От обиды, что все знают, а она не знает, у неё даже губы задрожали.
- Рисуй медведя, - подтолкнул её Витя Ямкин. - Или космонавта. Видишь, какого я рисую, в стеклянном шлеме! Он по звёздам будет прыгать во как!
- Это я не умею, - вздохнула Тая.
- Всё равно рисуй, синим цветом.
Вите обязательно нужно командовать, он просто удержаться не может. А Тае не хочется синим. Она будет рисовать самым красивым - красным карандашом. Вот только... что?
Все ребята уже старательно трудились. Шмыгали носами, елозили - когда рисуешь, трудно усидеть смирно.
Лида подошла к Нелё. Нелё рисовала совсем маленького оленёнка, нескладного, на тоненьких ножках. Карандаш двигался по бумаге осторожно-осторожно. Такого нежного нельзя рисовать грубо. Глаза у оленёнка большие, таких на самом деле, наверно, не бывает, но это неважно. Оленёнок грустно смотрел на Нелё. Нелё взяла и пририсовала ему ещё и длинные ресницы.
- Это твой авка?* - спросила Лида.
_______________
* А в к а - ручной оленёнок, который живёт в чуме на правах домашних животных.
Нелё кивнула:
- Ага.
И стала рисовать оленёнку копытца.
Лида задумалась.
- Знаешь, - подсела она к Нелё, - у меня летом, когда я ездила домой, в стойбище такой же был, губастенький. В стаде малыши болеть стали, и их раздали ребятам, чтобы выходили. Мой хромал, слабенький был, а всё равно: чуть не углядишь - хром-хром, и убежит в стадо. Пришлось привязать. Мама съездила в посёлок, привезла бочонок сухого молока. Я разводила и поила его. Ничего, нравилось. Потом он окреп и ужас как привязался ко мне! Куда ни пойду, слышу - топает за мной.
- И мой тоже! - обрадовалась Нелё.
"Лида такая большая, - подумала она, - а тоже скучает..."
- Когда я уезжала, - продолжала Лида, - не хотел отпускать, бежал за мной до самого катера и по мостику - чуть в воду не свалился. Я его уговаривала: не ходи! А он тычется мордочкой, и всё. Мама его подхватила на руки. У него на глазах слёзы. И я реву. А капитан смеётся: "Бери, говорит, его с собой, он тоже хочет в школу".
- У меня нет жёлтого карандаша, - вдруг сказала Уля.
- Возьми, - протянула ей Нелё свой. - Ух, какой у тебя катер красивый! Это тот, что к нам за рыбой приходил, да?
- А почему из трубы как будто птички летят? - спросила Лида.
- Это не птички, - сказала Уля. - Это "у". Много "у". Катер так гудит: "У-у-у-ууу!.."
- Ой, какая я недогадливая! - засмеялась Лида. - А только почему твои "у" разноцветные?
- А катер весело гудит, - объяснила Уля, - он меня домой везёт.
- А я кита нарисовал! - крикнул Егорка и замахал рисунком. - Как он у нас в Енисее плавает.
- В Енисее китов нет, - твёрдо сказал Миша Тэсэдо, даже не взглянув на Егоркиного кита.
- А вот и есть, - не сдавался Егорка, - мне дедушка говорил!
- Дедушка!.. Так это, может, сто лет назад.
- Вовсе и не сто...
- Всё равно нету.
Миша ко всяким выдумкам был строг.
- А ведь правда, ребята, киты раньше заплывали в Енисей из океана, сказала Лида, - когда ещё здесь не ходило столько теплоходов. Знаете, почему?
- Не-ет, - повернулись все к Лиде.
- Чтобы избавиться от моллюсков - это ракушки такие, они впиваются в китовую кожу, и от этого кит сильно мучается. В пресной воде моллюски не могут жить и отлепляются. Ну, а тот кит, которого Егорка нарисовал, наверно, ещё и любопытный, раз так далеко заплыл.
