В конце концов, королевская знать была его естественным советчиком. Долг короля — советоваться с ними и действовать в соответствии с их пожеланиями.
Женщины, за исключением Изабель, были просто потрясены одной мыслью о том, что ждало бы Элинор при таком повороте событий. Изабель, которая хорошо знала Элинор, благодарила Бога, что подобный брак не довел ее подругу до греха смертоубийства. Она сама бы молилась, плакала и терпела, а Элинор либо убила бы этого человека сама, либо устроила так, чтобы он исчез с ее пути. Однако Изабель ни в коей мере не шокировал притворный страх и хрупкость Элинор. Слабость — подходящее оружие женщины, и Изабель предпочитала, чтобы Элинор пользовалась именно этим оружием, а не ножом.
Когда первоначальный шок прошел, гости ринулись вперед, чтобы выразить сочувствие, а некоторые даже объявить об открытой поддержке. Вассалы Элинор оказались все заодно в этом вопросе. Многие из них любили свою госпожу, но не только это стало причиной их сочувствия. Мысль получить в качестве сюзерена Фулка де Кантелю или Генри Корнхилла мгновенно подняла их верноподданнические чувства к Элинор и Иэну до непостижимой высоты. Ни их жены и дочери, ни их земли не могли быть в безопасности с господином, которого предложил король.
Вассалы Иэна выглядели не такими счастливыми. Они не хотели враждовать ни с фаворитами короля, ни с самим королем. Тем не менее они тоже вышли вперед, чтобы выразить поддержку своему господину. Они понимали, что, поскольку Элинор теперь неотвратимо становится наследницей Иэна, если какая-то беда приключится с ним, то они перейдут вместе с ней к любому человеку, которого король выберет для нее. И они не питали иллюзий относительно кандидата короля — де Випон был хорошим господином: честным в делах и всегда приходящим на помощь попавшему в беду человеку.
Знай раньше волю короля, они, безусловно, воспротивились бы этому браку, который оказался против его воли. Однако никто об этом не знал из-за тех проклятых преступников — а преступники большей частью существовали по вине короля, — так что теперь им оставалось только твердо поддержать своего господина.
Вильям Солсбери был в бешенстве, но его гнев ни на кого конкретно не направлялся. Да и кого винить? Совершенно очевидно, что Иэн оказался столь же удивлен, как и он сам, тем, что предприняла Элинор. Однако он не мог винить и бедную Элинор, которая также явно была запугана до крайности предложенным ей выбором мужей. Вероятно, Иэну следовало бы предупредить ее, подумал Солсбери, полагая, что Элинор не читала его письмо, но он понимал, почему Иэн не сделал этого.
Солсбери не мог даже обвинить Джона, бедного Джона, который никогда не мог правильно разобраться в человеке или ситуации и который неизменно и настойчиво делал все в точности не так, как надо. Ему нужно будет отправиться навстречу Джону, лишь только тот вернется в Англию, и объяснить, что произошло. Если бы ему удалось убедить Джона милостиво согласиться с этим браком, все было бы совсем по-другому. Доброта короля, прощающего своего подданного, затмила бы недостаток хорошего вкуса в попытках обогатить верных слуг.
Вскоре после обеда, перед самым отъездом Солсбери поговорил об этом с Иэном и спросил, что он решил насчет Адама и Джоанны. К облегчению Иэна, он вроде бы совсем не расстроился теми уклончивыми ответами, которые получил. Он сказал, что понимает, что у Элинор едва ли было время для подобных вопросов в суматохе собственной свадьбы. Иэну пришлось стать несколько менее осторожным, но Солсбери по-прежнему сохранял добродушный вид. Он посетовал, что не получит Адама на воспитание. Затем со смехом и откровенно заметил то, что Иэну приходилось облекать в очень деликатные фразы.
— Элинор не права насчет моей жены. Ей следовало бы приехать к нам и познакомиться с Элой поближе, но я понимаю, что близость ко двору, может быть, и не самый лучший вариант для такого гордого мальчика, тем более если мой брат воспримет ваш брак в штыки, что, я надеюсь, не случится. И действительно, разумно не создавать двойные узы в одном направлении, когда у вас только двое детей. Но я могу все-таки надеяться со временем на брак Джеффри и Джоанны? У нее нет возражений против Джеффри?
