Голос его по-прежнему звучал очень горестно.
Но все же я все время думал о том, какой же он огромный, и в памяти сами собой всплывали слова из того, что Блум рассказал мне этим утром: „Мы предполагаем, что это сделал мужчина, потому как убийца обладал недюжинной силой“.
Глава 4
В десять часов утра во вторник я позвонил Джиму Шерману.
Джим – один из двух владельцев „Зимнего сада“. Это был высокий, довольно мускулистый мужчина. Лет ему было под сорок, но вот волосы его преждевременно поседели еще когда он был всего-навсего двадцатидвухлетним молодым человеком. Голубоглазый атлет, с кожи которого никогда не сходил темно-бронзовый загар, он очень старался создать себе имидж распутного пляжного плейбоя, хотя на деле Шерман был совладельцем ресторана, стоившего никак не меньше миллиона долларов и еще трех просторных квартир на престижном рифе Виспер – я слышал, что сдача их внаем приносила ему ежемесячно в виде дополнительного дохода кругленькую сумму в две тысячи долларов. Его компаньон Брэд Этертон был несколько постарше, лет ему было сорок пять – сорок шесть, его темные волосы заметно редели на макушке, а глаза были такими же пронзительно голубыми, как и у Джимма. Ростом Брэд был пониже, чем Джим, и одевался он не так вызывающе ярко как Шерман, и мягко говоря, вся совокупность характеризующих его качество послужила основой для того, что по городу поползли слухи о том, что он и Джим состоят в любовной связи, где Брэд является пассивным партнером, то есть ему была отведена роль женщины. Я не располагаю доказательствами того, действительно ли они являются теми, кем они считаются в глазах общественного мнения, и честно говоря, мне и вовсе нет дела до их сексуальных пристрастий. Когда Анита Бриант в своей злобной кампании против гомосексуалистов начала приводить цитаты из Библии, я перестал пить апельсиновый сок, который она же рекламировала на телевидении. Я знал, что Джим не появляется так рано в ресторане, поэтому я и позвонил ему домой, на престижный риф Фламинго.
– Алло? – пробурчал он в трубку, и я тут же понял, что мой звонок его разбудил.
– Джим, – заговорил я, – это Мэттью Хоуп. Извини, что я тебя так рано разбудил.
– Нет-нет, что ты, – быстро ответил Шерман, но я явно представил, как он пристально всматривается как раз в этот момент в циферблат часов, что стояли у него на столике у кровати.
– Вы наверняка уже слышали о Викки Миллер…
– Это ужасно, – ответил он. – Жутчайшее потрясение. У нас в ресторане вчера была полиция. Они все задавали вопросы. Боже, такая симпатичная…
– Да, – проговорил я. – Джим, я звоню тебе потому что знаю, что у вас с Викки должно было быть подписано что-то вроде контракта…
– Имеешь в виду ее выступления у нас?
– Да. Ведь у вас был контракт, правда же?
– Тебе это нужно для чего-то определенного?
– Нет-нет. Я просто хотел узнать, кто из юристов представлял ее интересы. У нее был адвокат?
– Да, был.
– А ты мне можешь сказать, кто это был?
– Какая-то фирма из центра города, а уж название-то у них было и просто в дюжину имен. Так, дай мне вспомнить… Джексон, Гаррис… по-моему так. Джексон, Гаррис, Кто-то, Кто-то и…
– А может быть Блэкстоун, Гаррис?
– Блэкстоун, Гаррис, точно.
– Блэкстоун, Гаррис, Герштейн, Гарфилд и Поллок?
– Да, вся эта компания, – подтвердил Джим.
– А тебе случайно не известно, кто именно там был адвокатом Викки?
– Очень сожалею, но этого я не знаю. Ведь все это было очень просто. Я вручил Викки экземпляры контрактов и попросил, чтобы ее люди взглянули на них, а через два дня она принесла их мне уже подписанными, – она прервался ненадолго. Теперь Шерман проснулся уже окончательно. – Мэттью, а как ты думаешь, кто это все устроил?
– Понятия не имею.
– Ее ведь забили до смерти, а?
– Да.
– Вот, сукин сын, – ругнулся Джим.
– Ну, Джим, – сказал я ему, – спасибо тебе за ценную информацию.
– Рад, что смог помочь тебе, – ответил Джим и положил трубку.
Я набрал номер Честного Эйба Поллока, с кем мне уже довелось разговаривать лишь вчера насчет одного из моих клиентов, собиравшегося купить винный магазин. Первое, что Эйб сказал мне в ответ на мое приветствие было:
– Ну поимей же совесть, Мэттью. Ведь на то, чтобы составить полную смету стоимости, требуется все-таки некоторое время.
