Любого, кто будет обращаться с ней, как положено.
Я нашла потрясное золотистое вечернее платье, похожее на моих бабочек. Я бы купила его, наплевав на расходы и все прочее, но тогда Дик поймет, что нашел не все мои тайники. Так что я просто внесла аванс и попросила продавщицу придержать платье для меня. Вчера я заставила Дика купить его мне – пришлось сыграть в хорошую послушную девочку.
Воскресенье, 31 октября 1948 года
С праздником Хэллоуина, с праздником Хэллоуина! О, дневник, я провела такой чудесный день. Вив и Рей, а еще Грег Костакович и я ходили сегодня играть в «кошелек или жизнь» . Я весь вечер выпрашивала шоколад!
Дик , разумеется, на прошлой неделе запретил мне идти. Никаких прогулок без присмотра – таково первое правило резиденции Ричарда. В переводе это значит: некоторые отвратительные мальчики могут обидеть его драгоценную Молли! Я просто вылезла из окна на кухне и поехала на велосипеде Грега, который он спрятал в кустах, к Вив, где в пятницу оставила свой костюм. Но ведь я послушная дочь и потому оставила Дику на кухонном столе записку и сделанные из воска зубы вампира, которые можно жевать, как жвачку.
Конечно, я не влюблена в Грега Костаковича, или Джереми Моррисона, или Алекса Фрамртона, или в кого-то еще. Я уже даже заработала репутацию невинной недотроги. Святая Мэри. Но мне нравится гулять с мальчишками, чтобы позлить Дика. Мне так нравится, когда он ревнует, а добиться этого нетрудно. Я всегда разрешаю одному из них донести мои книги до дому после занятий, а потом, по крайней мере пятнадцать минут, стою с ним на улице и болтаю. Дик, я знаю, смотрит из окна верхнего этажа, так что я делаю вид, что я просто в восторге, а любая шутка моего спутника – самое смешное, что мне приходилось слышать в своей жизни.
Дорогой дневник, вчера такое было! Я оделась цыганкой – длинные красные ногти, красная помада, густые тени для век, на голове красный шарф. Вив одолжила мне камешки со своего костюма, на руки я надела браслеты, на шею – бусы. На мне было одна из моих черных школьных юбок – та, которая до колен, но сверху я надела белую рубашку отца Вив и его джинсовую куртку. Вив была ведьмой – вся в черном, в остроконечной шапке, со щеткой в руках. Мальчишки нарядились пиратами.
Мы отправились в Кембридж, где нас никто не знает, и вели себя, как сумасшедшие. Mais oui! Мы бросали в окна домов кукурузу – нам дарили яблоки. Вернувшись в Уоллсли, мы замотали туалетной бумагой все деревья рядом с моим домом. Так было трудно сделать это тихо! Дик прямо побагровел, когда я вошла в дом – в костюме, конечно!
Он и не прикоснулся к зубам вампира, которые я так тщательно для него выбирала. Он не обедал. Он объездил весь город. Заботливый, внимательный отчим. Кто обидел его дорогую, нелепую Молли? Он немедленно сорвал с меня всю одежду и посадил к себе на колени.
– Добавим немножко садизма к скуке пашей жизни? – спросила я. Мне было так смешно, по щекам у меня струилась слезы, я скатилась с его колен и схватилась за живот. И никак не могла перестать смеяться, мне казалось, что у меня разорвется аппендикс. Ведь это так больно: никогда не ешьте одиннадцать плиток шоколада, а уж если съели – не смейтесь потом!
– Прекрати, Молли Алиса, – сказал мой строгий Дик, расстроенный моим поведением. Его Молли – просто ангел. – Иди наверх. Когда я поднимусь, ты, надеюсь, будешь уже в постели.
Я прокралась в кухню, проглотила стакан молока (чтобы смыть весь шоколад), схватила со стола зубы вампира и засунула себе в рот; потом поднялась наверх, легла в спальне и стала ждать своего драгоценного Дика. Когда он вошел в мою комнату, я быстро взглянула на него и оскалилась, как идиотка. Ну что я за мерзкое чудовище!
Среда, 3 ноября 1948 года
Школа – это такая скука! Мисс Кристель, учительница французского, опять ругала меня за использование «неподходящих выражений» в классе.
J'ai dit, «Je suis une petite merdeuse, n'est pas? (Я сказала: „Я – маленькое дерьмо, не так ли?“)
C'йtait vachement drо le! – (Что за ужасные выражения!) – Крисси, я тебе так благодарна за летние каникулы на Ривьере!
