без француза, как ни крути, не обойдёшься…
Местре Афранио Портела, собирая материал для своего романа, пришёл к выводу, что в высшем обществе Сан-Пауло нет семейства счастливее. Внимательный и преданный муж, верная и любящая жена. Вместе дожив до старости – через четыре года их золотая свадьба, – Мариана и Алберто доказали, что и среди суетных великосветских миллионеров встречается вечная любовь. Этим чудом они обязаны поэтам, ибо там, где речь идёт о любви, поэты – не меньшие чудотворцы, чем причисленные к лику святые.
ФИНИШНАЯ ПРЯМАЯ
За неделю до выборов, в душный январский день 1941 года, когда знойное марево придавило город, словно бетонная глыба, единственный кандидат в Бразильскую Академию получил от Алтино Алкантары два отрадных известия, открывающие перед ним самые благоприятные перспективы.
Первое известие касалось мундира и носило чисто экономический характер. Мундир, расшитый на груди, по вороту и на обшлагах золотыми пальмовыми ветвями, стоит целое состояние, если же прибавить к этому стоимость всей дополнительной академической амуниции – треуголки с золотым галуном и белым плюмажем и шпаги с чеканным клинком, – то ещё раза в полтора дороже. Алтино Алкантара был приятно удивлен, когда генерал попросил его произнести речь от имени новых коллег на церемонии вступления – он полагал, что этой чести удостоится Родриго Инасио Фильо, один из тех, кто выдвинул кандидатуру Морейры, и, по слухам, интимный друг дома. Алкантара сначала пообещал собрать деньги на великолепное облачение «бессмертного» по подписке среди граждан Сан-Пауло, но вскоре понял, что дело это долгое и хлопотное, хоть генералу, активному участнику боев 32-го года, очень пришлась по вкусу идея коллективной благодарности жителей великого штата.
Алкантара отказался от своего намерения и решил действовать с черного хода, прибегнув к посредничеству своего друга, который был близок с интервентором Интервентор – временный представитель президента в каком-либо штате.
штата Пернамбуко. Тот оказался в высшей степени любезным человеком и обещал распорядиться о выделения сверхсметных сумм на мундир для славного земляка. Патриотизм взял верх над политическими разногласиями. «Кроме того, – втолковывал интервентор начальнику полиции, – генерал Валдомиро Морейра сейчас отставлен от командования, метит в академики и никакой опасности для Нового государства не представляет. Официальный дар утихомирит его окончательно, так что эти несколько тысяч пойдут на благое дело».
Благодетель Алкантара не только принес генералу эту радостную новость, но ещё и нарисовал ему картину единогласного избрания. Генерал был уверен, что Лизандро Лейте проголосует «против», и этого будет достаточно, чтобы нарушить столь редко встречающееся па выборах единодушие – по пальцам одной руки можно было перечислить академиков, удостоившихся такой чести.
Алтино Алкантара, закулисный политик, владелец одной из самых знаменитых адвокатских контор Сан-Пауло, представлявшей интересы «Португальского банка в Бразилии» и крупных промышленников, после того как в 1937 году правительство разогнало парламент, крайне редко появлялся в Рио-де-Жанейро и ещё реже – в Академии. Он был единомышленником генерала Морейры, но скрывал своих симпатий к нему, собирался поздравить его от имени коллег – генерал не делал тайны из своей просьбы, – и потому ни партизаны Эвандро, ни сторонники полковника Перейры во главе с Лизандро даже не намекали ему, что избрание генерала – дело довольно сомнительное, считая эти разговоры пустой и бессмысленной тратой времени. Однако во время одного из редких приездов Алкантары президент Эрмано де Кармо посетовал на достойный сожаления поступок кандидата, который открыто сообщил о том, что не станет наносить визит Лизандро Лейте, нарушив тем самым протокол. Подобный шаг не вызовет одобрения среди академиков.
Перед отъездом в Сан-Пауло Алкантара вручил генералу свой голос, поскольку на самый день выборов у него была назначена совершенно неотложная деловая встреча, которая воспрепятствует его личному участию в голосовании. Алтино попросил извинения за то, что не сможет поздравить нового академика, его почтенную супругу и очаровательную дочь со столь знаменательным событием. Кроме того, он воспользовался случаем и посоветовал кандидату вести себя с Лизандро более гибко, и прежде всего – не быть столь непреклонным в отношении визита.
