Мужественный голос капитана гремел: «Смирно!», «Правое плечо вперед, шагом марш!» Пуговицы его кителя блестели на солнце, облако пыли, серебристое от мелкого дождика, сопровождало шествие.
На площади дети, учителя и учительницы, Зекинья и носильщики (Како Подре уже пошатывался, он начал пить еще до утреннего сигнала) выстроились и принесли присягу у знамени. Вечером капитан произнес еще одну краткую речь перед жителями, собравшимися посмотреть на спуск флага. Правда, финальная церемония была несколько омрачена случаем, достойным сожаления. Оказалось, что Како Подре почти в бесчувственном состоянии и не в силах взять ни одной ноты на рожке. Пришлось заменить его школьником, но это уже было совсем не то. Впрочем, блеск праздника от этого не потускнел: бенгальские огни, колеса и ракеты, осветившие небо, вполне компенсировали неприятность с Како Подре. Мисаэл же держался в пределах благопристойности.
— Да, сеньоры, — говорил потом старый Проныра, — стоило капитану поселиться здесь, и праздник Второго июля прошел у нас на высоте… Молодчина наш капитан!
Теперь репутация капитана окончательно укрепилась, и он, подобно монументу, прочно утвердился на высоком пьедестале, на который его вознесли, если можно так сказать, преисполненные уважения и восхищения соседи. Кажется, никто еще в Перипери не был окружен таким единодушным поклонением. Рассказы о необыкновенном праздновании Второго июля дошли до самых дальних окраин «Бразильского Востока».
Теперь и тут никто пальцем не шевелил без мудрого совета капитана.
И вот после всего этого блеска в тихий солнечный день, располагающий к мирному веселью, грянула буря. Шико Пашеко с радостным видом сошел с поезда, что-то крича.
«Наверно, выиграл дело», — подумал Руй Пессоа, увидев его.
Едва ступив на платформу, Шико Пашеко тут же хвастливо сказал Рую, начальнику станции, служащим, смазчикам, Како Подре и Мисаэлу:
— Что я говорил? Разве я не предупреждал?
Я вас всех предупреждал! Меня не обманешь… Шарлатан! Он ни разу в жизни не ступал на корабль, «и разу!
Он ходил из дома в дом, обошел всех по очереди, почтив своим визитом даже Зекинью Курвело: радость победителя сделала его великодушным. Время от времени он вынимал из кармана черную тетрадку с какими-то записями и заглядывал в нее. Он повторял всюду свой рассказ, перемежая его хохотом и ругательствами по адресу капитана:
— Шарлатан, сукин сын…
Одни поверили ему и теперь смотрели на капитана с презрением, хихикали у него за спиной; другие, напротив, не верили ни одному слову бывшего инспектора и горой стояли за капитана. Некоторые же считали, что и капитан, и Шико преувеличивают: может быть, Васко не такой уж герой, но и истории, рассказанной Шико Пашеко, тоже не слишком верили. Впрочем, таких людей нашлось немного. К первым принадлежал Адриано Мейра, ко вторым Зекинья Курвело, между ними, пытаясь их примирить, стоял старый и почтенный Жозе Пауло Проныра.
Примирение было делом трудным, почти невозможным, такой бурной полемики еще не бывало в Перипери. Страсти разгорались все сильнее, вражда сделалась непримиримой, некоторые старые друзья перестали даже здороваться, а Шико Пашеко и Зекинья Курвело чуть было не сошлись врукопашную. Предместье раскололось на две партии, и мирной тишине, царившей здесь прежде, о которой писали даже в газетах, навсегда пришел конец. Распря, подобно буре, нанесла Перипери опустошительный урон.
С тетрадкой в руке Шико Пашеко везде и всюду повторял свои разоблачения, свою поразительную историю. Она датировалась началом столетия, когда у власти стоял Жозе Марселино.
ВТОРОЙ ЭПИЗОД
ТОЧНОЕ И ПОЛНОЕ ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ РАССКАЗА ШИКО ПАШЕКО, СОДЕРЖАЩЕГО ШИРОКУЮ КАРТИНУ НРАВОВ И ЖИЗНИ ГОРОДА САЛВАДОР В НАЧАЛЕ СТОЛЕТИЯ, С УЧАСТИЕМ ВЫДАЮЩИХСЯ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ И КРУПНЫХ КОММЕРСАНТОВ, НУДНЫХ ДЕВИЦ И ОЧАРОВАТЕЛЬНЫХ ЖЕНЩИН
ГЛАВА ПЕРВАЯ
О пансионе «Монте-Карло» и пяти важных господах
Искрящийся блеск драгоценностей — кольца на пальцах, на шее ожерелье, в волосах диадема, серьги в ушах… Туго затянутая в корсет, волоча за собой шлейф вечернего платья, Карол с улыбкой спешит им навстречу:
— Наконец-то… Я уж думала, что вы сегодня не придете.
