Свен Ванген жил там же, где и родился. Огромный деревенский дом, построенный из камня и дерева, даже в сырое зимнее утро выглядел безукоризненно чистым и процветающим. В саду все растущее было резко зажато в геометрически точные прямые и окружности. Такой скучный порядок абсолютно не соответствовал порывистой, щедрой и несобранной натуре Эрика. Он оглядывался с презрительным недоумением, и на лице его ясно читалось — «все раздать массам».— И все только для двух, — возмущался он. — Это не правильно.Когда я постучал, средних лет женщина открыла парадную дверь и показала рукой на маленькую гостиную с окнами, смотревшими на аллею, ведущую к дому. И я видел Эрика, под дождем маршировавшего взад-вперед вдоль машины, излучая марксистское негодование на незаслуженное богатство буржуазии. Он сердито поворачивался на каблуках, и песок жалобно скрипел, озвучивая его революционное возмущение.Свен Ванген вошел в гостиную с пирожным в руках и с высоты своего роста холодно поглядел на меня.— Я забыл о вашем приезде, — пробормотал он. — Разве вы уже не все раскрыли? — Он фыркнул. Ни капли дружелюбия.— Не все.В надменных глазах сверкнула искра раздражения.— Мне нечего вам сказать. Вы напрасно тратите время.Любопытно, что они все говорят одно и то же, и все ошибаются.Сейчас Свен Ванген, естественно, был без шапки, и оказалось, что он преждевременно лысеет. Рыжевато-русые волосы остались густыми только на затылке и над ушами, но на макушке, почти как у Эрика, лежали всего несколько прядей. Он откусил большой кусок пирожного, жевал, глотал и добавлял еще фунт к своему лишнему весу.— В последний день, когда Боб Шерман работал с вашей лошадью, говорил ли он вам что-нибудь неожиданное?— Нет. — Ванген не утруждал себя желанием вспомнить.— Вы пригласили его выпить, чтобы отпраздновать победу, которую он завоевал для вас?— Определенно нет. — Он снова откусил пирожное и теперь отвечал с полным ртом.— А вообще, вы говорили с ним до или после заезда? Ванген жевал. Глотал. Скосив глаза, близко разглядывал островки крема, примеряясь, где откусить в следующий раз.— В парадном круге я отдал ему приказ. Я сказал, что жду от него лучших результатов, чем он принес Рольфу Торпу. Он ответил, что понимает. — Ванген откусил пирожное. Облизал губы. Прожевал. Проглотил. — После заезда он расседлал лошадь и пошел взвешиваться. Больше я его не видел.— Пока расседлывал лошадь, Шерман не рассказал вам, как вела себя кобыла, как она прошла маршрут?— Нет. Я говорил Холту, что она нуждается в хорошей порке для собственного успокоения. Холт не согласился. С Шерманом я не разговаривал.— Вы поздравили его? — Из чистого любопытства спросил я.— Нет.— Теперь жалеете?— Почему я должен жалеть?Вам бы надо поменьше есть, хотел я сказать, но удержался. В конце концов, его психологическая инвалидность не мое дело.— Боб Шерман упоминал о пакете, который он привез из Англии?— Нет. — Теперь Ванген засунул в рот все оставшееся пирожное и тщетно пытался соединить губы.— Вы просили его в следующий раз, когда он приедет, работать с этой кобылой?Ванген непонимающе уставился на меня, а когда заговорил, вязкая слюна и крошки вылетели у него изо рта.— Но он же больше не приехал.— Я имею в виду тот последний день, вы просили его работать для вас снова?— А-а. Нет. С жокеями договаривается Холт. Я только говорю ему, кого я хочу.— Вы никогда лично не звонили Шерману в Англию, чтобы обсудить его работу с вашими лошадьми?— Конечно, нет.— Некоторые владельцы разговаривают со своими жокеями, — заметил я.— Я плачу Холту за то, что он выполняет эту часть работы.И как много теряете, подумал я. Бедный, толстый, нелюбимый, искалеченный, богатый молодой человек. Я поблагодарил его за то, что он нашел время для встречи, и вернулся к Эрику. Свен Ванген смотрел на нас в окно, слизывая крем с пальцев.— Ну? — спросил Эрик.