– Я тебе звоню совсем по другому вопросу, – ответил я.
– Слава Богу, – сказал он, – но тогда давай, выкладывай все просто и доходчиво, не забывай, что еще очень раннее утро.
– Виктория Миллер, – начал я, – та женщина, что была убита в ночь на понедельник.
– И что из того?
– Я так понял, что ваша фирма просматривала контракт, который Викки Миллер собиралась заключить с „Зимним садом“. На выступление там.
– Впервые об этом слышу, – признался Эйб.
– А ты можешь разузнать, кто из ваших занимался тем контрактом?
– Мэттью, а ты знаешь, сколько юристов работает здесь у нас?
– Сколько же?
– Да я даже сам не знаю, – ответил Эйб, – но поверь мне, что очень много. А когда тебе нужно все это узнать?
– Сейчас.
– Твое „сейчас“ я как должен понимать: „сейчас – сей момент“ или „сейчас – через десять минут“, или может быть „сейчас – завтра утром“? Мэттью, ты все-таки потрудись оговорить сроки.
– Мне хотелось бы поговорить с ее адвокатом, Эйб. И если ты сможешь помочь мне найти его…
– Да что такого необыкновенного в этом концертном контракте? – Сам по себе он не столь уж и важен.
– А что же тогда?
– Важно, оставила ли она завещание или нет.
– Ты что, хочешь, чтобы я еще пустился и на поиски завещания? Поимей же совесть, Мэттью.
– Ты только выясни, кто из ваших представлял ее интересы, и тогда я уже стану надоедать исключительно ему, ладно?
– Подожди-ка, – сказал мне Эйб, – я оставлю тебя пока на линии, я не кладу трубку.
– Спасибо, поблагодарил я.
Я ждал.
Вошла Синтия с чашкой кофе для меня. На ней были темно-синие брюки в обтяжку, синие же лодочки на высоком каблуке и блузка нежно-голубого цвета. Я глядел на нее в крайнем удивлении; Синтия очень редко носила брюки в офисе, отдавая по большей части предпочтение юбкам, которые очень выгодно подчеркивали все достоинства ее стройных, покрытых золотистым загаром ног. Она поймала на себе мой взгляд.
– Что такое? – поинтересовалась она.
– Просто я несколько удивлен.
– А что, разве не хорошо?
– Да нет же, очень здорово, – поспешил успокоить я ее.
– Тогда в чем дело?
– Обычно ты носишь юбки…
– А это так, для разнообразия, – сказала она, передернув плечами. – А что, разве существует какой-нибудь регламент на этот счет?
– Нет, конечно.
– Ну ладно. А вот Фрэнк говорит, что я выгляжу просто потрясающе.
– А-а… так ведь они вообще ничего не понимает в женских ножках.
– Chacun son gout, У каждого свой вкус (фр.)
– заметила она. – Да, кстати, а ты знаешь о том, что ты все еще сидишь с телефонной трубкой в руке?
– Это я жду Эйба Поллока.
– Его всегда приходистя ждать целую вечность, – проговорила она. – Сливок у нас больше нет, а поэтому я налила тебе туда „Дари-Рич“.
– Превосходно, спасибо, Син.
– Не за что, – ответила Синтия и выпорхнула из кабинета.
Я упорно продолжал ждать. Когда же Эйб наконец снова вернулся на линию, он сказал:
– Мэттью, кажется это займет еще некоторое время. У нас там наверху сейчас проводят большое совещание по поводу еще одной из наших многомиллионых сделок.
– Да-да, конечно.
– … и в данный момент я не могу никого вызвать оттуда. Ты в ближайшее время никуда не собираешься?
– Через двадцать минут мне нужно быть в банке „Трисити“.
– Хорошо, ведь это рядом с нами. Ты сможешь зайти сюда после того, как освободишься? А я к тому времени разузнаю, кто же все-таки занимался этим контрактом, и ты тогда сможешь переговорить непосредственно с ним самим.
– Я не смогу быть у вас раньше двенадцати-половины первого, Эйб.
– Меня там тогда уже не будет, я ведь очень рано обедую. Но, знаешь, я тогда оставлю для тебя записку, и еще я попрошу его дождаться тебя, идет?
– Я буду тебе очень признателен.
– Пустяки. А по тому, по другому вопросу, я тебя очень прошу, дай нам время хотя бы до конца недели. Ведь мой клиент – но только это строго между нами – не может сосчитать, сколько будет если к двум прибавить два, и у него целая вечность уйдет на то, чтобы просмотреть все свои книги и раскопать в них оптовые цены на все бутылки. Тогда с этим до пятницы, ладно?