- И большущий, - обрадовался Егорка. - Смотрите: от берега до берега!
- А почему у него на спине солнце сидит? - удивились ребята.
На Егоркином ките и правда, растопырив оранжевые лучи, сидело весело улыбающееся солнце.
Егорка подёргал себя за вихор, пригладил, опять подёргал. Потом спросил:
- А как же без солнца? - И тут же ответил: - Однако, нельзя. Вот кит его и принёс.
Лида посмотрела на другие рисунки. На всех - над тундрой, над чумами, над бегущими оленями, даже над звёздами, которые бывают только ночью, везде-везде светило жаркое солнце. Самое красное, самое большое, во весь лист, нарисовала Тая. Его заботливые лучи дотягивались до каждой веточки, до каждого цветка в тундре.
Уже больше месяца как солнце зарылось в сугробы и не показывается. Только в январе начнутся короткие зори. Не скоро ещё солнце растопит свою снежную берлогу и вылезет из неё, чтобы всё лето кружить над тундрой утром, днём, вечером, ночью...
Все ждут его.
ЖИВЫЕ КАРТИНКИ
Вечером, после ужина, когда уже нагулялись, на санках накатались перед сном, когда все предоставлены самим себе, Уля не знает, чем заняться. Она уходит в спальню - в это время там пусто, - берёт Катю, садится с ней возле окна и смотрит на улицу.
Напротив - стена дома. И крыша. Вот и всё. Больше ничего не видно. Стена почти чёрная, в трещинах, в морщинах, очень старая. А крыша - белая от снега. В этом доме живёт дядя Вася, истопник. Он в их школе каждый день печки топит. Дядя Вася старый, и лицо у него такое же тёмное, как стена дома, и на нём такие же морщины, и такие же снежные седины в усах и бороде, как сугробики, что пурга наметает на оконные наличники. Вот только шапка на нём серая, из волчьего меха, а на доме - белая.
Иногда мимо дома прошлёпают на лыжах мальчишки, пробежит Чердыш - их школьная собака, понюхает, поищет чего-то и убежит.
В комнате жарко, к печке притронуться нельзя, так огнём и пышет. Это дядя Вася её так раскалил. Дядя Вася боится, что им, "нулевишкам", будет холодно. И чего бояться? Ведь они все из тундры. В тундре ух какие морозы бывают! И опять тундра, родной чум, олени всплывают в Улиной памяти...
В спальню забежала Нелё.
- Ты что тут сидишь? - затормошила она Улю. - Сейчас телевизор будут показывать, бежим!
Телевизор у них в школе появился недавно, и ребята готовы смотреть хоть все передачи подряд. Но пионерская комната, где он стоит, небольшая, все не помещаются. Поэтому смотрят то первоклашки, то старшие ребята, а вот теперь дошла очередь и до "нулевишек".
- А что это - те-ле-вис? - тихонько спросила Уля.
- Это всё равно что кино, - уверенно пояснила Нелё.
Кино-то Уля видела, ещё когда была совсем маленькой. Однажды к ним в стойбище приехал Красный чум. Это так называется: чум, а на самом деле это балок, домик на полозьях. В нём и показывали кино. На стене висела белая материя, и прямо по этой материи ходили люди, летал самолёт, машины ездили. Было очень здорово. А когда всё кончилось, ни на стене, ни на материи даже следов никаких не осталось. А ведь колёса-то у машин вон какие большие были!
В пионерской комнате на столах лежали газеты, журналы, на стенах висели разные рисунки. А белой материи, на которой должны были показывать кино, не было. "Может, на потолке будут показывать? - подумала Уля. - Он тоже белый и гладкий".
Но тут она увидела, что все ребята смотрят на красивый ящик, который стоит возле самой стены.
Егорка первым делом крутанул какую-то ручку, и оттуда сразу послышалось:
"Говорит Норильск. Восемнадцать часов, тридцать..."