Она держалась с изяществом, несмотря на свои бурно прожитые пятьдесят шесть лет и вопреки полноте, против которой тщетно боролась; полнота с годами росла, а заодно росли сбережения, которые Карол весьма удачно превращала в акции и недвижимость.
Карьера Карол была нелегкой — сколько труда, сколько страданий! Сорок лет в домах терпимости, сначала в качестве пансионной девицы, а впоследствии хозяйки пансиона. Все началось с того дня, когда проезжавший через Гараньюнс коммивояжер увез ее, пленив лестью и столичными манерами и наобещав золотые горы. Неделю спустя он бросил ее в Ресифе. А ей было шестнадцать лет… ни гроша денег, ни одного знакомого, никакого опыта… Она бродила между мостами, глядела на воду и думала, что это для нее теперь единственный выход.
Иногда в тихие вечера, сидя в австрийской качалке (она высится посреди столовой подобно трону), Карол любит вспоминать ту страшную ночь, когда маленькая обесчещенная Каролина в отчаянии бродила по улицам большого города; в горле у нее стояли рыдания, ноги подгибались, а черная вода Капибарибе неудержимо влекла к себе. Поставив на полные колени шкатулку с драгоценностями, Карол перебирает брильянтовые кольца, брошки, браслеты, изумруды и топазы и в памяти ее снова и снова встает та ночь, полная изнеможения и ужаса.
Карол довольно скоро удалось найти выход из положения, и теперь она может с улыбкой вспоминать свои мысли о самоубийстве и любовь к коммивояжеру.
Он показался ей тогда сказочным принцем, когда появился в Гараньюнсе со своими чемоданами, набитыми образцами. А ведь это был просто бедняк и болтун. Ни денег, ни обаяния. Молодые люди, что поднимаются сейчас по лестнице пансиона «Монте-Карло», вот это принцы! Пансион занимает просторный бельэтаж на Театральной площади — самый фешенебельный и роскошный пансион для женщин легкого поведения в городе Баия, и он находится в полной собственности Каролины да Силва Медейрос, более известной под именем Каролина Золотой Язычок.
Пятеро мужчин в белых костюмах, гетрах и элегантных соломенных шляпах, с изящными тростями и завитыми усами, оживленные, шумливые, окружили Каролину, обнимая ее, целуя, рассыпая остроты и комплименты.
— Привет нашей королеве и повелительнице! — раскланялся высокий, пышущий здоровьем человек лет сорока, смуглый, с коротко остриженными волосами.
— Вы оказываете мне честь, полковник. Входите, будьте как дома.
Широкоплечий блондин с лукавыми голубыми глазами низко поклонился Карол:
— Склоняюсь к вашим ногам, владычица моего сердца…
— Не лгите, капитан, я знаю, кто владеет вашим сердцем…
— Вы сегодня прекраснее, чем когда-либо…. — сказал третий, целуя ее унизанную кольцами руку.
Но она сама поклонилась ему, а потом обняла.
— Доктор Жеронимо, добро пожаловать, к вашим услугам. — После чего повернулась к красивому безбородому молчаливому юноше и сказала: — Вас, лейтенант, ждут с нетерпением…
Под конец она с видом искренней привязанности заключила в объятия молодого человека с крючковатым носом, романтической шевелюрой и печальными ласковыми глазами:
— Сеньор Араган! Сеньор Араганзиньо! Рада вас видеть…
Взгляд Араганзиньо еще больше затуманился, хотя в голосе Карол явно слышалось дружеское расположение, и она приветствовала его горячо. Она заметила его грусть и, догадавшись о ее причине, шепнула ему на ухо:
— Будьте настойчивее и в конце концов вы победите… Я знаю, что говорю… — И громче: — Я ведь постоянно слышу признания и вздохи…
Полковник сказал, смеясь:
— С нашим Араганом никто не сравнится. Однако на этот раз не помогают ни погоны, ни титулы…
Гарсон с певучим голосом и женственными манерами подошел к Арагану:
— Я оставил вам столик в углу, сеньор Араган, как всегда.