– Простите меня, друг мой, но здесь затронута честь бразильской армии, генералом которой я являюсь, и моя честь.
Ловкий Алтино нашел выход – он всегда находил выход из любого затруднительного положения.
– Я понимаю, что вы не хотите идти к Лизандро. Сделайте так: оставьте свою визитную карточку у швейцара. Такие случаи бывали. Может быть, тогда Лизандро не станет голосовать против вас, а всего лишь воздержится – и вы будете избраны единогласно.
Последний аргумент подействовал, и генерал дрогнул:
– Вы поговорите с ним?
– Я пришлю ему письмецо из Сан-Пауло.
– Хорошо. Я завтра же завезу Лейте свою карточку.
Последовав совету Алкантары, он после слов «Генерал Валдомиро Морейра» приписал на визитной карточке: «приветствует академика Лизандро Лейте». Генерал надеялся, что каналья юрист оценит этот шаг и воздержится от голосования. Выборы увенчаются единогласным избранием, и генерал окажется среди двух-трех счастливцев, которые обычно не упускали возможности похвалиться этим редкостным отличием.
КАВАРДАК
Кавардак! Этим словом генерал Валдомиро Морейра пытался примерно определить то, что творилось в его доме в последний январский четверг – день, когда в четыре часа пополудни тридцать девять членов Бразильской Академии соберутся на последнее в этом году заседание, чтобы избрать преемника поэта Антонио Бруно, скончавшегося около четырех месяцев назад. Бывало, что соперничество претендентов становилось таким острым, что никому из них не удавалось набрать нужного числа голосов. Но если на место в Академии претендует только один кандидат, этого можно не бояться.
Кавардак! Слово это было незнакомо доне Консейсан, но, послушав объяснения полубессмертного лингвиста, она готова согласиться: ничего подобного не выпадало ей на долю – ни в девичестве, ни в супружестве. Адская работа, чудовищная ответственность!.. Генеральша, как угорелая кошка – сравнение принадлежит её мужу, – мечется по дому, отдавая приказания, распределяя поручения. Вот она влетела в кладовую, где Сесилия и Сабенса чистят и нарезают фрукты для крюшона, время от времени, когда никто не видит, обмениваясь поцелуями – счастливый день!
– Как вы думаете, сеньор Сабенса, неужели придёт больше пятидесяти человек?
– Да что вы, дона Сейсан! – Сабенса любит уменьшительные имена – это знак уважения и родственной близости. – Какие там пятьдесят! Вы ещё не осознали всей значительности события! Стать членом Бразильской Академии – это высшее отличие для человека, посвятившего себя словесности. Рассчитывайте на сотню гостей, самое малое.
– Ах, боже мой, значит, надо заказать побольше пирожков с мясом и жареных куриных ножек – ещё по двадцать того и другого… Позвони сеу Антеро, Сесилия.
– Не беспокойтесь, дона Сейсан, я позвоню.
Сама услужливость этот сеньор Сабенса… Если Сесилии суждено вновь выйти замуж – к мужу она не вернётся, даже если б и захотела: он её не примет – и будет прав, – то пусть её избранником станет такой, как Клодинор: не мальчишка – ему около сорока, – прилично зарабатывает в газете и в гимназии, разведён: через три месяца после свадьбы жена сбежала от него со своим старым любовником (Сесилия и то вытерпела целый год). А кроме того, Клодинор в свои сорок лет уже член Академии, второразрядной, как говорит Морейра, но это он сейчас так говорит, а перед тем, как к нему явилась делегация «бессмертных», сам до смерти хотел туда попасть…
Ох, сейчас ей не до устройства судьбы дочери, не до размышлений о достоинствах Сабенсы – на всё вопя божья… Клодинор уже позвонил сеу Антеро, поручение исполнено. Дона Консейсан, прежде чем вернуться на кухню в ставку главного командования, восклицает:
– Такие расходы, такие расходы… Окупится ли это?..
