неудивительно, что он отказал в этом еще раз, отложив на две с половиной недели срок судебного заседания. За это время нам предстояло подготовиться к процессу. За рулем такси, которое я поймал в аэропорту, сидел кубинец, не в пример лучше изучивший карту Гаваны, чем Майами. Целый час он отыскивал адрес, который я старательно написал ему на клочке бумаги, еще двадцать минут у него ушло на то, чтобы разменять в ближайшей бакалейной лавке двадцатидолларовую купюру. В четверть первого я наконец вылез из машины у дома Ллойда Дэвиса, где он и жил и работал.
Домишко Дэвиса был построен из тонких досок и выкрашен в зеленый цвет. Лужайка перед домом завалена всякими строительными отходами и, казалось, совершенно ненужным хламом, сваленным в кучу у стены дома, а также на заднем дворе. Чего здесь только не было: детали автомобиля и батареи, холодильники и бутылки, дачная мебель и водопроводная арматура и Бог знает что еще. Очевидно, все это богатство принадлежало Ллойду Дэвису. Собака неизвестной породы сидела на покосившемся переднем крыльце и ожесточенно скребла за ухом. Она едва удостоила меня взглядом, пока я взбирался по ступенькам к забранной сеткой двери.
Из глубины дома доносилась музыка – блюз в исполнении Билли Холидея. Звонка у дверей не было. Я осторожно постучал по деревянной раме, окружавшей порванную сетку. Никакого ответа. Я постучал еще раз, а потом крикнул: «Эй! Есть кто-нибудь?»
– Кто там? – раздался женский голос.
– Я ищу Ллойда Дэвиса, – ответил я.
Билли взял высокую ноту, дразняще поиграл с ней, голос его скользнул вниз и замолк.
– Отзовитесь! – крикнул я.
– Подождите минуточку, – ответила женщина.
Пластинка кончилась, из дома доносилось только шипение крутившейся вхолостую пластинки, потом наступила полная тишина. Я ждал. Внезапно за сеткой двери появилась женщина, лет тридцати на вид, одетая в выцветший шелковый халат, волосы ее небрежно собраны на затылке в неряшливый пучок, глаза с подозрением впились в меня.
– Вы по поводу велосипеда? – спросила она.
– Нет.
– Понятно, – сказала она.
– Я – адвокат, представляю интересы Джорджа Харпера, – объяснил я. – Мне хотелось бы повидать, если можно, мистера Дэвиса. Он дома?
– Здесь его нет. Он в гараже, – ответила женщина. – Я его жена.
– Можно мне пройти туда?
– Почему бы нет? – сказала она.
– Не возражаете, если сначала задам вам несколько вопросов?
– О чем?
– О визите сюда мистера Харпера пятнадцатого числа.
– Угу, – пробурчала она.
Она так и не открыла затянутой сеткой двери. Так и стояла за ней – неясная фигура на темном фоне.
– Он был здесь?
– Был.
– Искал вашего мужа?
– Искал Ллойда, точно.
– В котором часу это было, не припомните?
– С утра.
– Более точно не можете сказать?
– Кажется, около восьми – половины девятого. Где-то в это время.
– Долго он пробыл здесь?
– Минут пять всего. Сказал, что ему нужен Ллойд, я объяснила, что Ллойд на сборах.
– Харпер не говорил, куда направляется?
– Нет. Сказал только «спасибо» и пошел своей дорогой.
– Благодарю вас, миссис Дэвис, – сказал я.
Она не ответила. Еще секунду назад она стояла передо мной, а в следующее мгновение исчезла так же внезапно, как и материализовалась. Направляясь к гаражу, который находился позади дома, я вновь услышал звуки голоса Билли Холидея.
Ллойду Дэвису было, наверное, около тридцати, рост футов шесть, а вес фунтов двести. На нем были синие джинсы и белая спортивная рубашка без рукавов, на груди и руках буграми выступили мышцы, так как он перетаскивал кухонную плиту из одной секции гаража в другую. Несмотря на немалый вес чугунной плиты, он передвигался легко, как защитник на футбольном поле, без труда проходящий сквозь беспомощную линию обороны, и осторожно выбирал дорогу среди хлама, валявшегося на полу. Крякнув, он опустил плиту на пол, а затем повернулся ко мне, обаятельнейшая улыбка внезапно осветила его лицо. Он был очень красив, выступивший на лице пот подчеркивал резкие контуры скул и почти патрицианский нос. Кожа такая же черная, как у Харпера, – цвета горького шоколада, глаза – как греческие оливки, а зубы, открывшиеся в широкой улыбке, были ровными и сияли белизной.