Мужчины направились к этому столику, Карол шла за ними, сохраняя на лице выражение глубокого почтения. Лейтенант обнял маленькую блондинку, вышедшую им навстречу из-за оркестра.
Араган оглядывал зал. Наконец он увидел Дороти.
Вот она сидит там, ее руки держит Роберто, этот жирный боров. Глаза Дороти, тревожные, почти умоляющие, встретились с глазами Васко, на ее губах появилась робкая улыбка. Словно теплый весенний ветер наполнил грудь Арагана. Доктор Роберто Вейга Лима, надутый фат, ничтожество, сынок богатых родителей, что он понимает в хрупкой и резкой красоте Дороти?
Разве он видит ее испуганные глаза, разве может оценить эту жажду любви, обжигающую ей щеки, подобно лихорадке?
Знаки внимания, оказываемые гостям многоопытной Карол, не были ни случайными, ни бескорыстными: пятеро господ, сидевшие за столиком и выбиравшие вина, оказывали честь и покровительство ее заведению, они принадлежали к сливкам баиянского общества. Это были самые известные кутилы, проводившие время в кафе, за игорными столами и в пансионах.
Вокруг них группировались лучшие люди города, отличавшиеся любезностью и щедростью. Пятеро друзей были неразлучны, они встречались ежедневно по вечерам, играли в бильярд, в покер, пили пиво, ужинали в кабаре.
— Эти пятеро — хозяева штата… — говорили жители, видя, как они входят во дворец, в какое-либо заведение, в бар или в пансион «Монте-Карло», и были до известной степени правы.
Карол шепнула что-то полковнику и сделала знак высокой, стройной смуглянке:
— Приехала сегодня из Ресифе… Само изящество.
— Вы заботитесь только о полковнике… А флот, он что же, ничего не заслуживает? — пожаловался голубоглазый с лицом гринго.
— Для вас, капитан, у меня есть одно лакомство…
Все рассмеялись. Смуглянка подошла к ним с видом роковой женщины. Оркестранты старались изо всех сил, теперь они с чувством играли аргентинское танго, Роберто танцевал с Дороти. За десять лет пребывания в университете он так и не смог одолеть медицину (злые языки говорили, что диплом врача ему дали «за выслугу лет»), зато, несмотря на свою полноту, Роберто научился великолепно танцевать вальс, танго и машише. И вот теперь он демонстрирует свое искусство, скользя с Дороти в сложных на танго. Она же глядит на Васко глубоким взглядом и робко улыбается, растравляя ему душу. Гарсон принес вино. Негритянка Мусу уселась на колени к белокурому капитану. Карол сияла; она гордилась своим пансионом, своим оркестром, тщательно подобранными женщинами, вышколенными гарсонами, прекрасным вином, дорогими ценами и первоклассными клиентами. А особенно этими пятью.
Полковник Педро де Аленкар, из штата Рио-де-Жанейро, бездетный вдовец, командовал расквартированным в городе 19-м егерским батальоном. Капитан Жорж Диас Надро, начальник порта, сын француза и уроженки штата Минас-Жераис, очень любил покер, хорошеньких негритянок и остроумные шутки. Иногда он устраивал с приятелями разные забавные проделки, среди которых бывали и грубые, но зато в случае нужды на него можно было положиться. Это он заказал вывеску для пансиона «Монте-Карло», на которой написано «Кабаре, или приют бездомных». Жеронимо де Пайва, молодой человек лет тридцати с небольшим, адвокат без клиентуры и журналист, не добившийся известности в Рио, переселился в Баию вместе с родственником-губернатором, для которого писал речи.
Здесь он служил начальником канцелярии губернатора и пользовался большим престижем. Жеронимо намеревался заняться политической деятельностью и выставить свою кандидатуру на предстоящих выборах федерального депутата. Лейтенант Лидио Мариньо, дворцовый адъютант для особых поручений, сын знаменитого полковника Америке Мариньо, владельца огромных земель по берегам реки Сан-Франсиско и сенатора штата, был завидной партией для всех девиц на выданье в городе. Когда Лидио, одетый в форму, статный, проходил по улице, девушки следили за ним сквозь щели жалюзи и вздыхали, все они мечтали потанцевать с лейтенантом на каком-нибудь балу или вечеринке. Романтическая личность и дуэлянт, Лидио был также кумиром женщин во всех пансионах, где и совершал большинство своих подвигов.
