В одно мгновение пираты высыпали из своих укрытий. Вооруженные пистолетами ринулись ю воротам, чтобы стрелять по вооруженным. Но засада не удалась, в открытые ворота проскакал только капитан, немедленно сраженный пулей. Люди на дороге соскочили с лошадей и, прячась за ними, торопливо заряжали мушкеты. Однако большинство пуль попало в лошадей, которые пятились и ржали, преграждая нападающим путь к тем, с кем они хотели расправиться.
Ноэл плохо видел, что происходит у ворот после нападения пиратов, но звон стали говорил: обе группы сошлись в рукопашной и не могли стрелять, сражаясь мечами и ножами. Он услышал только один мушкетный выстрел.
Он видел, как Селим схватил второго монаха за ногу, стаскивая с седла. Турок был значительно сильнее доминиканца, который не выдержал и тяжело упал. Ноэл понял, что тот разбил себе череп.
Турок рванулся на помощь пирату, переодетому в монаха. Пират наконец вытащил кинжал и старался ударить монаха, которого держал, но тот отпустил уздечку и уклонялся от ножа, прыгая в разные стороны, как ребенок, скачущий в веселой игре. С помощью турка пират свалил монаха и нанес ему смертельный удар, после чего они бросились к свалке у ворот.
Оба мальчугана, более возбужденные, чем испуганные, устремились посмотреть на происходящее, и Ноэл, после секундного колебания, поспешил им вслед. У ворот он увидел Лангуасса, обменивавшегося ударами меча с солдатом в шлеме, в то время как другой солдат припер к стене четверых только потому, что его меч был длиннее их мечей. На земле лежали двое убитых солдат, три пирата и две раненые лошади. Два других солдата уже ускакали, преследуемые двумя пиратами на захваченных лошадях.
Глядя на дорогу вслед им, Ноэл подумал, что солдаты достигнут моста быстрее своих преследователей, и решил, что это не имеет большого значения. Схватка происходила на гребне холма, за ней наблюдали путники на дороге, и тревожное сообщение должно обязательно достигнуть Кардиганского замка.
Ноэл схватил глазеющего мальчугана, встряхнул его и приказал бежать в церковь к монахам и звонить во всю мочь в колокола, вызывая помощь. Отговорки в незнании не имели смысла – монахи должны были оказать сопротивление незваным гостям. Это значило, что он должен бежать и Квинтус тоже, и не в город, а на север.
Ноэл посмотрел на схватку и увидел, что Лангуасс победил противника, нанеся ему тяжелую рану. Четверым пиратам удалось приблизиться к солдатам, хотя один из них получил сильный удар. На солдатах были легкие доспехи, и они не казались опытными бойцами. Им приходилось туго, и Ноэл понял: если бы не случайность, засада Лангуасса была бы успешной, но она оказалась бессмысленной.
Подъем чувств, вызванный победой, казалось, заглушил в Лангуассе сознание бесцельности засады. Он приказал своим людям собрать разбросанное оружие и все, что могло еще пригодиться. Он ни секунды не уделил своим раненым, но подошел к капитану, получившему пулю в затылок, и стал обшаривать окровавленное тело.
Ноэл смотрел на него с расстояния пяти ярдов, не в силах отвести взгляд.
Когда тревожно зазвучали колокола, призывающие к оружию горожан, Лангуасс взглянул наверх, будто в тревоге, но затем улыбнулся, перехватив взгляд Ноэла.
– Здесь нектар вампиров, Кордери, – сказал он, показывая руку, перепачканную в крови капитана. – Для нас, увы, это только духовная пища. – Он остановился, чтобы посмотреть на окровавленную бумагу, которую вытащил у убитого. Несколько секунд изучал ее и затем засмеялся. Опять взглянул на Ноэла и бросил ему бумагу, подхваченную ветром.
– Они вообще не за мной приходили, – закричал пират. – Я тебе говорил, что мир полон людей, которые продадут душу за тридцать гиней. Это ордер на тебя, Кордери, на тебя. Я думаю, что спас тебе жизнь, хотя чуть свою не потерял. Глупая цена за мальчишку – любителя вампиров, несомненно, но мы ее заплатили, и звонок зазвенел; пора нам смываться, потому что охотиться удобнее, чем бежать.
Ноэл поднял бумагу. Лангуасс был прав. Капитан прибыл арестовать его, отправившись из Монмаута. Видимо, он собрал доминиканцев в Бреконе, сообщив там о доносе на кардиганских монахов. Кто-то выдал его в Англии.