На кухне жарятся горы пирожков с треской и другой начинкой. Всем распоряжается Эунисе – неизменная палочка-выручалочка семейства Морейра с незапамятных времен: в расчете на то, что генерал не оставит их своими милостями, ей помогают две её кузины и свояченица. Одна из этих добровольных помощниц, специалистка по сластям, хлопочет над ватрушками, слойками, «тещиными глазами» и прочей сдобой. Дона Консейсан мимоходом снимает с блюда верхний кренделек – объеденье! В очаге румянится огромный окорок; индейка и кабанья нога уже готовы. Сеу Арлиндо занимается напитками. После завтрака пришёл официант, рекомендованный соседом, – дорого берёт, но без него не обойтись. Дона Консейсан не знает только, следует ли удержать с него стоимость хрустального бокала, который официант расколотил, когда мыл посуду. До слёз обидно – бокал был из дюжины, подаренной им с мужем на свадьбу… Кроме крюшона, прохладительных напитков и пива, припасены еще три бутылки шотландского виски и две бутылки французского коньяку – всё это стоит бешеных денег, но Сесилия, осведомленная о дурных привычках академиков, была неумолима:
– Виски и коньяка должно быть в избытке. – Именно так обстояли дела с этими напитками в гарсоньерке Родриго. – И пожалуйста, не вздумай купить нашего – он как дёготь!
Дона Консейсан схватилась за голову, но делать было нечего. Счёт в банке, где лежали многолетние сбережения четы Морейра, сильно сократился. Сесилия потребовала, чтобы платья для сегодняшнего вечера и для церемонии вступления в ряды «бессмертных» шились у доны Дины Амаду, ибо знала, что жёны академиков заказывают туалеты только у неё… Четыре платья и две шляпы обойдутся в фантастическую сумму – дона Дина дерёт со своих клиенток семь шкур.
Дона Консейсан, проинспектировав кухню, дает указания Косме, бывшему ординарцу генерала Морейры, сменившему военную службу на более мирное и не менее выгодное занятие – он продает лотерейные билеты. Косме был призван под знамёна позавчера, на его долю достались трудоёмкие операции – установить козлы для стола, перетащить от соседей столы и стулья, натереть пол.
– Паркет должен блестеть как зеркало.
Не забыть бы о лекарстве для Морейры! Кардиолог, пользующий генерала, нашел, что давление у него в последнее время подскочило, и прописал ещё одно снадобье. Генерал, хоть и выглядит совершенно спокойным, на самом деле очень волнуется. Дона Консейсан знает, что муж её властен, но не груб, и есл-и уж он обозвал жену угорелой кошкой, значит, нервы у него напряжены до последней степени.
Дона Консейсан снова оказывается в кладовой, едва не застигнув дочь и Клодинора за прочувствованным нескончаемым поцелуем – счастливый день!
– Сесилия, брось фрукты, этим займётся сеу Арлиндо. Ступай на кухню, помоги Эунисе. Ещё нужно прибрать в доме. А вы, Клодинор, пойдите к генералу, раз влеките его немножко.
Сабенса посылает Сесилии влюбленный взгляд, Сесилия отвечает Сабенсе взглядом многообещающим. Дона Консейсан вздыхает: если господь явит милость, может, и кончится свадьбой, а не так, как с другими, на полдороги… Ох, Сесилия, ветер в голове!..
Генералу не сидится в качалке – строевым шагом он ходит из одного угла сада в другой. Неумелый новобранец Сабенса никак не может подстроиться и зашагать в ногу со своим другом и – как знать? – будущим тестем. Они ещё раз детально обсуждают предстоящие выборы, Клодинору надлежит занять позицию рядом с телефоном в холле, который отделяет комнату, где происходит голосование, от гостиной, где академики пьют чай. Как только избрание совершится, он тут же позвонит и доложит о результатах – единогласно или всё-таки затесался один черный шар. Генерал надеется, что Лизандро Лейте удовлетворится визитной карточкой и не подложит ему свинью. Тогда генерал «готов забыть прежние распри и протянуть коллеге по „бессмертию“ руку дружбы» – во всяком случае, так он обещает Сабенсе.
Появляется дона Консейсан с таблеткой и стаканом воды.
– Морейра, прими лекарство. А может быть, тебе сегодня двойную дозу?
