А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Вряд ли Сирена собиралась избавиться от нее именно так — откуда ей было знать, что там окажется этот ящик с компостом? Открытый, будто специально, и как раз под рукой… Если бы Сирена думала тогда убить Мойру, она наверняка прихватила бы с собой какое-нибудь оружие. Не удивлюсь, если она хотела оглушить ее, отнести в гараж и положить в машину — как проделала это с тобой.
— Господи…
— Так или иначе, убрав с дороги Мойру, Сирена надеялась переехать к тебе в Квантум и жить там — но ты не захотел этого.
— Но сам подумай, зачем бы мне это было нужно? Я даже не обратил внимания на ее просьбу. Конечно, мне было с ней хорошо, но я вовсе не хотел, чтобы она жила в моем доме, это правда.
— И, видимо, ты очень недвусмысленно дал ей это понять?
Малкольм задумался.
— Наверное, да… Она все время вертелась под ногами. Задавала массу вопросов. Каждый день приезжала в Квантум. Мне это надоело, и я прямо сказал ей — «нет». Я велел ей больше не приставать ко мне… — Малкольм был совершенно подавлен. — Ты думаешь, как раз тогда она меня и возненавидела?
Я печально кивнул.
— Наверное, тогда. Думаю, тогда она наконец поняла, что ей никогда не получить того, о чем она мечтала всю жизнь. Ты мог сделать ее счастливой и не захотел. Отказался ясно и недвусмысленно. Наотрез. Навсегда. Она поверила тебе так, как никогда прежде в это не верила. Сирена говорила мне, что давала тебе шанс, но ты отверг ее.
Малкольм закрыл лицо руками.
— И она решила тебя убить. А потом уничтожить и весь дом… уничтожить то, чего она никогда не получит.
Я до сих пор не знал, как не знал в Нью-Йорке, не из-за того ли, что я, Ян, снова вернулся к отцу и жил с ним в Квантуме, Сирена решилась на такое ужасающее выражение протеста. Мне досталось слишком многое из того, что Сирена так страстно желала и не получила. Почти уверен, бомба предназначалась не только Малкольму, но и мне.
— Помнишь то утро, когда она узнала, что мы не погибли? Она чуть не упала в обморок. Все подумали, это от радости, но готов поклясться, что как раз наоборот! Она трижды пыталась тебя убить, и ей казалось непостижимым, что ты все еще жив.
— Она, наверное, была… больна? Да?
Непреодолимые и невыполнимые желания… болезнь… Иногда особой разницы не заметно.
Малкольм прикончил бутылку шампанского и взялся за шотландское виски. Постоянный самообман — это, наверное, что-то вроде жеста, костыль доблести против страха. Отец налил до краев свой стакан и стал у окна, глядя вниз, на Грин-парк.
— Ты знал, что это Сирена… тот, кто должен был прийти.
— Точно так же, как любой другой.
— Как ты догадался?
— Я увидел, чем живет каждый из них. Понял, что не так в их жизни. Узнал об их отчаянии и надеждах. Дональд и Хелен очень нуждались в деньгах, но они выбрали самый лучший выход, какой только можно, — они поступили очень отважно на самом-то деле, заложив в ломбарде драгоценности Хелен. Они рассчитывали, что ты поможешь им с гарантией, если удастся тебя найти. От этого очень неблизкий путь до желания тебя убить.
Малкольм отпил глоток и кивнул, не оборачиваясь.
— Люси могла утратить свое вдохновение, но не гордость. Эдвин обидчив, но он не способен на расчетливое убийство, недостаточно решителен. Томас… Томас в отчаянии, но не из-за денег, а из-за отношений в семье. Беренайс его довела до нервного срыва. Он еще долго будет приходить в себя. Не знаю, может ли он даже сам завязать шнурки на ботинках, не то что соорудить бомбу с часовым механизмом, хотя это он придумал эти переключатели.
— Продолжай, — сказал Малкольм.
— Беренайс страдала из-за себя самой и своей несбывшейся мечты, но она считала, что виноват в этом один Томас. Деньги для нее ничего бы не изменили, ей на самом деле нужны были не деньги, ей хотелось родить сына. Убив Мойру и тебя, она бы все равно не получила того, о чем мечтала.
— А Жервез?
— Он разрушает сам себя. На это уходят все его силы. Его просто не хватило бы еще и на то, чтобы убивать кого-то из-за денег. У него нервы совершенно ни к черту. Он пьет. Чтобы сделать бомбу, нужно быть трезвым и спокойным. А Урсулу отчаяние толкнуло к церкви и обедам с Джойси.
