Что у нас по плану?
Толокошин приободрился:
— По плану у нас, конечно, разведчики! И еще, по моим данным, Новое Правительство не склонно вводить войска. Это крайняя мера.
— Тогда поборемся, — кивнул Президент. — Значит, говоришь, разведчики… Штирлицы. Где они сейчас?
— В соседней комнате, как всегда.
— Пойдемте, Александр Степанович. — Президент встал. — Пойдемте.
Они вышли из кабинета, прошли по небольшому коридору, Толокошин повернул ручку двери, Президент остановился на пороге, рассматривая собравшихся.
— Знакомые все лица, — наконец сказал он.
Глава 50
Из речи Л. Магомаевой в прямом эфире:
«Новое Правительство должно иметь возможность защищать свои интересы. Это необходимо. Более того, есть чего опасаться. Приспешники старой, разваливающейся на глазах власти не спешат расставаться с теплыми, нагретыми местами. Это неудивительно. У старой власти все еще имеются возможности для силового решения конфликта. Не дремлют и пресловутые силовики из ФСБ и ГРУ, чьи руки по самый локоть в крови так долго убиваемой в России демократии. Новое Правительство просто обязано иметь кулаки! Этими кулаками станут добровольческие бригады нового порядка. Пусть в них войдут все те, кто не боится постоять за демократию и либеральные ценности, все те, кто считает себя человеком, имеющим Права! Я обращаюсь к вам, люди доброй воли, надежда и опора новой, свободной России, идите в ближайшее отделение милиции и записывайтесь там в Бригады нового порядка. Там вы получите оружие, форму и удостоверения. Если ближайшее отделение не работает или еще не включилось в работу Нового Правительства, идите в следующее! Помните, демократия нуждается в вас!»
Из новостной ленты:
«Ведущий аналитической программы „Новая история" Максим Свирягин был арестован прямо в студии. Он усомнился
в целесообразности призыва Магомаевой к жителям Москвы. Напомним, что лидер СПП призвала народ к оружию для свержения старого режима. Свирягина обвинили в подрывной работе и взяли под стражу».
«Поступают противоречивые сообщения из города. По уверениям пресс-службы СПП и РКП, контроль над городом находится полностью в руках Нового Правительства. Однако есть свидетельства того, что это далеко не так. Продолжаются столкновения у Главного Управления ОЗГИ. Кремль и прилегающие территории все так же плотно находятся под контролем сил Президента. В Западном округе продолжаются бесчинства. Более того, выходы из здания Останкинской телебашни закрыты. Боевики Нового Правительства не допускают никого ниже второго этажа. Из окон видно, что на прилегающей площади что-то происходит. Ходят упорные слухи о группе „Альфа“, установить контакт с которой Новому Правительству так и не удалось».
На площади перед зданием Управления было пусто. Обманчивая эта пустота настораживала, держала в напряжении. Хотелось действия, какой-то разрядки. Иногда мерещилось, что и воздух напрягся, погустел. Люди, как рыбы, ловили его ртом и не могли надышаться. Все замерло. Так бывает перед неторопливо приближающейся грозой. Дома, улица, фонарные столбы — все вокруг казалось впаянным в прозрачный, неразрушимый янтарь. Сердце бухало где-то у самого горла, накачивая кровь адреналином. Город будто бы нависал над зданием, над каждым человеком внутри него. Давил.
Где-то на улицах, ведущих к площади, тяжело ворочалась техника. В неожиданно обрушившейся на Москву тишине было хорошо слышно, как порыкивают двигатели. Что-то рушится, скрежещет, рвется с визгом и скрипом.
— Может, танки? — осторожно спросил Артем.
Платон покачал головой. Оба стояли около узкой амбразуры окна, с которого по случаю беспорядков сняли стекла.
— Если бы танки, то они были бы уже тут. Что бы там ни было, а ковыряется оно с самого утра. Танки придут сюда быстро.
— А что тогда?
— Трактора, — пожал плечами Звонарев. — Бульдозеры, может быть.
— Зачем?