– Вы звонили мне? – спросил он.
– По какому поводу? – спросил я вместо ответа.
– Относительно велосипеда?
– Нет, – ответил я, – меня зовут Мэттью Хоуп, я адвокат Джорджа Харпера.
– А-а-а! – разочарованно протянул он. – Здравствуйте. Я – Ллойд Дэвис, рад с вами познакомиться. – Он крепко пожал мне руку. – Хотите пива? Помираю тут от жажды.
– Спасибо, нет, – отказался я.
Ллойд направился к стоявшим рядышком у дальней стенки гаража трем холодильникам. Безошибочно открыл дверцу того, что включен, и достал банку пива. Гараж был завален тем же строительным мусором, что и подъездная дорожка и лужайка перед домом. Старые газонокосилки, пожелтевшие унитазы, желобы и водосточные трубы, абажуры, карточные столики, радиоприемники, медные трубы, батареи, латунные муфты, велосипеды с колесами и без, роликовые коньки, глиняные горшки, пишущая машинка, набор потрепанных кожаных чемоданов, торшер с металлическим основанием и уйма самого разного мусора, сосчитать который не хватило бы и месяца. Все это валялось на полу и было распихано по полкам, где стояли разной величины картонные коробки, в которых можно было найти все: от старых журналов до бисера, от сувенирных пепельниц до – по крайней мере в одной из них – бесценной коллекции грязных ковриков для пола.
– А я-то решил, что вы тот парень, который хотел купить велосипед, – объяснил Дэвис. – Он звонил мне десять минут назад, ему сказали, что у меня можно купить велосипед в хорошем состоянии. Все так и есть. – Он открыл банку пива, поднес ко рту и осушил залпом. – М-м-м, как же мне хотелось выпить, – с облегчением сказал он. Кое-как Дэвис водрузил пустую банку на предмет, напоминавший по форме гипсовую статую льва, стоявшего на задних лапах, а может, тюленя, а может, и Венеру Милосскую, – определить было трудно, так как отсутствовала не только голова, но и конечности.
– Так Джордж накликал на себя беду, а? – спросил он.
– Похоже на то.
– Как я догадываюсь, Майами он использует в качестве алиби, верно? Говорит, что был здесь, в Майами, когда все это случилось.
– Так ведь он и был здесь, разве не так?
– Он здесь был в воскресенье утром, неделю назад, – вот когда он был. Говорил с Леоной, моей женой, а потом уехал. Не знаю, где он был после этого.
– Но вы с ним не виделись, верно?
– Верно. Я был на сборах резервистов. Пришлось отрабатывать строевую подготовку, никуда не денешься, сами понимаете, если хочу сохранить свой чин и жалованье. Шестнадцать часов в месяц плюс еще полных две недели в течение года, обычно летом. Бросаешь все дела, но ничего не попишешь. По крайней мере, к январю все закончится.
– А не можете объяснить мне, мистер Дэвис, чем вы занимаетесь?
– Работаю без выходных, распродажа всяких деталей, вот что это, – ответил Дэвис. – Старые хрычи, которые уже на пенсии обожают такие распродажи. Думают за бесценок получить что-то стоящее, понимаете? Каждую субботу и воскресенье являются сюда, как будто я раздаю за бесплатно все имущество. Делать-то нечего, вот и бродят, собирают всякий хлам, набивают им трейлеры. Мне приходится работать и в День Благодарения, для меня в этот день самая бойкая торговля.
– Вы знали, что мистер Харпер собирается приехать к вам пятнадцатого?
– Нет.
– Он не позвонил вам заранее?
– Да он никогда и не звонит. Нагружает свой грузовичок, приезжает ко мне и предлагает купить какое-нибудь старье. У него в Майами еще несколько перекупщиков, но его главный покупатель – я.
– А имена других вам известны?
– Нет. Джордж – парень себе на уме, когда речь заходит о деле. Когда заходит речь о чем-то таком. Может, все-таки выпьете пива? – снова спросил он и достал из холодильника еще банку.
– Нет, спасибо, – отозвался я. Немного подумав, спросил его: – А в Германии Харпер тоже был таким?
– Каким?
– Замкнутым.
– Да, конечно. Если только не колошматил тех бедолаг, что напивались по воскресеньям на увольнительных. В Бонн приезжало много солдат, у нас ведь в Германии еще немало войска. Приезжали в Бонн на уик-энд, надирались до чертиков и начинали колобродить. Вот Джорджи и принимался их дубасить, ему это нравилось. Была у него такая подлянка, у Джорджи. Я ни капельки не удивился, что все это так закончилось.
