– Боже мой!.. Я же держал в руках!
– Ну-ну! – тоже воспрял Гриф. – Продолжай! Что ты держал в руках?
– Птицу!.. Как же я не догадался? Это был скворец!
– Какой скворец? – проклекотал Гриф. – Только не нужно играть сумасшедшего! Я знаю, ты в здравом уме и память у тебя исключительная.
– Что же это я? – растерянно и как-то счастливо забормотал Птицелов. – Не узнал… А это скворец! Наверное, зимовал где-нибудь рядом с райской птицей. И выучился петь… Другой птицы там не было! Известный пересмешник и плагиатор! Но как пел, стервец!
Он выдавил таблетку из фольги, покатал красный шарик на ладони, словно каплю крови, и широким движением забросил себе в рот. Гриф что-то почуял, сорвался со скамейки, но было поздно…
Старик мгновенно подломился и рухнул на спину, раскинув руки. Гримаса нестерпимой боли исказила лицо, но кожа в тот же миг расправилась и глаза закрылись сами собой. Гриф бросился к Птицелову, похлопал по щеке, встряхнул за плечи, затем приоткрыл веко.
Бывший начальник контрольно-ревизионной службы был мертв. Яд действовал мгновенно…
Гриф неожиданно пнул безвольное тело, выматерился про себя и кому-то резко махнул рукой. Из-за надгробных камней показались двое в спортивных костюмах, легко подбежали к мертвому Птицелову. Один тут же присел возле трупа, оттянул веки и медленно выпрямился. Оба выжидательно смотрели на полковника Арчеладзе. Тот же, склонясь над мертвым, ощупал его карманы, достал из бокового связку ключей, затем выдернул из расслабленной и еще теплой руки упаковку с нитроглицерином.
– Труп закопаете в эту могилу, – указал он на плиту, где стояла клетка. – Личные вещи и одежду – ко мне в кабинет. Охрану кладбища не снимать, пока не закончите… В руках держал! Выпорхнул… скворец!
Он сел в «Москвич», замер на секунду, потом ударил кулаком по рулю и отщелкнул трубку радиотелефона…
Поиск Птицелова и операция по его разработке готовились и проводились несколько месяцев, но операция провалена по вине самого руководителя. Полковник Арчеладзе не боялся, что его отстранят от работы и выведут за штат либо вовсе отправят на пенсию; он пережил не одну перетасовку еще в бывшем КГБ, затем в Министерстве безопасности и остался на плаву, поскольку его специальный отдел, созданный по высшей воле сразу после августовских событий девяносто первого, занимался поиском утраченной золотой казны СССР и считался неприкасаемым. Более года ушло лишь на создание глубоко законспирированной агентурной сети с внутренними и зарубежными отделениями, разработку двух самостоятельных программ, которые напоминали авиацию ближнего и дальнего действия. Первая предназначалась для мгновенного реагирования на всякую «горячую», внезапно появившуюся информацию; вторая была рассчитана на более кропотливый анализ и агентурный сбор информации. Именно с этой целью во все правые и многие центристские патриотические партии и движения были внедрены опытные агенты, кроме того, на базе шумной, коммунистически настроенной группы интеллигентов-ученых было образовано патриотическое движение с яркой националистической окраской. Арчеладзе мало интересовала политика, однако он имел твердое убеждение, которое разделялось и высшими эшелонами власти: изъятое из государственной казны издыхающей компартией золото должно было непременно объявиться в виде финансирования правых патриотических партий и движений. Для этой цели не следовало заниматься политикой как таковой, а лишь совершать незаметную работу, сходную с трудом маляра: всех, начиная с монархистов и кончая фашиствующими группировками, подкрашивать красной краской, делая таким образом приманку для тех, кто владел теперь «золотом партии». Судя по оперативной информации, финансирование правых осуществлялось пока за счет патриотически настроенных промышленников и коммерческих структур. Это были едва заметные, почти пересыхающие ручейки. Оппозиция держалась на голодном пайке, но и его следовало постоянно урезать, ибо жаждущий всегда быстрее находит путь к воде, чем имеющий при себе полный бурдюк. Таким образом, Арчеладзе заставлял работать лидеров правых партий на себя. Пусть они ищут, пусть больше делают слепых движений, а его зрячие люди за ними присмотрят. Он был уверен, что пропавшая часть золотого запаса не может долго оставаться без движения. Иначе зачем его изымали и тщательно прятали? Рано или поздно при определенных обстоятельствах начнется подпитка «красных», и тогда будет нетрудно отыскать исток этой золотой реки…
