А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Пока женщины оплакивали дорогого покойника, из дальних служб подтянулся простой народищко. Я выбрал в толпе мужика посмышленее и спросил его, есть ли здесь кто-нибудь из «местного руководства». Оказалось, что это мужик и есть командир среднего звена, что-то вроде сельского старосты.
– Нужно сколотить гробы и подготовить похороны, – распорядился я.
– Это мы разом, – небрежным тоном пообещал он. – Для боярина незабвенного всегда рады расстараться.
В словах мужика явно чувствовалась двусмысленность, но я не стал обижаться за дорогого покойника.
– Когда боярина будут обмывать и переодевать, позови меня, – велел я.
– Это можно, – легко согласился староста.
Женщины между тем продолжали причитать и постепенно завели остальных зрителей. Мужики начали отирать кулаками скупые мужские слезы, а бабы лениво заголосили. Я не стал ждать окончания скорбных криков и пошел посмотреть, что представляет собой жилище моего недолгого, таинственного знакомца.
Увы, внутри покои на первом этаже оказались совсем неинтересными. Меченый, видимо, не успел привести интерьер в надлежащий вид. Комнаты были полупустыми, обстановка самая примитивная. Планировка же была такой же бестолковой, как и все строение. Побродив по пустым комнатам, я поднялся на второй этаж. Здесь, судя по всему, были «апартаменты» хозяина.
Я заглянул в комнаты и обнаружил в одной из них собранную из клепок по принципу бочки ванну. Мало того, над ней висел бочонок с дырочками в днище! Не иначе, как Меченый пренебрег нормальной русской баней и пользовался ванной и душем!
Интерес к покойному у меня все возрастал, и я продолжил обследование странного жилища. Однако ничего любопытного больше не нашел.
– Никак, боярин, чего ищешь? – спросил меня из-за спины знакомый голос.
– Хоромы осматриваю, – ответил я старосте. – Здесь боярин жил?
– Здесь, – ответил мужик. – А вон там – спал, – добавил он с нажимом на последнем слове и указал на дверь, мимо которой я уже прошел, не заглянув в комнату.
– Покажи, – попросил я.
– Не могу, туда не велено входить.
– Мне все можно, – веско сказал я и вернулся к пропущенной светелке.
Староста, не возражая, двинулся вслед за мной, едва не дыша в спину. Его самого мучило любопытство. Дверь оказалась запертой. Никаких замков не ней не было.
– Может быть, кто-нибудь закрылся изнутри? – спросил я.
– Вроде некому, все во дворе... – почесал затылок староста. – Не иначе, как колдовство.
– Это точно, – подтвердил я и начал искать секретный запор.
Все, конечно, оказалось элементарно просто. Меченый применил дедовский способ запирать сараи. Внизу двери, в массиве, была просверлена дырка, в которую он вставил металлический штырь, точно входящий в отверстие в полу. Поднимать же его нужно было за веревку, конец которой находился на самом верху двери.
Мои «аналитические» способности произвели большое впечатление на старосту. От волнения, наблюдая за моими действиями, он почти не дышал. Разобравшись в запоре, я потянул за шнур и легко отворил дверь. Перед нами предстала большая комната с огромной кроватью и полом, сплошь устеленным коврами.
– Ни фига себе, вот это сексодром! – невольно воскликнул я.
Староста слов не понял, но смысл уловил.
– Лепота! – восхищенно сказал он, осматривая помещение. – Царские чертоги!
Я вошел внутрь. На «царские чертоги» спальня, конечно, не тянула, а вот на комнату эротомана-извращенца смахивала значительно больше. Меченый явно был неординарным бабником. Кровать была не меньше, чем два на три метра, и явно рассчитана на групповой секс.
Кроме того, все стены были завешены кандалами, плетками, веригами, черными рясами вперемежку с яркими тряпками и предметами непонятного назначения. К красном углу, вместо икон, помещалось чучело козлиной головы с выкрашенной в красный цвет бородой, а под ним – перевернутое вверх ногами деревянное распятие.
Повеяло чем-то давно знакомым. Было похоже, что я опять оказался в нужном месте в нужное время...
– А что это за женщины были заперты в доме? – спросил я.
– Эти-то, – пренебрежительно махнул рукой староста, – так, бояриновы соски.
– К-кто? – ошалело переспросил я.
– Девки бояриновы.
– Нет, ты их как-то по-другому назвал.
– Кого?
– Да женщин этих!
– Никак не называл, – удивился староста.
– Сосками ты их называл?