Мисс Уэйд, учительница математики, так опасно крутит задом, когда идет по рядам между партами, что то и дело сшибает с них книги на пол. Разумеется, мы нарочно кладем их на самый край и громко хохочем, когда они падают.
А учительница истории мисс Симз – просто хитрюга. Она держит на столе термос с кофе и выпивает во время занятий по крайней мере две чашки. Нам все время чудилось что-то необычное в том, как она обхватывает лодыжками ножки стула, крепко держась за свою кафедру, а потом смотрит на нас поверх очков и изрекает: «А теперь отвечайте: кто победил солдат Союза в битве под Геттисбергом?»
На прошлой неделе мы с Вив залезли в ее кабинет во время обеденного перерыва и нашли в столе бутылку ликера. Мы вылили ликер и налили туда уксус. Пришлось здорово попотеть: вылив спиртное за окно, мы никак не могли закрыть бутылку. Стукни сильнее, – сказала Вив.
Я стукнула, бутылка упала – ну и грохоту было! Конечно, нам просто повезло, что в это время по холлу шныряла именно фрейлейн Хейз – больше старой свинье заняться просто нечем. Прижав руки к бокам, она входит в комнаты, высоко держа голову и очень тихо, словно сыщик.
К счастью, она не могла бы стать сыщиком: она еще и наполовину слепая. Мы спрятались за столом мисс Симз как раз вовремя и затаили дыхание. У меня так билось сердце, было так страшно! Дневник, хорошо, что ты не увидишь никогда лица, какое было у мисс Симз, когда она сегодня сделала большой глоток – она поперхнулась, что-то пролепетала и кинулась вон из комнаты, хватаясь руками за голову. Конечно, обвинять никого из нас она не смеет, потому что ей тогда придется признаться, что она попивает в школе.
Так что мы тайные героини.
Откровенно говоря, дневник, у меня почти нет времени на учебу. По субботам с Анной Веля я хожу в кантри-клуб «Бруклин» на танцы – я просто обожаю клуб. Метрдотель там просто душка. Когда оркестр замолкает, он приносит нам кока-колу. Я сказала ему, что намерена со временем сниматься в кино, потому и учусь танцевать.
– Не знаю, откуда в вас, молодые леди, столько энергии, – сказал он нам на прошлой неделе. – У меня есть внучка, она всего на три года старше вас. Собирается стать писательницей – Сильвия Плэт, так ее зовут, запомните. Она намерена сделаться знаменитостью.
– Я тоже, – отвечала я. – Запомните и мое имя – Молли Лиддел.
Мне надо многому научиться, если я собираюсь стать актрисой. Эвелин Росс и я по четвергам занимаемся балетом в школе мисс Джинн. Эв такая молодец, ты бы видел, дневник, как она разрезала в субботу ковер у Вив дома! По вторникам я еще беру уроки пения.
Помнишь, как я мучила бедную маму, без конца играя на рояле «Душа и сердце «и «Чопстик «вместо того, чтобы играть этюды? Теперь я старательно учусь музыке. Я занимаюсь вокалом с завидной регулярностью. По вечерам это отнимает ужасно много времени – конечно, если меня не вынуждают оторваться по одной причине. К тому же, упражнения такие нудные, я пою как можно громче, потом еще громче, и еще громче.
По субботам у Вив бывает так здорово – дорогой Дик и понятия не имеет, чем мы там занимаемся. Родителей Вив никогда нет дома, и все это знают: у них есть сезонные билеты в оперу, балет, консерваторию, Бог знает куда еще. Мы все собираемся вместе и устраиваем гудеж. У В ив есть музыкальный ящик со всеми последними хитами; есть у нее и танцевальная музыка вроде «Майзи Дотс» и «Ром и кола « – кстати, именно это мы и пьем. В прошлый уик-энд Рей напился и принялся кричать на Вив, потому что видел ее в кино с Марком. Он ведь не знает, что у Вив был с ним флирт прошлым летом.
– Она тебе не принадлежит, – сказала я. Мне не нравится, как он обращается с Вив, когда напивается. – Это свободная страна. Она может ходить в кино, с кем захочет.
– А ты не лезь, кукла проклятая. Не твоего ума дело, – сказал он и толкнул меня, а потом сгреб Вив за волосы и попытался затащить ее в холл, в спальню родителей. Я вытянула ногу и подставила ему подножку, мальчишки подняли его с пола и вышвырнули вон. Он смотрел на нас через окно; мы видели, как он согнулся пополам и его вырвало прямо на лужайку. Потом он направился домой по боковой улице. Хотела бы я, чтобы Вив с ним наконец развязалась – ведь могла произойти ужасная сцена.