— Совершенно никаких, — ответил Иэн и затем, учитывая открытость Солсбери, добавил: — Она ясно сказала, что была бы рада ему, даже без земли и без всякой легитимации, лишь бы это только доставило радость Джоанне. Кроме того, она добавила, что всеми силами будет способствовать тому, чтобы взгляд Джоанны обратился в сторону Джеффри.
— Тогда я полностью удовлетворен.
Солсбери вскочил на лошадь, подготовленную для него, и, махнув на прощание рукой, поскакал через подъемный мост, догоняя свиту жены. Иэн постоял несколько минут, глядя ему в спину, затем развернулся и поспешил обратно в замок. Для него было большим облегчением узнать, что Солсбери не оскорбился и сделает все, что от него зависит, чтобы уладить дело с Джоном. На это он, конечно, намекал и в своем письме, но тем не менее было просто здорово получить подтверждение его обещания после той волны враждебности по отношению к Джону, которую Элинор умышленно подняла.
Иэн не заблуждался насчет мнимой шайки преступников, но он наделял Элинор даже большей хитростью и двуличием, чем она на самом деле обладала. Весь день, занятый проводами гостей и развлечениями тех, кто оставался, Иэн раздваивался между бешенством от того, как Элинор воспользовалась своими гостями, и, с другой стороны, облегчением, что причина гнева короля — если Джон все-таки решится продемонстрировать свою злобу, — стала широко известна. В ту ночь, как только служанки Элинор собрали его разбросанную одежду и вышли из комнаты, он обернулся к жене:
— Что это еще за преступники? Как ты посмела? Элинор не ответила, спокойно заплетая волосы в две толстые, как запястья Иэна, косы. Обычно она не заплетала косы на ночь, но ей пришло это в голову, когда она оседлала своего мужа в прошлую ночь. Поскольку Иэну сегодня пришлось много ходить и его колено, по-видимому, разболелось, она решила, что ей следует подготовиться вновь сыграть активную роль в их любовной игре.
— Ты слышишь меня? — рявкнул Иэн.
— Я не глухая, — спокойно ответила Элинор.
— Как ты посмела заманить в западню епископов, Оксфорда, Ллевелина, твоих и моих вассалов, даже родного брата и дочь Джона, заставив их участвовать в открытом неодобрении действий короля?
— Потому что эти действия заслуживают неодобрения.
— Я не об том говорю! — взревел Иэн. — Меня ты не одурачишь! Никаких преступников в лесу нет — я сам очистил лес. Это твои люди схватили гонца! Как ты осмелилась на такое?!
— Я решила, что это лучше, чем добавлять открытое неповиновение воле короля к тому, что он уже имеет против меня. С гонцом ничего страшного не случилось. Никто не сможет его ни в чем обвинить, поскольку ясно, что это не его ошибка. И нас никто не сможет обвинить в том, что не является нашей виной. Что же я сделала неправильно?
— Ты лгала своими глазами, ртом, голосом, всем своим телом. Ты…
— Я исповедаюсь и приму епитимью, — безразлично ответила Элинор. Иэн задохнулся.
— Отцу Френсису придется долго искать подходящее наказание, которое поглубже проймет тебя, — горестно заметил он.
Покончив со своей прической, Элинор повернулась на стуле и посмотрела на мужа.
— Не думаю. Я ведь не лгунья по натуре, — нежно пролепетала она.
Иэн сжал кулаки, но огромным усилием воли овладел собой.
— Элинор, — сказал он мягко, — ты думаешь, что двух марок достаточно, чтобы надолго заставить того человека молчать? Не попросит ли он еще немного, потом — еще?
— Какого человека?
Иэн сделал шаг вперед, явно начиная терять контроль над собой.
— Ты можешь лгать, кому хочешь, но только не мне. Не мне!
— Клянусь душой Саймона, — ответила Элинор, — я не сказала ни слова лжи тебе в этой комнате ни теперь, ни когда-либо ранее. То, что происходит в этой комнате, это касается только твоего и моего сердца, и у меня и в мыслях нет лгать.
Это остудило Иэна, как холодный душ. Если Элинор поклялась душой Саймона, значит, говорит правду. Она могла бы рискнуть проклятием собственной души, но только не Саймона. Его кулаки разжались.
— Дай мне разобраться, — сказал он уже более рассудительно. — Твои люди схватили гонца и удерживали его в плену? — Элинор утвердительно кивнула. — Как же это могло получиться, если ты не подкупила его, что он так удачно оказался в зале сразу после присяги, чтобы происшедшее с ним узнали все?
