Она принесла кофе и сандвичи с креветками, сыром и ананасом. Мы их съели до последней крошки.— Вы должны прийти к нам еще, — сказала Кари, — я приготовлю настоящий обед.Арне горячо поддержал ее приглашение и открыл еще одну бутылку вина.— Великий маленький повар, — с чувством собственника заранее оценил он кулинарное искусство жены.Великий маленький повар откинул назад густые светлые волосы, и они рассыпались по длинной элегантной шее. У нее был благородный овал лица и на щеке три маленькие коричневые родинки, будто небрежно брошенные веснушки.— Приходите в любое время, — еще раз пригласила она. * * * Я вернулся на такси в отель и только через час с трудом заснул. Утром проснулся в семь, чувствуя себя как боксерская груша. Принимая ванну, я заметил в зеркале на левом плече темно-малиновый кровоподтек размером с тарелку — воспоминание о столкновении с катером. Вдобавок от вчерашнего чрезмерного напряжения ныла каждая мышца. Дэйвид Кливленд явно не годился в чемпионы по плаванию.Ванна, завтрак и костюм не улучшили настроения, не добавил бодрости и звонок Гуннару Холту.— Приезжайте, если хотите, — проворчал он. — Но мне нечего вам сказать. Вы напрасно потратите время.Как и все следователи, которые тратят уйму времени, слушая людей, которым нечего сказать, я, разумеется, поехал. У него была конюшня, примыкавшая к скаковой дорожке, и агрессивные манеры.— Вопросы, вопросы, — сердито бормотал он, — а говорить-то не о чем.Я расплатился с водителем такси.— Не надо было отпускать такси, — заметил он, — вы же скоро поедете назад.— Я могу вернуться поездом, — улыбнулся я.— Вы не похожи на официального представителя Жокейского клуба. — Он с ухмылкой разглядывал меня.— Буду очень признателен, если вы покажете мне своих лошадей, — сказал я. — Арне Кристиансен говорил, что у вас хорошие скакуны, и они в этом году выиграют много призов.Естественно, он сразу расслабился и жестом показал на большое строение, расположенное на противоположной стороне утопающего в грязи двора, куда мы и направились. Он в высоких резиновых сапогах, я в начищенных ботинках. Всем своим видом он показывал, что мне не стоило приезжать без соответствующей экипировки. Гуннар Холт, маленький крепыш средних лет, был типичным тренером, который прекрасно ладил с лошадьми и, как я догадывался, гораздо хуже с их владельцами. На английском он говорил с ирландским акцентом.Конюшня состояла из двух рядов стойл, повернутых «лицом» к широкому проходу посередине. Больше чем из половины дверей выглядывали лошадиные морды, и три или четыре конюха несли ведра с водой и корзины с сеном.— Лошади только что вернулись с тренировки, — объяснил Гуннар Холт. — Мы тренируем их на песчаном покрытии скаковых дорожек. — Он открыл дверь первого в левом ряду стойла. — Этот парень завтра будет участвовать в Больших национальных. Видите его плечи? Великолепный экземпляр.— Боб Шерман победил на нем в тот день, когда исчез, — заметил я.Гуннар Холт без слов сердито взглянул на меня и вошел в стойло. Он осмотрел ноги лошади, в ней была не столько порода, сколько сила и характер. Крепкий орешек. Гуннар вернулся ко мне, вроде бы удовлетворенный осмотром.— Откуда вы знаете? — спросил он.Вряд ли я кому-нибудь поврежу, если отвечу.— Арне Кристиансен дал мне список последних скачек Боба Шермана в Норвегии. Он считает, что на этой вашей лошади Боб мог бы выиграть Большие национальные скачки, и, если бы у Шермана была хоть капля здравого смысла, он бы приехал на эти скачки и украл бы их денежный фонд, то есть самый большой из всех.— Да, это правда. — Холт разрешил себе чуть усмехнуться.Мы продолжали обход конюшни, восхищаясь каждым ее обитателем. Там было лошадей двадцать, три четверти из них участвовали в гладких скачках, а не в стипль-чезе. И хотя все они прекрасно выглядели, ни одна не победила бы в Англии на более-менее приличных соревнованиях. Но по их виду и порядку в конюшне я сделал вывод, что Холт знает свое дело.В дальнем конце здания, отделенном от конюшни, жили конюхи. Холт решил показать мне и это помещение. Спальню, умывальную, кухню.