А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Неважно, говоришь? – Вера подбирает мобильник. – Смотри-ка, работает еще…
– У тебя есть сигареты?
– Ты же не куришь!
– Похоже, что уже курю.
– Есть, конечно. Держи! Видишь, не я одна скрытная…
Они выходят дворами к метро. На площади взмывает вверх разноцветный электрический салют – глупый некрасивый шар на высоком столбе, не убранный с новогодних праздников. Возвращающиеся после работы люди толпятся у коммерческих ларьков, разношерстная музыка льется из них отчаянной какофонией.
– А ты боишься умереть? – вдруг спрашивает писатель Веру.
– Интересные у тебя вопросы. Но вообще нет, не боюсь.
– Почему?
– Не знаю даже. А чего бояться? Мне кажется, когда умираешь, ничего не происходит: нет никаких туннелей, ни божественного света, ничего. Все равно, что перегорает одна из лампочек в рождественской гирлянде. Куда она отправляется? В рай? В ад? Бред собачий: она просто перегорает и все. Просто из нее уходит ток.
– Интересная теория… А куда он уходит?
– В остальные лампочки. Или в какого-нибудь идиота, который сунет две проволоки в розетку… Знаешь, я в детстве часто думала о том, как ток живет в батарейках. Ну как у него там, своя кровать, и шкаф с одеждой, и туалет, и все такое…
– Держи… – Даня протягивает девушке длинный металлический ключ. – Я не особенно знаю, как там ток, но вот ты, если хочешь, можешь пока жить у меня.
– Спасибо! Ой, он такой теплый, ты его долго в руке держал? – Вера опускает ключ в карман плаща. – Серьезно, большое спасибо, Дань… Ты только не обижайся: может, я и загляну, но не сейчас. Я хочу чего-нибудь нового! Все равно чего: плохого, хорошего – без разницы!
– Я понял, не продолжай…
– Ты правда не обижаешься?
– Правда.
– Тогда скажи, куда мне теперь идти?
– Тебе направо. Заговори с первым человеком, которого встретишь…
– Договорились!
– Пока.
– Нет, ну ты правда не обижаешься?
– Правда. Правда. Пока!
Она уходит, и снова начинается дождь. Длинный косой дождь из серых облаков, пугающе низко стелющихся над землей. Изредка капли попадают в глаза, на миг превращая окружающий мир в размытое пятно. На все это хорошо было бы смотреть из окна кафе, обнимая замерзшими пальцами пузатый бокал, в котором благородным темным янтарем плещется собеседник, лучше которого этим вечером ему не найти. Сидеть допоздна, все откладывая и откладывая тот момент, когда нужно будет выбираться на улицу, пряча лицо от холода и дождя. Но за ненадежными витринами кафе сидят совершенно другие люди, а он идет по тротуару. Он – в одну сторону, она – в другую, с одинаковой скоростью, два пешехода в безликой задаче из школьного учебника математики. На дороге – листья, листья: нескончаемые, впечатанные в мокрую землю листья. Навязчиво бросаются в глаза в темноте, словно одинокие точки в неуютном осеннем романе.
Даня понимает, что еще несколько минут таких мыслей – и он окончательно свихнется. Он надевает наушники и крутит колесико настройки. Раздраженно морщится, слыша всю ту муть, что плещется в эфире. Заводные зомби без страха и упрека… Внезапно одна из радиостанций привлекает внимание писателя.
«Салют! В эфире радио „Депрессия!“ Мы приветствуем всех наших друзей-самоубийц, решивших уйти из жизни этим прекрасным мерзким вечером…»
Дане вдруг кажется, что он уже где-то слышал этот голос. Даже не то что слышал, а…
«Самая важная история на свете – это ваша собственная, дорогие радиослушатели. И она предназначена только для вас. Людей, без которых вам невыносимо жить, вы никогда не встретите или встретите слишком поздно. Чем хуже – тем лучше, дорогие друзья, и только это наполняет нас силой жить дальше. Тем не менее, мы скорбим вместе с вами, дорогие радиослушатели, и передаем… Передаем… Поролоновая крыса Батукада передает привет своему единственному другу – писателю Дане Шеповалову. Желает ему не отказываться от своего замысла и непременно убить всех героев своего романа… Слушайте, какой замечательный писатель! Нужно пригласить его к нам в студию! Специально для тебя, Даня, где бы ты ни был, по заявкам наших непостоянных, аххахх, крайне непостоянных, слушателей мы переда…»
Девушка на тротуаре перед Даней машет ему рукой.
– Что? – снимает наушники писатель.
– Простите, зажигалки не будет?