— Аналитик, — усмехнулся Платон. — Это я у тебя должен спросить. Баррикады, по всей видимости, делают.
— А почему так далеко?
— Нас боятся. Они мусора всякого нагребут и сюда двинут ковшами. Потихоньку, полегоньку, а пододвинутся близко, можешь быть уверен. Тогда и начнется самое интересное.
Рев двигателей доносился все ближе.
К амбразуре подошел Иванов:
— Ну, как у вас? Я сменился. Сейчас посплю немного, если успею, конечно.
— У нас ворочаются. Готовятся хорошо, плотно, но слишком долго. Какие-нибудь новости есть?
— Наши две группы вернулись. От третьей вестей никаких нет. Те, что вернулись, до техники дойти не смогли. Охранение очень плотное. — Сергей показал на правый выход на площадь. — Вот там ближе всего.
— Баррикады? — спросил Артем.
— Они самые. Три бульдозера, все очень организованно. Люди с оружием, форма.
— Откуда денег столько? — покачал головой Платон.
— Да, деньги, вероятно, есть. Подкуп милиции стоит немало. Плюс внеплановые расходы… Кто-то хорошо вложился.
Платон поднял бинокль, присмотрелся к чему-то на той стороне. Раздраженно дернул плечами:
— Не пойму я…
— Чего?
— То ли мерещится, то ли вправду. На той стороне площади, вот тот серый дом… Видите?
— Ну…
— Чердак.
— Вижу чердак, — ответил Артем вглядываясь.
— Ты не высовывайся так… — проворчал Звонарев. — Окошко было вроде бы приоткрыто?
— Не помню. Сейчас настежь открыто.
— То-то и оно. — Платон поднял палец вверх.
— Думаешь, снайпер? — Артем отодвинулся от окошка.
Звонарев развел руками. Мол, все может статься.
— Или наблюдение. — Сергей тоже выглянул из окна, но быстро отодвинулся. — Хотя, опять же, могут быть наши. Третья группа занималась как раз окрестностями.
— А связи с ними нет?
— Нет. Всю Москву накрыло плотно, как колпаком. Радиомолчание. Тоже странно.
Звонарев отошел от амбразуры, тяжело помассировал глаза. Было видно, что он вымотался. В Управлении все находились под постоянным давлением. Все издергались. Устали.
— Иногда я не понимаю, — сказал Платон, не открывая глаз.
— Чего? — оживился Артем. Он сильно нервничал, и ему очень хотелось поговорить.
— Почти что всего. То есть не совсем всего, а в той части, что касается нашей ситуации. Вот мы работаем, чтобы общество стало чище, всякую грязь вычищаем, уродов разных давим. Чтобы людям было легче. Полезное, в общем-то, дело. Опять же, денег с простого человека не требуем. Взятки не трясем. А сейчас мне кажется, что против нас вся Москва стоит. Каждый норовит камнем кинуть.
— Это субъективно, старик, — улыбнулся Сергей. — Так всегда бывает, когда смотришь через амбразуру.
— Пусть. — Платон махнул рукой. — Пусть так. Я не претендую. К тому же устал. Очень может быть, что мне кажется. И простой народ, наоборот, для нас помощник. Но почему мы в этой катавасии за козлов отпущения?
— Тебя чувство справедливости душит? — еще шире улыбнулся Иванов.
Звонарев пожал плечами и не ответил.
— Впрочем, это понятно, — сказал после долгой паузы Сергей. — Когда ты мента берешь на том, что он пайку кокаина подозреваемому подсовывает, не потому что «вор должен сидеть в тюрьме», а потому что у него раскрываемость на участке плохая, хочется человеческую благодарность ощущать.
— Да хрен с ней, с благодарностью. Меня другое волнует. Сейчас эти, — Платон махнул рукой за окно, — подкатят сюда баррикады. И станут нас дерьмом забрасывать. Они идут Президента свергать, а мы у них на пути стоим, как кость в горле. Но ведь… Но ведь завтра мы им снова понадобимся. И что?