Озноб страха пробежал по телу, когда Ноэл вспомнил о своей матери, Кенелме Дигби и других людях, помогавших ему выбраться из Лондона. Сейчас нельзя было узнать, какая опасность им угрожала. Он посмотрел на Лангуасса, кричавшего что-то своим людям.
Обернувшись, пират уловил выражение глаз Ноэла.
– Посмотри на себя, Кордери! – сказал он громко. – Ты за меня драться не будешь, а я не буду заниматься тобой. Бери с собой ученого монаха, девчонку, если она тебя беспокоит, и пробивайтесь к судну Хейлина. Если Уэллбилав не схватит вас, сможете попроситься ко мне на борт и спасти свою шкуру! Я тогда выясню, какие запасы хранятся у меня в сердце.
Сказав это, пират выбежал из ворот. Селим, ожидавший его, подхватил поводья лошади, на которой так неосторожно въехал первый монах, и последовал за Лангуассом.
Ноэл вернулся к своим мыслям, решив отыскать Квинтуса в надежде, что он знает, как быть дальше.
10
Квинтуса не было в церкви, где собралось большинство монахов, пытаясь найти утешение в молитве.
Ученого монаха не было и в библиотеке, но потайная дверь была открыта. Аббат находился в нижней комнате и собирал книги в сумку.
Ноэл спустился в помещение, где он, как ему теперь казалось, провел так мало времени и с такой небольшой пользой.
– Взять мне эти книги? – спросил он аббата и вздрогнул, когда этот тихий монах рванулся к нему, покраснев от злости.
– В каком безопасном месте вы их спрячете, Кордери? – спросил он. – Эти вещи ценны, брат Джон отвезет их в Страта-Флориду, где о них позаботятся цистерианцы. Я вынужден запретить вам ехать с ними, сожалею об этом, но я обязан думать только о безопасности Истинной церкви. Вы должны отправиться восвояси, и немедленно. Если вас схватят, я хотел бы, чтобы вы умолчали о том, что вообще были здесь.
– А Квинтус? – спросил Ноэл. – Куда идти Квинтусу?
– Когда придут доминиканцы, он будет в опасности, – ответил аббат. – Я не могу сказать, может ли он уйти в другое место, но не осмелюсь доверить ему эти вещи. Я укрывал его, пока мог, но сейчас все изменилось, и ему лучше уехать в Ирландию или еще дальше.
Ноэл никогда не видел аббата таким, он привык думать о Квинтусе как настоящем главе. Теперь он понял, что Квинтус был просто на переднем крае сделок, которые аббат заключал с развращенным внешним миром.
Мир в аббатстве, где правили бедность, милосердие и покой, всегда был в руках аббата, и аббат был твердо настроен сделать асе, чтобы сохранить его от разрушения черными монахами.
– Вы знаете, где Квинтус? – спросил Ноэл.
– Посмотри в спальне, – ответил аббат. – Или на кухне. Он готовится к своей поездке, как ты должен подготовиться к своей. У тебя меньше часа до их прихода из замка. Ты должен добраться до Хейлина, если получится, и предупредить, что он может попасться в эту сеть неудач.
Ноэл пошел в спальню, потом на кухню, но там никто не видел Квинтуса.
Девочка, присланная к нему Лейлой, все еще ждала у кельи, в которой Боэл оставил свои вещи, и с надеждой смотрела на него. Он давно не видел Лейлу, но не тратил время на расспросы о ней. Ему нужен был Квинтус. Вспомнив место, куда еще не заглядывал, Ноэл побежал к камерам, где были закрыты Кристель и Мэри Уайт.
Здесь наконец нашел своего друга. Квинтус находился в камере Мэри Уайт и стоял, склонясь над ее телом. Мартин и Стивен стояли рядом, шепча молитву.
Горло несчастной было разрезано от уха до уха, и темная кровь обрызгала платье. Следов убийца не оставил.
Ноэл вспомнил, как сказал однажды, что было бы безопаснее, если бы Лангуасс убил ее. Чувство собственной вины обратилocь в злость против пирата, и он беззвучно возопил: «яйца!», не нарушив жалкий реквием. Потом пошел в камеру рядом, дверь которой была распахнута. Заглянул внутрь, но вампирши там не оказалось, ее, провалившуюся в бездонный сон, унесли.
Ноэл прикоснулся к руке Квинтуса, но тот не поднял взгляда, пока не закончил молитву. Но и тогда сначала повернулся к Стивену.
– Вы должны похоронить ее и отправить письмо в Лондон, чтобы сообщили семье.
– Мы не можем оставаться здесь. Аббат просил нас уйти. – Ноэл говорил слабым, болезненным от отчаяния голосом, глядя на окровавленный труп Мэри.