Иногда Вив ужасно рискует. Когда ей было одиннадцать, она пыталась наложить на себя руки – ее дядя изнасиловал ее на своей собственной свадьбе, где она была подружкой невесты. На приеме он напоил ее шампанским, а потом, когда у нее закружилась голова, предложил проводить ее в номер в отеле. Там он сказал, что если она пикнет – он ее придушит. А если она хоть слово скажет своей матери, он заявит, что она лгунья, что он просто искал ее и застал с мальчишкой из прислуги отеля.
– И больше я не выла подружкой на свадьбах, – рассказывала Вив. – И никаких белых свадебных одеяний мне не надо!
Бедная Вивиан! Ее мать приглашает этого дядю с женой на рождественский ужин каждый год, и он всегда кладет ей на голову ветку омелы.
Мы рассказали друг другу истории своей жизни как-то ночью после того, как все разошлись. Мы пили ром – Вив делает потрясающий дайкири! – и говорили. Вот тогда-то и выяснилось, что обе мы давно уже не девственницы. Вив считает, это ужасно смешно, что Дик по-прежнему признается мне в неувядающей любви.
– Неувядающая похоть, – заявила она, протягивая мне сигарету. – Давай, закуривай. Держу пари, это на вкус гораздо лучше, чем то, что ты получаешь дома. – Я призналась ей, что извожу целые галлоны жидкости для полоскания рта.
Когда родители Вив уезжают на уик-энд, она отправляется в большой отель в центре и ловит там мужчин. Они ведут ее в театр, а потом – в свой номер в отеле, и делают с ней это. Один дал ей сто баксов, а другой купил изумрудные сережки. Она спрашивает, не хочу ли я пойти с ней в следующий раз, но меня это как-то не привлекает. Мужнины – это такая ужасная скука.
Я попробовала уговорить ее перестать, пробовала заставить ее бросить Рея. Она слишком хороша для всех них.
В лето перед отъездом в Чикагский университет я читала о колледже все, что могла найти. Мысль об отъезде из дома приводила меня в ужас. Мое обещание, данное Молли той весной, казалось сейчас глупым и несерьезным. Она улетела далеко, очень далеко, а я осталась одна. Я даже начала сомневаться, что она вообще существовала.
Однажды днем во время обеденного перерыва я взяла на стенде в отцовском офисе журнал «Мадемуазель», издаваемый колледжем. Отца не было, так что, вернувшись с обеда, я сбросила туфли, уселась в огромное кожаное кресло и открыла журнал. Работа утомила меня, надо было отвлечься. Увидев Сильвию Плэт в списке авторов августовского выпуска журнала, я крайне удивилась. Она стала в конце концов знаменитостью, как и говорил ее дедушка.
Я открыла страницу 358, на которой журнал публиковал ее песню «Любовь безумной». Я надеялась, что стихотворение поможет мне вернуть Молли, но оно лишь усилило мое чувство потери и безнадежности. Сильвия писала о мистических громовых птицах и танцующих звездах, о том, как Бог упал с небес и принялся править в аду. Ее стихотворение говорило о горечи моего собственного детства, которое и привело к тому, что в жизни моей теперь нет совершенно ничего – одна пустота. Я чувствовала то же, что и Сильвия: «Я закрыла глаза, и мир умер. (Я думаю, ты ожила в моей душе)».
Не знаю, к кому она обращалась, когда писала это, но я понимала, что она чувствовала. Молли, казалось, отодвигается от меня все дальше и дальше.