— Он может отдать приказ, но сам никогда не убьет.Эрик вел взятый напрокат «Вольво» к воротам и ворчал.— Куда теперь?— Вы промокли. Почему вы гуляли под дождем? — спросил я.Эрик смутился.— М-м-м... Я подумал, что лучше услышу, если вы закричите.Мы молча проехали миль пять, и на развилке Эрик притормозил.— Здесь вы должны решить. Эта дорога на ипподром. А эта в аэропорт. Ипподром гораздо ближе.— В аэропорт.— Правильно.Эрик с такой скоростью понесся к Форнебу, будто сам хотел взлететь.— Они не смогут нас выследить, — заявил он.— Вы шутите.Тридцать с небольшим миль мы одолели за полчаса.Нас никто не преследовал. * * * «С 14» была заперта, а «С 13» открыта, и в ней торчал ключ с точно такой же черной биркой, как и на ключе «С 14». Две вместительные автоматические камеры хранения в нижнем ряду трехэтажных шкафов.— Это то, что вы искали? — спросил Эрик.— Кажется, да, — кивнул я.— И что теперь будем делать?— Немного погуляем вокруг и убедимся, что здесь нет знакомых лиц.— Разумная мысль.Мы походили, постояли у стены, где кончались ряды камер хранения, но, насколько я мог судить, все люди в аэропорту были мне совершенно незнакомы. Потом не спеша подошли к шкафам, Эрик встал спиной к «С 13», готовый в любой момент мужественно отразить атаку врага, а я спокойно выудил из кармана ключ и вставил его в замок «С 14».Ключ без труда влез в замочную скважину. Ошибки не было. Замок щелкнул, и дверь открылась. В камере могло бы уместиться два больших чемодана, но на нацарапанном дне, будто забытый и бесхозный, лежал листок бумаги.Я нагнулся, достал его и спокойно положил во внутренний карман пиджака. Выпрямляясь, спросил у Эрика:— Кого-нибудь заметили?— Ни души из тех, кого мы знаем.— Давайте выпьем кофе.— А что с камерой?Я поглядел на «С 14» с ключом, торчавшим из замка открытой двери.— Она нам больше не нужна.Мы направились к буфету, Эрик купил кофе для нас обоих и пару сандвичей для себя. Потом мы устроились за грязноватым пластмассовым столом среди пассажиров с раздутыми сумками, детьми, бегавшими вокруг, и родителями, запрещавшими им бегать. Чуть ли не с трепетным чувством ожидания я вынул листок, который оставил в камере хранения Боб Шерман.Я предполагал, что это должно быть что-то, дающее повод для шантажа. Интимное письмо или фотография, которую никто не рискнет показать жене. Но оказалось, ни то и ни другое. Боб Шерман оставил в камере хранения нечто, вообще непонятное мне.Лист бумаги, казавшийся толстым, потому что был сложен в несколько раз. Когда я его развернул, он вытянулся в ленту почти три фута длиной и около шести дюймов шириной. Эта полоска бумаги была разделена на три колонки, которые, похоже, надо читать снизу вверх. Но ничего прочесть я не смог, потому что каждая колонка шириной в полтора дюйма 1 дюйм — около 2, 5 см.
состояла из квадратов и прямоугольников, а не из цифр и букв. Квадраты и прямоугольники отличались друг от друга только более сильным или слабым затемнением. Вдоль левого края листа с правильными промежутками стояли цифры, начиная с тройки наверху и кончая четырнадцатью внизу. В верхней части ленты от руки было написано «Сводка данных».Я сложил лист и снова спрятал в карман.— Что это? — спросил Эрик.— Не знаю.— Кнут разгадает. — Он допил кофе.Я полагал, что это дело не имеет отношения к Кнуту.— Нет, — сказал я, — бумага привезена из Англии. И, по-моему, ее надо отвезти туда и там узнать, что это такое.— Это дело ведет Кнут, — со спокойной настойчивостью возразил Эрик.— Но я тоже веду это дело. — Немного помолчав, я нерешительно продолжал:— Скажите Кнуту, если считаете необходимым. Но я бы предпочел, чтобы вы не упоминали вообще о нашей находке, потому что мне бы не хотелось, чтобы новость распространилась в Осло. Если вы скажете Кнуту, он должен будет написать рапорт, а вы не знаете, к кому попадет этот рапорт. Я бы хотел сказать ему сам, когда вернусь. В любом случае мы не можем составить план кампании, пока не узнаем, с чем имеем дело. И мы ничего реально не достигнем, сказав ему о бумаге сейчас.