– Отлично, Эйб.
– Я бы пожелал тебе прекрасного дня, – снова заговорил Эйб, – но мне кажется, что скоро пойдет дождь.
В Калусе во время сезона дождей можно ожидать грозу каждый день часа в три-четыре после полудня, как раз в это время зной в сочетании с высокой влажностью больше всего досаждают изнывающим от жары горожанам, нагоняя на них послеобеденную истому. Когда же на землю проливается дождь, то он безжалостно бросается в атаку на мостовые и тротуары, но хватает этого запала всего на какой-нибудь час или около того. Конечно, на какое-то время проливной дождь приносит хотя бы некоторое подобие облегчения, но стоит лишь ему перестать, как все тут же возвращается на круги своя, словно никакого дождя не было и в помине. О да, по сточным канавам текут быстрые потоки мутной воды, повсюду разливаются огромные темные лужи, и то здесь, то там дороги просто-напросто затопляет – но на смену непродолжительному ливню вскоре вновь приходят зной и влажность. И через каких-то несколько минут в воздухе снова повисает душное, потное марево. Но подобное бывает только во время сезона дождей. А январь вовсе не является таковым. В январе дождь вообще никто не ждет. Но тем не менее, как и предполагал Эйб, где-то в районе полудня на город обрушился сильный ливень. Это было как раз, когда я выходил из здания „Трисити“, и конечно же за время своей короткой перебежки от банка до дверей конторы „Блэкстоун, Гаррис, Герштейн, Гарфилд и Поллок“.
Большинство юридических фирм, особенно те, чьи названия сами по себе больше напоминают скороговорку, да еще такую, что язык можно сломать, позволяют своим секретаршам и служащим на коммутаторе отвечать на телефонные звонки просто и сжато, что-нибудь типа: „Юридическая служба“. Но фирма „Блэкстоун, Гаррис, Герштейн, Герфилд и Поллок“ не относилась к их числу. Когда я неторопясь вошел в огромную сплошь застеленную коврами приемную, располагавшуюся за массивными дубовыми дверьми, блондинка за секретарским столом весело щебетала в трубку телефона: „Блэкстоун, Гаррис, Герштейн, Гарфилд и Поллок“, доброе утро…» Направляясь к ней через всю приемную, и на ходу стряживая воду с волос и с рукавов дорогого пиджака, который, как мне теперь казалось, обязательно сядет и будет впору если только моей дочери, я слышал, как она говорила в трубку: «Да, конечно, сэр, утро сегодня не очень доброе». Потом она еще слушала какое-то время. «Да, совершенно верно, сэр, – согласилась она, – это уже даже и не утро, действительно, уже день». Я молча стоял у ее стола. Блондинка взглянула на меня, мученически закатика глаза и сказала в трубку: «Да, и тоже не очень хороший, нет, сэр, а с кем вы хотели бы поговорить, сэр?» Затем она кивнула и сказала: «Подождите, пожалуйста», – и уже после этого она быстро подключила куда-то один из проводов.
– Я могу вам чем-нибудь помочь, сэр? – это уже ко мне.
– Эйб Поллок обещал оставить здесь для меня записку. Я – адвокат Хоуп.
Я понятия не имею, почему юристы именно так представляются другим юристам или людям, работающим в области юриспруденции, но тем не менее, почему-то так принято. Иногда мне кажется, что это как бы секретный пароль, что должен дать понять собеседнику, что его по телефону или лично пытается достать вовсе не водитель грузовика и не мусорщик, а юрист, такой же «его сиятельство адвокат», как и он сам. Но как бы то ни было, такова традиция. Для моего местного банка я просто «мистер Хоуп». А для юридических контор Блэкстоуна, Гарриса, Герштейна, Гарфилда и Поллока, я адвокат Хоуп.
– Да, сэр, – ответила мне секретарь. – Вот ваша записка.
С этими словами она протянула мне маленький листок для заметок, в верхнем углу которого были напечатаны имя и инициалы Эйба Поллока. В той записке он написал своим корявым почерком:
«Адвокат Миллер – Дейл О'Брайен будет ждать тебя здесь после обеда.»
– Не могли бы вы дать знать адвокату О'Брайен, что я уже пришел, – обратился я к секретарю. – Меня там ждут.
– Да, сэр, ответила она, и подключилась к коммутатору. Выждав некоторое время, она проговорила в трубку: «Вас ожидает адвокат Хоуп, – и кивнув добавила, – прямо здесь». После она вновь обратилась ко мне – Пройдите, сэр. Сначала войдете вон в ту дверь, а там найдете третий офис слева.