Понедельник, 15 ноября 1948 года
Эта ужасная Нейз па прошлой неделе опять вызвала меня в своей кабинет. Но я ей показала: сидела, скрестив ноги, и демонстративно смотрела в окно. Может быть, мне удастся убедить Риту Хейворт быть моей наставницей, когда я переберусь в Голливуд. В конце концов, мама на нее очень похожа. Нейз долбила свое:
– Твои учителя находят твое поведение очень вызывающим, Мэри Алиса, – она показала мне бумагу, которую держала в руках. – Ты выдуваешь пузыри из жевательной резинки на уроках французского. На уроках истории мажешь губы помадой. А по математике ты уже три недели не выполняешь домашнее задание. Три недели! Более того, на последней контрольной ты подписала свой листок, но не ответила ни на один вопрос. Я повторяю: ни на один вопрос. И нечего ухмыляться. Твой коэффициент интеллекта выше среднего, ты достаточно неглупая девушка, но совершенно не занимаешься на уроках – только музыкой и актерским мастерством. Мисс Смит сказала мне, что ты произнесла монолог Офелии с большим пылом и без единой ошибки. Что касается других предметов – честно говоря, учителя просто выходят из себя. Мэри Алиса, пожалуйста, смотри на меня, а не в окно. Я хочу спросить, нет ли у тебя проблем дома? Твоя мама умерла, ты обманывала нас по этому поводу, это мы уже знаем. Ее вовсе не переехал угнанный автомобиль, за рулем которого сидел беглый преступник. Она умерла от пищевого отравления, съела слишком много несвежего картофельного салата. Это само но себе уже достаточно трагично, а если еще вспомнить безвременную смерть твоего отца и братишки – ну, короче, меня вовсе не удивляет, что ты придумываешь про нее разные истории. Откровенно говоря, доктор Ричард говорил мне, что у тебя есть склонность лгать, чтобы сделать жизнь более терпимой. Бедняжка, не думай, что я тебе не сочувствую. Но все-таки, Мэри Алиса, ты должна взглянуть фактам прямо в глаза, даже если они неприятны тебе. Ты не можешь жить в воображаемом мире. Твой отчим – прости уж меня за прямоту, но сейчас надо говорить откровенно – твой отчим настоящий джентльмен и ученый к тому же, но я вовсе ие уверена, что он хорошо разбирается в том, как надо воспитывать девочек, особенно в таком возрасте, когда девушка становится молодой женщиной. Полагаю, он слишком занят в университете, к тому же он ведь пишет книги, да еще читает лекции и дает интервью. Так что он слишком часто вынужден оставлять тебя одну, а мы здесь этого совсем не поощряем. Тебе нужен кто-то, кому ты могла бы довериться. Мэри Алиса! – она положила отчет о моем поведении на стол и сжала руки. – Пожалуйста, послушай меня внимательно. Я должна спросить, и я спрашиваю, понимает ли твой отчим, что молодые девушки – молодые женщины – берут пример со своих любимых отцов, которые и должны научить их, как встречаться с молодыми людьми, своими ровесниками. В один прекрасный день ты, естественно, захочешь иметь мужа и детей. А это не делается по мановению волшебной палочки.
(«А вот это зависит от того, какая палочка, фрейлейн», – едва не сказала я. Месяц был ужасный – Дик наотрез отказался от презервативов, и у меня было три недели задержки. Вив водила меня к врачу – столько хлопот. Я подвязала волосы старой маминой лентой, подписалась как «миссис Кэтрин Ричард», а в графе возраст проставила «восемнадцать «. Дик считает, что все это ужасная волынка; я думаю, он даже хотел бы, чтобы я попалась, если бы его при этом не поймали на месте преступления. Но вернемся к фрейлейн Хейз.)
– Мэри Алиса, твой отчим увозит тебя из города каждый раз, как едет куда-либо читать лекции. Ты пропустила целый год, разъезжая с ним по стране в рекламном турпе. Мы же здесь внимательно следим за состоянием молодых женщин, вверенных нашему попечению, чтобы быть уверенными в том, что они вполне приспособлены к требованиям современного мира. Нет, дай я продолжу. В этом году ты просто не можешь больше пропускать занятий. Он должен понять, что ты не можешь сопровождать его во всех его литературных вылазках. Что он должен предоставить тебе больше возможностей общаться с друзьями твоего собственного возраста. Мэри Алиса, если тебе не дать свободы в удовлетворении твоей естественной потребности – нет, позволь, я перефразирую – естественного влечения к молодым людям, твоя способность усваивать знания будет постоянно под сомнением. Мы уже в этом убедились. Мы решили также, что неудовлетворительная обстановка дома – говоря точнее, неразумное поведение твоего отца в сочетании с его нежеланием считаться с твоими очевидными нуждами – мешает тебе завязать дружбу со сверстниками противоположного пола, что, в свою очередь, задерживает твое развитие – эмоциональное и интеллектуальное. Мы выпускаем отсюда воспитанных молодых женщин, мисс Лиддел, да-да, воспитанных молодых женщин, и мы надеемся, что и ты войдешь в их число. Тебе что, вообще нечего мне ответить? Пожалуйста, сиди прямо и поставь вторую ногу на пол. Нет, не так, а ровно. – Тут она сложила руки на столе, ожидая моего ответа.
О, дневник, я чуть не расхохоталась ей в лицо. Фрейлейн Хейз такая сентиментальная! И такая энергичная.
