Сироп – густой, зернистый и пикантный – был таким вкусным, что Шеннон присоединилась к мужчинам, опасаясь, что ей ничего не достанется. Кахнаваки развеселился, увидев, каким успехом пользуется его подарок.Джон, казалось, был поглощен только едой. Но Шеннон догадывалась, что он рад видеть друга, представить ему свою женщину в лучшем свете. Она верила, что этот завтрак сохранится в ее памяти на долгие годы.Кахнаваки погладил себя по тугому животу, растянулся на широкой кровати Джона и что-то весело сказал на своем языке.Джон расхохотался.– Он угрожает остаться с нами навсегда.– О, нет. Он не может остаться! – Шеннон вспыхнула, но быстро нашлась. – А как же Малиновка? Он должен быть с ней.– Я же говорил тебе, что у него необычный юмор? Он знает, что мы дорожим уединением, – Джон взял ее за руку и отвел в сторону. – Шеннон, он же пошутил. Что с тобой? Ты грубишь?– Знаю, – вздохнула она. Ей было стыдно, что она не сдержалась, представив себе взгляд Кахнаваки, преследующий ее день и ночь. – Извини. Не понимаю, что со мной.– Это же Кахнаваки, а не саскуэханноки, что смущают тебя, – мягко попенял он. Вдруг его голос стал низким и хриплым. – Может быть, к тебе вернулись чувства к нему, что были в первые дни?– О чем ты говоришь, Джон?! – ей казалось, что фантазии о Кахнаваки были давно, в прошлой жизни. – Я давно забыла об этом. Когда я думаю о любви, я вспоминаю Джона Катлера.Самодовольная улыбка озарила его лицо. Он склонился к ней, чтобы поцеловать. Потом вспомнил о присутствии своего друга и погладил Шеннон по щеке.– Знаешь, почему он дразнит нас? Он знает, что нам хочется остаться одним.Кахнаваки понимающе фыркнул и устремился к двери. На ходу он схватил со стола последний оладышек и поманил Герцогиню. Хлопнула дверь, и Джон снова наклонился для поцелуя.– Подожди, – Шеннон хотелось извиниться за свою грубость. – Ты сказал ему, что мы собирались зайти в деревню?– Конечно. Я даже объяснил ему, что тебе не терпится пойти к моей матери, и он поддержал тебя.– Не может быть!– Мы говорили об этом, пока ты готовила. Он считает, что там ты будешь спокойнее и выздоровеешь быстрее. Он полагает, что нам нужно немедленно отправляться.– Вот как! – Шеннон зарделась от благодарности и вины. – Но ты хотел увидеть ребенка.– Он пришлет за мной. Мы обо всем договорились. Поцелуй меня.Она прильнула к его груди. Джон прижался к ее рту губами со всей мужской страстью. Он настойчиво подталкивал ее к кровати. Шеннон рассмеялась.– Остановись. За дверью твой брат.– Наверное, он уже ушел, – Джон принялся расстегивать джинсы. – Он не любит долгих прощаний.– Ушел?– Я просил его взять с собой Герцогиню. Она не годится для длинной дороги и… – Джон заметил, что Шеннон расстроилась. – Ну, что еще?– Ты должен попрощаться с ним! Я не прощу себе, если он уйдет, не простившись.– Шеннон?..Не обращая на него внимания, она бросилась к двери, позвала Кахнаваки, который уже почти достиг опушки леса. Услышав в ее голосе тревогу и отчаяние, он поспешил назад.Шеннон встретила его на полдороге, схватила за руки.– Не уходи, Кахнаваки. Побудь с нами еще немного.Вождь сочувственно улыбнулся своему брату. Мужчины весело рассмеялись, и Джон сказал:– Он чувствует, когда мешает. Я же говорил тебе, что у него блестящий ум, – и добавил, обращаясь к Кахнаваки: – Шеннон хочет попрощаться с Герцогиней.– Конечно, хочу. А вы пожмите друг другу руки и… пожелайте что-нибудь хорошее.Джон ухмыльнулся.– Мы оставим сантименты тебе. Поцелуй Герцогиню. При мне можешь поцеловать Кахнаваки. Его давно не целовала женщина нормальных размеров.– Джон, я говорю серьезно, – в ее голосе слышалось отчаяние. – Скажи ему, что он – замечательный брат. Пожми ему руку.– Опять вздор, – сказал со вздохом Джон своему брату.Но Кахнаваки, кажется, понял ее. То ли по дрожащему голосу, то ли по ее уклончивому взгляду, то ли по скорбному выражению лица. Кахнаваки пристально смотрел ей в глаза, и, казалось, читал ее мысли. И Шеннон увидела в глубине его бездонных черных очей проблески истины, намек на вину. Она сжалась, как от удара.– Пожалуйста, скажи ему, Кахнаваки…Вождь нахмурился и повернулся к Джону.– Мой брат и друг, любовь Кахнаваки к тебе сильнее речных порогов, что дали ему имя.