— Ну, во-первых, может быть, и не понадобимся. Ты пойми, общество, как любая сложная структура, стремится к собственному уничтожению.
— Энтропия, — подсказал Артем.
— Она самая. — Сергей кивнул. — И только человек, один во Вселенной, обладает волей и силой, чтобы остановить его. Чтобы сказать: нет, мы туда не пойдем. Но общество не хочет останавливаться. Ему гораздо удобней падать, распадаться, мельчать… В небытие. И на человека наваливается вся его масса. Масса безволия на одну его волю, масса бессилия на одну его силу. Страшный вес. Под ним можно сломаться, согнуться. Но ему нельзя подчиняться.
— Но ведь общество состоит из людей. — Платон устало поднял брови. — У которых тоже есть воля…
— Очень немногие обладают волей и силой. Они просто составляют массу. Им очень хочется падать. Потому что это гораздо легче, чем подниматься. Кто-то нашептывает им: не поднимайтесь, падайте, погружайтесь глубже, не напрягайтесь, засыпайте. Очень легко услышать этот голос. Очень легко. Когда я лежал на своей кухне, пьяный и подыхающий от левой сивухи, я тоже слышал его. Мягкий, вкрадчивый… Страшный голос. Если те, кто сейчас командует бульдозерами, слушают его, то они наши естественные противники. Мы будем стоять против них. Не потому, что нынешний президент нам хорош или плох. А потому, что это не по Закону.
На площадь, надсаживаясь в рёве, выползла громада чего-то железобетонного, квадратного, разного… Баррикада.
— Ну, начинается, — пробормотал Платон.
— Вот тебе и энтропия. — Артем высунулся в окно, рассматривая уродливое сооружение. — Как же они все это тащат?
— Я полагаю, с трудом, — отозвался Платон. — Напомни мне, пожалуйста, приказ не изменился? Стреляем по-прежнему этими…
Он презрительно пошевелил пальцами.
— Ими самыми, — подтвердил Артем. — Резинками.
— Вот и поспал, — тяжело вздохнул Сергей.
В принципе, Новое Правительство не собиралось решать проблему совсем «по-плохому». Человеческая кровь все-таки, что бы ни говорили на эту тему большевики, не вода. И к тому же имеет свойство пачкать того, кто ее пролил. Не отмоешься.
Поэтому огнестрельное оружие применять без команды запретили. На баррикады полезли люди с обрезками труб, дубинками, камнями, битами и ножами. И конечно, обязательный человек с мегафоном.
Высокий, худой, чем-то похожий на селедку мужик в сером пиджаке выполз на железобетонную конструкцию и завопил:
— Господа озгисты! Мы не хотим кровопролития! Поэтому предлагаем вам на выбор… Или сдать оружие и разойтись по домам, или оставаться на казарменном положении, без права покинуть Управление до особого распоряжения Нового Правительства. Думаю, имеет смысл отметить, что Новое Правительство в ваших услугах не нуждается. Но каждому из вас будет предложена достойная работа с большим заработком. Новое Правительство не собирается преследовать вас за то, что вы исполняли приказы преступной президентской клики…
— Можно, я ему по яйцам засажу, — неожиданно зло спросил Артем.
— Погоди, — притормозил его Платон. — Во-первых, я стреляю лучше. А во-вторых, команды не было.
Артем обиженно засопел.
— Стреляю лучше, стреляю лучше, — прошептал он. — Смотри не промахнись…
— Не промахнусь. — Знонарев, высунув от старания кончик языка, целился в оратора.
— Господа озгисты… — снова завелся агитатор.
Управление молчало.
На двух выступающих башнях были установлены водометы, где-то там же стоял и Лукин, внимательно рассматривающий площадь. Неподалеку от дверей суетился Алан Эрхардович Бернард. Он накручивал молодняк, которому предстояло принять на себя первый удар толпы. На инструкторе были самолично сделанные доспехи, покрытые серебряной краской.