– Вы имеете в виду то, что случилось с Мишель?
– Да, конечно, а что же еще? Он так отделывал своей дубинкой тех парней из пехтуры там, в Германии… так чего же тут удивляться, – вот я о чем.
– Когда вы говорите: «Он отделывая своей дубинкой»…
– Ясное дело, ребята по большей части были пьяны в стельку, но вреда от них никакого, понимаете? Один раз попадется парень, который писал в Рейн, другой раз возникнет заваруха с немецкой девчушкой, – парень принял ее за дешевку, а она оказалась честной бюргерской дочкой, понимаете, о чем я? Конечно, непорядок, но ведь все это безобидные проделки, парни просто выпендриваются, получив на уик-энд увольнительную. А Джорджи обращался с ними так, будто они убили кого-то. До полусмерти избивал этих несчастных тупиц…
Дэвис, не окончив фразы, опрокинул в рот банку пива и высосал ее до дна.
– Вы были знакомы в Бонне с Мишель? – спросил я.
– Конечно, там-то с ней и познакомился.
– Где это было?
– В Бонне. Вы только что спрашивали меня.
– Да, но где? При каких обстоятельствах?
– Ах, это. Как-то вечером мы с Джорджи назначили свидание со своими девчушками. У меня там была беленькая цыпочка, одна певичка из кабаре… послушайте, не упоминайте об этом при Леоне, ладно? – попросил он, заговорщицки подмигнув мне. – В то время я был уже женат, но, знаете, как поется: «Путь далекий домой…» Вам случалось уезжать далеко-далеко от дома?
– Изредка, – ответил я.
– Тогда сами знаете, как оно бывает, – улыбнулся Дэвис.
– Так у вас было назначено свидание с девушками…
– Ага. Мы отправились в забегаловку неподалеку от моста Кеннеди… вы в Бонне бывали?
– Нет.
– Неважно. Вот там-то я и познакомился с Мишель. Видел ее только в ту ночь, и все.
– Как же так?
– Это вы про что – «как же так»?
– Если Харпер был вашим другом…
– Ну да, но… понимаете, парню охота побыть наедине со своей девчушкой, правильно?
– Что делала Мишель в Бонне? Я думал, она француженка?
– У нее отец – француз, а мать – немка. Они раньше жили в Париже, переехали в Бонн, когда ей было… забыл, что она говорила, тринадцать, четырнадцать, что-то около этого. Ей, наверное, было девятнадцать, когда я ее встретил.
– Когда вы виделись с ней в последний раз? В ту ночь?
– Нет, нет. Я виделся с ней здесь, в Штатах, когда она явилась сюда искать его.
– Искать Харпера?
– Верно. Пришла сюда, в мой дом, сначала явилась ко мне. Погодите, не совсем точно. Поначалу она явилась в дом его матери, потому что думала, что он живет там. А уж потом пришла сюда. Я-то и дал ей его адрес в Калузе.
– Когда это было, мистер Дэвис?
– Полтора года назад, может, чуть больше.
– Еще до того, как они поженились?
– Конечно. Видите ли, потому-то она сюда и приехала. Чтобы разыскать его и заставить на себе жениться. Она по нему с ума сходила.
– Но ведь он тоже по ней с ума сходил, разве не так?
– Вот как? Забавно тогда у него это выражалось. Когда мы получили приказ о демобилизации, когда узнали, что возвращаемся в Штаты, он уплыл, не сказав ей даже последнего «прости».
– Что вы имеете в виду?
– Даже не позвонил ей, ничего, – просто упаковал свои пожитки и отчалил.
– Как вам удалось узнать об этом?
– Мне сам Харпер рассказал, вот как.
– Что он даже не позвонил ей?
– Что он и не собирался звонить ей. Сказал, что Мишель, конечно, девчонка славная, такая белая кошечка, но все это в прошлом, он возвращается домой и хочет поразвлечься с негритянками. Это его точные слова.
– Он имел в виду кого-то конкретно?
– Чего?
– С какой негритянкой Харпер собирался развлекаться?
– Нет, нет, он говорил просто о черных бабах, – объяснил Дэвис, ухмыльнувшись.
– Но Мишель все-таки отправилась за ним.
– Конечно, отправилась. Она дамочка цепкая, эта Мишель, – сказал Дэвис, снова ухмыльнувшись. – Не нашла его здесь, в Майами, поехала прямиком туда, в Калузу, загнала в угол, как крысу. Сказала, что влюблена в него по уши, и захотела женить его, пригрозила, что если он на ней не женится, утопится в океане.