Ух, как громко! Егорка поскорее крутанул ручку обратно.
А Уля встрепенулась:
- Подожди, может, там и моей мамы слова оттают...
- Как это - оттают? - удивились ребята.
Уля растерялась. Как им объяснить?
- Ну, бывает такой мороз... - Она остановилась. - Даже слова замерзают, льдинками становятся. Я видела: мама говорит с соседкой, а эти льдинки сыплются, сыплются, целый сугроб насыпался. Не верите? Их ведёрком зачерпнуть, насыпать в этот ящик...
У Лиды губы смешно задрожали.
- И эти замороженные слова разморозятся и заговорят, да?
- Тум-бум-чим-там-лим-пум!.. - затараторил Егорка, подпрыгивая.
- Чего это ты? - вытаращили глаза ребята.
- А это те слова в ведёрке перемешались.
Лида рассмеялась:
- Ну и сказки вы сочиняете!
Тут стекло ящика неожиданно засветилось, и там появилась совсем и не Улина мама, а другая женщина и стала что-то рассказывать.
Потом женщина исчезла, и послышались ребячьи голоса, смех. По узенькой дорожке, по траве пробежала наперегонки целая орава мальчишек и девчонок, одетых не в меховую одежду, унты и бокарики, а совсем почти голых, в коротких штанишках и платьишках без рукавов, - как их только комары не заедят! Вот они подбежали к речке, скинули рубашки, платья, тапочки и бросились в воду. Уля вся сжалась. Она-то знала, как этим ребятам сейчас должно быть холодно. Однажды, когда у них в тундре было лето, братишка Вовка рассердился на неё за то, что она без спроса взяла у него ножичек, и погнался за ней. Она бежала по самому краю берега и вдруг поскользнулась и полетела в воду, по самую шею. Ледяная вода сразу сцапала её, сдавила, заколола иголками. Она даже вскрикнуть не смогла, что там вздохнуть не сумела! Вовка тогда очень испугался, помог ей выбраться на берег и потом всё твердил: "Бери мой ножичек, бери, мне его не жалко..." Может, у этих ребят речка горячая? Вон они смеются, плещутся, брызгаются. Только одна девочка почему-то в воду не полезла, а всё ходила по берегу и смотрела на тапочки и пальцем водила.
- Что она делает? - спросила Уля.
- Считает, - ответила Нелё.
- А зачем?
- Наверно, чтобы знать, сколько ребят в речке.
- А зачем?
Нелё только отмахнулась - не мешай!
Вот всегда так. Когда Нелё не может что-то объяснить, никогда не скажет, что не знает.
Потом показались дома, деревья... Потом послышался топот, и по дороге верхом на каком-то непонятном олене проскакал босоногий мальчишка.
- Ой, какой смешной олень, длиннохвостый! - засмеялся Саня Маймаго.
- Это, ребята, не олень, это лошадь, - поправила Лида.
Потом показали лошадь с двумя острыми рогами, и оказалось, что это совсем и не лошадь, а корова.
Нелегко было ребятам разобраться в том, чего они никогда ещё не видели. А не видели они пока ещё многое. Например, как растут морковь, капуста, которые им дают на обед, картошка, репка, лук... Огородов-то в тундре, на мерзлоте, нет. И садов нет. И как румянятся на ветке яблоки, спеют груши, сливы, северянам неведомо.
Зато уж в том, что растёт у них в тундре, они хорошо разбираются. А в тундре летом полным-полно ягод - голубики, морошки, даже красной смородины, целые россыпи среди мхов, чёрно-сизые, рыжеватые, красные... Так и смотрят на тебя. Ребята наедаются ими досыта. А впрок не собирают. Ведь не будешь, кочуя по тундре, возить с собой бочки мочёной морошки да маринованных грибов. Грибов в тундре тоже полно: розовые, бурые шляпки сыроежек, маслят, надберёзовиков - любимого лакомства оленей - выглядывают повсюду. Да, да, надберёзовиков. Ведь в тундре-то, на вечной мерзлоте, берёзка крошечная, карликовая, и бывает, гриб вырастает на целую шляпку выше этой берёзки. Вот и - надберёзовик.