Похоже, что мои слова не убедили Эрика, он упрямо молчал, но потом вдруг спросил:— Где вы нашли ключ от камеры хранения?— В шлеме Боба Шермана. Его упрямство медленно таяло.— Хорошо, — наконец согласился Эрик. — Я ничего не скажу Кнуту. Он мог бы и сам первым найти этот ключ.Его вывод едва ли можно было оценить как образец логики, но я поблагодарил Эрика, посмотрел на часы и сказал:— Я могу успеть на самолет в два пять.— Прямо сейчас? — удивился Эрик. Я кивнул.— Не говорите никому, что я улетел в Лондон. Не хотелось бы, чтобы мой друг с желтыми глазами встречал меня в Хитроу.— Дэйвид Кливленд? Не знаю такого, — усмехнулся Эрик. — Я передам от вас поклон бдину.Я смотрел, как его взлохмаченная фигура, возвышаясь над толпой, пробиралась к дальнему выходу с аэродрома, и внезапно почувствовал себя без него незащищенным. Но ничего непредвиденного не случилось. Я успел на самолет, благополучно приземлился в Хитроу и, немного подумав, оставил свою машину там же, где она и была, — на стоянке возле аэродрома, а сам поездом поехал в Кембридж.Воскресный вечер в середине семестра — удачное время, чтобы найти бородатых профессоров в их норах. Но первый же, кого я нашел, разочаровал меня. Он читал лекции по компьютерному программированию, но моя «Сводка данных», по его мнению, никакого отношения к компьютерам не имела. «Почему бы не попробовать у экономиста?» — посоветовал он. Я попробовал у экономиста. «Почему бы не попробовать у геолога?» — предложил экономист.Хотя было уже десять вечера, я попробовал у геолога. Он, едва взглянув на мою полоску с прямоугольниками и квадратами, воскликнул:— Господи, где вы достали такую сводку, ведь эти данные охраняются, как золотые слитки!— Что это? — спросил я.— Самое главное. Схема. Данные бурения. Видите эти цифры с левой стороны? Я бы объяснил так: они показывают глубину каждой секции. Может быть, в сотнях футов. Может быть, в тысячах.— А вы можете сказать, где производилось бурение? Он покачал головой, молодой энергичный человек с рыжеватыми прядями, торчавшими из неухоженной бороды.— Это может быть в любой точке мира. Нужно иметь ключ, чтобы догадаться по затемненности фигур, ради чего проводили бурение, что искали.— И нет никакой возможности узнать, откуда получена эта «Сводка данных»? — огорченно вздохнул я.— Конечно, есть! — убежденно воскликнул он. — Все зависит от того, насколько это важно.— Это долгая история. — Я поглядел на часы, висевшие у него на стене.— Сон — напрасная трата времени, — с убежденностью истинного ученого возразил он, и я более-менее подробно объяснил, почему надо узнать, откуда получена эта схема.— Хотите пива? — предложил он, когда я кончил.— Спасибо.Он достал из-под груды каких-то рукописей и книг две банки и сорвал кольцо.— За знакомство, — сказал он, разливая пиво по бокалам. — Вы убедили меня. Я свяжу вас с людьми, которые проводили это исследование.— А откуда вы знаете, кто проводил? — удивился я.— Это все равно что угадать почерк коллеги, — засмеялся он. — Наверно, любой геолог, занимающийся исследованиями, скажет вам, где получены эти данные. Это лабораторная работа. Утром я позвоню директору, объясню, в чем дело, и посмотрим, сможет ли он вам помочь. Они ужасно щепетильны в таких вопросах. — Он задумчиво поглядел на полоску с тремя колонками. — Не удивлюсь, если там начнется ужасный скандал, потому что, судя по вашему рассказу, эти данные были украдены.И вправду, полоса бумаги с тремя колонками посеяла семена ужасного скандала. Я это сразу понял по лицу доктора Уильяма Лидса, директора исследовательской лаборатории «Уэссекс-Уэлл». Приветливый человек, невысокий, спокойный, решительный, он страшно встревожился, увидев мою находку.