— Боб много раз останавливался здесь, — сказал Холт.Я окинул взглядом большую комнату: полдюжины двухъярусных коек, дощатый пол без ковра, грубо сколоченный деревянный стол и такие же стулья. Большая коричневая кафельная плита и окна с двойными рамами, завешанные похожими на одеяла занавесками, обещали защитить от будущих морозов. Несколько календарей с фотографиями девушек и детей украшали стены. Ничего похожего на номер в «Гранд-отеле».— Боб останавливался здесь?— Он считал, что здесь вполне прилично, — пожал плечами Холт. — И он экономил, не тратя на отель. Ведь правильно? И в этом нет никаких нарушений.— Все правильно, — подтвердил я. Холт помолчал.— Иногда он останавливался у владельца.— У какого владельца?— Ну-у... у того, кому принадлежит Уайтфайер. У Пера Бьорна Сэндвика.— И много раз?— Какое это имеет значение, сколько раз? — рассердился Холт. — Ну, может, два раза. Да, точно, два раза. Но не в последний приезд, а раньше.— А вообще часто Боб приезжал?— Раз шесть. Или семь... Или восемь.— Этим летом?— В прошлом году он не приезжал, если вы это имеете в виду.— Ему нравилось работать здесь?— Конечно, нравилось. Всем британским жокеям, которых приглашают, нравится. Понимаете, здесь хорошо платят.— Что значит хорошо?— Ну, им оплачивают проезд, жилье и другие расходы. Призовые деньги. Кроме того, гонорар за участие в скачках.— Комитет платит за участие в скачках?— Не совсем так. Ну-у... комитет платит жокею, но собирает эти деньги у владельцев, с чьими лошадьми жокей работает.— Получается, что владелец оплачивает все: проезд, жилье, участие в скачках, процент от выигрыша и так далее. Правильно я понял?— Правильно.— А что делают, если, получая все это, жокей мухлюет в своем заезде?— Владелец больше никогда не пригласит его работать, — с убийственной серьезностью ответил Холт.Мы вышли из конюшни и снова пошлепали по грязи. Сегодня дождя не было, но казалось, он вот-вот начнется, и в воздухе висел туман.— Зайдемте в дом, — предложил Холт. — Выпейте кофе перед тем, как пойдете на станцию.— Великолепно, — согласился я.Дом, маленькое деревянное бунгало, украшали тюлевые занавески и горшки с геранью на каждом подоконнике. Плита уже топилась, сбоку стоял оранжевый эмалированный кофейник. Гуннар взял на полке, висевшей над столом, две глиняные кружки и пакетики с сахаром.— А Боба Шермана владельцы стали бы снова приглашать работать? — спросил я.Он наливал кофе, помешивая его белой пластмассовой ложкой.— Пер Бьорн Сэндвик пригласил бы. И Свен Ван-ген. Это владелец гнедой кобылы, что в дальнем конце конюшни. — Он помолчал. — Есть еще Рольф Торп. Боб проиграл скачки в тот день, когда приехал. А Рольф Торп считал, что лошадь могла бы победить.— А он бы пригласил?— Лошади не машины. — Пожал плечами Холт. — Понимаете, я не тренирую лошадей Рольфа Торпа. Поэтому откуда мне знать, пригласил бы он или нет.— А кто их тренирует?— Пол Сандби.— Рольф Торп будет завтра на скачках?— Естественно, — ответил Холт. — Он выставил фаворита на Большие национальные.— А вы? Вы пригласили бы Боба опять работать для вас?— Конечно, — без колебаний ответил он. — Боб хороший жокей. Он прислушивается к тому, что говорят ему о лошади. Он работает головой. Его бы столько раз не приглашали, если бы он был плохим жокеем.Дверь без стука приоткрылась, и один из конюхов всунул голову. Светловолосый парень лет двадцати пяти в вязаной шапке с помпоном.— Гунни, — сказал он, — не посмотрите кобылу, которая кровила, вроде она собирается рожать.Тренер пообещал, что через минуту придет, и голова с помпоном скрылась.— Он ирландец? — удивился я.— Конечно. У меня три ирландца и один из Йоркшира. А трое местных. На норвежских скачках работает много британских конюхов.— Почему?— Здесь у них есть возможность стать жокеями, понимаете? Больше шансов, чем дома.Мы допили кофе, хорошо сваренный и крепкий.— А на чем Боб ездил? Он брал напрокат машину?— Нет, не думаю. Когда он останавливался здесь, мы вместе ездили на скачки.— Он когда-нибудь брал у вас машину? Или у кого-нибудь другого?