– Это ещё зачем? Я превосходно себя чувствую. – Он глотает таблетку, запивает её водой. – К приезду академиков всё должно быть в полной готовности. – Улыбка наплывает на его лицо, обычно такое серьёзное. В знак неслыханного расположения он щиплет дону Консейсан за щеку. – А завтра отправимся к Пене, придворному портному Бразильской Академии. Снимем мерку…
Избрание генерала заставляет и Сабенсу потратиться на новый костюм, но игра стоит свеч: он получит Сесилию в жены, премию Жозе Вериссимо в награду, а там – чем чёрт не шутит – и… Если у тебя тесть член Бразильской Академии, он уж шепнёт словечко кому надо… В доме генерала Морейры среди невиданного кавардака носится дона Консейсан, все сегодня предаются мечтаниям.
КАНДИДАТ В МИНИСТРЫ
Ренато Мюллер Виейра, посол Бразилии в Мексике, приехал на родину в отпуск как раз накануне выборов. Он стал академиком пять лет назад после жестокой предвыборной борьбы и сейчас должен был впервые голосовать лично. Прежние его наезды в Рио не совпадали с выборами, и он присылал свой бюллетень по почте. Едва получив от полковника Перейры пространную и любезную телеграмму, он тут же обещал ему свою поддержку.
Ренато не был знаком с полковником, хотя, разумеется, слышал о нём. Он ни разу в жизни его не видел и не читал ни единого его творения, о которых велось столько разговоров и споров. Однако посол поторопился отправить Перейре свой голос и поздравления: ведь речь шла о самом влиятельном человеке в правительстве и военных кругах. Полковник мог бы оказать ему поддержку и серьёзно помочь в осуществлении давней мечты: если слухи об отставке министра иностранных дел Освалдо де Араньи подтвердятся, то Ренато вполне мог претендовать на этот пост. После того как Гитлер пришёл к власти, Ренато некоторое время служил в Германии и считал, что это весомый аргумент в его пользу: он был в прекрасных отношениях с гитлеровскими чиновниками и в те времена, когда правители Бразилии подумывали о заключении договора с Гитлером, немало сделал для сближения Нового государства с третьим рейхом.
Ренато был поэтом и романистом: опубликовал полдесятка сборников герметических стихов и несколько романов-ребусов. Критики превозносили творчество Ренато, видя истоки одиночества и тоски, царившие в его книгах, в романах Достоевского, Джойса и Кафки. В романах Ренато не было Бразилии, в его стихах самый проницательный читатель не нашёл бы любви. Из-за того что книги его предназначались самой что ни на есть интеллектуальной элите, их почти никто не читал – не исключая и расхваливавших его критиков, которые, впрочем, не читали также ни Джойса, ни Кафки, в лучшем случае ограничиваясь тем, что перелистывали переводы романов Достоевского, – таково было мнение ехидного драматурга Фигейредо Жуниора. Читали Мюллера Виейру или не читали, но он был дружно провозглашён гением: литературоведы заявляли, что его романы и стихи отражают наш мятущийся век, наш тревожный мир и не знающее пределов насилие – не войну, объявленную им «целебной и радикальной хирургической операцией», а страсть к насилию, изначально присущую природе человека.
Ренато получил телеграмму и от генерала Валдомиро Морейры. Она была весьма лаконична – в отличие от полковника Перейры, имевшего в своём распоряжении «борьбу с коммунизмом», генерал платил свои кровные денежки. Виейра поблагодарил за честь и ответил, что уже дал слово полковнику. Однако после смерти последнего он получил новое письмо от генерала, оставшегося единственным кандидатом, – тот обращал внимание посла на изменившуюся ситуацию и снова просил поддержки. Виейра в ответ сообщил, что после Нового года приезжает в отпуск и будет иметь честь лично подать свой голос за выдающегося представителя нашей армии. Ренато не сказал, разумеется, как сильно опечалила его кончина могущественного полковника Перейры, который с лихвой отблагодарил бы посла за поддержку. У единственного кандидата иных достоинств, кроме звёзд на погонах, не было, однако генерал, пусть даже в отставке и в оппозиции к правительству, всё-таки остаётся генералом. В столице Ренато хотел узнать, насколько достоверны слухи о смещении Освалдо де Араньи, и предпринять шаги по выдвижению собственной кандидатуры на пост министра иностранных дел. Он рассчитывал на помощь друзей, близких к главе государства. Всё утро и первую половину дня он провёл в Итамарати, а оттуда отправился в Малый Трианон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Местре Афранио Портела, собирая материал для своего романа, пришёл к выводу, что в высшем обществе Сан-Пауло нет семейства счастливее. Внимательный и преданный муж, верная и любящая жена. Вместе дожив до старости – через четыре года их золотая свадьба, – Мариана и Алберто доказали, что и среди суетных великосветских миллионеров встречается вечная любовь. Этим чудом они обязаны поэтам, ибо там, где речь идёт о любви, поэты – не меньшие чудотворцы, чем причисленные к лику святые.