– Нет, не курю…
«Мы передаем ре…pa… передаем… черт бы их всех побрал! А, вот! По заявкам наших слушателей мы передаем „Реквием“ Вольфганга Амадея Моцарта. Ну что же, отличный выбор! Дорогие коллеги, не забудьте вставить ствол в рот, чуть-чуть вверх и наискось, спускайте курок плавно, думайте о хорошем! Спасибо за сотрудничество…»
– В машину, сука! – два человека заламывают Дане руки за спину и тащат в припаркованный рядом автомобиль без номеров. – Быстро в машину! – Поехали с нами! Живо!
– Не поеду!
– Поехали, тебе говорят! Милиция!
– Пошли вы на хрен! Удостоверения покажите! – кричит Даня, отчаянно сопротивляясь: за рулем сидит парень в капюшоне, скрывающем поллица.
– В машине покажем!
Дане совершенно не хочется рассматривать какие бы то ни было удостоверения в машине без номеров. Адреналиновый шок придает ему сил: он резко выкручивает запястье и освобождает левую руку из захвата одного из нападающих. Тянется за ножом в кармане куртки – легальный норвежский нож с длинным тонким лезвием, рядом заключение экспертизы: холодным оружием не является… Я вам сейчас покажу, суки, чем он не является…
Открывается передняя дверь, оттуда выскакивает парень в кепке: он держит в руках магнитолу, защищенную тяжелым металлическим корпусом. Подбегает к дерущимся и наотмашь прикладывает ею по Даниному затылку. Гулкая тупая боль. На землю падает кассета, разламывается на куски. Ветер треплет разматывающуюся магнитофонную ленту, запутывая ее вокруг ног участников драки, вокруг передней покрышки, на которой все еще видны следы зубов Лютого…
– Ну что, Шеповалов, довыебывался? – смеется Рита, завязывая последний узел на веревке, сковывающей его руки за спиной.
– Да что вы себе позволяете? – возмущается Даня, понимая наконец, куда он попал. – Это же я все это пишу! Да вы знаете, кто я? Да я…
– Да-да-да, мы в курсе, – издевательским тоном успокаивает его Рита. – Ты последний великий писатель, ты размажешь протухшие кишки современной литературы по пыльным стенам затхлых библиотек. – Аххаххах!!! – смеется Тима. – Дай пять! Друзья ударяют друг друга по рукам, после чего Даня чувствует себя еще более дискомфортно.
– Рит, а ты помнишь, как это там у него было? – Тима вытирает слезы, выступившие на глазах от смеха. – Ну, про листья…Рита пытается сделать серьезное лицо.
– Листья, листья, нескончаемые листья. Навязчиво бросаются в глаза в темноте – словно одинокие точки в неуютном осеннем романе… – передразнивает Даню проникновенным поставленным голосом, полным лживой патетики, будто бы она – ведущий, зачитывающий по радио текст очередной бездарной постановки.
– Хахаххаа! – снова заливается Тима. – Дай пять!
Развернувшись резким движением спиной к окну, Даня судорожно дергает ручку на заднем сиденье, но Никитин блокирует все двери и трогается с места.
– Что, пидор, нравится истории придумывать? – зло спрашивает он Даню.
– Выдумщик, блин! – продолжает хохотать Тима. – Сказочник!
– Андерсен! – гогочет Никитин. Рита садится поближе к писателю и с нежностью обнимает его.
– У нас теперь есть взрывчатка, дружок… – доверительно шепчет она Дане на ухо. – Не самая современная, конечно, но уж что нашли. Тим, покажи ему!
Мальчик достает связку плотных красных колбасок динамита и, встряхнув ее, как кольчугу, демонстрирует писателю.
– Ну что же… Поздравляю… – выдавливает из себя Даня.
– Нет, ты не понял… – улыбается Рита. – Это мы тебя поздравляем! С днем рождения, Даня! Это для тебя! Подарок! Теперь ты сможешь размазать кишки современной литературы в самом что ни на есть прямом смысле! – она через голову надевает динамит на писателя на манер бронежилета, заматывает его сверху тонким желтым шнуром.
– Национальная Библиотека тебя устроит? – интересуется Тима. – Там красиво…
– Никитин, поворачивай сейчас направо, едем в библиотеку! – командует Рита.
– Вы чего, серьезно? – Даня не может поверить, что все это происходит на самом деле. Это все сон. Это кошмар! Это персонажи, которых он сам придумал. Как они могут ворваться в его жизнь?! Этого нет, этого не может быть! Сейчас он проснется! Проснется и пойдет пить чай… Запишет новую историю про Тиму и Риту в блокнот… Что нужно сделать, чтобы проснуться? Раньше достаточно было просто понять, что ты спишь. Но, видно, сейчас слишком реалистичный кошмар. Что же делать? Ущипнуть себя?! Не получится, руки связаны… Даня с силой бьется лбом о жесткую спинку стоящего впереди сидения.