— Шаг, удар! Шаг, удар! — кричал раскрасневшийся Алан. — Если нет возможности теснить толпу, стойте на месте. Но бейте в два раза чаще! Если вас выбили и вы чувствуете, что не можете больше стоять, падайте. Те, кто стоит сзади, вас сразу же заменят. Я вас этому учил, помните?..
— Господа озгисты… — Мегафон замолчал. Оратор тяжело выдохнул в микрофон. — Вот, бля… Давайте, ребята!
Переговоры кончились.
Взревели двигатели. Подвижная баррикада, которая теперь больше напоминала огромное бронированное существо, могущее только громить и давить, вздрогнула.
— Идиоты, — пробормотал на башне Лукин. — Жалкие идиоты.
В это время несколько человек, стоящих достаточно далеко от места будущей битвы, получили приказ.
— Хорошо, поняли, — сказал старший в телефонную трубку. — По местам, ребята…
Обычные люди. Неприметные, можно сказать, серые лица.
Ленивый взгляд. Зрачок, полускрытый верхним веком.
Пятеро разошлись в разные стороны. Трое нырнули в подъезды, двое отошли за угол и в подворотню.
Они поднимались по грязным, загаженным кошками лестницам. Мимо притихших в ужасе квартир.
В их руках была смерть. Длинноствольная, с прекрасной немецкой оптикой.
Старший поднял телефон.
— На позиции. Хорошо. Ждем.
— Нельзя им позволить захватить двор, — крикнул Лукин, когда баррикада приблизилась. — Выводи наших.
Через широкие ворота во двор побежали люди со щитами.
— Фаланга! — орал Алан.
На баррикаде кто-то радостно завопил, увидев наконец тех, с кем предстояло драться. В фалангистов полетели камни. Ряды уплотнились, блестящий пластик щитов поднялся над головой. Огромная черепаха заполняла собой весь двор.
— Выборочный расстрел целей разрешаю, — скомандовал Лукин.
— Вперед, ребята! — заорала селедка с мегафоном, неосторожно выскакивая на гребень.
Платон мягко утопил спусковой крючок. Бум!
— Впередыыыыы!!! Бля!!! — Селедка странно сжалась, переломилась пополам, и если бы не руки людей, стоящих сзади, оратор упал бы на острые колья ограды. — Сууука!!!
Мегафон упал на камни, загудел.
Люди серой волной кинулись вперед. На штурм.
— Разрешаю залповый огонь!
БУМ! Перезарядка. Падающие тела. Крики. Ругань. БУМ!
Резиновая пуля сбивает на землю с легкостью кобылы, бьющей копытом.
БУМ! Перезарядка.
И все-таки их много. Очень много. Вот уже трясется ограда. Угрожающе раскачиваются ворота.
БУМ! Перезарядка.
Алан кричит:
— Отойти. Два шага назад.
Ворота падают. Поток людей ударяется о блестящую черепаху щитов.
— Бееей! — раскатисто кричит человек в серебряных доспехах, стоя в первом ряду.
— Залповый огонь прекратить! Выборочный отстрел на дальних дистанциях. Водометы, всех, кто появляется на гребне, сносить за баррикаду!
Шипящие струи воды.
Какофония боя.
Черепаха пластиковых щитов. Волна людей. Удар… Удар… Удар…
Кто-то следил за боем. Понятно, что это был не неудачник-агитатор, который бережно убаюкивал шикарную гематому в паху, но кто-то умный, расчетливый, знающий цену и человеческой жизни, и человеческой смерти.
Лукин почувствовал это. Будто незримые руки коснулись его волос, пригладили нежно, но бездушно.
— Приготовить огнестрельное оружие.
А потом на другой стороне площади руки человека, одетого неприметно, толкнули затвор, и через мгновение плавно сдвинулся со своего места курок.
Лукин умер сразу, опрокинулся на спину, на руки верных ему людей.
В этот же миг на баррикаду выскочили люди с автоматами. Грохот рукопашного боя сразу перекрыл звук выстрела. Сначала одного. Потом еще и еще…
Пули косили и своих, и чужих. Они пробивали щиты, доспехи, шлемы. Рядом падали и защитники, и нападающие.