— У меня никогда не брал. По-моему, он ни у кого не брал, когда приезжал сюда.— Вы куда-нибудь возили его в тот день, когда он исчез?— Нет.Из протоколов показаний свидетелей, которые ждали меня в день прибытия в отеле, я знал, что сразу после соревнований Боб Шерман собирался на такси ехать в аэропорт, чтобы успеть на последний самолет, вылетающий в Лондон. Но он к такси не пришел. Нанятый заранее водитель, не дождавшись пассажира, взял возвращавшихся в город после скачек зрителей.Шерман мог уехать на общественном транспорте, на другом такси, водитель которого не знал его в лицо, или в машине своих знакомых. Я, кроме того, еще добавлял и его собственные две ноги. И вообще, очень легко уехать со скачек не замеченным теми, кто знал его, в особенности когда последний заезд кончился в темноте, как сообщалось в протоколах показаний свидетелей.Я поставил пустую чашку на стол, и вдруг Гуннар Холт спросил:— Вы можете что-нибудь сделать для жены Боба?— Для жены? Я встречусь с ней, когда вернусь в Англию. Конечно, если найду что-нибудь полезное для нее.— Нет. — Он покачал головой. — Она здесь.— Здесь?— Да, в Осло. И она не хочет ехать домой.— Арне мне ничего не сказал.— Она преследует его, как собака, — засмеялся Холт. — Она вроде вас, все время задает вопросы. Кто видел, как Боб уходил, кто ушел вместе с ним, почему никто не ищет Боба. Она приходит на каждые соревнования и спрашивает, спрашивает, спрашивает. Все уже устали от нее.— Вы знаете, где она остановилась?Он энергично кивнул и взял с полки листок бумаги.— "Норсленд-отель". Второсортная гостиница. Далеко от центра. Вот ее номер телефона. Она дала его мне на случай, если я придумаю, чем могу ей помочь в поисках Боба. — Он пожал плечами. — Все очень жалеют ее. Но лучше бы она уехала.— Вы не позвоните ей? Скажите, что я хотел бы задать несколько вопросов о Бобе. Допустим, сегодня во второй половине дня.— Я забыл, как вас зовут, — заявил Холт, даже не подумав добавить «к сожалению» или «простите».Я улыбнулся и протянул ему свое служебное удостоверение. Он прочел написанное там, потом недоверчиво посмотрел на меня, но все же набрал номер «Норсленд-отеля». Миссис Эмма Шерман взяла трубку.— Мистер Дэйвид Кливленд приехал из Англии и старается найти вашего мужа, — сказал Холт в трубку и стал читать написанное в удостоверении, — он руководитель отдела расследований Британского жокейского клуба, Портмен-сквер, Лондон. Он хочет встретиться с вами сегодня во второй половине дня. — Холт выслушал ответ, потом взглянул на меня и спросил:— Где?— В ее отеле. В три часа.Он повторил мои слова.— Она будет ждать вас, — сообщил он, кладя трубку.— Хорошо.— Скажите ей, чтобы ехала домой. Глава 4 Эмма Шерман ждала меня в маленьком вестибюле отеля, сидя на краешке стула и озабоченно вглядываясь в лицо каждого проходившего мужчины. Прежде чем войти, я немного понаблюдал за ней через стеклянные двери. Маленькая, бледная и очень, очень нервная. Дважды она вскакивала и, когда человек проходил мимо, не обратив на нее внимания, медленно возвращалась на место.Толкнув двери, я вошел в вестибюль, где едва ли было теплее, чем на улице, — явное свидетельство того, что власти в городе с центральным отоплением плохо справляются со своими обязанностями. Эмма Шерман, быстро окинув меня взглядом, снова уставилась на дверь. Я не соответствовал ее представлению о человеке, которого она ждала. Следом вошел мужчина лет шестидесяти, похожий на отставного военного, и она снова вскочила.Он прошел к портье, не взглянув на нее, и взял ключ от своего номера. Еще больше нервничая, она снова медленно села.Я подошел к ней.— Миссис Шерман?— Ох! — Она медленно встала. — Вы с сообщением от мистера Кливленда?— Я Дэйвид Кливленд.— Но... — начала она и замолчала. На усталом, измученном лице медленно проступало удивление, но тревога и озабоченность не исчезли. В ближайшие полчаса такое нервное возбуждение может перейти в состояние, близкое к обмороку. Кожа казалась почти прозрачной от истощения, а черные круги под глазами будто подчеркивали, какой у нее потухший, мутный взгляд. Ей было года двадцать два, и она могла бы быть хорошенькой, черты лица и волосы еще напоминали о былой привлекательности, но теперь это ее не интересовало. И в довершение всего, по-моему, она ждала ребенка.