«Стратегическая» авиация медленно делала свое дело, но ощущение успеха или поражения больше приносила «тактическая». (Арчеладзе начинал свою службу в особом отделе авиационного полка и потому с давних пор привык мыслить этими категориями.) Птицелов целиком укладывался в повседневную программу, и полученная от него информация могла значительно ускорить поиск, а то и вовсе привести к открытию. Да, видимо, не зря имитировали его смерть, похороны и не случайно упрятали под чужой фамилией и снабдили мгновенно действующим ядом. С самоубийством Птицелова провалился труд архивной группы отдела, которая не один месяц отрабатывала всю документацию Министерства финансов бывшего СССР, касаемую алмазов и золотого запаса. Часть документов, разумеется, исчезла, но остались косвенные указания на эту часть в других, уцелевших. Теперь некому было задавать вопросы… Упоминание о ртути, полученной Третьим спецотделом, натолкнуло экспертов на мысль, что золото вывозилось с объекта в виде амальгамы либо сливалось в специальное подземное хранилище на территории самого объекта. Можно было надежно упрятать драгметалл и в слитках, но как его достать потом с охраняемой территории? Амальгаму же из специального резервуара можно откачать по подземному трубопроводу обыкновенным ручным насосом-лягушкой. Предчувствуя удачу, Арчеладзе добился разрешения на обследование объектов Третьего спецотдела, а при нужде – и раскопок на территории, однако самые современные способы геофизических методов исследования недр не дали никаких результатов. Специалисты по подземным коммуникациям изучили всю прилегающую к объектам местность, жилые строения и никаких «лишних» трубопроводов не нашли, если не считать заброшенных старых канализационных трасс.
А ртуть, отпущенная Министерству финансов, никак не выходила из головы Арчеладзе, поэтому он затребовал всю документацию по операциям с нею за последние десять лет и обеспечил работой архивную группу еще на несколько месяцев. Уже после смерти Птицелова, в середине лета, начальнику отдела доложили странную, настораживающую информацию, которая еще больше запутала дело. Семьдесят шесть тонн ртути – это огромное количество. Такую массу жидкого металла невозможно утаить, спрятать даже при самом несовершенном учете и контроле. Так вот, получалось, что добыча этой ртути производилась «левым» способом и не отображалась в отчетности. Тот, кто задумывал операцию по изъятию части золотого запаса и его хранению, учел абсолютно все. Лишь маленькая оплошность – железнодорожная товарная накладная – выдавала подлинность факта получения Третьим спецотделом груза повышенной опасности. Получатель и сам груз, как требовала инструкция, были зашифрованы, и железная дорога официально как бы не догадывалась, что везет и кому. Но старые ее служащие, искушенные во всевозможных шифрах люди, прекрасно знали, что везут и по какому адресу. Арчеладзе удалось установить даже номера вагонов, в которых прибыла эта партия ртути на товарную станцию, но откуда была отправлена – оставалось загадкой, поскольку документация исчезла не только из папок Министерства финансов. Он понимал, что изъятием части золотого запаса занимался КГБ, – другой организации, способной провести такую операцию, не существовало. Причем делалось это по заранее согласованному плану, разработанному во всех деталях и имеющему двойное, тройное прикрытие. Это означало, что до сих пор живы и здравствуют люди, которых привлекали и к разработке, и к реализации плана. Иное дело, не всех посвящали в главный замысел операции, и они, как те слепые, знали о слоне лишь то, что сумели пощупать. Искать какие-либо материалы в архивах и делопроизводстве КГБ было бессмысленно: те, кто обеспечивал секретность и прикрытие операции, работали безукоризненно. Оставалось единственное – живые люди, и Арчеладзе усадил своих «штурманов» – аналитическую группу на поиск исполнителей. Аналитики избрали метод исключения и почти сразу отстегнули контрразведку: из этой среды вышло слишком много предателей – невозвращенцев из зарубежных командировок и изменников, – жаждущих поведать миру о тайных делах КГБ и тем самым оттягать себе славу борцов с режимом и деньги в виде гонораров за книги-откровения. Однако никто из них не проболтался о самой «горячей» операции, которая бы стала настоящей сенсацией и долго бы смущала и восхищала Европу: золотой запас СССР всегда был тайной для нее, как невеста под чадрой. Следственный аппарат отпал сам собой по причине его занудства и неспособности к блестящим оперативным действиям. Самым боеспособным, въедливым и решительным оставался аппарат политического сыска. Он был самым приближенным к партийному руководству страны и как бы составлял амальгаму, сплавляясь с ним на молекулярном уровне. Вчерашний оперативник этого аппарата мог стать секретарем обкома, а секретарь обкома – оперативником.