— Стреляйте, стреляйте!
Из амбразур грохнуло почти одновременно. Автоматчиков отшвырнуло за баррикаду.
Человек в серебристых доспехах, густо заляпанных кровью, кричал:
— Не останавливаться! Вперед! Приказ был стрелять! Вперед!
Ему было трудно стоять. Четверо, стоявшие ближе всего, подхватили Алана на руки. Он отбивался здоровой рукой.
— Не останавливаться! Взять баррикаду! Взять баррикаду!
Поредевшая черепаха вдруг раскрылась, щиты упали на асфальт, люди в черной форме кинулись вперед.
Глава 51
Из дневников:
«Если десяток бритоголовых отметелили кавказца — это, несомненно, были русские фашисты.
Если полк вооруженных до зубов боевиков вломился в Россию с территории Чечни — это были „бандиты, у которых нет национальности"».
Изнутри вестибюля телевышки открывалась весьма и весьма малорадостная картина. Мощные прожекторы заливали все вокруг белым, мертвым светом. Наверное, снаружи все находящееся внутри было как на ладони, поэтому защитники искали любое укрытие. Перевернутые столы, кресла, раскуроченная в момент захвата стойка охраны, углы и ниши.
Больше всего боялись не пули, по телевышке не стреляли, боялись этих прожекторов, яркого, жестокого света. От него и прятались.
С наблюдательных пунктов поступала довольно путаная информация. Кто-то видел черную одежду и считал, что здание осадили ОЗГИ, кто-то углядел камуфляж и с перепугу решил, что с минуты на минуту начнет осаду «Альфа». Все источники сходились на одном: что телевышка блокирована и окружена. По данным внешних наблюдателей, два или три бэтээра перегородили дороги, ведущие к зданию, а около самой вышки рычали двигателями два «Урала». И довольно большое число людей в форме и с оружием. Откуда они взялись, кто такие и каковы у них намерения, никто не знал. Попытки наладить переговоры ни к чему не привели. Было ясно только одно — люди, осадившие Останкино, работали на Президента. Легче от этого знания не становилось никому.
Вышло глупо Лидер СПП Арина Магомаева была блокирована на телевышке, а Главный Коммунист Зубаров оставался в Белом Доме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Толокошин приободрился:
— По плану у нас, конечно, разведчики! И еще, по моим данным, Новое Правительство не склонно вводить войска. Это крайняя мера.
— Тогда поборемся, — кивнул Президент. — Значит, говоришь, разведчики… Штирлицы. Где они сейчас?
— В соседней комнате, как всегда.
— Пойдемте, Александр Степанович. — Президент встал. — Пойдемте.
Они вышли из кабинета, прошли по небольшому коридору, Толокошин повернул ручку двери, Президент остановился на пороге, рассматривая собравшихся.
— Знакомые все лица, — наконец сказал он.
Глава 50
Из речи Л. Магомаевой в прямом эфире:
«Новое Правительство должно иметь возможность защищать свои интересы. Это необходимо. Более того, есть чего опасаться. Приспешники старой, разваливающейся на глазах власти не спешат расставаться с теплыми, нагретыми местами. Это неудивительно. У старой власти все еще имеются возможности для силового решения конфликта. Не дремлют и пресловутые силовики из ФСБ и ГРУ, чьи руки по самый локоть в крови так долго убиваемой в России демократии. Новое Правительство просто обязано иметь кулаки! Этими кулаками станут добровольческие бригады нового порядка. Пусть в них войдут все те, кто не боится постоять за демократию и либеральные ценности, все те, кто считает себя человеком, имеющим Права! Я обращаюсь к вам, люди доброй воли, надежда и опора новой, свободной России, идите в ближайшее отделение милиции и записывайтесь там в Бригады нового порядка. Там вы получите оружие, форму и удостоверения. Если ближайшее отделение не работает или еще не включилось в работу Нового Правительства, идите в следующее! Помните, демократия нуждается в вас!»