— Где мы можем поговорить? — спросил я. Она беспомощно обвела глазами вестибюль, где стояли три стула и пластмассовое дерево. Совсем не уединенный уголок.— В вашем номере, — предложил я.— Ох, нет! — поспешно воскликнула она и потом уже спокойнее объяснила:— Он очень маленький. Неуютный. Негде присесть.— Тогда пойдемте, — сказал я, — найдем где-нибудь кафе.Она вышла со мной на улицу, и мы направились в сторону «Гранд-отеля».— Вы найдете его? — спросила она. — Пожалуйста, найдите Боба.— Я сделаю все, что смогу.— Он никогда не крал этих денег, — продолжала она. — Никогда.Я взглянул на нее. Дрожь сотрясала ее с головы до ног, и она стала еще бледнее, чем раньше. Я остановился и взял ее под руку, она взглянула остекленевшими глазами, хотела что-то сказать и упала прямо на меня в тяжелом обмороке.Хотя она весила не больше девяноста восьми фунтов 98 фунтов — чуть меньше 45 кг.

, от неожиданности я еле удержал ее. Двое прохожих с сочувствием посмотрели на нас, но они не понимали по-английски. Третий понимал язык, но только что-то проворчал, мол, какой позор напиться в три часа дня, и, не задерживаясь, заспешил дальше. Обе руки у меня были заняты, и я попросил проходившую женщину подозвать такси. Она тоже неодобрительно посмотрела на нас и быстро скрылась в подъезде дома, но парень лет шестнадцати, проводив ее испепеляющим взглядом, подошел к нам.— Она больна? — спросил он, тщательно выговаривая слова, как учат в школе.— Больна. Вы можете найти такси?— Ja. Я буду возвращаться. Вы будете, — он задумался, потом вспомнил слово, — ждать.— Я буду ждать, — согласился я.Он с серьезным видом кивнул и побежал к ближайшему перекрестку. Стройная фигура в повсеместной униформе молодежи: голубые джинсы и теплая куртка. Как и обещал, он очень быстро вернулся с такси и помог мне уложить в него девушку.— Большое спасибо, — сказал я.Он поклонился.— Я изучаю английский.— Вы говорите очень хорошо.Когда такси отъехало, он помахал мне рукой: обе стороны расстались довольные друг другом.Эмма Шерман еще в машине стала понемногу приходить в себя, что, кажется, успокоило водителя. Он не говорил по-английски, но по меньшей мере раз десять очень выразительно повторил одно слово. Это слово было «доктор».— Ja, — согласился я. — Ja. В «Гранд-отель».Он пожал плечами, но доставил нас к отелю, помог мне довести миссис Шерман до вестибюля и, когда мы усадили ее в кресло, получил причитавшуюся плату. «Доктор», — сказал водитель, уходя, и я согласился: «Ja».— Нет, — прошептала жена Боба Шермана. — Что... случилось?— У вас был обморок, — коротко сообщил я. — К доктору или не к доктору, но вам нужно полежать. Пойдемте. — Кое-как я поставил ее на ноги, довел до лифта, и мы поднялись на один этаж в мой номер. Не задавая вопросов, она опустилась на кровать и закрыла глаза.— Вы не возражаете, если я пощупаю пульс? — спросил я.Она ничего не ответила, я обхватил пальцами ее запястье и нашел замедленный, еле слышный пульс. Рука была липкая от пота, хотя и холодная. Она выглядела пугающе хрупкой.— Вам надо поесть, — решил я.Эмма Шерман покачала головой, не поднимая ее с подушки, но у меня мелькнула догадка, что обморок вызван не только нервным напряжением — видимо, она голодала. Жена Боба Шермана так беспокоилась о нем, что совсем не думала о себе. И к тому же еда в Норвегии очень дорогая.Я позвонил в ресторан отеля, и они пообещали принести бульон, хлеб и сыр.— И бренди, — добавил я.— Бренди нельзя, сэр. По субботам и воскресеньям запрещено, такое правило.Меня предупреждали, но я забыл. Удивительно, оказывается, есть страна с еще более безумными законами, чем в Британии. В номере стоял холодильник, где рядом с апельсиновым соком и минеральной водой лежала маленькая бутылка шампанского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22