— По милости Бога или дьявола, — мрачно ответила Элинор. — Но, клянусь, чго это не моя заслуга. Я приказала моим людям отпустить его в тот день, и это все, что я сделала, и ничего другого я не устраивала. Да и как я могла? Должна признаться, что если бы я могла устроить подобное, я бы с удовольствием это сделала, но сие казалось невозможным. Откуда я могла знать, где будут работать дровосеки? Откуда я могла знать, не отобьется ли где-нибудь овечка, чтобы привести туда все стадо? Без такого знания я не осмеливалась указать егерям точное место, где освободить пленника. И потом его пришлось оставить связанным, чтобы он не мог проследить за теми, кто поймал его. Как я могла знать, сколько времени понадобится ему, чтобы освободиться? Или сколь долго он будет искать дорогу сюда? Я приказала им оставить его поближе к краю леса, но это могло быть и не слишком близко. Он мог пойти в другую сторону и вообще заблудиться.
— Кто знает об этом деле?
Элинор задумалась, затем твердо помотала головой:
— Они мои. Они не предадут меня. Они никогда не выдали бы меня, что бы я ни приказала им сделать.
— Ты думаешь, я выдам их? — Иэн вновь повысил голос.
— Нет, конечно, — уверила его Элинор. — Ты просто смутишь их. В твоем желании защитить меня от меня самой ты либо запретишь им делать подобные вещи, либо прикажешь приходить к тебе за подтверждением приказов, отданных мною, либо попытаешься объяснить опасность для меня такой их послушности в подобных делах. В другом месте или с другой женщиной это могло бы сойти, но я — леди Роуз-линд, и эти люди подчиняются моему легчайшему дыханию вот уже почти двадцать лет — причем независимо от того, кто мой муж!
— Теперь выслушай меня, Элинор! Она поднялась и, подойдя к нему, ласково обняла за плечи.
— Нет, Иэн. Это ты выслушай меня. Я сделала это не для того, чтобы уязвить твою гордость или ослепить твои глаза своим могуществом. Я доверяю тебе. Я знаю, что ты никогда ни по какой причине не причинил бы мне зла. Но подумай. Это, конечно, неестественно для мужчин, даже таких, как мои слуги, подчиняться женщине. Но я не осмеливаюсь нарушить или избавить их от этой привычки к повиновению. Однажды Джоанна станет хозяйкой Роузлинда. Если она выйдет замуж за Джеффри, и он здесь будет жить, и все будет хорошо, ты сможешь сказать, что я зря беспокоилась. Но если она выйдет за другого или Джеффри умрет и какой-нибудь король навяжет ей какого-нибудь мерзавца…
Вполне может не оказаться под рукой доброго Иэна защитить ее, как ты защитил меня. Даже если ее вассалы будут достаточно верны ей, что они смогут сделать? Дни, когда небольшая группа могла поднять восстание, уже давно миновали. Только простой люд Роузлинда сможет стать ей опорой — егеря с их длинными луками, воры из городских закоулков с их длинными ножами, рыбаки с их быстрыми лодками, которые переворачиваются, и с сетками, которые запутываются. И им нужно знать только, что слово госпожи — закон.
Эта речь немного утихомирила Иэна. Он не был так уж уверен, что дни, когда группа вассалов могла поднять восстание, миновали. В любом случае было достаточно ужасно представлять ее в лапах Фулка или генри, хотя Иэн знал, какая она сильная и решительная женщина. Мысль же о Джоанне, которую он когда-то качал на руках и которая все еще казалась ему хрупкой и беспомощной, как первый весенний цветок, в сочетании с подобной угрозой была совершенно невыносимой. Он прижал Элинор к себе, и она положила голову ему на грудь. Спустя мгновение, однако, она выпрямилась. Было бы весьма неразумно позволять Иэну продолжать раздумывать над их разговором, иначе его опять начнут грызть сомнения. Надо как-то отвлечь его внимание.
— Иэн, ты не разговаривал с сэром Питером из Клиро-Хилла? Он последние дни избегал меня, как мне показалось. Хотя я не могу быть уверена, потому что… — Она нежно укусила мочку уха Иэна. — Потому что была занята другими делами и сегодня после присяги я очень хотела поговорить с ним, но леди Эла едва не вывела меня из терпения. Я никак не пойму, как это Солсбери до сих пор не прибил ее? Сначала она не могла ехать, потому что слишком устала, а после обеда уже было слишком поздно, чтобы отправляться в поездку. Потом ей вдруг приспичило ехать, потому что все уже упаковано, и ей придется перебирать слишком много вещей, чтобы вытащить одежду, которая понадобится ей, раз она задерживается. Потом она опять не едет, потому что ее вдруг начала беспокоить одышка. Потом…
— Довольно, — рассмеялся Иэн. — Возможно, для тебя она была тяжелым испытанием, но Солсбери очень ценит ее и нежно любит. Он всегда хорошо о ней говорит, хотя и признает ее слабости.