И наконец, сеньор Васко Москозо де Араган, Араганзиньо, глава одной из самых крупных в нижней части города фирм «Москозо и К°», торговавшей вяленым мясом, треской, винами, маслом, португальским сыром, английским картофелем и вообще самыми различными продуктами по всей округе, на юге и в сертане. С помощью целого легиона коммивояжеров фирма проникала также в соседние штаты Сержипе и Алагоас. Васко Москозо де Араган считался одним из самых крупных коммерсантов в Баие, его фирма принадлежала к числу наиболее солидных и пользовалась хорошей репутацией.
За столом вино лилось рекою, клиенты не скупились. Все это были люди с положением, они не испытывали недостатка в деньгах. В их компании Карол начинало казаться, будто и она обладает какой-то властью и управляет жизнью штата: устанавливает законы, ворочает большими деньгами, запросто бывает во дворце. Разве не к ней приходит Жеронимо, которого еще с юных лет влекло к зрелым и пышным женщинам? Жорж подшучивал над ним, и начальник канцелярии отвечал:
— Я не собака, чтобы глодать кости. Недозрелые фрукты я тоже не люблю. В Карол же есть и своя загадочная прелесть.
Да, в ней была «загадочная прелесть», связанная с большой опытностью. И она пользовалась влиянием: разве она не добилась назначения своего племянника, сына младшей сестры, вышедшей замуж в Гараньюнсё, в редакцию вестника «Импренса Офисиал»? А муж Сестры все поносит заблудшую свояченицу! Стоило только попросить Жеронимо — и племянник был пристроен. Карол производила солдат в ефрейторы, устраивала в морское училище своих крестников, детей бедняков.
Если она решала купить еще один дом, она всегда могла взять деньги в банке, получив от Араганзиньо поручительство по векселю. Карол сочиняла меню и поставляла вина во дворец всякий раз, когда там устраивали бал и собиралось высшее общество Баии. Гарсоны из пансиона «Монте-Карло» обслуживали приглашенных солидных сеньоров и добродетельных сеньор.
Карол незаметно распоряжалась всем, и политические деятели из провинции специально приезжали в город, чтобы поухаживать за ней и попросить протекции. Маленькая Каролина из Гараньюнса, чуть не покончившая с собою под мостами Ресифе, сегодня сидит вся увешанная драгоценностями за столом в пансионе на Театральной площади в городе Салвадор-да-Баия.
Она улыбается пятерым сеньорам.
ГЛАВА ВТОРАЯ
О фирме «Москозо и К°» — торговая глава с грустным концом
Эта фирма была основана старым Москозо, дедом Васко по материнской линии. Вскоре она стала процветать и получила широкий кредит. Португалец Жозе Москозо отличался коммерческими способностями и твердыми принципами. Слово его было вернее подписанного векселя. Пятьдесят лет своей жизни он отдал фирме: не бывал нигде, кроме дома и конторы, трудился день и ночь, как самый мелкий служащий, «чтобы подавать пример», был совершенно равнодушен к комфорту и развлечениям, воздержан в еде, одежде и любви. С женою Жозе Москозо прижил лишь одну дочь, а затем овдовел и все его хозяйство перешло в руки кухарки-негритянки.
Васко сменил деда на посту управляющего предприятием, которое за полвека из скромной конторы превратилось в трехэтажное здание близ Ладейры-да-Монтанья. Наверху спали служащие, а в больших комнатах обычно останавливались приезжавшие в столицу солидные клиенты из провинции. Служащие и питались здесь же, они работали, подчиняясь жёсткому режиму, отдыха по воскресеньям и праздникам не полагалось.
Потеряв в трехлетнем возрасте отца, а позднее и мать, которая оказалась не в силах вынести разлуку с неверным, влюбчивым мужем, Васко остался на попечении деда. Едва мальчику исполнилось десять лет и он окончил начальную школу, дед привел его в контору. Здесь он сначала подметал служебные помещения и склад, потом таскал товары, как простой грузчик.
Спал вместе с другими служащими наверху и с ними же .садился утром и вечером за общий стол, во главе которого восседал сам старый Москозо. Первой женщиной Васко стала кухарка Роза, и ночи в ее комнатке без окон, где можно задохнуться от жары, были его единственной радостью в те годы. Дед никак не выделял Васко из среды других служащих, только по утрам он благословлял его и давал целовать руку.