«Почему? – мысленно спросил он себя. – Какой вред она могла им причинить?»
Они ушли вместе, и, поднимаясь по каменным ступеням к монастырю, Ноэл сказал монаху, что их ждет ребенок, которого ему доверила марокканка. Квинтусу новость не понравилась, но он не предложил отказаться от поручения. Они пошли к терпеливо ждавшей девочке.
К их удивлению, здесь же была и Лейла. Прежде чем Ноэл успел задать вопрос, она угрюмо сказала:
– Мне Лангуасс приказал идти с вами, но не объяснил почему.
Ноэл не знал, надоела ли пирату цыганка и он хотел бросить ее или он беспокоился о ее безопасности, считая, что ей будет лучше в компании ученого и монаха. Обсуждать не было времени, поэтому они, собрав вещи, вчетвером вышли из аббатства.
Лангуасс и его люди уже ушли, сколько могли – на лошадях, оставшиеся, положившись на волю судьбы, пытались спастись, рассчитывая на свои ноги.
Они направились на восток по дороге, какой приехал черный монах со своим сопровождением. Ноэл понял, пираты пытаются оставить ложный след, прежде чем повернуть на север и пробиваться к истинной цели: тихому берегу, где Ральф Хейлин согласился встретить их, чтобы отправить в Ирландию.
Квинтус, с узлом значительно большим, чем у Ноэла, повел свой маленький отряд к идущей на север тропинке, уверенно шагая вдоль живой изгороди из зреющих хлебов.
В трех милях от аббатства они остановились передохнуть в небольшой рощице. Квинтус переоделся в платье простого иомена, прикрыв шляпой тонзуру. Ноэл изумился изменению внешности своего наставника: в его представлении природа монаха настолько подчеркивалась одеянием, что Квинтус в обычной одежде казался ему неизвестным чужаком. Строгое лицо, кажущееся почти святым в капюшоне сутаны, в новом обрамлении выглядело жестким, как физиономия простолюдина.
Ноэл был поражен, увидев человека с внешностью преступника, похожего на одного из подручных Лангуасса. Этот странный человек вытащил из своего узла хлеб и разломил его, разделив на четверых.
– Куда мы пойдем? – спросила Лейла, набрасываясь на пищу. В этой группе у нее одной было легко на душе. Ноэл видел на ее смуглом лице такую же невинную радость приключений, которая удивила его тем вечером, когда пираты пришли в аббатство. Каждое путешествие пробуждало в ней надежду, возможно, потому, что она так долго была рабыней, а каждый день, приносивший новости, подтверждал свободу.
– Мы должны идти к Хейлину, – ответил Ноэл. – Пойдем в Ирландию с рыбаками. Люди Уэллбилава перевернут все, разыскивая нас: на востоке или юге опасно. Мы ушли, нам не надо встречаться с Лангуассом. В Ирландии Истинная церковь сильна, а империя слаба. Иностранные рыбаки, швартующиеся в Балтиморе, почти составляют отдельную нацию.
Ее успокоили эти слова, и она сказала:
– Лангуасс тогда может забрать меня, хотя теперь вампирша будет его любовницей.
Ноэл строго посмотрел на нее, но она, несомненно, верила этому.
– Я думаю, ты ошибаешься.
– Нет, – ответила она. – Он бил ее как любовницу, клеймил, и она будет проклинать меня, потому что не может проклинать его. Я буду несчастна, оставаясь с ним. Поэтому он и послал меня к тебе. – Судя по всему, Лейла не очень сожалела об отставке.
– В ее проклятиях нет силы, – устало возразил Ноэл, – иначе сейчас мы все были бы мертвы. Без крови, которая ей необходима, вампирша уснула, и не думаю, что Лангуасс будет ее будить. Он ее взял не для того, чтобы сделать своей любовницей, а для того, чтобы убить.
Он сказал это и задумался. А вдруг Лейла права, и за жестокостью пирата скрывается похотливая возбужденность?
– Мы должны найти пристанище до сумерек, – сказал Квинтус. – Солдаты будут охотиться на Лангуасса и найдут его след легче, чем наш. Но они возьмут в замок всех, кого обнаружат, поэтому мы должны укрыться. Нам нельзя просить помощи у крестьян. Мы можем притаиться в амбаре или на сеновале, но всего безопасней в чащобе, куда никто не забредет. Затем мы должны в сумерках добраться до места, назначенного Хейлином Лангуассу, не привлекая внимания.