Улыбка Джона угасла. Он быстро заговорил по-саскуэханнокски. Кахнаваки ответил просто:– Я назову своего сына в твою честь, Джон Катлер.– Не слушай вздор, который несет Шеннон. Ничего с нами не случится. Скоро мы встретимся снова. Помнишь, в чем мы поклялись друг другу? Ты и я, мой брат, умрем вместе, сражаясь бок-о-бок в бою…– Нет!Мужчины повернулись к ней. В глазах Кахнаваки появилось сострадание. Во взоре Джона – ярость. Шеннон съежилась от стыда. Она опять грубо оскорбила друга и брата своего возлюбленного. Ее трясло – предсказание смерти подобно проклятию. Ни единого звука не сорвалось с ее губ. Она была просто не в силах выдержать напряжение от дурного предчувствия, охватившего ее при мысли, что Джон может умереть раньше, чем минуют два месяца.Кахнаваки ласково погладил ее по щеке. Лицо его было спокойно, неподвижно. Они молча смотрели, как он уходит. Наконец, Кахнаваки и Герцогиня скрылись в лесу.В зеленых глазах Джона горела ярость.– Марш в хижину, – резко сказал он.– Джон…– Не хочу говорить с тобой.– Я не хотела…– Замолчи! – Он с трудом сдержался и процедил сквозь зубы: – Иди в хижину, возьми свою сумку. Мы отправимся, как только я навьючу мула. – Джон пристально смотрел на деревья, за которыми скрылся его дорогой, оскорбленный друг. – Посмотрим, сможет ли моя мать понять, что ты за птица. ГЛАВА 15 – Долго ли идти до Нью-Амстердама? – однажды, занимаясь любовью, спросила Шеннон.Джон усмехнулся.– Зависит от тебя. Насколько часто придется утолять твой «голод».– Рыбой? – невинно осведомилась она.– Любовью, – последовал краткий ответ, подкрепленный наглядным примером «утоления голода».Сейчас, глядя на сильные прямые плечи Джона, Шеннон испытывала острое разочарование. Она устало тащилась за ним через дикий лес, удрученная его холодностью.Первые пять часов пути шли в полном молчании. Шеннон понимала: поведение Джона было естественной реакцией на обиду, нанесенную его другу. Она простила себя за несдержанность, зная, что мучилась бы от чувства вины, если бы друзья не простились. Нетрудно было убедить себя, что она обязана вырвать Джона Катлера из железной хватки судьбы – судьбы, предопределившей его гибель вместе с Кахнаваки через семь недель. Шеннон была готова спасти его любой ценой, даже ценой его любви к ней.Ей казалось, что она уже потеряла его любовь. Гнев сменила холодность, что было еще хуже, чем ярость, кипевшая в нем в первые часы пути. И только в середине дня, когда они остановились поесть и отдохнуть, Шеннон ощутила перемену. Она вспыхнула, вспомнив, как упорно Джон смотрел в ее тарелку с жареным кроликом, равнодушный к ее уязвимости и обидчивости. Он будто ждал, осмелится ли Шеннон не съесть мясо. Она заставила себя откусить кусочек. Было противно до тошноты. Чтобы не разозлить Джона еще больше, она с трудом подавила это ощущение. Когда он отвернулся, Шеннон бросила остатки кролика Принцу. Собака сразу же стала ее другом и надежным спутником.Принц был единственным светлым лучиком на этом мрачном пути. Волкодав всегда был внимателен к ней, но теперь особенно. Казалось, он понимает состояние Шеннон и пытался защитить ее от новых бед. Он неторопливо бежал рядом, изредка лизал ей руку или тыкался носом в икры, если она останавливалась перевести дух или выпить воды, которой всегда щедро делилась с ним.Внимание Шеннон привлекали бесчисленные стада оленей, стремительно уносившихся прочь, почуяв человека; многочисленные кроличьи семейства, и белки, беззаботно прыгающие в ветвях деревьев; и даже медведь, которого она не видела, но слышала, как он ревел неподалеку. В другое время Шеннон восторженно относившаяся к животным, с удовольствием раскрывала бы тайны лесного царства. Сейчас поведение Джона омрачало ее радость, и даже красота девственной природы не принесла утешения.Шеннон осознала, насколько сильно поглотили ее в последние дни любовь, подготовка Джона к близкому расставанию, к потере брата и всех саскуэханноков. Она не могла представить, как тяжело ей самой потерять Джона. Одиночество, печальное одиночество… ждет их обоих. Шеннон так отчаянно нуждалась в нем, что казалось, ей не пережить потери.