ФИНИШНАЯ ПРЯМАЯ
За неделю до выборов, в душный январский день 1941 года, когда знойное марево придавило город, словно бетонная глыба, единственный кандидат в Бразильскую Академию получил от Алтино Алкантары два отрадных известия, открывающие перед ним самые благоприятные перспективы.
Первое известие касалось мундира и носило чисто экономический характер. Мундир, расшитый на груди, по вороту и на обшлагах золотыми пальмовыми ветвями, стоит целое состояние, если же прибавить к этому стоимость всей дополнительной академической амуниции – треуголки с золотым галуном и белым плюмажем и шпаги с чеканным клинком, – то ещё раза в полтора дороже. Алтино Алкантара был приятно удивлен, когда генерал попросил его произнести речь от имени новых коллег на церемонии вступления – он полагал, что этой чести удостоится Родриго Инасио Фильо, один из тех, кто выдвинул кандидатуру Морейры, и, по слухам, интимный друг дома. Алкантара сначала пообещал собрать деньги на великолепное облачение «бессмертного» по подписке среди граждан Сан-Пауло, но вскоре понял, что дело это долгое и хлопотное, хоть генералу, активному участнику боев 32-го года, очень пришлась по вкусу идея коллективной благодарности жителей великого штата.
Алкантара отказался от своего намерения и решил действовать с черного хода, прибегнув к посредничеству своего друга, который был близок с интервентором Интервентор – временный представитель президента в каком-либо штате.
штата Пернамбуко. Тот оказался в высшей степени любезным человеком и обещал распорядиться о выделения сверхсметных сумм на мундир для славного земляка. Патриотизм взял верх над политическими разногласиями. «Кроме того, – втолковывал интервентор начальнику полиции, – генерал Валдомиро Морейра сейчас отставлен от командования, метит в академики и никакой опасности для Нового государства не представляет. Официальный дар утихомирит его окончательно, так что эти несколько тысяч пойдут на благое дело».
Благодетель Алкантара не только принес генералу эту радостную новость, но ещё и нарисовал ему картину единогласного избрания. Генерал был уверен, что Лизандро Лейте проголосует «против», и этого будет достаточно, чтобы нарушить столь редко встречающееся па выборах единодушие – по пальцам одной руки можно было перечислить академиков, удостоившихся такой чести.
Алтино Алкантара, закулисный политик, владелец одной из самых знаменитых адвокатских контор Сан-Пауло, представлявшей интересы «Португальского банка в Бразилии» и крупных промышленников, после того как в 1937 году правительство разогнало парламент, крайне редко появлялся в Рио-де-Жанейро и ещё реже – в Академии. Он был единомышленником генерала Морейры, но скрывал своих симпатий к нему, собирался поздравить его от имени коллег – генерал не делал тайны из своей просьбы, – и потому ни партизаны Эвандро, ни сторонники полковника Перейры во главе с Лизандро даже не намекали ему, что избрание генерала – дело довольно сомнительное, считая эти разговоры пустой и бессмысленной тратой времени. Однако во время одного из редких приездов Алкантары президент Эрмано де Кармо посетовал на достойный сожаления поступок кандидата, который открыто сообщил о том, что не станет наносить визит Лизандро Лейте, нарушив тем самым протокол. Подобный шаг не вызовет одобрения среди академиков.
Перед отъездом в Сан-Пауло Алкантара вручил генералу свой голос, поскольку на самый день выборов у него была назначена совершенно неотложная деловая встреча, которая воспрепятствует его личному участию в голосовании. Алтино попросил извинения за то, что не сможет поздравить нового академика, его почтенную супругу и очаровательную дочь со столь знаменательным событием. Кроме того, он воспользовался случаем и посоветовал кандидату вести себя с Лизандро более гибко, и прежде всего – не быть столь непреклонным в отношении визита.