– Кто рассказал вам все это?
– Она.
– Так вы виделись с Мишель уже после того, как она уехала из Майами?
– Конечно. Я ведь был у них на свадьбе. Самый почетный гость на свадьбе.
– Так когда Мишель рассказала вам эту историю: что она была готова утопиться, если бы Харпер отказался на ней жениться?
– Не помню точно. Как-то раз, когда заехал к ним в гости. Она представила все это вроде как шутку, – знаете, вот как надо подцепить мужика, который не хочет попасть на крючок. Джорджи тоже смеялся. Это было вроде анекдота.
– Понятно. Так вы продолжали видеться с ней и после свадьбы, верно?
– Время от времени. В кругу друзей, вы хотите сказать? По делам я встречаюсь с Джорджи почти каждый месяц, примерно так, каждый раз, как он привозит сюда всякое барахло.
– Мне хотелось бы расставить все по местам, – сказал я. – Итак: Харпер уехал из Германии, даже не позвонив Мишель, хотя, похоже, у них был страстный роман…
– Верно.
– Поэтому Мишель последовала за ним сюда и потребовала, чтобы он на ней женился, или она утопится.
– Верно поняли.
– У нее были неприятности?
– Это вы о чем?
– Она была беременна?
– Нет. С чего вы взяли, что она была беременна?
– Женщина пускается в дальний путь вслед за американским солдатом, приезжает сюда, требует, чтобы он на ней женился, или же она утопится… По мне, все это выглядит довольно странно, мистер Дэвис.
– Странно или нет, только она не была беременна.
– Вы уверены в этом?
– Уверен, что все так и было. Я был на свадьбе, прошло уже, наверное, полгода, как мы отбыли из Бонна. А на седьмом месяце женщина не напялит на себя такое облегающее платье, какое было на ней, сразу стало бы видно, что она беременна.
– А на ней было облегающее платье?
– Из белого атласа, – уточнил Дэвис, кивнув. – Просто загляденье. Настоящая красавица. Бог знает, что она нашла в Джорджи.
– А по-вашему, что она в нем нашла?
– Кто знает? – Дэвис покачал головой в раздумье. – Такая жалость, – сказал он. – Она была очень хороша. И, скажу вам, мистер Хоуп, хоть Джорджи и был мне другом, от всей души желаю, чтобы его за это поджарили. Пусть его привяжут к этому стулу покрепче и врубят все восемь миллионов вольт, чтобы он поджарился до хрустящей корочки.
* * *
Я отыскал мать Джорджа Харпера в баптистской церкви в том же черном районе города. Сначала я поехал к ней домой, и один из соседей объяснил мне, где ее можно найти. Кроме нее, в церкви никого не было. Она сидела на складном стуле ярдах в трех от алтаря, склонив голову и сжав в молитве руки. Мне не хотелось ей мешать, но я приехал сюда ради ее сына и мое дело не терпело отлагательств.
– Миссис Харпер? – позвал я.
Она подняла глаза, заморгала ресницами, возвращаясь из мира грез к действительности, а затем, похоже, удивилась, увидев белого человека в церкви для черных.
– Я – Мэттью Хоуп, – представился я, – адвокат, который защищает вашего сына.
На вид ей было лет семьдесят, такая же черная, как сын, лицо покрыто морщинами, вид усталый. Она смотрела на меня с подозрением, воспитанным веками рабства и еще более окрепшим за сто лет всевозможных ограничений и лишений, ее глаза молча вопрошали меня, почему ее сын не обратился за помощью к черному адвокату.
– Да, мистер Хоуп, – произнесла она. Голос ее звучал так тихо, что, казалось, вот-вот растворится в окружающем полумраке, как и вся ее хрупкая фигурка в черном поношенном пальто.
– Если вы не против, мне хотелось бы поговорить с вами.
– Пожалуйста, садитесь, – предложила она.
Я сел рядом с ней. В высокое окно за алтарем с трудом пробивались лучи полуденного солнца.
– Миссис Харпер, – начал я, – у вашего сына серьезные неприятности, ему предъявлено обвинение в убийстве жены.
– Да, знаю.
– Я хочу расспросить вас кое о чем. Ваши ответы могли бы помочь нам…
– Меня не было в Майами, когда он приехал сюда, – прервала она меня. – Ведь об этом вы хотите узнать, меня здесь не было. Я уехала в Джорджию навестить больную дочку. Она все еще болеет, но я не могла больше оставаться там. Когда такое говорят о Джордже, когда его обвиняют в таком деле…
– А вы сами как думаете: мог он сделать это, миссис Харпер?