— Садитесь, мистер Кливленд, — сказал он.Мы сели друг против друга за его директорский стол.— Расскажите, как к вам попала эта сводка? Я рассказал. Он, не перебивая, внимательно выслушал и потом спросил:— Что вы хотите знать?— Что это значит? Кто может получить выгоду, владея этими данными и каким образом?— Совершенно разумные вопросы. — Он улыбнулся и посмотрел в окно, доходившее до пола, на ивы, окаймлявшие большую лужайку, с которых теперь падали листья. Лаборатория располагалась в самом сердце графства Дорсет в старинном парке. Сельское поместье в викторианском стиле не портили современные низкие здания лабораторий с плоскими крышами. Окно доктора Лидса выходило на главную аллею, соединявшую весь комплекс.— Выгоду от этих данных может получить любой человек, если они будут расшифрованы, — ответил он. — Эта полоска бумаги стоит примерно полмиллиона фунтов.Я слушал, открыв рот. Он засмеялся.— Разумеется, вы знаете, что буровые платформы невероятно сложные и дорогие сооружения. Нельзя проникнуть в глубину Земли, выкопав ямку тросточкой. Это, — он поднял над столом бумажную ленту и снова положил, — всего пять дюймов в диаметре, но четырнадцать тысяч футов в глубину. Бурение на глубину четырнадцати тысяч футов стоит огромных денег.— Понимаю, — протянул я.— Конечно, эти данные нельзя продать любому, но если есть покупатель или известен рынок, то, думаю, схема участка в пять дюймов в диаметре стоит не меньше ста тысяч.Я попросил, если можно, объяснить более подробно.— Такая схема — это информация. Информацию всегда можно незаконно продать, если известен покупатель, готовый ее купить. Допустим, схема показывает месторождение никеля, которое в данном месте не предполагалось, и точно известно, где конкретно производилось бурение, следовательно, можно определить, стоит ли вкладывать деньги в компанию, производящую изыскания. К примеру, во время никелевого бума в Австралии, известного под названием «Посейдон», человек мог заработать буквально миллион на бирже ценных бумаг, безошибочно наперед зная, какая из дюжины перспективных компаний ведет бурение на самом богатом участке.— Кто-то, наверно, и заработал.— Но информация бывает полезна и в другом случае. Если владелец акций узнает, что взятое в концессию месторождение, которое считали очень богатым, на самом деле не перспективно, он может заранее продать акции, пока цена на них еще высока.— Значит, не только предприниматели, занятые в добывающей промышленности, готовы будут купить такую информацию.— Любой может заработать на этой информации, даже если понятия не имеет, что такое бурение.— Но зачем же продавать кому-то эту схему? Почему самому не заработать на продаже акций миллион? — спросил я.— Гораздо безопаснее анонимно положить кругленькую сумму в хороший швейцарский банк, чем самому вступать в биржевую игру, — улыбнулся доктор Лидс. — Любой геолог, имеющий дело с такой информацией, может раскрыть, каким образом заработан миллион.— Значит, есть люди, которые ищут подходы к геологам и просят их продать информацию?— Мы пытаемся защитить наших сотрудников, скрывая от них, с какого участка поступила информация, которую они обрабатывают. Но, очевидно, мы не добились успеха. — Он помрачнел. — Из прошлого опыта мы знаем, что с геологами завязывают знакомство не бизнесмены, а обыкновенные служащие, которые покупают информацию, а потом продают ее крупным боссам, оперирующим на мировых рынках.— Ас кем же имею дело я — с обыкновенным служащим или с крупным боссом?— Не могу сказать. — Он улыбнулся и покачал головой. — Но поскольку вы нашли эту схему, следовательно, есть обыкновенный служащий, который близок к источнику информации.— Что означают эти колонки?