Я сказала ей, что, по моему мнению, уделяю занятиям ровно столько внимания, сколько они заслуживают, а если она хочет поговорить с моим отцом – пожалуйста, мне все равно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Я нашла потрясное золотистое вечернее платье, похожее на моих бабочек. Я бы купила его, наплевав на расходы и все прочее, но тогда Дик поймет, что нашел не все мои тайники. Так что я просто внесла аванс и попросила продавщицу придержать платье для меня. Вчера я заставила Дика купить его мне – пришлось сыграть в хорошую послушную девочку.
Воскресенье, 31 октября 1948 года
С праздником Хэллоуина, с праздником Хэллоуина! О, дневник, я провела такой чудесный день. Вив и Рей, а еще Грег Костакович и я ходили сегодня играть в «кошелек или жизнь» . Я весь вечер выпрашивала шоколад!
Дик , разумеется, на прошлой неделе запретил мне идти. Никаких прогулок без присмотра – таково первое правило резиденции Ричарда. В переводе это значит: некоторые отвратительные мальчики могут обидеть его драгоценную Молли! Я просто вылезла из окна на кухне и поехала на велосипеде Грега, который он спрятал в кустах, к Вив, где в пятницу оставила свой костюм. Но ведь я послушная дочь и потому оставила Дику на кухонном столе записку и сделанные из воска зубы вампира, которые можно жевать, как жвачку.
Конечно, я не влюблена в Грега Костаковича, или Джереми Моррисона, или Алекса Фрамртона, или в кого-то еще. Я уже даже заработала репутацию невинной недотроги. Святая Мэри. Но мне нравится гулять с мальчишками, чтобы позлить Дика. Мне так нравится, когда он ревнует, а добиться этого нетрудно. Я всегда разрешаю одному из них донести мои книги до дому после занятий, а потом, по крайней мере пятнадцать минут, стою с ним на улице и болтаю. Дик, я знаю, смотрит из окна верхнего этажа, так что я делаю вид, что я просто в восторге, а любая шутка моего спутника – самое смешное, что мне приходилось слышать в своей жизни.
Дорогой дневник, вчера такое было! Я оделась цыганкой – длинные красные ногти, красная помада, густые тени для век, на голове красный шарф. Вив одолжила мне камешки со своего костюма, на руки я надела браслеты, на шею – бусы. На мне было одна из моих черных школьных юбок – та, которая до колен, но сверху я надела белую рубашку отца Вив и его джинсовую куртку. Вив была ведьмой – вся в черном, в остроконечной шапке, со щеткой в руках. Мальчишки нарядились пиратами.
Мы отправились в Кембридж, где нас никто не знает, и вели себя, как сумасшедшие. Mais oui! Мы бросали в окна домов кукурузу – нам дарили яблоки. Вернувшись в Уоллсли, мы замотали туалетной бумагой все деревья рядом с моим домом. Так было трудно сделать это тихо! Дик прямо побагровел, когда я вошла в дом – в костюме, конечно!
Он и не прикоснулся к зубам вампира, которые я так тщательно для него выбирала. Он не обедал. Он объездил весь город. Заботливый, внимательный отчим. Кто обидел его дорогую, нелепую Молли? Он немедленно сорвал с меня всю одежду и посадил к себе на колени.
– Добавим немножко садизма к скуке пашей жизни? – спросила я. Мне было так смешно, по щекам у меня струилась слезы, я скатилась с его колен и схватилась за живот. И никак не могла перестать смеяться, мне казалось, что у меня разорвется аппендикс. Ведь это так больно: никогда не ешьте одиннадцать плиток шоколада, а уж если съели – не смейтесь потом!
– Прекрати, Молли Алиса, – сказал мой строгий Дик, расстроенный моим поведением. Его Молли – просто ангел. – Иди наверх. Когда я поднимусь, ты, надеюсь, будешь уже в постели.
Я прокралась в кухню, проглотила стакан молока (чтобы смыть весь шоколад), схватила со стола зубы вампира и засунула себе в рот; потом поднялась наверх, легла в спальне и стала ждать своего драгоценного Дика. Когда он вошел в мою комнату, я быстро взглянула на него и оскалилась, как идиотка. Ну что я за мерзкое чудовище!
Среда, 3 ноября 1948 года
Школа – это такая скука! Мисс Кристель, учительница французского, опять ругала меня за использование «неподходящих выражений» в классе.
J'ai dit, «Je suis une petite merdeuse, n'est pas? (Я сказала: „Я – маленькое дерьмо, не так ли?“)
C'йtait vachement drо le! – (Что за ужасные выражения!) – Крисси, я тебе так благодарна за летние каникулы на Ривьере!