– Нет, сэр, я так не думаю. Нет на свете более нежной души, чем у моего Джорджа. Он без памяти любил эту девушку, никогда и пальцем бы ее не тронул.
– Миссис Харпер, ваш сын утверждает, что приехал в ваш дом в воскресенье, пят…
– Да, это верно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Домишко Дэвиса был построен из тонких досок и выкрашен в зеленый цвет. Лужайка перед домом завалена всякими строительными отходами и, казалось, совершенно ненужным хламом, сваленным в кучу у стены дома, а также на заднем дворе. Чего здесь только не было: детали автомобиля и батареи, холодильники и бутылки, дачная мебель и водопроводная арматура и Бог знает что еще. Очевидно, все это богатство принадлежало Ллойду Дэвису. Собака неизвестной породы сидела на покосившемся переднем крыльце и ожесточенно скребла за ухом. Она едва удостоила меня взглядом, пока я взбирался по ступенькам к забранной сеткой двери.
Из глубины дома доносилась музыка – блюз в исполнении Билли Холидея. Звонка у дверей не было. Я осторожно постучал по деревянной раме, окружавшей порванную сетку. Никакого ответа. Я постучал еще раз, а потом крикнул: «Эй! Есть кто-нибудь?»
– Кто там? – раздался женский голос.
– Я ищу Ллойда Дэвиса, – ответил я.
Билли взял высокую ноту, дразняще поиграл с ней, голос его скользнул вниз и замолк.
– Отзовитесь! – крикнул я.
– Подождите минуточку, – ответила женщина.
Пластинка кончилась, из дома доносилось только шипение крутившейся вхолостую пластинки, потом наступила полная тишина. Я ждал. Внезапно за сеткой двери появилась женщина, лет тридцати на вид, одетая в выцветший шелковый халат, волосы ее небрежно собраны на затылке в неряшливый пучок, глаза с подозрением впились в меня.
– Вы по поводу велосипеда? – спросила она.
– Нет.
– Понятно, – сказала она.
– Я – адвокат, представляю интересы Джорджа Харпера, – объяснил я. – Мне хотелось бы повидать, если можно, мистера Дэвиса. Он дома?
– Здесь его нет. Он в гараже, – ответила женщина. – Я его жена.
– Можно мне пройти туда?
– Почему бы нет? – сказала она.
– Не возражаете, если сначала задам вам несколько вопросов?
– О чем?
– О визите сюда мистера Харпера пятнадцатого числа.
– Угу, – пробурчала она.
Она так и не открыла затянутой сеткой двери. Так и стояла за ней – неясная фигура на темном фоне.
– Он был здесь?
– Был.
– Искал вашего мужа?
– Искал Ллойда, точно.
– В котором часу это было, не припомните?
– С утра.
– Более точно не можете сказать?
– Кажется, около восьми – половины девятого. Где-то в это время.
– Долго он пробыл здесь?
– Минут пять всего. Сказал, что ему нужен Ллойд, я объяснила, что Ллойд на сборах.
– Харпер не говорил, куда направляется?
– Нет. Сказал только «спасибо» и пошел своей дорогой.
– Благодарю вас, миссис Дэвис, – сказал я.
Она не ответила. Еще секунду назад она стояла передо мной, а в следующее мгновение исчезла так же внезапно, как и материализовалась. Направляясь к гаражу, который находился позади дома, я вновь услышал звуки голоса Билли Холидея.
Ллойду Дэвису было, наверное, около тридцати, рост футов шесть, а вес фунтов двести. На нем были синие джинсы и белая спортивная рубашка без рукавов, на груди и руках буграми выступили мышцы, так как он перетаскивал кухонную плиту из одной секции гаража в другую. Несмотря на немалый вес чугунной плиты, он передвигался легко, как защитник на футбольном поле, без труда проходящий сквозь беспомощную линию обороны, и осторожно выбирал дорогу среди хлама, валявшегося на полу. Крякнув, он опустил плиту на пол, а затем повернулся ко мне, обаятельнейшая улыбка внезапно осветила его лицо. Он был очень красив, выступивший на лице пот подчеркивал резкие контуры скул и почти патрицианский нос. Кожа такая же черная, как у Харпера, – цвета горького шоколада, глаза – как греческие оливки, а зубы, открывшиеся в широкой улыбке, были ровными и сияли белизной.
– Вы звонили мне? – спросил он.
– По какому поводу? – спросил я вместо ответа.
– Относительно велосипеда?
– Нет, – ответил я, – меня зовут Мэттью Хоуп, я адвокат Джорджа Харпера.