— Теперь я понимаю, как он может любить короля. У него мозги не в порядке. Но что все-таки с сэром Питером?
— От меня он уклониться не смог, — неторопливо произнес Иэн, направляя поступь Элинор к кровати. — Но практически ничего нового я не узнал, кроме того, о чем мы догадались. Что-то очень и очень беспокоит сэра Питера. Возможно, это связано с тем, что какая-то каша завязывается в Уэльсе. Если Пемброк уедет в Ирландию, сильная рука перестанет сдерживать крышку этого кипящего котла. Вполне возможно, что не только злоба заставляет короля отказывать Пемброку в его желании отправиться в Ирландию. Даже несмотря на то, что у него отобрали все полномочия, само его присутствие заставляет людей дважды подумать, прежде чем устраивать беспорядки.
— Сэр Питер слышал об этом плане?
— Во всяком случае, не от меня, не от Солсбери и не от Пемброка. Но язык Оксфорда вполне способен развязаться, как только окунется в вино. К тому же Ллевелин мог рассказать ему, преследуя какие-то свои цели.
— Но лорд Ллевелин очень любит нас, и ты не можешь сказать, что он несдержан на язык.
— Разумеется, но при условии, что у него нет какой-то цели. Залезай в постель, Элинор, — холодно. Элинор тряхнула головой.
— Иэн, я хочу дослушать до конца эту историю сэра Питера, лорда Ллевелина и Уэльса. А если мы ляжем в постель, нам будет не до разговоров.
Он рассмеялся, силком затащил ее в кровать и лег рядом с ней.
— Я не пытаюсь отвлечь твое внимание. Эта история — если это правда, а не плод моего воображения, — рассказывается довольно быстро. Ллевелин мог подумать, что мне не будет никакого вреда, если один из твоих кастелянов попытается немного потрясти твои владения, когда Пемброк уедет. Я не знаю, действительно ли сэр Питер такой дурак, если думает, что я не найду на него управу — с помощью Пемброка или без нее, — но нет никаких сомнений, что Ллевелин надеется, что сэр Питер обратится к лорду Гвенвинвину, предложив принести ему присягу и стать его человеком, выйдя из моего подчинения. Это даст Ллевелину повод прийти мне на помощь и тем самым бросить вызов Гвенвинвину, чего он, собственно, и добивается.
— А лорд Ллевелин не думает, как я отнесусь к тому, что мой кастелян бросит вызов мне? — спросила Элинор, повышая голос.
— Ладно, ладно, не кипятись. Вся прелесть этой идеи в том, что ты получишь свои земли назад и избавишься от кастеляна с очень сомнительной репутацией. А Ллевелин окажет мне честь и помощь в избавлении от этого кастеляна. И…
— И нам с тобой придется пойти войной на Гвенвинвина по моей собственной земле, где будут гибнуть мои люди, уничтожаться урожаи и стада скота, и я потеряю большую часть доходов именно в то время, когда король планирует повысить налоги и, вероятно, наложит на меня штраф за то, что я вышла замуж за тебя. Надеюсь, ты поблагодарил Ллевелина за подобную великолепную мысль?
Иэн был несколько ошеломлен меркантильными подсчетами Элинор в таком серьезном политическом предприятии.
— Я сказал, что все это лишь мои догадки. Я не знаю, связан ли вообще Ллевелин со странным поведением сэра Питера. И в любом случае война будет вестись не на земле Клиро-Хилла или, по крайней мере, не дольше, чем понадобится наказать сэра Питера, которого придется изгнать так или иначе, если он предатель. Ллевелина интересует Повис, а не твои земли.