Установив таким образом круг своего интереса, «штурманы» Арчеладзе стали сужать его до конкретных личностей. После многочисленной сортировки и чистки политический сыск отчасти растворился в новых службах Министерства безопасности, имея свойства «амальгамироваться», отчасти оказался за штатом. Последние заслуживали особого внимания, и Арчеладзе запросил у аналитиков пофамильный список. Заштатный генерал Тарасов, работавший в совместной фирме «Валькирия», сразу же насторожил и захватил воображение начальника отдела. А то, что фирма занималась поиском неких сокровищ на Урале и была, по сути, правопреемницей Института, входящего в систему Министерства финансов, лишний раз доказывало причастность генерала к операции с золотым запасом. Однако, помня горький опыт с Птицеловом, Арчеладзе не стал ни задерживать Тарасова, ни искать с ним конспиративной встречи. В окружении генерала не оказалось ни одного агента, ни доверенного лица, с кем можно было установить связи и начать оперативную разработку. Пришлось в срочном порядке изучать обстановку и, рискуя провалиться, вербовать двух агентов из команды Тарасова: никого из чужих ему людей генерал бы к себе и близко не подпустил. Новобранцы Арчеладзе были афганцами, примитивными «дикими гусями», ищущими боевых и бандитских приключений, и могли служить лишь «слухачами». А для оперативной разработки требовался опытный, инициативный агент, способный вывернуть генерала наизнанку. Такой человек у Арчеладзе был, но внедрить его без специальной подготовки в генеральское окружение, где находилось с десяток бывших оперативников контрразведки и «нелегалов»-зарубежников, означало погубить и дело, и агента. Пока группа оперативного обеспечения изобретала легенду и моделировала план ввода профессионального сексота, информация от «слухачей» поступала вялая и маловразумительная. Афганцев взяли «на крюк» и склонили к сотрудничеству за простую уголовщину, и потому, как всякие подневольные, работали они без всякого интереса и усердия. А в конце августа вообще перестали выходить на связь. Выждав положенный контрольный срок, Арчеладзе срочно послал своего оперативника в Красновишерск и скоро получил информацию, отдающую мистикой: генерал Тарасов и оба «слухача» исчезли бесследно…
На какой-то момент Арчеладзе потерял привычное для него самообладание. Птицелов был не первым и не последним, кто при одном лишь приближении начальника специального отдела предпочел смерть. Счет открыл крупный партийный босс – Кручина… Исчезновение генерала подтверждало лишь его причастность к операции с золотым запасом. У всех, кто был так или иначе связан с нею, даже при малейшей попытке прояснить обстоятельства немедленно срабатывал какой-то внутренний «самоликвидатор». Они с такой потрясающей легкостью расставались с жизнью, что если бы не Птицелов, принявший яд на его глазах, Арчеладзе мог бы вообразить себе, что над каждым причастным к тайне золотого запаса висит незримый карающий меч.