Наблюдая за внуком, старый Москозо печально качал головой. Мальчик не проявлял ни ловкости, ни вкуса к делу, он был беспечен, рассеян и лишен чувства ответственности. Когда Васко подрос, дед послал его коммивояжером в Жекиэ и Сержипе. Однако первый опыт кончился весьма плачевно. Самые худшие опасения деда и Рафаэла Менендеса, старшего служащего фирмы, образца деловитости, подтвердились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
На площади дети, учителя и учительницы, Зекинья и носильщики (Како Подре уже пошатывался, он начал пить еще до утреннего сигнала) выстроились и принесли присягу у знамени. Вечером капитан произнес еще одну краткую речь перед жителями, собравшимися посмотреть на спуск флага. Правда, финальная церемония была несколько омрачена случаем, достойным сожаления. Оказалось, что Како Подре почти в бесчувственном состоянии и не в силах взять ни одной ноты на рожке. Пришлось заменить его школьником, но это уже было совсем не то. Впрочем, блеск праздника от этого не потускнел: бенгальские огни, колеса и ракеты, осветившие небо, вполне компенсировали неприятность с Како Подре. Мисаэл же держался в пределах благопристойности.
— Да, сеньоры, — говорил потом старый Проныра, — стоило капитану поселиться здесь, и праздник Второго июля прошел у нас на высоте… Молодчина наш капитан!
Теперь репутация капитана окончательно укрепилась, и он, подобно монументу, прочно утвердился на высоком пьедестале, на который его вознесли, если можно так сказать, преисполненные уважения и восхищения соседи. Кажется, никто еще в Перипери не был окружен таким единодушным поклонением. Рассказы о необыкновенном праздновании Второго июля дошли до самых дальних окраин «Бразильского Востока».
Теперь и тут никто пальцем не шевелил без мудрого совета капитана.
И вот после всего этого блеска в тихий солнечный день, располагающий к мирному веселью, грянула буря. Шико Пашеко с радостным видом сошел с поезда, что-то крича.
«Наверно, выиграл дело», — подумал Руй Пессоа, увидев его.
Едва ступив на платформу, Шико Пашеко тут же хвастливо сказал Рую, начальнику станции, служащим, смазчикам, Како Подре и Мисаэлу:
— Что я говорил? Разве я не предупреждал?
Я вас всех предупреждал! Меня не обманешь… Шарлатан! Он ни разу в жизни не ступал на корабль, «и разу!
Он ходил из дома в дом, обошел всех по очереди, почтив своим визитом даже Зекинью Курвело: радость победителя сделала его великодушным. Время от времени он вынимал из кармана черную тетрадку с какими-то записями и заглядывал в нее. Он повторял всюду свой рассказ, перемежая его хохотом и ругательствами по адресу капитана:
— Шарлатан, сукин сын…
Одни поверили ему и теперь смотрели на капитана с презрением, хихикали у него за спиной; другие, напротив, не верили ни одному слову бывшего инспектора и горой стояли за капитана. Некоторые же считали, что и капитан, и Шико преувеличивают: может быть, Васко не такой уж герой, но и истории, рассказанной Шико Пашеко, тоже не слишком верили. Впрочем, таких людей нашлось немного. К первым принадлежал Адриано Мейра, ко вторым Зекинья Курвело, между ними, пытаясь их примирить, стоял старый и почтенный Жозе Пауло Проныра.
Примирение было делом трудным, почти невозможным, такой бурной полемики еще не бывало в Перипери. Страсти разгорались все сильнее, вражда сделалась непримиримой, некоторые старые друзья перестали даже здороваться, а Шико Пашеко и Зекинья Курвело чуть было не сошлись врукопашную. Предместье раскололось на две партии, и мирной тишине, царившей здесь прежде, о которой писали даже в газетах, навсегда пришел конец. Распря, подобно буре, нанесла Перипери опустошительный урон.
С тетрадкой в руке Шико Пашеко везде и всюду повторял свои разоблачения, свою поразительную историю. Она датировалась началом столетия, когда у власти стоял Жозе Марселино.
ВТОРОЙ ЭПИЗОД
ТОЧНОЕ И ПОЛНОЕ ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ РАССКАЗА ШИКО ПАШЕКО, СОДЕРЖАЩЕГО ШИРОКУЮ КАРТИНУ НРАВОВ И ЖИЗНИ ГОРОДА САЛВАДОР В НАЧАЛЕ СТОЛЕТИЯ, С УЧАСТИЕМ ВЫДАЮЩИХСЯ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ И КРУПНЫХ КОММЕРСАНТОВ, НУДНЫХ ДЕВИЦ И ОЧАРОВАТЕЛЬНЫХ ЖЕНЩИН
ГЛАВА ПЕРВАЯ
О пансионе «Монте-Карло» и пяти важных господах
Искрящийся блеск драгоценностей — кольца на пальцах, на шее ожерелье, в волосах диадема, серьги в ушах… Туго затянутая в корсет, волоча за собой шлейф вечернего платья, Карол с улыбкой спешит им навстречу:
— Наконец-то… Я уж думала, что вы сегодня не придете.