Джон был одет, как индеец-саскуэханнок. Его стальные мускулы четко вырисовывались под кожаной без рукавов рубашкой, грубые кожаные штаны украшены бахромой и вышивкой из бус. Прочные высокие мокасины. На поясе нож и кисет с табаком, хотя Шеннон никогда не видела, чтобы Джон курил. «Пригодится», – печально подумала она, чтобы пускать дым ей в лицо во время обеда – приготовленного, несомненно, из самых беззащитных существ в лесу. Но она вынесет все – и дым, и мясо, – только бы угодить ему.Неохотно она призналась себе, что у гнева Джона есть положительные стороны. Можно больше не беспокоиться, что он будет тосковать по ней, когда она исчезнет. Пропала его зависимость от нее, и не нужно больше беспокоиться об этом. Джон, возможно, полюбил ее за эти бурные, полные романтики дни. Но случай с Кахнаваки отрезвил его, ожесточил его сердце к ее безмолвной мольбе.– Если ты любишь – оставь его, пусть злится, – выговаривала она себе. – Тогда ему не будет больно, когда он узнает, что ты предала и покинула его.Снова и снова Шеннон напоминала себе, что Джон, по крайней мере, в безопасности. С каждым шагом он удаляется от занесенного судьбой меча. Он будет жить, и из-за презрения к ней он сможет снова полюбить.Но сможет ли он поверить женщинам? Возможно, никогда. Он может возненавидеть их. Шеннон посмеялась над своими фантазиями. Джон Катлер обожал секс и не мог долго оставаться без женщины. Пожалуй, он женится на индейской женщине – к сожалению, не на саскуэханнокской. Должно быть, на ком-нибудь из рода своей мачехи – и будет жить так, как ему нравится.Нет, Джон Катлер не станет презирать всех женщин. Он будет презирать только одну. * * * Джон не курил за обедом. Он приготовил рыбу и дикий лук, будто прося прощения за невинного беззащитного кролика. Шеннон поняла, и сделала вид, что ест с удовольствием. И снова, как только Джон отвернулся, половина ее порции оказалась у Принца. Она наелась, но ее слегка подташнивало, скорее всего, из-за ссоры. Джон съел немногим больше, чем она. Кажется, его тоже беспокоила их размолвка. Собравшись с духом, Шеннон решила, что пора объяснить ему причину своего бестактного поведения.– Джон.– Не сейчас, Шеннон.Шеннон зарылась рукой в мягкую шерсть Принца, ища у него поддержки.– Мне нужно поговорить с тобой.– Завтра.Ее даже обрадовала отсрочка.– Идем, Принц, умоемся. – Она надеялась, Джон посоветует ей быть осторожнее на берегу, но он молчал, упорно глядя на далекие звезды.– Все просто, – сказала она себе. – Он знает, что с Принцем ты в безопасности. – Правда, Принц? – пробормотала Шеннон, спускаясь на берег. – Мы с тобой – неплохая команда. Я рада, что у меня есть ты. Обязательно заведу собаку, когда вернусь домой. Я всегда была в разъездах и не могла держать животных. Теперь все будет иначе. Может быть, я открою приют для бездомных животных. Я же получила от Дасти неплохие деньги.Впервые Шеннон задумалась о своем исчезновении из прошлой жизни. Несомненно, смотритель поднял тревогу, и поиски начались. Возможно, сообщили Филиппу, напугали его до смерти и испортили ему отпуск. Она знала: Дасти Камберленд не остался в стороне. Он обязательно займется поисками. А Колин Марсалис тщательно проверит, упомянула ли она в своем завещании адвокатов из Общества защиты окружающей среды.Вспомнив о них, Шеннон улыбнулась. Филипп – единственный человек, кому ее будет недоставать. Но ему пора избавиться от чувства ответственности за нее. Первое, что она сделает, когда вернется в свое время, так это уедет из родного города – в Орегон или Аризону, – так что Филиппу не надо будет беспокоиться всякий раз, когда она выходит на прогулку. Может быть, он, наконец, женится.– Но у меня никогда не будет семьи, – прошептала она сквозь слезы. – Как печально! У меня никогда не будет малыша, которого я могла бы прижать к своей груди и любить, и заботиться о нем… – Позади хрустнула ветка. Шеннон прикусила губу и оглянулась.Голос Джона был холоден, но в нем слышались добрые нотки.– Не плачь. Тебе пора отдохнуть. Я приготовил удобную постель.– Спасибо, – Шеннон поднялась к нему. – Спокойной ночи.– Извини за кролика.Шеннон глубоко вздохнула и попыталась улыбнуться, но губы не слушались ее.– Это меня не волнует. По… заслугам…– Ложись спать. Утром тебе будет лучше, – резко прервал ее Джон. – И больше не плачь. – Не оглядываясь, он пошел к реке.