В том, что генерал Тарасов мертв, Арчеладзе не сомневался, ибо накануне получил известие, что в районе Красновишерска так же бесследно исчез вертолет, зафрахтованный совместной фирмой «Валькирия», а вместе с ним – находившиеся на борту руководитель этой фирмы, бывший сотрудник Института Иван Сергеевич Афанасьев и три гражданина Швеции – соучредители «Валькирии». Человеку еще было можно потеряться на уральских просторах, но если бы этот вертолет был захвачен и угнан, то давно бы где-нибудь объявился, ибо за всяким летательным аппаратом наблюдала и диспетчерская, и военная служба ПВО. Ну а если бы потерпел катастрофу в тайге – осталось бы хорошо заметное с воздуха выжженное пятно, обломки машины, поваленные и поломанные деревья. Однако спасатели совершили облет огромной территории и ровным счетом ничего не нашли. Исчезновением вертолета с иностранными пассажирами на борту заинтересовались в США и во многих европейских государствах. Отечественным спасателям можно было и не верить, но когда на розыски вылетела международная экспедиция и, не жалея денег, исследовала все предполагаемые курсы пропавшей «вертушки», район Красновишерска стал напоминать Арчеладзе Бермудский треугольник. Он мало верил во всевозможные загадки природы, поскольку был практичным и деловым человеком, больше полагался на анализ и если слышал о таинственных явлениях, то попросту считал, что подготовлены они и проведены очень профессиональными людьми. А в существование каких-то сокровищ на Урале он не верил вообще и потому Институт кладоискателей относил к тем кормушкам, которые во множестве возникали в разлагающемся обществе. Однако возникновение «Валькирии» пробудило в нем серьезные мысли и догадки, особенно когда выяснилось, что там служит генерал Тарасов. Этот не был романтиком и полоумным фантазером, чтобы заниматься «арийскими сокровищами», и если пошел в совместную фирму, значит, за реальным золотом. Реальное же золото – изъятый золотой запас СССР. Раскол, произошедший в «Валькирии», и отделение российской стороны в самостоятельную компанию под руководством генерала означали лишь то, что Тарасов «взял след» и из патриотических побуждений не хочет делиться с какими-то шведами. Поэтому исчезновение генерала со «слухачами» и вертолета с новым руководителем фирмы и иностранцами – дело одной какой-то операции. Похоже, таким образом дала о себе знать некая третья сила, незримо присутствовавшая повсюду – от смерти Кручины и до смерти Птицелова.
Именно она, прекрасно организованная, глубоко законспирированная и вездесущая, больше всего притягивала внимание Арчеладзе. Но была неуловима, как разлитая на полу ртуть.
И хотя теперь Арчеладзе обнаружил новый, перспективный район поиска – Северный Урал, однако гибель Тарасова снова возвращала к исходному рубежу. Аналитическая группа плотно сидела теперь только на уральском материале, пытаясь сопоставить и логически выстроить все интересные факты. У «штурманов» от перегрузки новой, захватывающей информацией лезли глаза из орбит: соединив в одну цепь все исчезновения людей, в том числе разведчиков ГРУ, неожиданную и необъяснимую гибель туристов, сотрудников Института, служащих фирмы «Валькирия», они выдавали совершенно неприемлемые рекомендации, вплоть до объявления части Северного Урала чрезвычайной зоной. Смерть генерала Тарасова, конечно, поколебала хладнокровие Арчеладзе, но при этом он стоически выдержал сумасшедший напор аналитиков и из всех советов внял единственному – пожелал встретиться с человеком по фамилии Зямщиц. И то по причине личностной: когда-то Арчеладзе работал с его отцом. Его философское отношение к остальной загадочности региона диктовалось орлиным спокойствием: когда царь птиц парит в поднебесье, много чего видит на земле, но камнем падает, лишь увидев добычу. А пока по Уральским горам маячила лишь только ее неясная тень. Аналитиков чуть ли не силой оттаскивали от Урала, как раззадорившихся собак от спутанного заячьего следа.
Встречу с Зямщицем ему организовали в царском парке Орехова-Борисова, среди развалин недостроенного Летнего дворца. Несчастного уже привели в чувство, продержав три недели в Химках – в клинике, где космонавты проходили реабилитацию после полетов.
1 2 3 4 5 6 7 8