Малкольм хмыкнул. Смешок вышел неубедительный.
Мы позвонили Джойси в субботу ночью, когда еле живые вернулись в гостиницу. Поблагодарили за помощь. Она страшно расстроилась из-за нашего молчания о том, что случилось, и, расплакавшись, положила трубку. Утром мы ей перезвонили и все рассказали. Убитая горем Джойси сказала: «А я еще позвонила Сирене первой! Она, наверное, поехала и купила всю эту взрывчатку… не могу поверить. Милая маленькая девочка, она мне так нравилась, когда была совсем маленькой, несмотря на то что я ненавижу ее мать. Какой кошмар!!!»
— Продолжай. Почему ты замолчал? — сказал Малкольм.
— Это не могли быть Алисия или Вивьен, они просто физически не в состоянии тебя куда-нибудь отнести. Это мог сделать любовник Алисии, но с какой стати? Не мог же он думать, что Алисии будет лучше, если ты умрешь? Кроме того, я не представляю себе, чтобы кто-нибудь из них мог собрать бомбу.
— А Фердинанд?
— Этого я тоже не могу представить. А ты? У Фердинанда нет никаких особенных неприятностей, он на прекрасном счету в своей фирме. Нет, только не он. И не Дебс. Вот и все.
— Значит, ты решил, что это Сирена, только путем исключения? — Малкольм повернулся от окна, внимательно всматриваясь в мое лицо.
Я ответил не сразу.
— Нет… Я долго думал обо всех них, об их заботах и тревогах. Вначале, после того как убили Мойру, я тоже думал, как и все остальные, что она поплатилась за желание отсудить половину твоих денег. Это как бы само собой подразумевалось. Но когда я узнал их всех поближе, когда понял, что творится у них в душах за вроде бы приличным и нормальным фасадом, я начал склоняться к тому, что вряд ли в этом деле замешаны деньги… И когда я был в Нью-Йорке, я снова подумал о каждом из них, только не обращая внимания на деньги… и с Сиреной… все сошлось.
Малкольм беспокойно отошел от окна и сел в кресло. Сказал:
— Это не убедило бы полицию.
Я согласился.
— Тебя тоже. Ты должен был увидеть все своими глазами. — Я замолк, вспомнив, что он увидел на самом деле. Его дочь приехала, чтобы взорвать кухню, а не искать там клочок бумаги.
Малкольм неожиданно сказал:
— Но у тебя же не было никаких доказательств! То есть ты ведь не был уверен, что это она? Никаких реальных доказательств?
— Не было. Ничего такого, к чему прислушались бы в суде. Кроме того, что я понял: это Сирена нанимала тогда Нормана Веста выслеживать тебя, а не Алисия, как он решил.
Малкольм удивился.
— С чего ты взял?
— Алисия решительно отрицала, что нанимала Веста. И я, и Вест решили, что она лжет, но теперь я думаю, что она говорила правду. Ты помнишь пленку из моего автоответчика? Помнишь голос Сирены? «Мамочка хочет знать, где папочка. Я сказала, что ты не знаешь, но она настояла, чтобы я спросила». Вот что она тогда сказала. Алисия же уверяла меня, что совсем тебя не искала. А если Алисия говорит правду, значит, это Сирена хотела знать, где ты — потому что потеряла нас из виду после того, как у нее не получилось сбить тебя машиной. Она потеряла наш след, потому что мы сразу же уехали в Лондон в «Роллс-Ройсе».
— Боже мой! А что случилось с кассетой? Я думал, она осталась где-то под развалинами.
— Нет, она в коробке в гараже Квантума. Кое-что уцелело. Кстати, там несколько твоих любимых расчесок с золотыми ручками.
Малкольм не стал об этом задумываться, хотя я видел, что он обрадовался.
— Я думаю, по телефону Сирену вполне можно было принять за Алисию. Я сам не раз ошибался, думал, что это Алисия, когда она звонила. Такой же звонкий девичий голос, ты помнишь. И Норман Вест просто ошибся.
— Вест говорил, она назвалась «миссис Пемброк», только чтобы сбить его с толку. А может, она сказала «мисс», а Вест недослышал.
— Теперь это уже неважно. — Малкольм немного помолчал. — Вчера был кошмарный день. Но все к лучшему. У нас были крупные неприятности, и теперь мы от них избавились. Сирена родилась не для того, чтобы сидеть за решеткой… С ее энергией… с любовью к красивой одежде…
В воскресенье с самого утра мы стали обзванивать семейство, чтобы рассказать, что случилось. Я думал, Джойси уже всем сообщила, но ошибся. Они говорили, что Джойси звонила им только позавчера.