– А-а-а! – разочарованно протянул он. – Здравствуйте. Я – Ллойд Дэвис, рад с вами познакомиться. – Он крепко пожал мне руку. – Хотите пива? Помираю тут от жажды.
– Спасибо, нет, – отказался я.
Ллойд направился к стоявшим рядышком у дальней стенки гаража трем холодильникам. Безошибочно открыл дверцу того, что включен, и достал банку пива. Гараж был завален тем же строительным мусором, что и подъездная дорожка и лужайка перед домом. Старые газонокосилки, пожелтевшие унитазы, желобы и водосточные трубы, абажуры, карточные столики, радиоприемники, медные трубы, батареи, латунные муфты, велосипеды с колесами и без, роликовые коньки, глиняные горшки, пишущая машинка, набор потрепанных кожаных чемоданов, торшер с металлическим основанием и уйма самого разного мусора, сосчитать который не хватило бы и месяца. Все это валялось на полу и было распихано по полкам, где стояли разной величины картонные коробки, в которых можно было найти все: от старых журналов до бисера, от сувенирных пепельниц до – по крайней мере в одной из них – бесценной коллекции грязных ковриков для пола.
– А я-то решил, что вы тот парень, который хотел купить велосипед, – объяснил Дэвис. – Он звонил мне десять минут назад, ему сказали, что у меня можно купить велосипед в хорошем состоянии. Все так и есть. – Он открыл банку пива, поднес ко рту и осушил залпом. – М-м-м, как же мне хотелось выпить, – с облегчением сказал он. Кое-как Дэвис водрузил пустую банку на предмет, напоминавший по форме гипсовую статую льва, стоявшего на задних лапах, а может, тюленя, а может, и Венеру Милосскую, – определить было трудно, так как отсутствовала не только голова, но и конечности.
– Так Джордж накликал на себя беду, а? – спросил он.
– Похоже на то.
– Как я догадываюсь, Майами он использует в качестве алиби, верно? Говорит, что был здесь, в Майами, когда все это случилось.
– Так ведь он и был здесь, разве не так?
– Он здесь был в воскресенье утром, неделю назад, – вот когда он был. Говорил с Леоной, моей женой, а потом уехал. Не знаю, где он был после этого.
– Но вы с ним не виделись, верно?
– Верно. Я был на сборах резервистов. Пришлось отрабатывать строевую подготовку, никуда не денешься, сами понимаете, если хочу сохранить свой чин и жалованье. Шестнадцать часов в месяц плюс еще полных две недели в течение года, обычно летом. Бросаешь все дела, но ничего не попишешь. По крайней мере, к январю все закончится.
– А не можете объяснить мне, мистер Дэвис, чем вы занимаетесь?
– Работаю без выходных, распродажа всяких деталей, вот что это, – ответил Дэвис. – Старые хрычи, которые уже на пенсии обожают такие распродажи. Думают за бесценок получить что-то стоящее, понимаете? Каждую субботу и воскресенье являются сюда, как будто я раздаю за бесплатно все имущество. Делать-то нечего, вот и бродят, собирают всякий хлам, набивают им трейлеры. Мне приходится работать и в День Благодарения, для меня в этот день самая бойкая торговля.
– Вы знали, что мистер Харпер собирается приехать к вам пятнадцатого?
– Нет.
– Он не позвонил вам заранее?
– Да он никогда и не звонит. Нагружает свой грузовичок, приезжает ко мне и предлагает купить какое-нибудь старье. У него в Майами еще несколько перекупщиков, но его главный покупатель – я.
– А имена других вам известны?
– Нет. Джордж – парень себе на уме, когда речь заходит о деле. Когда заходит речь о чем-то таком. Может, все-таки выпьете пива? – снова спросил он и достал из холодильника еще банку.
– Нет, спасибо, – отозвался я. Немного подумав, спросил его: – А в Германии Харпер тоже был таким?
– Каким?
– Замкнутым.
– Да, конечно. Если только не колошматил тех бедолаг, что напивались по воскресеньям на увольнительных. В Бонн приезжало много солдат, у нас ведь в Германии еще немало войска. Приезжали в Бонн на уик-энд, надирались до чертиков и начинали колобродить. Вот Джорджи и принимался их дубасить, ему это нравилось. Была у него такая подлянка, у Джорджи. Я ни капельки не удивился, что все это так закончилось.
– Вы имеете в виду то, что случилось с Мишель?
– Да, конечно, а что же еще? Он так отделывал своей дубинкой тех парней из пехтуры там, в Германии… так чего же тут удивляться, – вот я о чем.