– Спасибо, – поблагодарил я.
Проходя через дверь, ведущую к внутренним помещениям, я слышал, как секретарша снова отвечает кому-то по телефону: «Блэкстоун, Гаррис, Герштейн, Гарфилд и Поллок, добрый день», – и я уже начинал чувствовать себя одним из членов фирмы: по крайней мере, первая проверка была уже позади, мое имя запомнили. Я подошел к двери, ведущей в третий слева офис, и осторожно заглянул вовнутрь. В небольшой приемной за столом секретаря сидела молодая женщина, которой, как мне показалось, не было еще и тридцати. Из приемной уже непосредственно в кабинет вела массивная дверь, отделанная панелями из орехового дерева. Женщина, видно, искала что-то в верхнем ящике стола, но услышав, как я вошел, она тут же взглянула в мою сторону.
– Привет, – сказала она.
У нее были волосы цвета опавшей осенней листвы, такие же рыже-коричневые, они вдруг неожиданно напомнили мне о том, что на свете еще бывает и смена времен года, чего мне все это время так недоставало в Калусе. И уж глаза-то у нее просто определенно были зеленые, потому что это был единственный цвет изо всех, что мог бы сочетаться с красновато-коричневым оттенком ее волос, он напоминал собой дурманящую зелень тропических зарослей. Лето в глазах, в волосах – осень, а губы ее дышали весенней свежестью, они были настоящими, на них не было даже штриха помады – а тогда где же могла находиться зима, чтобы можно было полностью завершить картину? Целый водопад веселых веснушек обрушивался с ее высоких скул вниз, к лисьему носику. Очки с большими стеклами были сдвинуты наверх, в волосы, и они казались двумя застекленными окошками на покрытой ржавчиной крыше. Близоруко щурясь, она какое-то время глядела в мою сторону, а затем опустила вниз очки и лучезарно улыбнулась – от этого сердце у меня в груди замерло. Я тут же осознал, что как только я закончу свои дела с О'Брайеном, ничто не помешает мне пригласить ее отправиться вместе со мной в путешествие по Бразилии, или на Галапагос, или на Аляску, Гавайи, в Россию в конце концов или может быть даже на Луну. Я был готов уехать вместе с ней куда угодно и даже до того как я закончу все свои дела с О'Брайеном, вот прямо сейчас, сию минуту, я был уже готов вообще даже не встречаться с этим О'Брайеном.
– Вы мистер Хоуп, – спросила она.
– Да, – ответил я, без тени смущения бесцеремонно разглядывая ее в упор. – Мистер О'Брайен ожидает меня.
Она опять воззрилась на меня. Зеленые глаза сверкнули за стеклами очков. Она мне ничего не сказала, и почему-то вовсе не спешила нажать на кнопку селектора или снять трубку телефона. Она просто сидела за столом, пристально разглядывая меня. Я подумал, что, должно быть, девушка просто не расслышала моих слов. И в тот же момент я с горечью подумал: «Вот всегда так, только со мной такое бывает. В кои-то веки я встретил самую прекрасную женщину на всей земле, а у нее, оказывается, проблемы со слухом, и что же, мне так и придется теперь орать ей „Я люблю тебя!“ прямо в самое ухо…
– Мистер О'Брайен ожидает меня, – снова повторил я, на этот раз несколько громче.
– Дейл О'Брайен – это я, – был ответ.
Я поглядел на нее. Конечно же, я предполагал, что она могла оказаться Дейл О'Брайен. Ее волосы и глаза чем-то походили на те волосы и глаза, какие могли оказаться у человека по фамилии О'Брайен. Не говоря уже о веснушках. Ведь вот взять хотя бы Дейла Карнеги, он был мужчиной, или вот более современный пример – Дейл Робетсон, который также был мужчиной, хотя бы даже и актером, но ведь Дейл Эванс была женщиной, которая впоследствии вышла замуж за Роя Роджерса, у которого еще был конь по кличке Триггер. Короче, в тот момент я чувствовал себя законченным идиотом.
– Извините, – промямлил я, – Эйб меня не предупредил.
– Не надо, не извиняйтесь, – ответила она, – это почти всех вводит в заблуждение. Я как ловушка для шовинистически настроенных мужчин. Точно так же, как и моя подруга Дейн. Она хирург в больнице „Бен Тауб Дженерал“, что в Хьюстоне. Доктор Дейн Кэнфилд, здорово, да? Все тут же начинают думать о Дейне Андрюсе, о мужчине, и разве в тот момент кто-нибудь вспоминает о Дейне Винтер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Но все же я все время думал о том, какой же он огромный, и в памяти сами собой всплывали слова из того, что Блум рассказал мне этим утром: „Мы предполагаем, что это сделал мужчина, потому как убийца обладал недюжинной силой“.