Она держалась с изяществом, несмотря на свои бурно прожитые пятьдесят шесть лет и вопреки полноте, против которой тщетно боролась; полнота с годами росла, а заодно росли сбережения, которые Карол весьма удачно превращала в акции и недвижимость.
Карьера Карол была нелегкой — сколько труда, сколько страданий! Сорок лет в домах терпимости, сначала в качестве пансионной девицы, а впоследствии хозяйки пансиона. Все началось с того дня, когда проезжавший через Гараньюнс коммивояжер увез ее, пленив лестью и столичными манерами и наобещав золотые горы. Неделю спустя он бросил ее в Ресифе. А ей было шестнадцать лет… ни гроша денег, ни одного знакомого, никакого опыта… Она бродила между мостами, глядела на воду и думала, что это для нее теперь единственный выход.
Иногда в тихие вечера, сидя в австрийской качалке (она высится посреди столовой подобно трону), Карол любит вспоминать ту страшную ночь, когда маленькая обесчещенная Каролина в отчаянии бродила по улицам большого города; в горле у нее стояли рыдания, ноги подгибались, а черная вода Капибарибе неудержимо влекла к себе. Поставив на полные колени шкатулку с драгоценностями, Карол перебирает брильянтовые кольца, брошки, браслеты, изумруды и топазы и в памяти ее снова и снова встает та ночь, полная изнеможения и ужаса.
Карол довольно скоро удалось найти выход из положения, и теперь она может с улыбкой вспоминать свои мысли о самоубийстве и любовь к коммивояжеру.
Он показался ей тогда сказочным принцем, когда появился в Гараньюнсе со своими чемоданами, набитыми образцами. А ведь это был просто бедняк и болтун. Ни денег, ни обаяния. Молодые люди, что поднимаются сейчас по лестнице пансиона «Монте-Карло», вот это принцы! Пансион занимает просторный бельэтаж на Театральной площади — самый фешенебельный и роскошный пансион для женщин легкого поведения в городе Баия, и он находится в полной собственности Каролины да Силва Медейрос, более известной под именем Каролина Золотой Язычок.
Пятеро мужчин в белых костюмах, гетрах и элегантных соломенных шляпах, с изящными тростями и завитыми усами, оживленные, шумливые, окружили Каролину, обнимая ее, целуя, рассыпая остроты и комплименты.
— Привет нашей королеве и повелительнице! — раскланялся высокий, пышущий здоровьем человек лет сорока, смуглый, с коротко остриженными волосами.
— Вы оказываете мне честь, полковник. Входите, будьте как дома.
Широкоплечий блондин с лукавыми голубыми глазами низко поклонился Карол:
— Склоняюсь к вашим ногам, владычица моего сердца…
— Не лгите, капитан, я знаю, кто владеет вашим сердцем…
— Вы сегодня прекраснее, чем когда-либо…. — сказал третий, целуя ее унизанную кольцами руку.
Но она сама поклонилась ему, а потом обняла.
— Доктор Жеронимо, добро пожаловать, к вашим услугам. — После чего повернулась к красивому безбородому молчаливому юноше и сказала: — Вас, лейтенант, ждут с нетерпением…
Под конец она с видом искренней привязанности заключила в объятия молодого человека с крючковатым носом, романтической шевелюрой и печальными ласковыми глазами:
— Сеньор Араган! Сеньор Араганзиньо! Рада вас видеть…
Взгляд Араганзиньо еще больше затуманился, хотя в голосе Карол явно слышалось дружеское расположение, и она приветствовала его горячо. Она заметила его грусть и, догадавшись о ее причине, шепнула ему на ухо:
— Будьте настойчивее и в конце концов вы победите… Я знаю, что говорю… — И громче: — Я ведь постоянно слышу признания и вздохи…
Полковник сказал, смеясь:
— С нашим Араганом никто не сравнится. Однако на этот раз не помогают ни погоны, ни титулы…
Гарсон с певучим голосом и женственными манерами подошел к Арагану:
— Я оставил вам столик в углу, сеньор Араган, как всегда.
Мужчины направились к этому столику, Карол шла за ними, сохраняя на лице выражение глубокого почтения. Лейтенант обнял маленькую блондинку, вышедшую им навстречу из-за оркестра.