– Когда вы говорите: «Он отделывая своей дубинкой»…
– Ясное дело, ребята по большей части были пьяны в стельку, но вреда от них никакого, понимаете? Один раз попадется парень, который писал в Рейн, другой раз возникнет заваруха с немецкой девчушкой, – парень принял ее за дешевку, а она оказалась честной бюргерской дочкой, понимаете, о чем я? Конечно, непорядок, но ведь все это безобидные проделки, парни просто выпендриваются, получив на уик-энд увольнительную. А Джорджи обращался с ними так, будто они убили кого-то. До полусмерти избивал этих несчастных тупиц…
Дэвис, не окончив фразы, опрокинул в рот банку пива и высосал ее до дна.
– Вы были знакомы в Бонне с Мишель? – спросил я.
– Конечно, там-то с ней и познакомился.
– Где это было?
– В Бонне. Вы только что спрашивали меня.
– Да, но где? При каких обстоятельствах?
– Ах, это. Как-то вечером мы с Джорджи назначили свидание со своими девчушками. У меня там была беленькая цыпочка, одна певичка из кабаре… послушайте, не упоминайте об этом при Леоне, ладно? – попросил он, заговорщицки подмигнув мне. – В то время я был уже женат, но, знаете, как поется: «Путь далекий домой…» Вам случалось уезжать далеко-далеко от дома?
– Изредка, – ответил я.
– Тогда сами знаете, как оно бывает, – улыбнулся Дэвис.
– Так у вас было назначено свидание с девушками…
– Ага. Мы отправились в забегаловку неподалеку от моста Кеннеди… вы в Бонне бывали?
– Нет.
– Неважно. Вот там-то я и познакомился с Мишель. Видел ее только в ту ночь, и все.
– Как же так?
– Это вы про что – «как же так»?
– Если Харпер был вашим другом…
– Ну да, но… понимаете, парню охота побыть наедине со своей девчушкой, правильно?
– Что делала Мишель в Бонне? Я думал, она француженка?
– У нее отец – француз, а мать – немка. Они раньше жили в Париже, переехали в Бонн, когда ей было… забыл, что она говорила, тринадцать, четырнадцать, что-то около этого. Ей, наверное, было девятнадцать, когда я ее встретил.
– Когда вы виделись с ней в последний раз? В ту ночь?
– Нет, нет. Я виделся с ней здесь, в Штатах, когда она явилась сюда искать его.
– Искать Харпера?
– Верно. Пришла сюда, в мой дом, сначала явилась ко мне. Погодите, не совсем точно. Поначалу она явилась в дом его матери, потому что думала, что он живет там. А уж потом пришла сюда. Я-то и дал ей его адрес в Калузе.
– Когда это было, мистер Дэвис?
– Полтора года назад, может, чуть больше.
– Еще до того, как они поженились?
– Конечно. Видите ли, потому-то она сюда и приехала. Чтобы разыскать его и заставить на себе жениться. Она по нему с ума сходила.
– Но ведь он тоже по ней с ума сходил, разве не так?
– Вот как? Забавно тогда у него это выражалось. Когда мы получили приказ о демобилизации, когда узнали, что возвращаемся в Штаты, он уплыл, не сказав ей даже последнего «прости».
– Что вы имеете в виду?
– Даже не позвонил ей, ничего, – просто упаковал свои пожитки и отчалил.
– Как вам удалось узнать об этом?
– Мне сам Харпер рассказал, вот как.
– Что он даже не позвонил ей?
– Что он и не собирался звонить ей. Сказал, что Мишель, конечно, девчонка славная, такая белая кошечка, но все это в прошлом, он возвращается домой и хочет поразвлечься с негритянками. Это его точные слова.
– Он имел в виду кого-то конкретно?
– Чего?
– С какой негритянкой Харпер собирался развлекаться?
– Нет, нет, он говорил просто о черных бабах, – объяснил Дэвис, ухмыльнувшись.
– Но Мишель все-таки отправилась за ним.
– Конечно, отправилась. Она дамочка цепкая, эта Мишель, – сказал Дэвис, снова ухмыльнувшись. – Не нашла его здесь, в Майами, поехала прямиком туда, в Калузу, загнала в угол, как крысу. Сказала, что влюблена в него по уши, и захотела женить его, пригрозила, что если он на ней не женится, утопится в океане.
– Кто рассказал вам все это?
– Она.
– Так вы виделись с Мишель уже после того, как она уехала из Майами?
– Конечно. Я ведь был у них на свадьбе. Самый почетный гость на свадьбе.
– Так когда Мишель рассказала вам эту историю: что она была готова утопиться, если бы Харпер отказался на ней жениться?