Мисс Уэйд, учительница математики, так опасно крутит задом, когда идет по рядам между партами, что то и дело сшибает с них книги на пол. Разумеется, мы нарочно кладем их на самый край и громко хохочем, когда они падают.
А учительница истории мисс Симз – просто хитрюга. Она держит на столе термос с кофе и выпивает во время занятий по крайней мере две чашки. Нам все время чудилось что-то необычное в том, как она обхватывает лодыжками ножки стула, крепко держась за свою кафедру, а потом смотрит на нас поверх очков и изрекает: «А теперь отвечайте: кто победил солдат Союза в битве под Геттисбергом?»
На прошлой неделе мы с Вив залезли в ее кабинет во время обеденного перерыва и нашли в столе бутылку ликера. Мы вылили ликер и налили туда уксус. Пришлось здорово попотеть: вылив спиртное за окно, мы никак не могли закрыть бутылку. Стукни сильнее, – сказала Вив.
Я стукнула, бутылка упала – ну и грохоту было! Конечно, нам просто повезло, что в это время по холлу шныряла именно фрейлейн Хейз – больше старой свинье заняться просто нечем. Прижав руки к бокам, она входит в комнаты, высоко держа голову и очень тихо, словно сыщик.
К счастью, она не могла бы стать сыщиком: она еще и наполовину слепая. Мы спрятались за столом мисс Симз как раз вовремя и затаили дыхание. У меня так билось сердце, было так страшно! Дневник, хорошо, что ты не увидишь никогда лица, какое было у мисс Симз, когда она сегодня сделала большой глоток – она поперхнулась, что-то пролепетала и кинулась вон из комнаты, хватаясь руками за голову. Конечно, обвинять никого из нас она не смеет, потому что ей тогда придется признаться, что она попивает в школе.
Так что мы тайные героини.
Откровенно говоря, дневник, у меня почти нет времени на учебу. По субботам с Анной Веля я хожу в кантри-клуб «Бруклин» на танцы – я просто обожаю клуб. Метрдотель там просто душка. Когда оркестр замолкает, он приносит нам кока-колу. Я сказала ему, что намерена со временем сниматься в кино, потому и учусь танцевать.
– Не знаю, откуда в вас, молодые леди, столько энергии, – сказал он нам на прошлой неделе. – У меня есть внучка, она всего на три года старше вас. Собирается стать писательницей – Сильвия Плэт, так ее зовут, запомните. Она намерена сделаться знаменитостью.
– Я тоже, – отвечала я. – Запомните и мое имя – Молли Лиддел.
Мне надо многому научиться, если я собираюсь стать актрисой. Эвелин Росс и я по четвергам занимаемся балетом в школе мисс Джинн. Эв такая молодец, ты бы видел, дневник, как она разрезала в субботу ковер у Вив дома! По вторникам я еще беру уроки пения.
Помнишь, как я мучила бедную маму, без конца играя на рояле «Душа и сердце «и «Чопстик «вместо того, чтобы играть этюды? Теперь я старательно учусь музыке. Я занимаюсь вокалом с завидной регулярностью. По вечерам это отнимает ужасно много времени – конечно, если меня не вынуждают оторваться по одной причине. К тому же, упражнения такие нудные, я пою как можно громче, потом еще громче, и еще громче.
По субботам у Вив бывает так здорово – дорогой Дик и понятия не имеет, чем мы там занимаемся. Родителей Вив никогда нет дома, и все это знают: у них есть сезонные билеты в оперу, балет, консерваторию, Бог знает куда еще. Мы все собираемся вместе и устраиваем гудеж. У В ив есть музыкальный ящик со всеми последними хитами; есть у нее и танцевальная музыка вроде «Майзи Дотс» и «Ром и кола « – кстати, именно это мы и пьем. В прошлый уик-энд Рей напился и принялся кричать на Вив, потому что видел ее в кино с Марком. Он ведь не знает, что у Вив был с ним флирт прошлым летом.
– Она тебе не принадлежит, – сказала я. Мне не нравится, как он обращается с Вив, когда напивается. – Это свободная страна. Она может ходить в кино, с кем захочет.
– А ты не лезь, кукла проклятая. Не твоего ума дело, – сказал он и толкнул меня, а потом сгреб Вив за волосы и попытался затащить ее в холл, в спальню родителей. Я вытянула ногу и подставила ему подножку, мальчишки подняли его с пола и вышвырнули вон. Он смотрел на нас через окно; мы видели, как он согнулся пополам и его вырвало прямо на лужайку. Потом он направился домой по боковой улице. Хотела бы я, чтобы Вив с ним наконец развязалась – ведь могла произойти ужасная сцена.