Одни молчали потрясенные услышанным, другие начинали безудержно рыдать…
Малкольм первым делом сообщил Алисии и спросил, хочет ли она, чтобы он приехал и побыл с ней. Когда она смогла говорить, то ответила «нет». И стала повторять, что это не Сирена убила Мойру, это Ян. Вообще, во всем виноват Ян. Малкольм медленно опустил трубку, так и не дослушав. Закрыл лицо руками и пересказал мне разговор.
Потом сказал в оправдание Алисии:
— Очень тяжело признать, что ты родила убийцу.
— Она помогла Сирене стать убийцей, — сказал я.
Я позвонил своим четверым братьям и Люси. Последней Малкольм сообщил Вивьен.
Они все спрашивали, где мы сейчас: Джойси сказала, что мы в Австралии. Мы отвечали только «в Лондоне», ничего больше не объясняя. Малкольм не хотел, чтобы они налетели на него, пока он не подготовится. Под конец я валился с ног от усталости, а Малкольм прикончил половину бутылки шотландского виски. И задолго до полуночи мы улеглись спать.
Утром в понедельник мы приехали в Квантум, как и обещали полиции. Господин Смит копался в развалинах, как и пару недель назад.
Все останки Сирены тщательно убрали, и единственное, что о ней напоминало, — разорванные куски черного пластика вокруг места взрыва.
Господин Смит сдержанно пожал нам руки и после нескольких приличествующих случаю соболезнований начал излагать свое мнение о случившемся.
— Только сумасшедший мог додуматься перевозить с места на место полностью собранный взрывной заряд! Нельзя присоединять батареи к пусковому механизму, пока заряд не установлен в нужном месте. Я бы на ее месте не стал вставлять туда и детонатор. Их нужно держать отдельно.
— Вряд ли она рассчитывала, что уронит коробку, — сказал я.
— Конечно, ей еще и не повезло, — рассудительно сказал эксперт по взрывчатке. — Но такое вполне возможно, и я сам ни за что не стал бы так рисковать. Нельзя же рассчитывать на то, что НАМР с присоединенным детонатором при падении почему-то не взорвется. Хотя, возможно, взрыв произошел из-за того, что замкнуло контакт на часовом механизме, когда она уронила коробку.
— Вы нашли часы? — спросил я.
— Кое-какие части, — сказал он и вернулся к своим раскопкам.
Полицейский, который отгонял нескольких любителей сенсаций, повернулся к нам и сообщил, что старший инспектор Эйл занят и не может увидеться с нами здесь. Он просил заехать к нему в участок. Там мы с ним и встретились.
Он пожал нам руки, высказал соболезнования.
Потом спросил, известно ли нам, почему Сирена приехала в Квантум со второй бомбой. Мы рассказали. Эйл спросил, знаем ли мы, почему она убила Мойру и так настойчиво пыталась убить Малкольма. Мы пересказали ему мои соображения. Он слушал, глубоко задумавшись. Потом сказал:
— Нужно произвести опознание, но господин Ян может просто формально опознать останки. Вовсе не обязательно вам снова смотреть на них… на нее. Никаких сомнений, что заключение следователя будет: «смерть от несчастного случая». Но вы можете понадобиться как свидетели происшествия. Вас уведомят официальной повесткой, когда это будет нужно. — Он помолчал немного и продолжил: — Вчера мы произвели обыск в квартире госпожи Сирены Пемброк. Обнаружили кое-что интересное. Я хочу вам это сейчас показать. Мне важно знать, видели вы это раньше или нет.
На столе старшего инспектора стояла большая картонная коробка вроде той, в которой Сирена принесла бомбу. Инспектор Эйл достал оттуда стопку в двадцать или тридцать ученических тетрадок в голубых обложках, сшитых спиральной проволочкой, и большую коробку из-под конфет, в которую запросто поместился бы их целый фунт. На крышке была яркая картинка.
— «Лавка древностей», — грустно прочитал Малкольм.
Эйл кивнул.
— Не может быть никаких сомнений. Название напечатано через всю картинку.
— Там остался хоть один детонатор? — спросил я.
— Нет, только ватная прокладка. Господин Смит полагает, что она могла использовать для каждого заряда не один детонатор, для верности. Он говорит, от этих сумасшедших любителей можно ждать чего угодно.
Я взял одну из тетрадок и открыл.
— Вы видели когда-нибудь эти тетради?