Они согласились с планом и, прячась, ушли из рощицы, пригибаясь в надежде избежать встреч с работающими в поле. Хлеба еще не поспели, работников было мало. Они благополучно вышли к извилистому ручью с редкими кустами на берегах. Найдя выемку, заполненную ежевикой и боярышником, спрятались среди колючего кустарника. И сидели там, пока Квинтус не решил, что пора выходить к месту встречи на дальнем берегу.
После полудня никто не появился, хотя Ноэла это мало беспокоило. Несомненно, люди Уэллбилава прочесывали дороги в поисках пирата; Ноэл не мог избавиться от желания, чтобы того схватили, тогда к судну Хейлина пришла бы лишь его группа. Возможно, только в этом случае они могли спокойно добраться до Ирландии.
Насколько жестоко нормандцы отнеслись бы к пирату, – если бы взяли его живым, – зависело бы только от их изобретательности. Они отправили бы его в Лондон, где, как предполагал Ноэл, пират устроил бы из собственной казни великолепное зрелище. Это дополнило бы легенду о нем и подтвердило его славу великого героя и мученика за дело борьбы простых людей против империи вампиров.
Сочинители самых непристойных афиш выжмут все из последнего приключения, а их варианты истории далеко превзойдут уровень сделок в аббатстве. Звездная палата будет следить за печатными станками в Лондоне, но так или иначе история будет опубликована, обойдет нацию в рядах бумажной армии, не знающей границ. Мертвый Лангуасс окажется намного лучше живого Лангуасса. И, конечно же, легенда, побуждающая людей к мятежу, не опустится до недостойного и вульгарного убийства героем невинной девушки.
Ноэл не мог решить, хотел ли он смерти или спасения вампирши. Когда он вспоминал о ней, на ум приходила красота лица и чистота кожи, вытесняя все другие мысли, желал он того или нет, красота обезоруживала, лишала желания зачислять ее в ряды зла. Если бы она была черствой или заносчивой, было бы проще возненавидеть, но она ничего не сказала и не сделала, что бы дало основание для отвращения. Даже в том, как она просила его кровь, был скорее соблазн, чем угроза. Ему было бы легче, если бы он был монахом и дал обет целомудрия, тогда и сам соблазн мог показаться чрезвычайным злом, причиной для резкого ответа. Кроме того, на примере отца Ноэл знал, как незаметно вампирши могут завлекать мужчин.
Они почти не разговаривали во время ожидания. Волнуясь, Лейла оставалась безмолвной, а служанка, казалось, обожала молчание. Квинтус задумался, на вопросы Ноэла отвечал уклончиво. Когда солнце садилось на западе, подсвечивая облака и окрашивая полнеба в красное и золотое, они опять подкрепились. Едва солнце село, Квинтус вывел их из укрытия и поторопил к берегу.
Но девочка не могла идти быстро, и всем стало казаться, что достигнуть моря до наступления темноты не удастся, но они спешили изо всех сил.
Опустилась ночь, но зажигать фонарь путники не стали. Сияла молодая Луна, которую время от времени закрывали бегущие облака; сверкали редкие яркие звезды. В темноте они шли медленнее, но Квинтус вел их вперед уверенно.
С наступлением темноты все более беспокойные мысли посещали Ноэла.
«А если Лангуасс не умрет? – спрашивал Ноэл себя. – Он захватит вооруженный корабль и будет пиратствовать дальше? Какие появятся легенды, если он пойдет к таинственному югу Африки или пересечет великий океан в поисках руин Атлантиды, что приписывают ему слухи?»
Не мог не думать Ноэл и о будущем Квинтуса и своем собственном. Он был рад тому, что их двое. К одиночеству не был готов. Квинтус сейчас больше не думал о том, как бы спрятаться вместе с еще одним книжником. Их будущее и будущее пирата вполне могло переплестись, а маршруты – совпасть. Его собственное имя может появиться в дешевых изданиях, вызывая восхищение будущих поколений.
Но была еще и бедняжка Мэри с перерезанным горлом, и этого он Лангуассу никогда не простит.
– Что же будет с оставшимися в монастыре монахами? – спросил Ноэл у Квинтуса, вовлекая учителя в игру своей мысли.
– Они будут играть роли жертв трагедии и ужаса, – ответил Квинтус, стараясь задержать дыхание и говорить спокойно, – надеюсь, доминиканцы не смогут обвинить их в ереси и оставят в покое. Аббат достаточно приветлив, в церкви или вне ее. Третировать аббатство было бы неразумно, и, думаю, по воле Божьей, монахам позволят заниматься собственными делами. От нашего пребывания здесь не останется следов, пятна от убийств Лангуасса смоются в молитвах и причитаниях, как это обычно происходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47