В этот вечер телевизор показал "нулевишкам" много всего. Когда расходились, все только и говорили о передаче.
А встретившаяся им Тина пожала плечами:
- Поду-у-маешь, телевизор! Мы его сколько раз смотрели! Вот каникулы скоро, и всех домой отпустят - это да!
- А моих дома никого нет, с оленями ушли, - вдруг погрустнев, сказала Нелё.
- А у меня дома только мама, Вовка и Юлька, - вздохнула Уля. - За мной никто не приедет.
- Моего отца тоже дома нет, - сказала Тина, - и за мной не приедут. А я сама уйду! - вдруг лихо заявила она. - Тут недалеко, через Енисей. - И, сразу посерьёзнев, негромко сказала: - Приезжал дед из нашего посёлка, рассказал мне - братишки мои, близняшки, заболели. Всё, говорит, однако, про тебя спрашивают...
Девочки вопросительно посмотрели на Тину.
- Они маленькие, братишки твои? И ты одна пойдёшь? Через Енисей? Это же далеко, целый день по льду идти.
- Ну почему одна? Разве ты со мною не пойдёшь? - И Тина пристально посмотрела на Улю. - Забоишься?
- А Нелё?.. - неуверенно спросила Уля.
- Нелё? Посмотрим. Это ещё не скоро.
И, задорно кивнув, Тина ушла.
- Ты пойдёшь с ней? - немножко помолчав, встревоженно спросила Нелё. И за себя тут же ответила: - Я не пойду.
Уля посмотрела вслед Тине:
- Наверно, Тина посмеялась.
Когда легли спать, Уля долго ещё вспоминала всё, что видела. Она рада была тому, что выучила ещё два русских слова: "корова" и "лошадь". Корова - это та, что просто ела траву, а корова, на которой ехал мальчик, - это лошадь. А вот у кого рога, она не запомнила.
- Нелё, - потихоньку позвала Уля, - у лошади есть рога?
- У какой?
- На которой мальчик скакал.
- Наверно, есть, - рассеянно сказала Нелё. Она сейчас думала совсем о другом. Зачем это Тина зовёт с собой Улю? Неужели Уля согласится? И чего она нашла в этой Тине-задавале? Будто я ей уже и не подружка!
И что-то вошло в Нелё тревожное, даже обидное. Вошло пока не насовсем, дрожит внутри, трепещет, словно птичка крылышками. Нелё знает: сказала бы Уля только одно слово, и всё обидное улетучилось бы...
ЕНИСЕЙ ПОЕТ
Нелё первая подбросила горсть гладко обтёсанных, длиной с ладошку палочек и - раз! - повернув ладошку, поймала их тыльной стороной руки. Только три палочки и упали. Остальные легли крепко на руке и не шелохнулись. Нелё чуть покачала их, примерилась и - два! - схватила их на лету. Шесть палочек!
Играли в "нямтко" - "аккуратку". Это у них такой урок палочки-считалочки.
На середине стола был целый ворох этих палочек, их брали по горстке и подбрасывали. Когда там не останется ни одной, каждый сосчитает свои, пойманные, и у кого их будет больше, тот и "аккуратка", тот и выиграет. Выиграть всем хотелось. Вошли в азарт, торопливо подбрасывали, ловили, огорчались, когда палочки падали, опять подбрасывали...
Раиса Нельчевна тихонько ходила по классу, стараясь никому не помешать.
Все долго смеялись над Витей Ямкиным. У него палочки как с перепугу разлетелись в разные стороны. Только две и поймал.
- Вот так "аккуратка"!
- Они скользкие, проскакивают, - оправдывался Витя.