Иногда Вив ужасно рискует. Когда ей было одиннадцать, она пыталась наложить на себя руки – ее дядя изнасиловал ее на своей собственной свадьбе, где она была подружкой невесты. На приеме он напоил ее шампанским, а потом, когда у нее закружилась голова, предложил проводить ее в номер в отеле. Там он сказал, что если она пикнет – он ее придушит. А если она хоть слово скажет своей матери, он заявит, что она лгунья, что он просто искал ее и застал с мальчишкой из прислуги отеля.
– И больше я не выла подружкой на свадьбах, – рассказывала Вив. – И никаких белых свадебных одеяний мне не надо!
Бедная Вивиан! Ее мать приглашает этого дядю с женой на рождественский ужин каждый год, и он всегда кладет ей на голову ветку омелы.
Мы рассказали друг другу истории своей жизни как-то ночью после того, как все разошлись. Мы пили ром – Вив делает потрясающий дайкири! – и говорили. Вот тогда-то и выяснилось, что обе мы давно уже не девственницы. Вив считает, это ужасно смешно, что Дик по-прежнему признается мне в неувядающей любви.
– Неувядающая похоть, – заявила она, протягивая мне сигарету. – Давай, закуривай. Держу пари, это на вкус гораздо лучше, чем то, что ты получаешь дома. – Я призналась ей, что извожу целые галлоны жидкости для полоскания рта.
Когда родители Вив уезжают на уик-энд, она отправляется в большой отель в центре и ловит там мужчин. Они ведут ее в театр, а потом – в свой номер в отеле, и делают с ней это. Один дал ей сто баксов, а другой купил изумрудные сережки. Она спрашивает, не хочу ли я пойти с ней в следующий раз, но меня это как-то не привлекает. Мужнины – это такая ужасная скука.
Я попробовала уговорить ее перестать, пробовала заставить ее бросить Рея. Она слишком хороша для всех них.
В лето перед отъездом в Чикагский университет я читала о колледже все, что могла найти. Мысль об отъезде из дома приводила меня в ужас. Мое обещание, данное Молли той весной, казалось сейчас глупым и несерьезным. Она улетела далеко, очень далеко, а я осталась одна. Я даже начала сомневаться, что она вообще существовала.
Однажды днем во время обеденного перерыва я взяла на стенде в отцовском офисе журнал «Мадемуазель», издаваемый колледжем. Отца не было, так что, вернувшись с обеда, я сбросила туфли, уселась в огромное кожаное кресло и открыла журнал. Работа утомила меня, надо было отвлечься. Увидев Сильвию Плэт в списке авторов августовского выпуска журнала, я крайне удивилась. Она стала в конце концов знаменитостью, как и говорил ее дедушка.
Я открыла страницу 358, на которой журнал публиковал ее песню «Любовь безумной». Я надеялась, что стихотворение поможет мне вернуть Молли, но оно лишь усилило мое чувство потери и безнадежности. Сильвия писала о мистических громовых птицах и танцующих звездах, о том, как Бог упал с небес и принялся править в аду. Ее стихотворение говорило о горечи моего собственного детства, которое и привело к тому, что в жизни моей теперь нет совершенно ничего – одна пустота. Я чувствовала то же, что и Сильвия: «Я закрыла глаза, и мир умер. (Я думаю, ты ожила в моей душе)».
Не знаю, к кому она обращалась, когда писала это, но я понимала, что она чувствовала. Молли, казалось, отодвигается от меня все дальше и дальше.