– Не помню точно. Как-то раз, когда заехал к ним в гости. Она представила все это вроде как шутку, – знаете, вот как надо подцепить мужика, который не хочет попасть на крючок. Джорджи тоже смеялся. Это было вроде анекдота.
– Понятно. Так вы продолжали видеться с ней и после свадьбы, верно?
– Время от времени. В кругу друзей, вы хотите сказать? По делам я встречаюсь с Джорджи почти каждый месяц, примерно так, каждый раз, как он привозит сюда всякое барахло.
– Мне хотелось бы расставить все по местам, – сказал я. – Итак: Харпер уехал из Германии, даже не позвонив Мишель, хотя, похоже, у них был страстный роман…
– Верно.
– Поэтому Мишель последовала за ним сюда и потребовала, чтобы он на ней женился, или она утопится.
– Верно поняли.
– У нее были неприятности?
– Это вы о чем?
– Она была беременна?
– Нет. С чего вы взяли, что она была беременна?
– Женщина пускается в дальний путь вслед за американским солдатом, приезжает сюда, требует, чтобы он на ней женился, или же она утопится… По мне, все это выглядит довольно странно, мистер Дэвис.
– Странно или нет, только она не была беременна.
– Вы уверены в этом?
– Уверен, что все так и было. Я был на свадьбе, прошло уже, наверное, полгода, как мы отбыли из Бонна. А на седьмом месяце женщина не напялит на себя такое облегающее платье, какое было на ней, сразу стало бы видно, что она беременна.
– А на ней было облегающее платье?
– Из белого атласа, – уточнил Дэвис, кивнув. – Просто загляденье. Настоящая красавица. Бог знает, что она нашла в Джорджи.
– А по-вашему, что она в нем нашла?
– Кто знает? – Дэвис покачал головой в раздумье. – Такая жалость, – сказал он. – Она была очень хороша. И, скажу вам, мистер Хоуп, хоть Джорджи и был мне другом, от всей души желаю, чтобы его за это поджарили. Пусть его привяжут к этому стулу покрепче и врубят все восемь миллионов вольт, чтобы он поджарился до хрустящей корочки.
* * *
Я отыскал мать Джорджа Харпера в баптистской церкви в том же черном районе города. Сначала я поехал к ней домой, и один из соседей объяснил мне, где ее можно найти. Кроме нее, в церкви никого не было. Она сидела на складном стуле ярдах в трех от алтаря, склонив голову и сжав в молитве руки. Мне не хотелось ей мешать, но я приехал сюда ради ее сына и мое дело не терпело отлагательств.
– Миссис Харпер? – позвал я.
Она подняла глаза, заморгала ресницами, возвращаясь из мира грез к действительности, а затем, похоже, удивилась, увидев белого человека в церкви для черных.
– Я – Мэттью Хоуп, – представился я, – адвокат, который защищает вашего сына.
На вид ей было лет семьдесят, такая же черная, как сын, лицо покрыто морщинами, вид усталый. Она смотрела на меня с подозрением, воспитанным веками рабства и еще более окрепшим за сто лет всевозможных ограничений и лишений, ее глаза молча вопрошали меня, почему ее сын не обратился за помощью к черному адвокату.
– Да, мистер Хоуп, – произнесла она. Голос ее звучал так тихо, что, казалось, вот-вот растворится в окружающем полумраке, как и вся ее хрупкая фигурка в черном поношенном пальто.
– Если вы не против, мне хотелось бы поговорить с вами.
– Пожалуйста, садитесь, – предложила она.
Я сел рядом с ней. В высокое окно за алтарем с трудом пробивались лучи полуденного солнца.
– Миссис Харпер, – начал я, – у вашего сына серьезные неприятности, ему предъявлено обвинение в убийстве жены.
– Да, знаю.
– Я хочу расспросить вас кое о чем. Ваши ответы могли бы помочь нам…
– Меня не было в Майами, когда он приехал сюда, – прервала она меня. – Ведь об этом вы хотите узнать, меня здесь не было. Я уехала в Джорджию навестить больную дочку. Она все еще болеет, но я не могла больше оставаться там. Когда такое говорят о Джордже, когда его обвиняют в таком деле…
– А вы сами как думаете: мог он сделать это, миссис Харпер?
– Нет, сэр, я так не думаю. Нет на свете более нежной души, чем у моего Джорджа. Он без памяти любил эту девушку, никогда и пальцем бы ее не тронул.
– Миссис Харпер, ваш сын утверждает, что приехал в ваш дом в воскресенье, пят…
– Да, это верно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25