Глава 4
В десять часов утра во вторник я позвонил Джиму Шерману.
Джим – один из двух владельцев „Зимнего сада“. Это был высокий, довольно мускулистый мужчина. Лет ему было под сорок, но вот волосы его преждевременно поседели еще когда он был всего-навсего двадцатидвухлетним молодым человеком. Голубоглазый атлет, с кожи которого никогда не сходил темно-бронзовый загар, он очень старался создать себе имидж распутного пляжного плейбоя, хотя на деле Шерман был совладельцем ресторана, стоившего никак не меньше миллиона долларов и еще трех просторных квартир на престижном рифе Виспер – я слышал, что сдача их внаем приносила ему ежемесячно в виде дополнительного дохода кругленькую сумму в две тысячи долларов. Его компаньон Брэд Этертон был несколько постарше, лет ему было сорок пять – сорок шесть, его темные волосы заметно редели на макушке, а глаза были такими же пронзительно голубыми, как и у Джимма. Ростом Брэд был пониже, чем Джим, и одевался он не так вызывающе ярко как Шерман, и мягко говоря, вся совокупность характеризующих его качество послужила основой для того, что по городу поползли слухи о том, что он и Джим состоят в любовной связи, где Брэд является пассивным партнером, то есть ему была отведена роль женщины. Я не располагаю доказательствами того, действительно ли они являются теми, кем они считаются в глазах общественного мнения, и честно говоря, мне и вовсе нет дела до их сексуальных пристрастий. Когда Анита Бриант в своей злобной кампании против гомосексуалистов начала приводить цитаты из Библии, я перестал пить апельсиновый сок, который она же рекламировала на телевидении. Я знал, что Джим не появляется так рано в ресторане, поэтому я и позвонил ему домой, на престижный риф Фламинго.
– Алло? – пробурчал он в трубку, и я тут же понял, что мой звонок его разбудил.
– Джим, – заговорил я, – это Мэттью Хоуп. Извини, что я тебя так рано разбудил.
– Нет-нет, что ты, – быстро ответил Шерман, но я явно представил, как он пристально всматривается как раз в этот момент в циферблат часов, что стояли у него на столике у кровати.
– Вы наверняка уже слышали о Викки Миллер…
– Это ужасно, – ответил он. – Жутчайшее потрясение. У нас в ресторане вчера была полиция. Они все задавали вопросы. Боже, такая симпатичная…
– Да, – проговорил я. – Джим, я звоню тебе потому что знаю, что у вас с Викки должно было быть подписано что-то вроде контракта…
– Имеешь в виду ее выступления у нас?
– Да. Ведь у вас был контракт, правда же?
– Тебе это нужно для чего-то определенного?
– Нет-нет. Я просто хотел узнать, кто из юристов представлял ее интересы. У нее был адвокат?
– Да, был.
– А ты мне можешь сказать, кто это был?
– Какая-то фирма из центра города, а уж название-то у них было и просто в дюжину имен. Так, дай мне вспомнить… Джексон, Гаррис… по-моему так. Джексон, Гаррис, Кто-то, Кто-то и…
– А может быть Блэкстоун, Гаррис?
– Блэкстоун, Гаррис, точно.
– Блэкстоун, Гаррис, Герштейн, Гарфилд и Поллок?
– Да, вся эта компания, – подтвердил Джим.
– А тебе случайно не известно, кто именно там был адвокатом Викки?
– Очень сожалею, но этого я не знаю. Ведь все это было очень просто. Я вручил Викки экземпляры контрактов и попросил, чтобы ее люди взглянули на них, а через два дня она принесла их мне уже подписанными, – она прервался ненадолго. Теперь Шерман проснулся уже окончательно. – Мэттью, а как ты думаешь, кто это все устроил?
– Понятия не имею.
– Ее ведь забили до смерти, а?
– Да.
– Вот, сукин сын, – ругнулся Джим.
– Ну, Джим, – сказал я ему, – спасибо тебе за ценную информацию.
– Рад, что смог помочь тебе, – ответил Джим и положил трубку.
Я набрал номер Честного Эйба Поллока, с кем мне уже довелось разговаривать лишь вчера насчет одного из моих клиентов, собиравшегося купить винный магазин. Первое, что Эйб сказал мне в ответ на мое приветствие было:
– Ну поимей же совесть, Мэттью. Ведь на то, чтобы составить полную смету стоимости, требуется все-таки некоторое время.