— Совершенно верно, — ехидно ответила Элинор, — а меня интересует моя собственность, а не амбиции Ллевелина. Я предпочла бы, чтобы он поискал повод столкнуться с лордом Гвенвинвином где-нибудь подальше от моих земель. А если сэр Питер действительно не верен нам, то было бы лучше найти способ, чтобы он не вернулся в Клиро-Хилл, нежели изгонять его оттуда силой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Женщины, за исключением Изабель, были просто потрясены одной мыслью о том, что ждало бы Элинор при таком повороте событий. Изабель, которая хорошо знала Элинор, благодарила Бога, что подобный брак не довел ее подругу до греха смертоубийства. Она сама бы молилась, плакала и терпела, а Элинор либо убила бы этого человека сама, либо устроила так, чтобы он исчез с ее пути. Однако Изабель ни в коей мере не шокировал притворный страх и хрупкость Элинор. Слабость — подходящее оружие женщины, и Изабель предпочитала, чтобы Элинор пользовалась именно этим оружием, а не ножом.
Когда первоначальный шок прошел, гости ринулись вперед, чтобы выразить сочувствие, а некоторые даже объявить об открытой поддержке. Вассалы Элинор оказались все заодно в этом вопросе. Многие из них любили свою госпожу, но не только это стало причиной их сочувствия. Мысль получить в качестве сюзерена Фулка де Кантелю или Генри Корнхилла мгновенно подняла их верноподданнические чувства к Элинор и Иэну до непостижимой высоты. Ни их жены и дочери, ни их земли не могли быть в безопасности с господином, которого предложил король.
Вассалы Иэна выглядели не такими счастливыми. Они не хотели враждовать ни с фаворитами короля, ни с самим королем. Тем не менее они тоже вышли вперед, чтобы выразить поддержку своему господину. Они понимали, что, поскольку Элинор теперь неотвратимо становится наследницей Иэна, если какая-то беда приключится с ним, то они перейдут вместе с ней к любому человеку, которого король выберет для нее. И они не питали иллюзий относительно кандидата короля — де Випон был хорошим господином: честным в делах и всегда приходящим на помощь попавшему в беду человеку.
Знай раньше волю короля, они, безусловно, воспротивились бы этому браку, который оказался против его воли. Однако никто об этом не знал из-за тех проклятых преступников — а преступники большей частью существовали по вине короля, — так что теперь им оставалось только твердо поддержать своего господина.
Вильям Солсбери был в бешенстве, но его гнев ни на кого конкретно не направлялся. Да и кого винить? Совершенно очевидно, что Иэн оказался столь же удивлен, как и он сам, тем, что предприняла Элинор. Однако он не мог винить и бедную Элинор, которая также явно была запугана до крайности предложенным ей выбором мужей. Вероятно, Иэну следовало бы предупредить ее, подумал Солсбери, полагая, что Элинор не читала его письмо, но он понимал, почему Иэн не сделал этого.
Солсбери не мог даже обвинить Джона, бедного Джона, который никогда не мог правильно разобраться в человеке или ситуации и который неизменно и настойчиво делал все в точности не так, как надо. Ему нужно будет отправиться навстречу Джону, лишь только тот вернется в Англию, и объяснить, что произошло. Если бы ему удалось убедить Джона милостиво согласиться с этим браком, все было бы совсем по-другому. Доброта короля, прощающего своего подданного, затмила бы недостаток хорошего вкуса в попытках обогатить верных слуг.
Вскоре после обеда, перед самым отъездом Солсбери поговорил об этом с Иэном и спросил, что он решил насчет Адама и Джоанны. К облегчению Иэна, он вроде бы совсем не расстроился теми уклончивыми ответами, которые получил. Он сказал, что понимает, что у Элинор едва ли было время для подобных вопросов в суматохе собственной свадьбы. Иэну пришлось стать несколько менее осторожным, но Солсбери по-прежнему сохранял добродушный вид. Он посетовал, что не получит Адама на воспитание. Затем со смехом и откровенно заметил то, что Иэну приходилось облекать в очень деликатные фразы.
— Элинор не права насчет моей жены. Ей следовало бы приехать к нам и познакомиться с Элой поближе, но я понимаю, что близость ко двору, может быть, и не самый лучший вариант для такого гордого мальчика, тем более если мой брат воспримет ваш брак в штыки, что, я надеюсь, не случится. И действительно, разумно не создавать двойные узы в одном направлении, когда у вас только двое детей. Но я могу все-таки надеяться со временем на брак Джеффри и Джоанны? У нее нет возражений против Джеффри?
— Совершенно никаких, — ответил Иэн и затем, учитывая открытость Солсбери, добавил: — Она ясно сказала, что была бы рада ему, даже без земли и без всякой легитимации, лишь бы это только доставило радость Джоанне. Кроме того, она добавила, что всеми силами будет способствовать тому, чтобы взгляд Джоанны обратился в сторону Джеффри.