— Нет, — сказал я. Малкольм покачал головой. Тетрадка была исписана округлым, с завитушками почерком Сирены. Я прочитал:
«Мы с папочкой так славно погуляли сегодня утром в саду! Он учил собак приносить палку, а я ее бросала. Мы нарвали целую охапку чудесных нарциссов, и, когда мы вернулись в дом, я расставила их в вазы во всех комнатах. На обед я приготовила телячьи котлетки и мятный соус, горошек, поджаренную картошку и подливку, а на сладкое у нас было мороженое и персики. Папочка собирается купить мне замечательные белые ботиночки с замочками и серебряными кисточками. Он называет меня своей маленькой принцессой, как мило! После обеда мы спустились к ручью и набрали водяной мяты к чаю. Папочка снял носки и закатал брюки, и мальчишек там не было, не было! Не хочу, чтобы они появлялись в моих историях! Это папочка нарвал мяты, мы помыли ее и ели просто так, с ржаным хлебом. В этот вечер я буду сидеть у папочки на коленях, а он будет гладить меня по головке и называть своей принцессой, своей дорогой маленькой девочкой, и я буду счастлива».
Я быстро перелистал страницы. Вся тетрадка была исписана от корки до корки все тем же. Не говоря ни слова, я протянул ее Малкольму, раскрыв на той странице, где только что читал. Эйл сказал:
— Все тетрадки точно такие же. Мы прочитали каждую. Наверное, она писала их годами.
— Но вы ведь не хотите сказать, что… есть и совсем недавние? — спросил я.
— Безусловно, есть — несколько штук. Мне за время службы уже доводилось видеть тетрадки вроде этих. Кажется, это называется «непреодолимая страсть к письму», графомания. И то, что писала ваша сестра, самое здравое и невинное по сравнению с другими. Вы и представить себе не можете, о каких жестокостях и сексуальных извращениях мне доводилось читать. Вы бы пришли в отчаяние.
Малкольм, заметно расстроенный, закрыл тетрадку и сказал:
— Она тут пишет, я купил ей чудное красное платье… белый свитер с голубыми цветами… ярко-желтый леотард — а я понятия не имею, что такое этот леотард. Бедная девочка. Бедная девочка.
— Она покупала это все сама. Ходила по магазинам три-четыре раза в неделю, — заметил я.
Эйл перевернул стопку тетрадей, вытащил одну с самого низа и протянул мне.
— Это последняя. В конце там кое-что другое. Вас наверняка заинтересует.
Я перелистнул тетрадку сразу на последние исписанные страницы и с грустью прочел:
«Папочка отвернулся от меня, и я больше не хочу, чтобы он был. Наверное, я его убью. Это совсем нетрудно. Раньше я уже так делала».
На следующей странице ничего не было, а потом:
«Ян вернулся к папочке».
Снова чистая страница, а дальше большими буквами:
«ЯН С ПАПОЧКОЙ В КВАНТУМЕ! Я ЭТОГО НЕ ПЕРЕНЕСУ».
И уже на другой странице — мое имя заглавными буквами, окруженное со всех сторон маленькими стрелками, направленными наружу. Этакий взрыв с моим именем в центре.
Больше в тетрадке ничего не было, следующие листы остались чистыми.
Малкольм посмотрел на последнюю страницу и тяжело вздохнул. Спросил у инспектора:
— Можно будет их забрать? Вам ведь они не нужны? Не будет ведь никакого суда, Эйл поколебался, но сказал, что, пожалуй, они ему действительно не нужны. Он пододвинул всю стопку к Малкольму и положил сверху конфетную коробку.
— А можно забрать маяк с часами? — спросил я.
Инспектор достал из шкафа коробку от конструктора, написал в расписке на служебном бланке, что он нам их вернул, и протянул Малкольму на подпись.
Прощаясь, инспектор сказал:
— Конечно, все это ужасно, господин Пемброк, но мы наконец можем закрыть это дело.
Оба расстроенные, мы в молчании вернулись в «Ритц». После обеда Малкольм выписал и отправил по почте чеки, которые должны были разрешить все материальные проблемы многочисленного семейства Пемброк.
— А что с ведьмами? — спросил Малкольм. — Если Хелен и этот кошмарный Эдвин, и Беренайс, и Урсула, и Дебс получат свою долю, как насчет остальных трех?
— Решай сам. Это же твои жены, — сказал я.
— Бывшие жены.
Малкольм пожал плечами и выписал им тоже по чеку, говоря:
— Недорого досталось — не больно жалко. Проклятая Алисия этого не заслужила.
— Не подмажешь — не поедешь, — отозвался я.
— Хочешь сказать, я от них откупаюсь? — Он до сих пор никак не мог в это поверить. До сих пор считал, что богатство их развратит. Думал, что только он один может оставаться разумным и рассудительным со своими миллионами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38