– Я тебе звоню совсем по другому вопросу, – ответил я.
– Слава Богу, – сказал он, – но тогда давай, выкладывай все просто и доходчиво, не забывай, что еще очень раннее утро.
– Виктория Миллер, – начал я, – та женщина, что была убита в ночь на понедельник.
– И что из того?
– Я так понял, что ваша фирма просматривала контракт, который Викки Миллер собиралась заключить с „Зимним садом“. На выступление там.
– Впервые об этом слышу, – признался Эйб.
– А ты можешь разузнать, кто из ваших занимался тем контрактом?
– Мэттью, а ты знаешь, сколько юристов работает здесь у нас?
– Сколько же?
– Да я даже сам не знаю, – ответил Эйб, – но поверь мне, что очень много. А когда тебе нужно все это узнать?
– Сейчас.
– Твое „сейчас“ я как должен понимать: „сейчас – сей момент“ или „сейчас – через десять минут“, или может быть „сейчас – завтра утром“? Мэттью, ты все-таки потрудись оговорить сроки.
– Мне хотелось бы поговорить с ее адвокатом, Эйб. И если ты сможешь помочь мне найти его…
– Да что такого необыкновенного в этом концертном контракте? – Сам по себе он не столь уж и важен.
– А что же тогда?
– Важно, оставила ли она завещание или нет.
– Ты что, хочешь, чтобы я еще пустился и на поиски завещания? Поимей же совесть, Мэттью.
– Ты только выясни, кто из ваших представлял ее интересы, и тогда я уже стану надоедать исключительно ему, ладно?
– Подожди-ка, – сказал мне Эйб, – я оставлю тебя пока на линии, я не кладу трубку.
– Спасибо, поблагодарил я.
Я ждал.
Вошла Синтия с чашкой кофе для меня. На ней были темно-синие брюки в обтяжку, синие же лодочки на высоком каблуке и блузка нежно-голубого цвета. Я глядел на нее в крайнем удивлении; Синтия очень редко носила брюки в офисе, отдавая по большей части предпочтение юбкам, которые очень выгодно подчеркивали все достоинства ее стройных, покрытых золотистым загаром ног. Она поймала на себе мой взгляд.
– Что такое? – поинтересовалась она.
– Просто я несколько удивлен.
– А что, разве не хорошо?
– Да нет же, очень здорово, – поспешил успокоить я ее.
– Тогда в чем дело?
– Обычно ты носишь юбки…
– А это так, для разнообразия, – сказала она, передернув плечами. – А что, разве существует какой-нибудь регламент на этот счет?
– Нет, конечно.
– Ну ладно. А вот Фрэнк говорит, что я выгляжу просто потрясающе.
– А-а… так ведь они вообще ничего не понимает в женских ножках.
– Chacun son gout, У каждого свой вкус (фр.)
– заметила она. – Да, кстати, а ты знаешь о том, что ты все еще сидишь с телефонной трубкой в руке?
– Это я жду Эйба Поллока.
– Его всегда приходистя ждать целую вечность, – проговорила она. – Сливок у нас больше нет, а поэтому я налила тебе туда „Дари-Рич“.
– Превосходно, спасибо, Син.
– Не за что, – ответила Синтия и выпорхнула из кабинета.
Я упорно продолжал ждать. Когда же Эйб наконец снова вернулся на линию, он сказал:
– Мэттью, кажется это займет еще некоторое время. У нас там наверху сейчас проводят большое совещание по поводу еще одной из наших многомиллионых сделок.
– Да-да, конечно.
– … и в данный момент я не могу никого вызвать оттуда. Ты в ближайшее время никуда не собираешься?
– Через двадцать минут мне нужно быть в банке „Трисити“.
– Хорошо, ведь это рядом с нами. Ты сможешь зайти сюда после того, как освободишься? А я к тому времени разузнаю, кто же все-таки занимался этим контрактом, и ты тогда сможешь переговорить непосредственно с ним самим.
– Я не смогу быть у вас раньше двенадцати-половины первого, Эйб.
– Меня там тогда уже не будет, я ведь очень рано обедую. Но, знаешь, я тогда оставлю для тебя записку, и еще я попрошу его дождаться тебя, идет?
– Я буду тебе очень признателен.
– Пустяки. А по тому, по другому вопросу, я тебя очень прошу, дай нам время хотя бы до конца недели. Ведь мой клиент – но только это строго между нами – не может сосчитать, сколько будет если к двум прибавить два, и у него целая вечность уйдет на то, чтобы просмотреть все свои книги и раскопать в них оптовые цены на все бутылки. Тогда с этим до пятницы, ладно?