— Тогда я полностью удовлетворен.
Солсбери вскочил на лошадь, подготовленную для него, и, махнув на прощание рукой, поскакал через подъемный мост, догоняя свиту жены. Иэн постоял несколько минут, глядя ему в спину, затем развернулся и поспешил обратно в замок. Для него было большим облегчением узнать, что Солсбери не оскорбился и сделает все, что от него зависит, чтобы уладить дело с Джоном. На это он, конечно, намекал и в своем письме, но тем не менее было просто здорово получить подтверждение его обещания после той волны враждебности по отношению к Джону, которую Элинор умышленно подняла.
Иэн не заблуждался насчет мнимой шайки преступников, но он наделял Элинор даже большей хитростью и двуличием, чем она на самом деле обладала. Весь день, занятый проводами гостей и развлечениями тех, кто оставался, Иэн раздваивался между бешенством от того, как Элинор воспользовалась своими гостями, и, с другой стороны, облегчением, что причина гнева короля — если Джон все-таки решится продемонстрировать свою злобу, — стала широко известна. В ту ночь, как только служанки Элинор собрали его разбросанную одежду и вышли из комнаты, он обернулся к жене:
— Что это еще за преступники? Как ты посмела? Элинор не ответила, спокойно заплетая волосы в две толстые, как запястья Иэна, косы. Обычно она не заплетала косы на ночь, но ей пришло это в голову, когда она оседлала своего мужа в прошлую ночь. Поскольку Иэну сегодня пришлось много ходить и его колено, по-видимому, разболелось, она решила, что ей следует подготовиться вновь сыграть активную роль в их любовной игре.
— Ты слышишь меня? — рявкнул Иэн.
— Я не глухая, — спокойно ответила Элинор.
— Как ты посмела заманить в западню епископов, Оксфорда, Ллевелина, твоих и моих вассалов, даже родного брата и дочь Джона, заставив их участвовать в открытом неодобрении действий короля?
— Потому что эти действия заслуживают неодобрения.
— Я не об том говорю! — взревел Иэн. — Меня ты не одурачишь! Никаких преступников в лесу нет — я сам очистил лес. Это твои люди схватили гонца! Как ты осмелилась на такое?!
— Я решила, что это лучше, чем добавлять открытое неповиновение воле короля к тому, что он уже имеет против меня. С гонцом ничего страшного не случилось. Никто не сможет его ни в чем обвинить, поскольку ясно, что это не его ошибка. И нас никто не сможет обвинить в том, что не является нашей виной. Что же я сделала неправильно?
— Ты лгала своими глазами, ртом, голосом, всем своим телом. Ты…
— Я исповедаюсь и приму епитимью, — безразлично ответила Элинор. Иэн задохнулся.
— Отцу Френсису придется долго искать подходящее наказание, которое поглубже проймет тебя, — горестно заметил он.
Покончив со своей прической, Элинор повернулась на стуле и посмотрела на мужа.
— Не думаю. Я ведь не лгунья по натуре, — нежно пролепетала она.
Иэн сжал кулаки, но огромным усилием воли овладел собой.
— Элинор, — сказал он мягко, — ты думаешь, что двух марок достаточно, чтобы надолго заставить того человека молчать? Не попросит ли он еще немного, потом — еще?
— Какого человека?
Иэн сделал шаг вперед, явно начиная терять контроль над собой.
— Ты можешь лгать, кому хочешь, но только не мне. Не мне!
— Клянусь душой Саймона, — ответила Элинор, — я не сказала ни слова лжи тебе в этой комнате ни теперь, ни когда-либо ранее. То, что происходит в этой комнате, это касается только твоего и моего сердца, и у меня и в мыслях нет лгать.
Это остудило Иэна, как холодный душ. Если Элинор поклялась душой Саймона, значит, говорит правду. Она могла бы рискнуть проклятием собственной души, но только не Саймона. Его кулаки разжались.
— Дай мне разобраться, — сказал он уже более рассудительно. — Твои люди схватили гонца и удерживали его в плену? — Элинор утвердительно кивнула. — Как же это могло получиться, если ты не подкупила его, что он так удачно оказался в зале сразу после присяги, чтобы происшедшее с ним узнали все?