— Первая колонка — это литология, то есть распределение пород, вторую можно рассматривать как прогноз содержания в них полезных ископаемых. Третья... — Он сжал губы, очевидно, утечка этой информации огорчила его больше всего. — Третья — новый и абсолютно секретный процесс — послойное изучение пород с помощью электронного микроскопа. Наши клиенты будут ужасно возмущены, что произошла утечка этого открытия. Они немало заплатили за него. Лаборатория будет успешно работать только в том случае, если клиенты убеждены, что данные, за которые они заплатили, не попадут на глаза другим лицам.— Эта схема не будет особенно полезна без ключа, раскрывающего значение окраски каждой фигуры, — сказал я.— Да, вы правы. — Доктор Лидс помолчал. — Если моя догадка справедлива, то схему собирались использовать как своего рода затравку, то есть с ее помощью обыкновенный служащий хочет доказать, что у него есть реальный товар для продажи. Обычно мы не делаем схемы в такой форме. Эту я бы назвал аббревиатурой. Сжатый сводный вариант. Сделанный специально.— Но остальные бумаги в конверте Боба Шермана могут быть использованы без этой схемы?— Да, конечно. Хотя это зависит и от того, что там было. Письменное описание анализа так же ценно, как и схема. Если у них есть письменное описание, то не так уж и важно, что схема потерялась.Я поблагодарил его за помощь.— Не могли бы вы мне сказать, где проводилось бурение и для чего?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
состояла из квадратов и прямоугольников, а не из цифр и букв. Квадраты и прямоугольники отличались друг от друга только более сильным или слабым затемнением. Вдоль левого края листа с правильными промежутками стояли цифры, начиная с тройки наверху и кончая четырнадцатью внизу. В верхней части ленты от руки было написано «Сводка данных».Я сложил лист и снова спрятал в карман.— Что это? — спросил Эрик.— Не знаю.— Кнут разгадает. — Он допил кофе.Я полагал, что это дело не имеет отношения к Кнуту.— Нет, — сказал я, — бумага привезена из Англии. И, по-моему, ее надо отвезти туда и там узнать, что это такое.— Это дело ведет Кнут, — со спокойной настойчивостью возразил Эрик.— Но я тоже веду это дело. — Немного помолчав, я нерешительно продолжал:— Скажите Кнуту, если считаете необходимым. Но я бы предпочел, чтобы вы не упоминали вообще о нашей находке, потому что мне бы не хотелось, чтобы новость распространилась в Осло. Если вы скажете Кнуту, он должен будет написать рапорт, а вы не знаете, к кому попадет этот рапорт. Я бы хотел сказать ему сам, когда вернусь. В любом случае мы не можем составить план кампании, пока не узнаем, с чем имеем дело. И мы ничего реально не достигнем, сказав ему о бумаге сейчас.Похоже, что мои слова не убедили Эрика, он упрямо молчал, но потом вдруг спросил:— Где вы нашли ключ от камеры хранения?— В шлеме Боба Шермана. Его упрямство медленно таяло.— Хорошо, — наконец согласился Эрик. — Я ничего не скажу Кнуту. Он мог бы и сам первым найти этот ключ.Его вывод едва ли можно было оценить как образец логики, но я поблагодарил Эрика, посмотрел на часы и сказал:— Я могу успеть на самолет в два пять.— Прямо сейчас? — удивился Эрик. Я кивнул.— Не говорите никому, что я улетел в Лондон. Не хотелось бы, чтобы мой друг с желтыми глазами встречал меня в Хитроу.— Дэйвид Кливленд? Не знаю такого, — усмехнулся Эрик. — Я передам от вас поклон бдину.Я смотрел, как его взлохмаченная фигура, возвышаясь над толпой, пробиралась к дальнему выходу с аэродрома, и внезапно почувствовал себя без него незащищенным. Но ничего непредвиденного не случилось. Я успел на самолет, благополучно приземлился в Хитроу и, немного подумав, оставил свою машину там же, где она и была, — на стоянке возле аэродрома, а сам поездом поехал в Кембридж.