Понедельник, 15 ноября 1948 года
Эта ужасная Нейз па прошлой неделе опять вызвала меня в своей кабинет. Но я ей показала: сидела, скрестив ноги, и демонстративно смотрела в окно. Может быть, мне удастся убедить Риту Хейворт быть моей наставницей, когда я переберусь в Голливуд. В конце концов, мама на нее очень похожа. Нейз долбила свое:
– Твои учителя находят твое поведение очень вызывающим, Мэри Алиса, – она показала мне бумагу, которую держала в руках. – Ты выдуваешь пузыри из жевательной резинки на уроках французского. На уроках истории мажешь губы помадой. А по математике ты уже три недели не выполняешь домашнее задание. Три недели! Более того, на последней контрольной ты подписала свой листок, но не ответила ни на один вопрос. Я повторяю: ни на один вопрос. И нечего ухмыляться. Твой коэффициент интеллекта выше среднего, ты достаточно неглупая девушка, но совершенно не занимаешься на уроках – только музыкой и актерским мастерством. Мисс Смит сказала мне, что ты произнесла монолог Офелии с большим пылом и без единой ошибки. Что касается других предметов – честно говоря, учителя просто выходят из себя. Мэри Алиса, пожалуйста, смотри на меня, а не в окно. Я хочу спросить, нет ли у тебя проблем дома? Твоя мама умерла, ты обманывала нас по этому поводу, это мы уже знаем. Ее вовсе не переехал угнанный автомобиль, за рулем которого сидел беглый преступник. Она умерла от пищевого отравления, съела слишком много несвежего картофельного салата. Это само но себе уже достаточно трагично, а если еще вспомнить безвременную смерть твоего отца и братишки – ну, короче, меня вовсе не удивляет, что ты придумываешь про нее разные истории. Откровенно говоря, доктор Ричард говорил мне, что у тебя есть склонность лгать, чтобы сделать жизнь более терпимой. Бедняжка, не думай, что я тебе не сочувствую. Но все-таки, Мэри Алиса, ты должна взглянуть фактам прямо в глаза, даже если они неприятны тебе. Ты не можешь жить в воображаемом мире. Твой отчим – прости уж меня за прямоту, но сейчас надо говорить откровенно – твой отчим настоящий джентльмен и ученый к тому же, но я вовсе ие уверена, что он хорошо разбирается в том, как надо воспитывать девочек, особенно в таком возрасте, когда девушка становится молодой женщиной. Полагаю, он слишком занят в университете, к тому же он ведь пишет книги, да еще читает лекции и дает интервью. Так что он слишком часто вынужден оставлять тебя одну, а мы здесь этого совсем не поощряем. Тебе нужен кто-то, кому ты могла бы довериться. Мэри Алиса! – она положила отчет о моем поведении на стол и сжала руки. – Пожалуйста, послушай меня внимательно. Я должна спросить, и я спрашиваю, понимает ли твой отчим, что молодые девушки – молодые женщины – берут пример со своих любимых отцов, которые и должны научить их, как встречаться с молодыми людьми, своими ровесниками. В один прекрасный день ты, естественно, захочешь иметь мужа и детей. А это не делается по мановению волшебной палочки.
(«А вот это зависит от того, какая палочка, фрейлейн», – едва не сказала я. Месяц был ужасный – Дик наотрез отказался от презервативов, и у меня было три недели задержки. Вив водила меня к врачу – столько хлопот. Я подвязала волосы старой маминой лентой, подписалась как «миссис Кэтрин Ричард», а в графе возраст проставила «восемнадцать «. Дик считает, что все это ужасная волынка; я думаю, он даже хотел бы, чтобы я попалась, если бы его при этом не поймали на месте преступления. Но вернемся к фрейлейн Хейз.)
– Мэри Алиса, твой отчим увозит тебя из города каждый раз, как едет куда-либо читать лекции. Ты пропустила целый год, разъезжая с ним по стране в рекламном турпе. Мы же здесь внимательно следим за состоянием молодых женщин, вверенных нашему попечению, чтобы быть уверенными в том, что они вполне приспособлены к требованиям современного мира. Нет, дай я продолжу. В этом году ты просто не можешь больше пропускать занятий. Он должен понять, что ты не можешь сопровождать его во всех его литературных вылазках. Что он должен предоставить тебе больше возможностей общаться с друзьями твоего собственного возраста. Мэри Алиса, если тебе не дать свободы в удовлетворении твоей естественной потребности – нет, позволь, я перефразирую – естественного влечения к молодым людям, твоя способность усваивать знания будет постоянно под сомнением. Мы уже в этом убедились. Мы решили также, что неудовлетворительная обстановка дома – говоря точнее, неразумное поведение твоего отца в сочетании с его нежеланием считаться с твоими очевидными нуждами – мешает тебе завязать дружбу со сверстниками противоположного пола, что, в свою очередь, задерживает твое развитие – эмоциональное и интеллектуальное. Мы выпускаем отсюда воспитанных молодых женщин, мисс Лиддел, да-да, воспитанных молодых женщин, и мы надеемся, что и ты войдешь в их число. Тебе что, вообще нечего мне ответить? Пожалуйста, сиди прямо и поставь вторую ногу на пол. Нет, не так, а ровно. – Тут она сложила руки на столе, ожидая моего ответа.
О, дневник, я чуть не расхохоталась ей в лицо. Фрейлейн Хейз такая сентиментальная! И такая энергичная.
Я сказала ей, что, по моему мнению, уделяю занятиям ровно столько внимания, сколько они заслуживают, а если она хочет поговорить с моим отцом – пожалуйста, мне все равно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17