— По милости Бога или дьявола, — мрачно ответила Элинор. — Но, клянусь, чго это не моя заслуга. Я приказала моим людям отпустить его в тот день, и это все, что я сделала, и ничего другого я не устраивала. Да и как я могла? Должна признаться, что если бы я могла устроить подобное, я бы с удовольствием это сделала, но сие казалось невозможным. Откуда я могла знать, где будут работать дровосеки? Откуда я могла знать, не отобьется ли где-нибудь овечка, чтобы привести туда все стадо? Без такого знания я не осмеливалась указать егерям точное место, где освободить пленника. И потом его пришлось оставить связанным, чтобы он не мог проследить за теми, кто поймал его. Как я могла знать, сколько времени понадобится ему, чтобы освободиться? Или сколь долго он будет искать дорогу сюда? Я приказала им оставить его поближе к краю леса, но это могло быть и не слишком близко. Он мог пойти в другую сторону и вообще заблудиться.
— Кто знает об этом деле?
Элинор задумалась, затем твердо помотала головой:
— Они мои. Они не предадут меня. Они никогда не выдали бы меня, что бы я ни приказала им сделать.
— Ты думаешь, я выдам их? — Иэн вновь повысил голос.
— Нет, конечно, — уверила его Элинор. — Ты просто смутишь их. В твоем желании защитить меня от меня самой ты либо запретишь им делать подобные вещи, либо прикажешь приходить к тебе за подтверждением приказов, отданных мною, либо попытаешься объяснить опасность для меня такой их послушности в подобных делах. В другом месте или с другой женщиной это могло бы сойти, но я — леди Роуз-линд, и эти люди подчиняются моему легчайшему дыханию вот уже почти двадцать лет — причем независимо от того, кто мой муж!
— Теперь выслушай меня, Элинор! Она поднялась и, подойдя к нему, ласково обняла за плечи.
— Нет, Иэн. Это ты выслушай меня. Я сделала это не для того, чтобы уязвить твою гордость или ослепить твои глаза своим могуществом. Я доверяю тебе. Я знаю, что ты никогда ни по какой причине не причинил бы мне зла. Но подумай. Это, конечно, неестественно для мужчин, даже таких, как мои слуги, подчиняться женщине. Но я не осмеливаюсь нарушить или избавить их от этой привычки к повиновению. Однажды Джоанна станет хозяйкой Роузлинда. Если она выйдет замуж за Джеффри, и он здесь будет жить, и все будет хорошо, ты сможешь сказать, что я зря беспокоилась. Но если она выйдет за другого или Джеффри умрет и какой-нибудь король навяжет ей какого-нибудь мерзавца…
Вполне может не оказаться под рукой доброго Иэна защитить ее, как ты защитил меня. Даже если ее вассалы будут достаточно верны ей, что они смогут сделать? Дни, когда небольшая группа могла поднять восстание, уже давно миновали. Только простой люд Роузлинда сможет стать ей опорой — егеря с их длинными луками, воры из городских закоулков с их длинными ножами, рыбаки с их быстрыми лодками, которые переворачиваются, и с сетками, которые запутываются. И им нужно знать только, что слово госпожи — закон.
Эта речь немного утихомирила Иэна. Он не был так уж уверен, что дни, когда группа вассалов могла поднять восстание, миновали. В любом случае было достаточно ужасно представлять ее в лапах Фулка или генри, хотя Иэн знал, какая она сильная и решительная женщина. Мысль же о Джоанне, которую он когда-то качал на руках и которая все еще казалась ему хрупкой и беспомощной, как первый весенний цветок, в сочетании с подобной угрозой была совершенно невыносимой. Он прижал Элинор к себе, и она положила голову ему на грудь. Спустя мгновение, однако, она выпрямилась. Было бы весьма неразумно позволять Иэну продолжать раздумывать над их разговором, иначе его опять начнут грызть сомнения. Надо как-то отвлечь его внимание.
— Иэн, ты не разговаривал с сэром Питером из Клиро-Хилла? Он последние дни избегал меня, как мне показалось. Хотя я не могу быть уверена, потому что… — Она нежно укусила мочку уха Иэна. — Потому что была занята другими делами и сегодня после присяги я очень хотела поговорить с ним, но леди Эла едва не вывела меня из терпения. Я никак не пойму, как это Солсбери до сих пор не прибил ее? Сначала она не могла ехать, потому что слишком устала, а после обеда уже было слишком поздно, чтобы отправляться в поездку. Потом ей вдруг приспичило ехать, потому что все уже упаковано, и ей придется перебирать слишком много вещей, чтобы вытащить одежду, которая понадобится ей, раз она задерживается. Потом она опять не едет, потому что ее вдруг начала беспокоить одышка. Потом…
— Довольно, — рассмеялся Иэн. — Возможно, для тебя она была тяжелым испытанием, но Солсбери очень ценит ее и нежно любит. Он всегда хорошо о ней говорит, хотя и признает ее слабости.