– Простите меня, друг мой, но здесь затронута честь бразильской армии, генералом которой я являюсь, и моя честь.
Ловкий Алтино нашел выход – он всегда находил выход из любого затруднительного положения.
– Я понимаю, что вы не хотите идти к Лизандро. Сделайте так: оставьте свою визитную карточку у швейцара. Такие случаи бывали. Может быть, тогда Лизандро не станет голосовать против вас, а всего лишь воздержится – и вы будете избраны единогласно.
Последний аргумент подействовал, и генерал дрогнул:
– Вы поговорите с ним?
– Я пришлю ему письмецо из Сан-Пауло.
– Хорошо. Я завтра же завезу Лейте свою карточку.
Последовав совету Алкантары, он после слов «Генерал Валдомиро Морейра» приписал на визитной карточке: «приветствует академика Лизандро Лейте». Генерал надеялся, что каналья юрист оценит этот шаг и воздержится от голосования. Выборы увенчаются единогласным избранием, и генерал окажется среди двух-трех счастливцев, которые обычно не упускали возможности похвалиться этим редкостным отличием.
КАВАРДАК
Кавардак! Этим словом генерал Валдомиро Морейра пытался примерно определить то, что творилось в его доме в последний январский четверг – день, когда в четыре часа пополудни тридцать девять членов Бразильской Академии соберутся на последнее в этом году заседание, чтобы избрать преемника поэта Антонио Бруно, скончавшегося около четырех месяцев назад. Бывало, что соперничество претендентов становилось таким острым, что никому из них не удавалось набрать нужного числа голосов. Но если на место в Академии претендует только один кандидат, этого можно не бояться.
Кавардак! Слово это было незнакомо доне Консейсан, но, послушав объяснения полубессмертного лингвиста, она готова согласиться: ничего подобного не выпадало ей на долю – ни в девичестве, ни в супружестве. Адская работа, чудовищная ответственность!.. Генеральша, как угорелая кошка – сравнение принадлежит её мужу, – мечется по дому, отдавая приказания, распределяя поручения. Вот она влетела в кладовую, где Сесилия и Сабенса чистят и нарезают фрукты для крюшона, время от времени, когда никто не видит, обмениваясь поцелуями – счастливый день!
– Как вы думаете, сеньор Сабенса, неужели придёт больше пятидесяти человек?
– Да что вы, дона Сейсан! – Сабенса любит уменьшительные имена – это знак уважения и родственной близости. – Какие там пятьдесят! Вы ещё не осознали всей значительности события! Стать членом Бразильской Академии – это высшее отличие для человека, посвятившего себя словесности. Рассчитывайте на сотню гостей, самое малое.
– Ах, боже мой, значит, надо заказать побольше пирожков с мясом и жареных куриных ножек – ещё по двадцать того и другого… Позвони сеу Антеро, Сесилия.
– Не беспокойтесь, дона Сейсан, я позвоню.
Сама услужливость этот сеньор Сабенса… Если Сесилии суждено вновь выйти замуж – к мужу она не вернётся, даже если б и захотела: он её не примет – и будет прав, – то пусть её избранником станет такой, как Клодинор: не мальчишка – ему около сорока, – прилично зарабатывает в газете и в гимназии, разведён: через три месяца после свадьбы жена сбежала от него со своим старым любовником (Сесилия и то вытерпела целый год). А кроме того, Клодинор в свои сорок лет уже член Академии, второразрядной, как говорит Морейра, но это он сейчас так говорит, а перед тем, как к нему явилась делегация «бессмертных», сам до смерти хотел туда попасть…
Ох, сейчас ей не до устройства судьбы дочери, не до размышлений о достоинствах Сабенсы – на всё вопя божья… Клодинор уже позвонил сеу Антеро, поручение исполнено. Дона Консейсан, прежде чем вернуться на кухню в ставку главного командования, восклицает:
– Такие расходы, такие расходы… Окупится ли это?..