– Называл.
– А что такое соски?
– Бог его знает. Как боярин говорил, так и мы за ним следом.
– Ты велел боярина в дом перенести и раздеть?
– Велел.
– Перенесли его?
– Почем мне знать, может, перенесли, а может и нет.
– Иди, проверь и доложишь! И смотри у меня, начнешь баловать, не пощажу!
Неопределенная угроза подействовала. Староста с озабоченным видом удалился. Я же остался рассматривать «гнездо разврата». Было похоже, что судьба вновь свела меня с современником, забредшим в чужое время. Присмотревшись к аксессуарам и антуражу комнаты, я почувствовал, что попал в средневековый сексшоп. Судя по всему, резвился здесь Меченый по полной программе. Причем не просто так, а с мистически-религиозным уклоном.
Я подошел к козлиной голове. Чучело было сделано из рук вон плохо, мерзко пахло, шерсть на морде начала облезать, зато в глаза были вставлены два отполированных, черных, как ночь, куска агата.
– Боярин! Раздели! – позвал староста. Он вбежал в спальню, тяжело дыша с бледным лицом. – Правду говорили люди, что боярина Сатана пометил!
Я пошел вслед за ним, мы спустились на первый этаж, где в пустом зале но столе лежал убитый мной человек. У стен робко жались давешние плакальщицы. Две старухи обмывали тело. Стараясь не смотреть на глубокую рану на шее, я осмотрел тело Меченого. Вызывающие ужас дьявольские отметины меня нисколько не удивили. Я ожидал чего-то подобного: на плечах у самозваного боярина были самые обыкновенные татуировки.
– А он не Антихрист? – испуганно спросил староста.
– Дебил он закомплексованый, – непонятно для крестьян ответил я. – Как приготовите, можете хоронить.
– На кладбище или так зарыть?
– Можно и на кладбище, мертвые сраму не имут.
– Ну, если только ты велишь, – мало что поняв, уважительно сказал староста, окончательно признавая меня за начальника. – А с бабами что делать?
– Пусть идут наверх, я с ними поговорю.
То, что выделывал с несчастными женщинами извращенец, меня не интересовало, однако нужно было решить, что с ними делать дальше. Наложницы, повинуясь команде старосты, двинулись вслед за мной. Я нашел горенку с несколькими лавками, попросил женщин сесть, а сам остался стоять у окна. Теперь при нормальном освещении и спокойном состоянии мне удалось их рассмотреть. Вкус у Меченого был значительно лучше, чем можно было судить по его изыскам в архитектуре и дизайне. Все девушки были молоды и красивы.
– Ты как сюда попала? – спросил я кареглазую красотку с тонкими чертами лица.
– Тятя продал, – просто ответила она. – Кормиться было нечем, всему семейству погибель.
– А ты? – спросил я следующую красавицу с густыми льняными кудрями, еще всклоченными после недавней ритуальной скорби.
– Меня в холопки силой увезли от родных родителей. Боярин сказывал – за батюшкины долги.
– Понятно. Тебя тоже продали? – обратился я к очередной девушке.
– Нет, меня боярин у татар выменял. Они тятю зарезали, а нас всем семейством, с мамкой и братиками, в рабство гнали.
– Что же мне с вами делать? – задал я риторический вопрос.
– Оставь нас при себе, боярин-батюшка, – подсказала выход кареглазая девушка, – мы всему обучены, что скажешь, то и сделаем. И в цепях можем, и под поркой. Боярин покойный ко всему приучил.
– Не могу, милая, – почти извиняясь, сказал я, – мне держать гарем не по обычаю. Может, вам к родителям вернуться, у кого они есть?
– Куда ж нам возвращаться, коли мы порченые, – вступила в разговор до сих пор молчавшая девушка с полным, круглым лицом и чувственными губами. – Нас родители назад не примут, и никто замуж не возьмет. Нам одно остается, камень на шею и в воду.
– Ваша-то в чем вина? Вы же не сами сюда пришли, а насильно!
– А нас и слушать не станут...
Все пригорюнились, включая меня. Как обычно бывает, крайними всегда почему-то оказываются не палачи, а жертвы. Я действительно не знал, что делать с бедолагами. Решив, что, в крайнем случае, отдам их под надзор и опеку Натальи Георгиевны, я окончательное решение отложил на следующий день.
– Ладно, утро вечера мудренее. Похороним вашего губителя, может быть, что-нибудь и придумаем. Пока идите к себе.
– А выходить нам на вольный воздух можно или в светелках сидеть? – задала вопрос полнолицая.