– Э-э-э, вундеркинд, полегче! – останавливает его Рита.
– Ты не спишь, придурок! – смеется Никитин и пытается прибавить громкость. Из динамиков доносится натужный треск. – Вот гад, магнитолу сломал…
– Это не сон, Даня… – говорит Рита. – Ты дурак. Ты вообще ни черта не понимаешь. Думаешь, и к этой твоей девчонке приревновала? Не смеши меня! Ты никого и ничего не любишь, кроме своих глупых букв… Ты даже собственных героев хочешь убить… Что тебе нужно, ты сам хоть знаешь? Квартирка в центре? Домик в деревне? Семь нулей на банковском счете? – Она рывком открывает рюкзак и вытряхивает на Даню деньги: фунты стерлингов дождем сыплются на писателя, погребая его под собой. Рита убирает в сторону несколько купюр, чтобы он мог дышать. – Бумажная жопа Маргарет Тэтчер тебе нужна? Это тебя возбуждает?
– Я не знаю… Вам-то что нужно? Оставьте меня в покое!
– Ты трус! – почти кричит Рита. – Но у тебя была мечта… У тебя не хватило смелости ее осуществить, но мы тебя любим и поэтому сделаем все за тебя! Расслабься! Чтобы стать последним великим писателем, нужно сначала умереть!
– А ты разве не знал?! – поворачивается к Дане Тима. В руке у мальчика зажат дистанционный пульт, на матовой поверхности которого неторопливо мигает зеленая лампочка.
Рита щелчком открывает лезвие ножа и перерезает веревку, сковывающую руки писателя. Закат жирными кровавыми пятнами растекается по развидневшемуся небу. Темные дождевые тучи растворяются в воздухе – недолговечные следы пожарищ над еще более недолговечными городами. В щелочку не до конца закрытого окна прорываются остатки морского ветра: того самого, что так неосторожно растерял себя по дороге. Он ледяной волной проносится по спине писателя, острыми щупальцами щекотки заползает в подреберье. А действительно, какого черта? В кого он превратился? Разве не об этом он мечтал?!
– Отлично, ребята! – вдруг отрывисто бросает Даня и поправляет на себе кольчугу из динамита. – Спасибо, что прочистили мне мозги!
Тима с Ритой весело переглядываются.
– Поехали в библиотеку! Я готов! – Даня выхватывает у мальчика из рук пульт и кладет большой палец рядом с кнопкой. Губы писателя выгибаются в жестокой хладнокровной ухмылке. – Поехали! Покажем этим ублюдкам!
– Шеповалов, ты чего – совсем дурак?! – смеется девушка. – Мы же пошутили!!!– Аахххаах! – покатывается Тима… – Рита, дай пять! Нет, ты видела? Видела? Ахахах…Фанатичная ухмылка писателя надувается неподдельной обидой.
– Так что, это все фальшивое? – спрашивает он и, не дожидаясь ответа, нажимает кнопку. Свет мигающей лампочки становится оранжевым.
– Ну почему же! – Тима забирает у писателя пульт. – Все настоящее. Просто надо три раза нажимать.
– Зеленый, оранжевый, красный, – поясняет Рита. – Как на светофоре…
Никитин до невозможного выкручивает руль, чтобы вписаться в резкий поворот. Даню бросает к окну, размазывая лицом по холодному стеклу. Он видит Веру: та стоит на тротуаре и разговаривает с каким-то мрачным типом в длиннополом грязном пальто. Издалека тип похож на вернувшегося и отъевшегося Чацкого. Да уж, ничего себе первый встречный… Писатель откидывается на спинку кресла и осматривает машину Никитина. Именно так он себе ее и представлял: кроличья лапка, покачивающаяся из стороны в сторону у потрескавшегося лобового стекла; клетчатая обивка сидений в неисчислимых сигаретных ожогах…
– Так что вам нужно тогда? Зачем вы меня украли?
– У нас к тебе пара вопросов, – объясняет Рита. – По сюжету…
– Да нет никакого сюжета.
– Я почему-то так и думала… – Рита открывает нож и осторожно проводит ногтем по лезвию. – Шеповалов, да ты действительно маньяк. Ты чего, все время с этим по улицам ходишь?
– Конечно, маньяк! – говорит Никитин. – Если бы у меня, как у нормальных людей, две почки было – у господина писателя все бы рухнуло, так что ли? Да он мне еще за кота ответит!