Когда подбросила Уля, все ахнули: ни одна палочка у неё не упала, все так и прилипли к руке. Только Нелё не удивилась, она знала, как хорошо играет её подружка в "нямтко". Они ещё летом, на Данилкиной речке, играли в эту игру. "Нямтко" научила их и считать до ста, даже больше.
- Сколько поймала? - потянулись к Уле ребята.
- Тет, самлянг, си-ив, ю... - Уля запнулась. Ведь надо считать по-русски. - Я заспала все слова, - сказала она тихо, - вчера знала, а ночью так крепко уснула...
Ей стали помогать:
- Четыре, пять, семь, десять, двенадцать палочек. Вот это да-а!
А Уля вдруг отодвинула свои палочки.
- Я не хочу больше играть, - сказала она Нелё. - Пойдём гулять.
- Звонка ещё не было, - сказала Нелё, глянув на Раису Нельчевну.
Тут как раз и зазвенел звонок. Из всех классов выбежали ребята, в коридоре стало тесно и шумно. У всех это самая короткая перемена, а у "нулевишек" уроки уже кончились. Уля протолкалась к раздевалке, надела шубку - и на улицу, в прозрачную темноту. Нелё даже не поспела за ней.
Как только закрылась тяжёлая, обитая войлоком дверь, Улю обступила тишина. Здесь в лёгком воздухе только чуть слышно поскрипывал от мороза снег. Сам по себе, словно шептал что-то. Этот шёпот то замирал, то снова возникал где-то совсем недалёко, а потом дальше... Может, это он с ней, с Улей, разговаривает? И она замерла, вслушиваясь.
- Чего, чего ты живёшь в тесной, душной комнате? - шептал ей снег. Иди на простор, в тундру, там так хорошо!
- Нельзя, - ответила Уля, - я здесь учусь.
- Почему нельзя? Здесь столько ребят учится, полная школа. Одна ты можешь и не учиться. Одна-то - что случится?
"А как же картинки Раисы Нельчевны? - думает Уля. - И скороговорки?" Она уже некоторые выучила. И может говорить их, не отставая от ребят.
- Всё равно иди, - шепчет снег.
Так он ласково шепчет, манит, что у Ули всё внутри сжимается. Ой, как хочется уйти в эту белую, просторную тундру, туда... И заглянуть в свой дом, повидать маму, Вовку, Юльку...
Дверь, громко скрипя, приоткрылась, и оттуда высунулась голова Нелё.
- Ты здесь? Я сейчас.
Дверь снова захлопнулась. Пока Нелё надевала шубку, Уля слушала, что ещё скажет снег. Но снег уже ничего не говорил. Он, должно быть, не любит, когда кто-нибудь его перебивает.
Когда выбежала Нелё, и луна выплыла из-за облака. И оттуда, издалека, почти от самой луны протянулась к ним по снегу светлая дорожка. Она играла голубоватыми искорками.
Они стали спускаться с крыльца. Лунная дорожка тотчас передвинулась, коснулась ступеней, расстелилась перед ними. Они пошли по ней, держась за руки, мимо светлых под луной домов и чёрных теней. Было по-прежнему тихо, лишь под ногами чуть-чуть похрустывало. Нелё не спрашивала, куда они идут. Где-то там, в конце лунной дорожки, наверно под самой луной, их посёлок. Нелё знает, до него не дойти, но почему-то ей всегда хочется смотреть в ту сторону, ни в какую другую, только в ту. Вот и Уля ведь тоже...
И они шли, поднимались на сугробы, спускались. Лунная дорожка вывела их на край высокого берега. А сама сбежала вниз, на реку и... дальше, в самую даль, через весь Енисей. Сейчас Енисей укрыт льдом, сейчас он затихший, как тундра. И другой берег девочки, сколько ни всматривались, так и не смогли увидеть.
- Когда мы сюда прилетели, - сказала Нелё, - здесь ещё ходили теплоходы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11