— Теперь я понимаю, как он может любить короля. У него мозги не в порядке. Но что все-таки с сэром Питером?
— От меня он уклониться не смог, — неторопливо произнес Иэн, направляя поступь Элинор к кровати. — Но практически ничего нового я не узнал, кроме того, о чем мы догадались. Что-то очень и очень беспокоит сэра Питера. Возможно, это связано с тем, что какая-то каша завязывается в Уэльсе. Если Пемброк уедет в Ирландию, сильная рука перестанет сдерживать крышку этого кипящего котла. Вполне возможно, что не только злоба заставляет короля отказывать Пемброку в его желании отправиться в Ирландию. Даже несмотря на то, что у него отобрали все полномочия, само его присутствие заставляет людей дважды подумать, прежде чем устраивать беспорядки.
— Сэр Питер слышал об этом плане?
— Во всяком случае, не от меня, не от Солсбери и не от Пемброка. Но язык Оксфорда вполне способен развязаться, как только окунется в вино. К тому же Ллевелин мог рассказать ему, преследуя какие-то свои цели.
— Но лорд Ллевелин очень любит нас, и ты не можешь сказать, что он несдержан на язык.
— Разумеется, но при условии, что у него нет какой-то цели. Залезай в постель, Элинор, — холодно. Элинор тряхнула головой.
— Иэн, я хочу дослушать до конца эту историю сэра Питера, лорда Ллевелина и Уэльса. А если мы ляжем в постель, нам будет не до разговоров.
Он рассмеялся, силком затащил ее в кровать и лег рядом с ней.
— Я не пытаюсь отвлечь твое внимание. Эта история — если это правда, а не плод моего воображения, — рассказывается довольно быстро. Ллевелин мог подумать, что мне не будет никакого вреда, если один из твоих кастелянов попытается немного потрясти твои владения, когда Пемброк уедет. Я не знаю, действительно ли сэр Питер такой дурак, если думает, что я не найду на него управу — с помощью Пемброка или без нее, — но нет никаких сомнений, что Ллевелин надеется, что сэр Питер обратится к лорду Гвенвинвину, предложив принести ему присягу и стать его человеком, выйдя из моего подчинения. Это даст Ллевелину повод прийти мне на помощь и тем самым бросить вызов Гвенвинвину, чего он, собственно, и добивается.
— А лорд Ллевелин не думает, как я отнесусь к тому, что мой кастелян бросит вызов мне? — спросила Элинор, повышая голос.
— Ладно, ладно, не кипятись. Вся прелесть этой идеи в том, что ты получишь свои земли назад и избавишься от кастеляна с очень сомнительной репутацией. А Ллевелин окажет мне честь и помощь в избавлении от этого кастеляна. И…
— И нам с тобой придется пойти войной на Гвенвинвина по моей собственной земле, где будут гибнуть мои люди, уничтожаться урожаи и стада скота, и я потеряю большую часть доходов именно в то время, когда король планирует повысить налоги и, вероятно, наложит на меня штраф за то, что я вышла замуж за тебя. Надеюсь, ты поблагодарил Ллевелина за подобную великолепную мысль?
Иэн был несколько ошеломлен меркантильными подсчетами Элинор в таком серьезном политическом предприятии.
— Я сказал, что все это лишь мои догадки. Я не знаю, связан ли вообще Ллевелин со странным поведением сэра Питера. И в любом случае война будет вестись не на земле Клиро-Хилла или, по крайней мере, не дольше, чем понадобится наказать сэра Питера, которого придется изгнать так или иначе, если он предатель. Ллевелина интересует Повис, а не твои земли.
— Совершенно верно, — ехидно ответила Элинор, — а меня интересует моя собственность, а не амбиции Ллевелина. Я предпочла бы, чтобы он поискал повод столкнуться с лордом Гвенвинвином где-нибудь подальше от моих земель. А если сэр Питер действительно не верен нам, то было бы лучше найти способ, чтобы он не вернулся в Клиро-Хилл, нежели изгонять его оттуда силой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55