Из новостной ленты:
«Ведущий аналитической программы „Новая история" Максим Свирягин был арестован прямо в студии. Он усомнился
в целесообразности призыва Магомаевой к жителям Москвы. Напомним, что лидер СПП призвала народ к оружию для свержения старого режима. Свирягина обвинили в подрывной работе и взяли под стражу».
«Поступают противоречивые сообщения из города. По уверениям пресс-службы СПП и РКП, контроль над городом находится полностью в руках Нового Правительства. Однако есть свидетельства того, что это далеко не так. Продолжаются столкновения у Главного Управления ОЗГИ. Кремль и прилегающие территории все так же плотно находятся под контролем сил Президента. В Западном округе продолжаются бесчинства. Более того, выходы из здания Останкинской телебашни закрыты. Боевики Нового Правительства не допускают никого ниже второго этажа. Из окон видно, что на прилегающей площади что-то происходит. Ходят упорные слухи о группе „Альфа“, установить контакт с которой Новому Правительству так и не удалось».
На площади перед зданием Управления было пусто. Обманчивая эта пустота настораживала, держала в напряжении. Хотелось действия, какой-то разрядки. Иногда мерещилось, что и воздух напрягся, погустел. Люди, как рыбы, ловили его ртом и не могли надышаться. Все замерло. Так бывает перед неторопливо приближающейся грозой. Дома, улица, фонарные столбы — все вокруг казалось впаянным в прозрачный, неразрушимый янтарь. Сердце бухало где-то у самого горла, накачивая кровь адреналином. Город будто бы нависал над зданием, над каждым человеком внутри него. Давил.
Где-то на улицах, ведущих к площади, тяжело ворочалась техника. В неожиданно обрушившейся на Москву тишине было хорошо слышно, как порыкивают двигатели. Что-то рушится, скрежещет, рвется с визгом и скрипом.
— Может, танки? — осторожно спросил Артем.
Платон покачал головой. Оба стояли около узкой амбразуры окна, с которого по случаю беспорядков сняли стекла.
— Если бы танки, то они были бы уже тут. Что бы там ни было, а ковыряется оно с самого утра. Танки придут сюда быстро.
— А что тогда?
— Трактора, — пожал плечами Звонарев. — Бульдозеры, может быть.
— Зачем?
— Аналитик, — усмехнулся Платон. — Это я у тебя должен спросить. Баррикады, по всей видимости, делают.
— А почему так далеко?
— Нас боятся. Они мусора всякого нагребут и сюда двинут ковшами. Потихоньку, полегоньку, а пододвинутся близко, можешь быть уверен. Тогда и начнется самое интересное.
Рев двигателей доносился все ближе.
К амбразуре подошел Иванов:
— Ну, как у вас? Я сменился. Сейчас посплю немного, если успею, конечно.
— У нас ворочаются. Готовятся хорошо, плотно, но слишком долго. Какие-нибудь новости есть?
— Наши две группы вернулись. От третьей вестей никаких нет. Те, что вернулись, до техники дойти не смогли. Охранение очень плотное. — Сергей показал на правый выход на площадь. — Вот там ближе всего.
— Баррикады? — спросил Артем.
— Они самые. Три бульдозера, все очень организованно. Люди с оружием, форма.
— Откуда денег столько? — покачал головой Платон.
— Да, деньги, вероятно, есть. Подкуп милиции стоит немало. Плюс внеплановые расходы… Кто-то хорошо вложился.
Платон поднял бинокль, присмотрелся к чему-то на той стороне. Раздраженно дернул плечами:
— Не пойму я…
— Чего?
— То ли мерещится, то ли вправду. На той стороне площади, вот тот серый дом… Видите?
— Ну…
— Чердак.
— Вижу чердак, — ответил Артем вглядываясь.
— Ты не высовывайся так… — проворчал Звонарев. — Окошко было вроде бы приоткрыто?
— Не помню. Сейчас настежь открыто.
— То-то и оно. — Платон поднял палец вверх.
— Думаешь, снайпер? — Артем отодвинулся от окошка.