– Это только начало, – прошептала Шеннон, поглаживая Принца. – Возможно, он простил меня… Чуть-чуть. Стал немного добрее. Следующие недели могут оказаться вполне терпимыми.Она обманывала себя. Если Джон будет сердечен и добр без страстной влюбленности, пережить эти недели будет невыносимо трудно. Джон Катлер – упрям и своеволен. Он может злится сутками. Шеннон скользнула под шерстяное одеяло, свернулась калачиком и уснула. * * * Наступило завтра. Не давая ей возможности оправдаться, Джон быстро свернул лагерь и накормил Шеннон сушеными фруктами и грецкими орехами. По глазам было видно, что лучше его не трогать. Либо он не спал ночь, либо сон только усилил его гнев.Шеннон, напротив, никогда не чувствовала себя такой отдохнувшей, как сегодня. То ли свежий горный воздух, то ли легкий ветерок, дувший от реки, то ли спокойное посапывание Джона слева и Принца справа от нее, убаюкали Шеннон. Она проснулась бодрой, энергичной, полной надежд. Если вчера она с трудом переставляла ноги, то сегодня летела, словно на крыльях. Если вчера она покорно следовала за Джоном, то сегодня нетерпеливо обогнала его. Шеннон любовалась постоянно менявшимся пейзажем. Принц весело бегал вокруг своей новой хозяйки, исчезая в зарослях, потом с лаем выскакивая на тропу.Волкодав дважды предупреждал ее об опасности: не дал упасть в ловушку, замаскированную ветками, и громко залаял, когда Шеннон сорвала крупную красную ягоду.– Ядовитая? – Принц заскулил, и она зарылась лицом в его густой мех, снова и снова шепча ласковые слова.Шеннон впервые видела плотину, построенную бобрами, но обитатели не пожелали показаться ей, как она их не упрашивала. Вниз по течению реки она обнаружила старое каноэ. Прыгнула в него и сразу определила, почему его бросили. Если Джона и позабавило, как она выскочила из каноэ, вымокшая в ледяной воде, он не подал вида. Казалось, он больше не сердился, и Шеннон охватили радость и волнение.Завтракали вяленым мясом и кукурузным хлебом. Шеннон сильно проголодалась и ела с удовольствием, но не забыла поделиться с Принцем своим завтраком. В знак благодарности волкодав принес несчастную беззащитную утку, которой хотел угостить свою хозяйку. Глядя на нее, Джон не смог сдержаться, фыркнул и потрепал собаку по загривку. Он вел себя так, будто Шеннон здесь вовсе не было. Она обиделась и сделала еще раз попытку объясниться с ним.– Джон. Уже утро.– Вижу. – Впервые в этот день он взглянул ей в глаза. – Ничего не надо объяснять. Я знаю, ты не отвечаешь за свои слова. И я не сержусь на тебя.– Ты раздражен?– Нет.– Расстроен?Джон нахмурился.– Пожалуй, – он подошел к мулу поправить сползавший тюк. – Чем быстрее мы доберемся до дома матери, тем лучше все закончится. Идем.– Сначала нам надо поговорить. Я не прошу простить меня или любить меня. Мне нужно все объяснить. Для меня это важно.– Хорошо. Я слушаю.– Когда я видела своего брата Филиппа в последний раз…– У него было предчувствие, – прервал ее Джон. – Ты уже говорила об этом.– Разве? – Шеннон нервно облизала губы. – Он сказал, что боится больше не увидеть меня. Я не приняла его слова всерьез и не попрощалась с ним. Не сказала о том, что он должен знать. Эта мысль не дает мне покоя.– Понимаю, – Джон нетерпеливо потряс головой. – Ты все никак не поймешь: когда речь заходит о таких вещах, Кахнаваки становится таким же ненормальным, как ты. Он верит в предчувствия и видения. Я могу распознать твой бред и считаю его безвредным, но Кахнаваки… – От волнения голос его дрожал. И впервые за последние дни Шеннон захотелось, чтобы к нему вернулась его косматая рыжая борода. Тогда бы она не увидела на его лице недовольства. – Твои слова задели его, Шеннон. Они отравляют ему лучшие часы жизни, отцовство. И… возможный успех в переговорах с сенеками.– Придет день, и ты все поймешь. Ты будешь благодарен за то, что попрощался с ним.– Шеннон!Голос Джона был резок. Шеннон вздрогнула и замолчала. В глубине души она знала, что Джон никогда не будет ей благодарен. Наступит день, когда он будет в ярости и возненавидит ее, осознав, что дав ему возможность проститься, она лишила его возможности сражаться за спасение своего народа… своего брата… своего друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32