Воскресный вечер в середине семестра — удачное время, чтобы найти бородатых профессоров в их норах. Но первый же, кого я нашел, разочаровал меня. Он читал лекции по компьютерному программированию, но моя «Сводка данных», по его мнению, никакого отношения к компьютерам не имела. «Почему бы не попробовать у экономиста?» — посоветовал он. Я попробовал у экономиста. «Почему бы не попробовать у геолога?» — предложил экономист.Хотя было уже десять вечера, я попробовал у геолога. Он, едва взглянув на мою полоску с прямоугольниками и квадратами, воскликнул:— Господи, где вы достали такую сводку, ведь эти данные охраняются, как золотые слитки!— Что это? — спросил я.— Самое главное. Схема. Данные бурения. Видите эти цифры с левой стороны? Я бы объяснил так: они показывают глубину каждой секции. Может быть, в сотнях футов. Может быть, в тысячах.— А вы можете сказать, где производилось бурение? Он покачал головой, молодой энергичный человек с рыжеватыми прядями, торчавшими из неухоженной бороды.— Это может быть в любой точке мира. Нужно иметь ключ, чтобы догадаться по затемненности фигур, ради чего проводили бурение, что искали.— И нет никакой возможности узнать, откуда получена эта «Сводка данных»? — огорченно вздохнул я.— Конечно, есть! — убежденно воскликнул он. — Все зависит от того, насколько это важно.— Это долгая история. — Я поглядел на часы, висевшие у него на стене.— Сон — напрасная трата времени, — с убежденностью истинного ученого возразил он, и я более-менее подробно объяснил, почему надо узнать, откуда получена эта схема.— Хотите пива? — предложил он, когда я кончил.— Спасибо.Он достал из-под груды каких-то рукописей и книг две банки и сорвал кольцо.— За знакомство, — сказал он, разливая пиво по бокалам. — Вы убедили меня. Я свяжу вас с людьми, которые проводили это исследование.— А откуда вы знаете, кто проводил? — удивился я.— Это все равно что угадать почерк коллеги, — засмеялся он. — Наверно, любой геолог, занимающийся исследованиями, скажет вам, где получены эти данные. Это лабораторная работа. Утром я позвоню директору, объясню, в чем дело, и посмотрим, сможет ли он вам помочь. Они ужасно щепетильны в таких вопросах. — Он задумчиво поглядел на полоску с тремя колонками. — Не удивлюсь, если там начнется ужасный скандал, потому что, судя по вашему рассказу, эти данные были украдены.И вправду, полоса бумаги с тремя колонками посеяла семена ужасного скандала. Я это сразу понял по лицу доктора Уильяма Лидса, директора исследовательской лаборатории «Уэссекс-Уэлл». Приветливый человек, невысокий, спокойный, решительный, он страшно встревожился, увидев мою находку.— Садитесь, мистер Кливленд, — сказал он.Мы сели друг против друга за его директорский стол.— Расскажите, как к вам попала эта сводка? Я рассказал. Он, не перебивая, внимательно выслушал и потом спросил:— Что вы хотите знать?— Что это значит? Кто может получить выгоду, владея этими данными и каким образом?— Совершенно разумные вопросы. — Он улыбнулся и посмотрел в окно, доходившее до пола, на ивы, окаймлявшие большую лужайку, с которых теперь падали листья. Лаборатория располагалась в самом сердце графства Дорсет в старинном парке. Сельское поместье в викторианском стиле не портили современные низкие здания лабораторий с плоскими крышами. Окно доктора Лидса выходило на главную аллею, соединявшую весь комплекс.— Выгоду от этих данных может получить любой человек, если они будут расшифрованы, — ответил он. — Эта полоска бумаги стоит примерно полмиллиона фунтов.Я слушал, открыв рот. Он засмеялся.— Разумеется, вы знаете, что буровые платформы невероятно сложные и дорогие сооружения. Нельзя проникнуть в глубину Земли, выкопав ямку тросточкой. Это, — он поднял над столом бумажную ленту и снова положил, — всего пять дюймов в диаметре, но четырнадцать тысяч футов в глубину. Бурение на глубину четырнадцати тысяч футов стоит огромных денег.— Понимаю, — протянул я.