– Можно, конечно, может, женихов себе приищите, а я за приданым не постою, – пошутил я.
– А новенькую отпереть? – опять спросила та же одалиска.
– Какую новенькую? – не понял я.
– Ту, что в тереме запертая сидит.
– Господи, еще одна на мою голову, – подумал я, а вслух сказал: – Конечно, выпустите.
– Боязно туда идти, да нам самим и дверей не открыть – произнесла девушка, почему-то смутилась и покраснела.
– Пошли, покажете, где ее заперли.
Вся стайка жертв мужской сексуальной агрессии суетливо бросилась показывать темницу очередной мученицы, а я, чувствуя себя товарищем Суховым из фильма «Белое солнце пустыни», пошел следом за своим новоявленным гаремом. «Темница» или, вернее, «светлица» находилась в одной из дурацких башенок на самом верху дома. Дверь оказалась запертой тем же самым способом, что и в спальню. Я потянул веревку, вытянул тайный штырь и, пригнувшись, вошел в тесную коморку с узким стрельчатым окном. Лица женщины, которая встала навстречу, против света было не разглядеть.
– Здравствуй, милая! – как можно доброжелательнее сказал я.
– Здравствуй, Алеша, – тихим голосом ответила женщина и сделала маленький шажок в мою сторону.
В груди у меня похолодело, и разом стали ватными ноги.
– Аля! – только и смог произнести я. – Алечка!
Потом меня словно бросило вперед, и я сжал ее в объятиях. Жена вздрогнула, на какой-то миг у нее напряглись плечи, но тут же расслабились, и она прижалась ко мне.
– Аля, Аля! – бессмысленно повторял я в те моменты, когда отрывал губы от любимого лица. – Неужели это ты!
В дверях толпились взволнованные одалиски, жадно следили за нами, переговаривались, но все это было неважно, воспринималось краем сознания. Главное было то, что я все-таки нашел ее, что, наконец, мы вместе.
– Дай я на тебя посмотрю, – попросил я, когда начало проходить состояние шока, и повернул любимую лицом к свету.
С последней нашей встречи Аля совсем не изменилась. То же тонкое личико и тени под глазами.
– Ты такая же, совсем не изменилась.
– Да, да, – шептала она, – наконец мы встретились.
– Это моя жена, – зачем-то сказал я толпящимся в дверях девушкам. Потом спросил у Али: – Как ты сюда попала?
– Это неважно, – ответила она, – главное, что мы встретились...
Разговаривать и тем более целоваться при таком стечении народа было неловко. Глаза зрительниц горели как фонарики. Я слегка отстранился от жены, спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо. У меня все хорошо, как ты?
– Спасибо, нормально.
Разговор явно не ладился. Может быть, оттого, что все произошло так неожиданно. Нужно было о чем-то говорить, чтобы прикрыть неловкость:
– Как сын?
– У него тоже все хорошо, растет помаленьку, – ответила она, улыбаясь и ласково заглядывая мне в глаза. В этот момент я понял, что она все-таки изменилась, если не внешне, то внутренне. Оно и понятно, бедной девочке пришлось столько пережить!
– Где он? – спросил я о сыне, которого никогда не видел. Мы с женой растерялись во времени, еще когда она была только им беременна. С тех пор не могли встретиться. Ей удалось из восемнадцатого века вместе с ребенком попасть в Москву, в мою квартиру, а я в это время строил коммуну в послереволюционной России.
– Гостит у родственников, – неопределенно ответила Аля, продолжая приятно улыбаться.
– Родственников? – удивленно переспросил я. – Каких еще родственников?
– Ты их не знаешь.
Я открыл, было, рот, чтобы уточнить, какие у нее, круглой сироты, родившейся в восемнадцатом веке, нашлись родственники в семнадцатом, но ничего не спросил. Решил, что со временем все и так выяснится.
– Я люблю тебя, – отчетливо подумал я и посмотрел ей в глаза.
Она почему-то никак не отреагировала на это признание, продолжала все так же нежно улыбаться. Это меня удивило еще больше, чем появление таинственных родственников. Дело в том, что моя жена умеет читать чужие мысли. Этот дар она получила от старушки знахарки по имени бабка Ульяна. Именно Ульяны. Этот подарок она получит от девчонки, что сейчас нянчится с детьми Морозовой, через сто девяносто пять лет!
– Ты разучилась понимать? – спросил я, не уточняя, что именно.