– За какого кота? Не писал я ничего про котов!
– Дэн, есть такая птичка, называется Непиздичка!
– Да я тебе клянусь, не знаю я ничего про кота!
– Не знаешь? Так я тебе сейчас расскажу!
– Нет! – вмешивается Рита. – Костя, ты, конечно, извини, но у меня тонко организованная психика, я твой страстный монолог не смогу еще раз выслушивать. Ты лучше успокойся пока! А то с твоей шикарной манерой вождения, боюсь, нас в итоге может доставить муниципальный транспорт. Со спецсигналами… Я сама все расскажу про кота. В общем, Дань, у Никитина был кот-альбинос, который ему приносил счастье, он его за бешеные деньги купил. Как там его звали… Батискаф? – Акваланг, – Никитин затягивается только что прикуренной сигаретой. – Аква, малыш мой бедный. Да он не кот даже, он брат мне был реально! Я его у самого Вовы Акваланга купил.
– Никитин, затягивайся глубже! Так вот, Дань, недавно Никитин залил соседей – газовая колонка у него в ванной взорвалась. Те хотели в суд подавать и пообещали прийти утром со свидетелями, чтобы устроить проверку: он их залил или кто-то другой.
– Идиоты, – прокомментировал Никитин. – Они бы еще через неделю пришли. – Сигарета явно оказывала на него благотворное успокаивающее действие.
– Никитин вытер всю воду, но пол все равно впитал влагу, это было заметно. Поэтому он решил поставить на ночь в ванную большой открытый вентилятор – чтобы высушить его. А так как сушить нужно было пол под ванной, вентилятор пришлось положить на бок.
– Аква… – всхлипывает Никитин. – Усатка мой несчастный…
– Да что с этим котом случилось-то? – не выдерживает Даня.
– Аква ночью зашел в ванную и решил зачем-то понюхать вентилятор. А когда утром явились соседи, стены и потолок там были уже выкрашены в такие замечательные цвета, что… В общем, сам понимаешь, – продолжает Рита. – Для тебя просто буквы, а нам с этим жить, так что хотелось бы заранее узнать, что нас ждет. Не возражаешь?
– Нет, конечно! Вы бы сразу так и сказали… Я что… Я только рад… Наоборот, может, посоветуете что-нибудь… – Даня достает блокнот, на гладкой пластиковой обложке которого изображен утенок Дональд, пробивший собой дыру в кирпичной стене. – Вы только не обращайте внимание на мелочи, там все сырое еще. Но примерно понятно, что должно произойти. Где же оно… А, вот, со второго абзаца читайте…
Рита жадно пробегает глазами текст: строчку за строчкой. С каждой перевернутой страницей улыбка на ее лице тает.
– Ку-клукс-клан? Джордано Бруно? Писатель ежится, будто за шиворот ему порывом ветра набросало холодной снежной крупы.
– Даня, что это за бред?
– Сама ты бред, – обижается писатель. Он пытается скрестить руки на груди, но жилет из динамита мешает. – Дальше читай…Девушка быстро пролистывает страницы блокнота, выхватывая самое главное. Вот уже и последний листок, покрытый фиолетовой сеткой. Два коротких предложения. Точка.
– Вот так значит? Да?
– Что? Что там написано? – Тима не может усидеть на месте от любопытства. – Что с нами будет?
Писатель не выдерживает взгляда Риты и опускает глаза.
– В общем, так, Даня. Это все, конечно, смешно и замечательно, но у тебя теперь есть ровно 15 минут, чтобы все переписать. От начала и до конца.
– Но… – Я думаю, ты сам понимаешь, что именно я имею в виду… – Рита отдает ему блокнот. – Пиши, Даня! Пиши!
– У меня предложение, – вмешивается Никитин, – если Дэн все равно сейчас все переписывать будет, пусть хоть какую-то часть напишет не от третьего, а от первого лица. Я не против, если от моего… И пусть почку мне вернет!
– Я бы лучше от лица Риты написал, – говорит писатель.
– От моего у тебя не получится, – говорит Рита, – ты извини, Дань, но таланта маловато, да и возраст не тот: хорошо писать от лица женщины мужчина может только лет в семьдесят, когда они его уже не интересуют. Ну, да тебе самому решать. Можешь хоть от лица… то есть от морды пса Ломбарда писать, ты пойми, что не это главное. Кстати, я бы на твоем месте поторопилась, время уже пошло…
– Ну хорошо… Только я не могу, когда вы смотрите! Отвернитесь!
Даня поспешно выводит на чистом листе большие небрежные буквы: ручка скользит по бумаге все быстрее и быстрее, оставляя за собой совершенно нечитаемые следы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18