На кухне жарятся горы пирожков с треской и другой начинкой. Всем распоряжается Эунисе – неизменная палочка-выручалочка семейства Морейра с незапамятных времен: в расчете на то, что генерал не оставит их своими милостями, ей помогают две её кузины и свояченица. Одна из этих добровольных помощниц, специалистка по сластям, хлопочет над ватрушками, слойками, «тещиными глазами» и прочей сдобой. Дона Консейсан мимоходом снимает с блюда верхний кренделек – объеденье! В очаге румянится огромный окорок; индейка и кабанья нога уже готовы. Сеу Арлиндо занимается напитками. После завтрака пришёл официант, рекомендованный соседом, – дорого берёт, но без него не обойтись. Дона Консейсан не знает только, следует ли удержать с него стоимость хрустального бокала, который официант расколотил, когда мыл посуду. До слёз обидно – бокал был из дюжины, подаренной им с мужем на свадьбу… Кроме крюшона, прохладительных напитков и пива, припасены еще три бутылки шотландского виски и две бутылки французского коньяку – всё это стоит бешеных денег, но Сесилия, осведомленная о дурных привычках академиков, была неумолима:
– Виски и коньяка должно быть в избытке. – Именно так обстояли дела с этими напитками в гарсоньерке Родриго. – И пожалуйста, не вздумай купить нашего – он как дёготь!
Дона Консейсан схватилась за голову, но делать было нечего. Счёт в банке, где лежали многолетние сбережения четы Морейра, сильно сократился. Сесилия потребовала, чтобы платья для сегодняшнего вечера и для церемонии вступления в ряды «бессмертных» шились у доны Дины Амаду, ибо знала, что жёны академиков заказывают туалеты только у неё… Четыре платья и две шляпы обойдутся в фантастическую сумму – дона Дина дерёт со своих клиенток семь шкур.
Дона Консейсан, проинспектировав кухню, дает указания Косме, бывшему ординарцу генерала Морейры, сменившему военную службу на более мирное и не менее выгодное занятие – он продает лотерейные билеты. Косме был призван под знамёна позавчера, на его долю достались трудоёмкие операции – установить козлы для стола, перетащить от соседей столы и стулья, натереть пол.
– Паркет должен блестеть как зеркало.
Не забыть бы о лекарстве для Морейры! Кардиолог, пользующий генерала, нашел, что давление у него в последнее время подскочило, и прописал ещё одно снадобье. Генерал, хоть и выглядит совершенно спокойным, на самом деле очень волнуется. Дона Консейсан знает, что муж её властен, но не груб, и есл-и уж он обозвал жену угорелой кошкой, значит, нервы у него напряжены до последней степени.
Дона Консейсан снова оказывается в кладовой, едва не застигнув дочь и Клодинора за прочувствованным нескончаемым поцелуем – счастливый день!
– Сесилия, брось фрукты, этим займётся сеу Арлиндо. Ступай на кухню, помоги Эунисе. Ещё нужно прибрать в доме. А вы, Клодинор, пойдите к генералу, раз влеките его немножко.
Сабенса посылает Сесилии влюбленный взгляд, Сесилия отвечает Сабенсе взглядом многообещающим. Дона Консейсан вздыхает: если господь явит милость, может, и кончится свадьбой, а не так, как с другими, на полдороги… Ох, Сесилия, ветер в голове!..
Генералу не сидится в качалке – строевым шагом он ходит из одного угла сада в другой. Неумелый новобранец Сабенса никак не может подстроиться и зашагать в ногу со своим другом и – как знать? – будущим тестем. Они ещё раз детально обсуждают предстоящие выборы, Клодинору надлежит занять позицию рядом с телефоном в холле, который отделяет комнату, где происходит голосование, от гостиной, где академики пьют чай. Как только избрание совершится, он тут же позвонит и доложит о результатах – единогласно или всё-таки затесался один черный шар. Генерал надеется, что Лизандро Лейте удовлетворится визитной карточкой и не подложит ему свинью. Тогда генерал «готов забыть прежние распри и протянуть коллеге по „бессмертию“ руку дружбы» – во всяком случае, так он обещает Сабенсе.
Появляется дона Консейсан с таблеткой и стаканом воды.
– Морейра, прими лекарство. А может быть, тебе сегодня двойную дозу?