– Отлично, Эйб.
– Я бы пожелал тебе прекрасного дня, – снова заговорил Эйб, – но мне кажется, что скоро пойдет дождь.
В Калусе во время сезона дождей можно ожидать грозу каждый день часа в три-четыре после полудня, как раз в это время зной в сочетании с высокой влажностью больше всего досаждают изнывающим от жары горожанам, нагоняя на них послеобеденную истому. Когда же на землю проливается дождь, то он безжалостно бросается в атаку на мостовые и тротуары, но хватает этого запала всего на какой-нибудь час или около того. Конечно, на какое-то время проливной дождь приносит хотя бы некоторое подобие облегчения, но стоит лишь ему перестать, как все тут же возвращается на круги своя, словно никакого дождя не было и в помине. О да, по сточным канавам текут быстрые потоки мутной воды, повсюду разливаются огромные темные лужи, и то здесь, то там дороги просто-напросто затопляет – но на смену непродолжительному ливню вскоре вновь приходят зной и влажность. И через каких-то несколько минут в воздухе снова повисает душное, потное марево. Но подобное бывает только во время сезона дождей. А январь вовсе не является таковым. В январе дождь вообще никто не ждет. Но тем не менее, как и предполагал Эйб, где-то в районе полудня на город обрушился сильный ливень. Это было как раз, когда я выходил из здания „Трисити“, и конечно же за время своей короткой перебежки от банка до дверей конторы „Блэкстоун, Гаррис, Герштейн, Гарфилд и Поллок“.
Большинство юридических фирм, особенно те, чьи названия сами по себе больше напоминают скороговорку, да еще такую, что язык можно сломать, позволяют своим секретаршам и служащим на коммутаторе отвечать на телефонные звонки просто и сжато, что-нибудь типа: „Юридическая служба“. Но фирма „Блэкстоун, Гаррис, Герштейн, Герфилд и Поллок“ не относилась к их числу. Когда я неторопясь вошел в огромную сплошь застеленную коврами приемную, располагавшуюся за массивными дубовыми дверьми, блондинка за секретарским столом весело щебетала в трубку телефона: „Блэкстоун, Гаррис, Герштейн, Гарфилд и Поллок“, доброе утро…» Направляясь к ней через всю приемную, и на ходу стряживая воду с волос и с рукавов дорогого пиджака, который, как мне теперь казалось, обязательно сядет и будет впору если только моей дочери, я слышал, как она говорила в трубку: «Да, конечно, сэр, утро сегодня не очень доброе». Потом она еще слушала какое-то время. «Да, совершенно верно, сэр, – согласилась она, – это уже даже и не утро, действительно, уже день». Я молча стоял у ее стола. Блондинка взглянула на меня, мученически закатика глаза и сказала в трубку: «Да, и тоже не очень хороший, нет, сэр, а с кем вы хотели бы поговорить, сэр?» Затем она кивнула и сказала: «Подождите, пожалуйста», – и уже после этого она быстро подключила куда-то один из проводов.
– Я могу вам чем-нибудь помочь, сэр? – это уже ко мне.
– Эйб Поллок обещал оставить здесь для меня записку. Я – адвокат Хоуп.
Я понятия не имею, почему юристы именно так представляются другим юристам или людям, работающим в области юриспруденции, но тем не менее, почему-то так принято. Иногда мне кажется, что это как бы секретный пароль, что должен дать понять собеседнику, что его по телефону или лично пытается достать вовсе не водитель грузовика и не мусорщик, а юрист, такой же «его сиятельство адвокат», как и он сам. Но как бы то ни было, такова традиция. Для моего местного банка я просто «мистер Хоуп». А для юридических контор Блэкстоуна, Гарриса, Герштейна, Гарфилда и Поллока, я адвокат Хоуп.
– Да, сэр, – ответила мне секретарь. – Вот ваша записка.
С этими словами она протянула мне маленький листок для заметок, в верхнем углу которого были напечатаны имя и инициалы Эйба Поллока. В той записке он написал своим корявым почерком:
«Адвокат Миллер – Дейл О'Брайен будет ждать тебя здесь после обеда.»
– Не могли бы вы дать знать адвокату О'Брайен, что я уже пришел, – обратился я к секретарю. – Меня там ждут.
– Да, сэр, ответила она, и подключилась к коммутатору. Выждав некоторое время, она проговорила в трубку: «Вас ожидает адвокат Хоуп, – и кивнув добавила, – прямо здесь». После она вновь обратилась ко мне – Пройдите, сэр. Сначала войдете вон в ту дверь, а там найдете третий офис слева.