Араган оглядывал зал. Наконец он увидел Дороти.
Вот она сидит там, ее руки держит Роберто, этот жирный боров. Глаза Дороти, тревожные, почти умоляющие, встретились с глазами Васко, на ее губах появилась робкая улыбка. Словно теплый весенний ветер наполнил грудь Арагана. Доктор Роберто Вейга Лима, надутый фат, ничтожество, сынок богатых родителей, что он понимает в хрупкой и резкой красоте Дороти?
Разве он видит ее испуганные глаза, разве может оценить эту жажду любви, обжигающую ей щеки, подобно лихорадке?
Знаки внимания, оказываемые гостям многоопытной Карол, не были ни случайными, ни бескорыстными: пятеро господ, сидевшие за столиком и выбиравшие вина, оказывали честь и покровительство ее заведению, они принадлежали к сливкам баиянского общества. Это были самые известные кутилы, проводившие время в кафе, за игорными столами и в пансионах.
Вокруг них группировались лучшие люди города, отличавшиеся любезностью и щедростью. Пятеро друзей были неразлучны, они встречались ежедневно по вечерам, играли в бильярд, в покер, пили пиво, ужинали в кабаре.
— Эти пятеро — хозяева штата… — говорили жители, видя, как они входят во дворец, в какое-либо заведение, в бар или в пансион «Монте-Карло», и были до известной степени правы.
Карол шепнула что-то полковнику и сделала знак высокой, стройной смуглянке:
— Приехала сегодня из Ресифе… Само изящество.
— Вы заботитесь только о полковнике… А флот, он что же, ничего не заслуживает? — пожаловался голубоглазый с лицом гринго.
— Для вас, капитан, у меня есть одно лакомство…
Все рассмеялись. Смуглянка подошла к ним с видом роковой женщины. Оркестранты старались изо всех сил, теперь они с чувством играли аргентинское танго, Роберто танцевал с Дороти. За десять лет пребывания в университете он так и не смог одолеть медицину (злые языки говорили, что диплом врача ему дали «за выслугу лет»), зато, несмотря на свою полноту, Роберто научился великолепно танцевать вальс, танго и машише. И вот теперь он демонстрирует свое искусство, скользя с Дороти в сложных на танго. Она же глядит на Васко глубоким взглядом и робко улыбается, растравляя ему душу. Гарсон принес вино. Негритянка Мусу уселась на колени к белокурому капитану. Карол сияла; она гордилась своим пансионом, своим оркестром, тщательно подобранными женщинами, вышколенными гарсонами, прекрасным вином, дорогими ценами и первоклассными клиентами. А особенно этими пятью.
Полковник Педро де Аленкар, из штата Рио-де-Жанейро, бездетный вдовец, командовал расквартированным в городе 19-м егерским батальоном. Капитан Жорж Диас Надро, начальник порта, сын француза и уроженки штата Минас-Жераис, очень любил покер, хорошеньких негритянок и остроумные шутки. Иногда он устраивал с приятелями разные забавные проделки, среди которых бывали и грубые, но зато в случае нужды на него можно было положиться. Это он заказал вывеску для пансиона «Монте-Карло», на которой написано «Кабаре, или приют бездомных». Жеронимо де Пайва, молодой человек лет тридцати с небольшим, адвокат без клиентуры и журналист, не добившийся известности в Рио, переселился в Баию вместе с родственником-губернатором, для которого писал речи.
Здесь он служил начальником канцелярии губернатора и пользовался большим престижем. Жеронимо намеревался заняться политической деятельностью и выставить свою кандидатуру на предстоящих выборах федерального депутата. Лейтенант Лидио Мариньо, дворцовый адъютант для особых поручений, сын знаменитого полковника Америке Мариньо, владельца огромных земель по берегам реки Сан-Франсиско и сенатора штата, был завидной партией для всех девиц на выданье в городе. Когда Лидио, одетый в форму, статный, проходил по улице, девушки следили за ним сквозь щели жалюзи и вздыхали, все они мечтали потанцевать с лейтенантом на каком-нибудь балу или вечеринке. Романтическая личность и дуэлянт, Лидио был также кумиром женщин во всех пансионах, где и совершал большинство своих подвигов.
И наконец, сеньор Васко Москозо де Араган, Араганзиньо, глава одной из самых крупных в нижней части города фирм «Москозо и К°», торговавшей вяленым мясом, треской, винами, маслом, португальским сыром, английским картофелем и вообще самыми различными продуктами по всей округе, на юге и в сертане. С помощью целого легиона коммивояжеров фирма проникала также в соседние штаты Сержипе и Алагоас. Васко Москозо де Араган считался одним из самых крупных коммерсантов в Баие, его фирма принадлежала к числу наиболее солидных и пользовалась хорошей репутацией.