– Это ещё зачем? Я превосходно себя чувствую. – Он глотает таблетку, запивает её водой. – К приезду академиков всё должно быть в полной готовности. – Улыбка наплывает на его лицо, обычно такое серьёзное. В знак неслыханного расположения он щиплет дону Консейсан за щеку. – А завтра отправимся к Пене, придворному портному Бразильской Академии. Снимем мерку…
Избрание генерала заставляет и Сабенсу потратиться на новый костюм, но игра стоит свеч: он получит Сесилию в жены, премию Жозе Вериссимо в награду, а там – чем чёрт не шутит – и… Если у тебя тесть член Бразильской Академии, он уж шепнёт словечко кому надо… В доме генерала Морейры среди невиданного кавардака носится дона Консейсан, все сегодня предаются мечтаниям.
КАНДИДАТ В МИНИСТРЫ
Ренато Мюллер Виейра, посол Бразилии в Мексике, приехал на родину в отпуск как раз накануне выборов. Он стал академиком пять лет назад после жестокой предвыборной борьбы и сейчас должен был впервые голосовать лично. Прежние его наезды в Рио не совпадали с выборами, и он присылал свой бюллетень по почте. Едва получив от полковника Перейры пространную и любезную телеграмму, он тут же обещал ему свою поддержку.
Ренато не был знаком с полковником, хотя, разумеется, слышал о нём. Он ни разу в жизни его не видел и не читал ни единого его творения, о которых велось столько разговоров и споров. Однако посол поторопился отправить Перейре свой голос и поздравления: ведь речь шла о самом влиятельном человеке в правительстве и военных кругах. Полковник мог бы оказать ему поддержку и серьёзно помочь в осуществлении давней мечты: если слухи об отставке министра иностранных дел Освалдо де Араньи подтвердятся, то Ренато вполне мог претендовать на этот пост. После того как Гитлер пришёл к власти, Ренато некоторое время служил в Германии и считал, что это весомый аргумент в его пользу: он был в прекрасных отношениях с гитлеровскими чиновниками и в те времена, когда правители Бразилии подумывали о заключении договора с Гитлером, немало сделал для сближения Нового государства с третьим рейхом.
Ренато был поэтом и романистом: опубликовал полдесятка сборников герметических стихов и несколько романов-ребусов. Критики превозносили творчество Ренато, видя истоки одиночества и тоски, царившие в его книгах, в романах Достоевского, Джойса и Кафки. В романах Ренато не было Бразилии, в его стихах самый проницательный читатель не нашёл бы любви. Из-за того что книги его предназначались самой что ни на есть интеллектуальной элите, их почти никто не читал – не исключая и расхваливавших его критиков, которые, впрочем, не читали также ни Джойса, ни Кафки, в лучшем случае ограничиваясь тем, что перелистывали переводы романов Достоевского, – таково было мнение ехидного драматурга Фигейредо Жуниора. Читали Мюллера Виейру или не читали, но он был дружно провозглашён гением: литературоведы заявляли, что его романы и стихи отражают наш мятущийся век, наш тревожный мир и не знающее пределов насилие – не войну, объявленную им «целебной и радикальной хирургической операцией», а страсть к насилию, изначально присущую природе человека.
Ренато получил телеграмму и от генерала Валдомиро Морейры. Она была весьма лаконична – в отличие от полковника Перейры, имевшего в своём распоряжении «борьбу с коммунизмом», генерал платил свои кровные денежки. Виейра поблагодарил за честь и ответил, что уже дал слово полковнику. Однако после смерти последнего он получил новое письмо от генерала, оставшегося единственным кандидатом, – тот обращал внимание посла на изменившуюся ситуацию и снова просил поддержки. Виейра в ответ сообщил, что после Нового года приезжает в отпуск и будет иметь честь лично подать свой голос за выдающегося представителя нашей армии. Ренато не сказал, разумеется, как сильно опечалила его кончина могущественного полковника Перейры, который с лихвой отблагодарил бы посла за поддержку. У единственного кандидата иных достоинств, кроме звёзд на погонах, не было, однако генерал, пусть даже в отставке и в оппозиции к правительству, всё-таки остаётся генералом. В столице Ренато хотел узнать, насколько достоверны слухи о смещении Освалдо де Араньи, и предпринять шаги по выдвижению собственной кандидатуры на пост министра иностранных дел. Он рассчитывал на помощь друзей, близких к главе государства. Всё утро и первую половину дня он провёл в Итамарати, а оттуда отправился в Малый Трианон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27