— Конечно, эти данные нельзя продать любому, но если есть покупатель или известен рынок, то, думаю, схема участка в пять дюймов в диаметре стоит не меньше ста тысяч.Я попросил, если можно, объяснить более подробно.— Такая схема — это информация. Информацию всегда можно незаконно продать, если известен покупатель, готовый ее купить. Допустим, схема показывает месторождение никеля, которое в данном месте не предполагалось, и точно известно, где конкретно производилось бурение, следовательно, можно определить, стоит ли вкладывать деньги в компанию, производящую изыскания. К примеру, во время никелевого бума в Австралии, известного под названием «Посейдон», человек мог заработать буквально миллион на бирже ценных бумаг, безошибочно наперед зная, какая из дюжины перспективных компаний ведет бурение на самом богатом участке.— Кто-то, наверно, и заработал.— Но информация бывает полезна и в другом случае. Если владелец акций узнает, что взятое в концессию месторождение, которое считали очень богатым, на самом деле не перспективно, он может заранее продать акции, пока цена на них еще высока.— Значит, не только предприниматели, занятые в добывающей промышленности, готовы будут купить такую информацию.— Любой может заработать на этой информации, даже если понятия не имеет, что такое бурение.— Но зачем же продавать кому-то эту схему? Почему самому не заработать на продаже акций миллион? — спросил я.— Гораздо безопаснее анонимно положить кругленькую сумму в хороший швейцарский банк, чем самому вступать в биржевую игру, — улыбнулся доктор Лидс. — Любой геолог, имеющий дело с такой информацией, может раскрыть, каким образом заработан миллион.— Значит, есть люди, которые ищут подходы к геологам и просят их продать информацию?— Мы пытаемся защитить наших сотрудников, скрывая от них, с какого участка поступила информация, которую они обрабатывают. Но, очевидно, мы не добились успеха. — Он помрачнел. — Из прошлого опыта мы знаем, что с геологами завязывают знакомство не бизнесмены, а обыкновенные служащие, которые покупают информацию, а потом продают ее крупным боссам, оперирующим на мировых рынках.— Ас кем же имею дело я — с обыкновенным служащим или с крупным боссом?— Не могу сказать. — Он улыбнулся и покачал головой. — Но поскольку вы нашли эту схему, следовательно, есть обыкновенный служащий, который близок к источнику информации.— Что означают эти колонки?— Первая колонка — это литология, то есть распределение пород, вторую можно рассматривать как прогноз содержания в них полезных ископаемых. Третья... — Он сжал губы, очевидно, утечка этой информации огорчила его больше всего. — Третья — новый и абсолютно секретный процесс — послойное изучение пород с помощью электронного микроскопа. Наши клиенты будут ужасно возмущены, что произошла утечка этого открытия. Они немало заплатили за него. Лаборатория будет успешно работать только в том случае, если клиенты убеждены, что данные, за которые они заплатили, не попадут на глаза другим лицам.— Эта схема не будет особенно полезна без ключа, раскрывающего значение окраски каждой фигуры, — сказал я.— Да, вы правы. — Доктор Лидс помолчал. — Если моя догадка справедлива, то схему собирались использовать как своего рода затравку, то есть с ее помощью обыкновенный служащий хочет доказать, что у него есть реальный товар для продажи. Обычно мы не делаем схемы в такой форме. Эту я бы назвал аббревиатурой. Сжатый сводный вариант. Сделанный специально.— Но остальные бумаги в конверте Боба Шермана могут быть использованы без этой схемы?— Да, конечно. Хотя это зависит и от того, что там было. Письменное описание анализа так же ценно, как и схема. Если у них есть письменное описание, то не так уж и важно, что схема потерялась.Я поблагодарил его за помощь.— Не могли бы вы мне сказать, где проводилось бурение и для чего?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22