– Спасибо, – поблагодарил я.
Проходя через дверь, ведущую к внутренним помещениям, я слышал, как секретарша снова отвечает кому-то по телефону: «Блэкстоун, Гаррис, Герштейн, Гарфилд и Поллок, добрый день», – и я уже начинал чувствовать себя одним из членов фирмы: по крайней мере, первая проверка была уже позади, мое имя запомнили. Я подошел к двери, ведущей в третий слева офис, и осторожно заглянул вовнутрь. В небольшой приемной за столом секретаря сидела молодая женщина, которой, как мне показалось, не было еще и тридцати. Из приемной уже непосредственно в кабинет вела массивная дверь, отделанная панелями из орехового дерева. Женщина, видно, искала что-то в верхнем ящике стола, но услышав, как я вошел, она тут же взглянула в мою сторону.
– Привет, – сказала она.
У нее были волосы цвета опавшей осенней листвы, такие же рыже-коричневые, они вдруг неожиданно напомнили мне о том, что на свете еще бывает и смена времен года, чего мне все это время так недоставало в Калусе. И уж глаза-то у нее просто определенно были зеленые, потому что это был единственный цвет изо всех, что мог бы сочетаться с красновато-коричневым оттенком ее волос, он напоминал собой дурманящую зелень тропических зарослей. Лето в глазах, в волосах – осень, а губы ее дышали весенней свежестью, они были настоящими, на них не было даже штриха помады – а тогда где же могла находиться зима, чтобы можно было полностью завершить картину? Целый водопад веселых веснушек обрушивался с ее высоких скул вниз, к лисьему носику. Очки с большими стеклами были сдвинуты наверх, в волосы, и они казались двумя застекленными окошками на покрытой ржавчиной крыше. Близоруко щурясь, она какое-то время глядела в мою сторону, а затем опустила вниз очки и лучезарно улыбнулась – от этого сердце у меня в груди замерло. Я тут же осознал, что как только я закончу свои дела с О'Брайеном, ничто не помешает мне пригласить ее отправиться вместе со мной в путешествие по Бразилии, или на Галапагос, или на Аляску, Гавайи, в Россию в конце концов или может быть даже на Луну. Я был готов уехать вместе с ней куда угодно и даже до того как я закончу все свои дела с О'Брайеном, вот прямо сейчас, сию минуту, я был уже готов вообще даже не встречаться с этим О'Брайеном.
– Вы мистер Хоуп, – спросила она.
– Да, – ответил я, без тени смущения бесцеремонно разглядывая ее в упор. – Мистер О'Брайен ожидает меня.
Она опять воззрилась на меня. Зеленые глаза сверкнули за стеклами очков. Она мне ничего не сказала, и почему-то вовсе не спешила нажать на кнопку селектора или снять трубку телефона. Она просто сидела за столом, пристально разглядывая меня. Я подумал, что, должно быть, девушка просто не расслышала моих слов. И в тот же момент я с горечью подумал: «Вот всегда так, только со мной такое бывает. В кои-то веки я встретил самую прекрасную женщину на всей земле, а у нее, оказывается, проблемы со слухом, и что же, мне так и придется теперь орать ей „Я люблю тебя!“ прямо в самое ухо…
– Мистер О'Брайен ожидает меня, – снова повторил я, на этот раз несколько громче.
– Дейл О'Брайен – это я, – был ответ.
Я поглядел на нее. Конечно же, я предполагал, что она могла оказаться Дейл О'Брайен. Ее волосы и глаза чем-то походили на те волосы и глаза, какие могли оказаться у человека по фамилии О'Брайен. Не говоря уже о веснушках. Ведь вот взять хотя бы Дейла Карнеги, он был мужчиной, или вот более современный пример – Дейл Робетсон, который также был мужчиной, хотя бы даже и актером, но ведь Дейл Эванс была женщиной, которая впоследствии вышла замуж за Роя Роджерса, у которого еще был конь по кличке Триггер. Короче, в тот момент я чувствовал себя законченным идиотом.
– Извините, – промямлил я, – Эйб меня не предупредил.
– Не надо, не извиняйтесь, – ответила она, – это почти всех вводит в заблуждение. Я как ловушка для шовинистически настроенных мужчин. Точно так же, как и моя подруга Дейн. Она хирург в больнице „Бен Тауб Дженерал“, что в Хьюстоне. Доктор Дейн Кэнфилд, здорово, да? Все тут же начинают думать о Дейне Андрюсе, о мужчине, и разве в тот момент кто-нибудь вспоминает о Дейне Винтер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32