За столом вино лилось рекою, клиенты не скупились. Все это были люди с положением, они не испытывали недостатка в деньгах. В их компании Карол начинало казаться, будто и она обладает какой-то властью и управляет жизнью штата: устанавливает законы, ворочает большими деньгами, запросто бывает во дворце. Разве не к ней приходит Жеронимо, которого еще с юных лет влекло к зрелым и пышным женщинам? Жорж подшучивал над ним, и начальник канцелярии отвечал:
— Я не собака, чтобы глодать кости. Недозрелые фрукты я тоже не люблю. В Карол же есть и своя загадочная прелесть.
Да, в ней была «загадочная прелесть», связанная с большой опытностью. И она пользовалась влиянием: разве она не добилась назначения своего племянника, сына младшей сестры, вышедшей замуж в Гараньюнсё, в редакцию вестника «Импренса Офисиал»? А муж Сестры все поносит заблудшую свояченицу! Стоило только попросить Жеронимо — и племянник был пристроен. Карол производила солдат в ефрейторы, устраивала в морское училище своих крестников, детей бедняков.
Если она решала купить еще один дом, она всегда могла взять деньги в банке, получив от Араганзиньо поручительство по векселю. Карол сочиняла меню и поставляла вина во дворец всякий раз, когда там устраивали бал и собиралось высшее общество Баии. Гарсоны из пансиона «Монте-Карло» обслуживали приглашенных солидных сеньоров и добродетельных сеньор.
Карол незаметно распоряжалась всем, и политические деятели из провинции специально приезжали в город, чтобы поухаживать за ней и попросить протекции. Маленькая Каролина из Гараньюнса, чуть не покончившая с собою под мостами Ресифе, сегодня сидит вся увешанная драгоценностями за столом в пансионе на Театральной площади в городе Салвадор-да-Баия.
Она улыбается пятерым сеньорам.
ГЛАВА ВТОРАЯ
О фирме «Москозо и К°» — торговая глава с грустным концом
Эта фирма была основана старым Москозо, дедом Васко по материнской линии. Вскоре она стала процветать и получила широкий кредит. Португалец Жозе Москозо отличался коммерческими способностями и твердыми принципами. Слово его было вернее подписанного векселя. Пятьдесят лет своей жизни он отдал фирме: не бывал нигде, кроме дома и конторы, трудился день и ночь, как самый мелкий служащий, «чтобы подавать пример», был совершенно равнодушен к комфорту и развлечениям, воздержан в еде, одежде и любви. С женою Жозе Москозо прижил лишь одну дочь, а затем овдовел и все его хозяйство перешло в руки кухарки-негритянки.
Васко сменил деда на посту управляющего предприятием, которое за полвека из скромной конторы превратилось в трехэтажное здание близ Ладейры-да-Монтанья. Наверху спали служащие, а в больших комнатах обычно останавливались приезжавшие в столицу солидные клиенты из провинции. Служащие и питались здесь же, они работали, подчиняясь жёсткому режиму, отдыха по воскресеньям и праздникам не полагалось.
Потеряв в трехлетнем возрасте отца, а позднее и мать, которая оказалась не в силах вынести разлуку с неверным, влюбчивым мужем, Васко остался на попечении деда. Едва мальчику исполнилось десять лет и он окончил начальную школу, дед привел его в контору. Здесь он сначала подметал служебные помещения и склад, потом таскал товары, как простой грузчик.
Спал вместе с другими служащими наверху и с ними же .садился утром и вечером за общий стол, во главе которого восседал сам старый Москозо. Первой женщиной Васко стала кухарка Роза, и ночи в ее комнатке без окон, где можно задохнуться от жары, были его единственной радостью в те годы. Дед никак не выделял Васко из среды других служащих, только по утрам он благословлял его и давал целовать руку.
Наблюдая за внуком, старый Москозо печально качал головой. Мальчик не проявлял ни ловкости, ни вкуса к делу, он был беспечен, рассеян и лишен чувства ответственности. Когда Васко подрос, дед послал его коммивояжером в Жекиэ и Сержипе. Однако первый опыт кончился весьма плачевно. Самые худшие опасения деда и Рафаэла Менендеса, старшего служащего фирмы, образца деловитости, подтвердились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27