– Я все прекрасно понимаю, – не уточняя, уверила Аля, видимо, для того, чтобы не выдавать посторонним свои способности. – Я так ждала нашей встречи!
– Я тоже, – ответил я, начиняя запутываться в своих ощущениях. Что-то здесь было не то и не так. Мы помолчали, глядя друг на друга. Потом она спросила:
– А где боярин ?
– Какой боярин, Меченый, что ли?
– Здешний, хозяин, – уточнила она, видимо, не пожелав называть его неуважительным прозвищем.
– Погиб, – коротко ответил я.
Ее плечи под моими руками напряглись, стали твердыми.
– Как, как погиб! – воскликнула жена с неподдельным волнением.
– Не волнуйся, теперь все будет хорошо, его убили... Он там, внизу...
– Кто? Кто его убил?
– В бою, – неопределенно ответил я, не уточняя свое авторство.
Почему-то я не сказал правду, да и не нужно было Але говорить вслух, она сам могла прочитать мои мысли. Другое дело остальные пленницы, у которых с убитым были свои, может быть, не всегда неприятные отношения.
Почему-то Аля опять не поняла, о чем я подумал, и продолжала бессвязно, взволнованно говорить:
– Как же так, убили! Он сам кого хочешь убьет! Нет, этого не может быть!..
Я удивленно смотрел на ее неподдельно расстроенное лицо и ничего не мог понять. Неужели Меченый так ее запугал, что она поверила в его непобедимость? Или это синдром жертвы и палача?
– Он внизу, его готовят к похоронам. Можешь сама пойти посмотреть. Теперь тебе нечего бояться!
– Да, да, пойду... – бормотала она, потом внимательно посмотрела на меня и внезапно успокоилась. – Ты, Алешенька, за меня не волнуйся, это я так, я просто испугалась.
Тело ее расслабилось, как будто его отпустила внезапная спазма. Она вновь стала похожа на саму себя.
– Так кто же его все-таки убил? – неожиданно спокойно спросила Аля.
– Тебе это непременно нужно знать?
– Да, нужно.
Тихо, чтобы не услышали толпящиеся в дверях женщины, я признался:
– Я.
– Ты? – Аля полоснула меня взглядом и с трудом удержалась, чтобы не отшатнуться. – Опять ты!
– Что значит опять? – растерянно спросил я, не понимая, что происходит. – Ведь Меченый тебя похитил и держал в заточении! Ты что, успела в него влюбиться?!
– Нет! – резко ответила Алевтина и даже с отвращением передернула плечами. – Влюбиться! Скажешь такое! Ты не в своем уме!
Я опять ничего не понял. Радость от встречи начала стремительно линять. Было похоже, что совершается что-то непонятное, необратимое в наших отношениях, однако разобраться, что именно, так, с хода, у меня не получилось. Первым делом засосало ревнивое чувство, что у нее что-то было с Меченым, хотя на женщину, потерявшую любимого, Аля никак не походила.
– Как это произошло? – тусклым голосом спросила меня жена.
– У нас был поединок. Мне просто повезло, в противном случае на его месте был бы я. Это бы тебя больше устроило?
Разговор получался глупый и обидчивый. Главное, что Аля стала совсем другой, не той, которую я любил. Словно это была совершенно чужая женщина, просто похожая на мою жену.
– Что случилось, то случилось, – тем же безразличным тоном произнесла она. – Считай, что тебе повезло...
– Надеюсь, – сказал я, просто чтобы не молчать. – Ты выйдешь отсюда?
– Да, пойду посмотрю на покойного.
Я пожал плечами и, пройдя сквозь спешно расступившихся «одалисок», спустился вниз. Там было шумно. Староста руководил подготовкой к погребению и понукал бестолковых дворовых людей.
– Игорь помер! – закричал он, увидев меня, – Его тоже хоронить?
– Что еще за Игорь? – не понял я.
– Ну, тот, которого вы раненым привезли.
Я понял, о ком идет речь, и машинально пошутил:
– Нет, оставь его себе на память.
– Зачем он мне сдался? – искренне удивился староста.
Я не ответил, махнул рукой и вышел наружу. Першинские крестьяне уже собирались в обратный путь. Я забрал свои вещи из подводы и расплатился с ними мелкими серебряными монетами. Вид серебра произвел на свидетелей, толкущихся во дворе, впечатление, и обращаться ко мне стали исключительно «боярин».
Что делать дальше, я не знал. Оставаться в доме убитого мной человека было не очень комфортно, как и уехать, не оказав помощь жертвам моего беспутного современника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32