Звонарев развел руками. Мол, все может статься.
— Или наблюдение. — Сергей тоже выглянул из окна, но быстро отодвинулся. — Хотя, опять же, могут быть наши. Третья группа занималась как раз окрестностями.
— А связи с ними нет?
— Нет. Всю Москву накрыло плотно, как колпаком. Радиомолчание. Тоже странно.
Звонарев отошел от амбразуры, тяжело помассировал глаза. Было видно, что он вымотался. В Управлении все находились под постоянным давлением. Все издергались. Устали.
— Иногда я не понимаю, — сказал Платон, не открывая глаз.
— Чего? — оживился Артем. Он сильно нервничал, и ему очень хотелось поговорить.
— Почти что всего. То есть не совсем всего, а в той части, что касается нашей ситуации. Вот мы работаем, чтобы общество стало чище, всякую грязь вычищаем, уродов разных давим. Чтобы людям было легче. Полезное, в общем-то, дело. Опять же, денег с простого человека не требуем. Взятки не трясем. А сейчас мне кажется, что против нас вся Москва стоит. Каждый норовит камнем кинуть.
— Это субъективно, старик, — улыбнулся Сергей. — Так всегда бывает, когда смотришь через амбразуру.
— Пусть. — Платон махнул рукой. — Пусть так. Я не претендую. К тому же устал. Очень может быть, что мне кажется. И простой народ, наоборот, для нас помощник. Но почему мы в этой катавасии за козлов отпущения?
— Тебя чувство справедливости душит? — еще шире улыбнулся Иванов.
Звонарев пожал плечами и не ответил.
— Впрочем, это понятно, — сказал после долгой паузы Сергей. — Когда ты мента берешь на том, что он пайку кокаина подозреваемому подсовывает, не потому что «вор должен сидеть в тюрьме», а потому что у него раскрываемость на участке плохая, хочется человеческую благодарность ощущать.
— Да хрен с ней, с благодарностью. Меня другое волнует. Сейчас эти, — Платон махнул рукой за окно, — подкатят сюда баррикады. И станут нас дерьмом забрасывать. Они идут Президента свергать, а мы у них на пути стоим, как кость в горле. Но ведь… Но ведь завтра мы им снова понадобимся. И что?
— Ну, во-первых, может быть, и не понадобимся. Ты пойми, общество, как любая сложная структура, стремится к собственному уничтожению.
— Энтропия, — подсказал Артем.
— Она самая. — Сергей кивнул. — И только человек, один во Вселенной, обладает волей и силой, чтобы остановить его. Чтобы сказать: нет, мы туда не пойдем. Но общество не хочет останавливаться. Ему гораздо удобней падать, распадаться, мельчать… В небытие. И на человека наваливается вся его масса. Масса безволия на одну его волю, масса бессилия на одну его силу. Страшный вес. Под ним можно сломаться, согнуться. Но ему нельзя подчиняться.
— Но ведь общество состоит из людей. — Платон устало поднял брови. — У которых тоже есть воля…
— Очень немногие обладают волей и силой. Они просто составляют массу. Им очень хочется падать. Потому что это гораздо легче, чем подниматься. Кто-то нашептывает им: не поднимайтесь, падайте, погружайтесь глубже, не напрягайтесь, засыпайте. Очень легко услышать этот голос. Очень легко. Когда я лежал на своей кухне, пьяный и подыхающий от левой сивухи, я тоже слышал его. Мягкий, вкрадчивый… Страшный голос. Если те, кто сейчас командует бульдозерами, слушают его, то они наши естественные противники. Мы будем стоять против них. Не потому, что нынешний президент нам хорош или плох. А потому, что это не по Закону.
На площадь, надсаживаясь в рёве, выползла громада чего-то железобетонного, квадратного, разного… Баррикада.
— Ну, начинается, — пробормотал Платон.
— Вот тебе и энтропия. — Артем высунулся в окно, рассматривая уродливое сооружение. — Как же они все это тащат?
— Я полагаю, с трудом, — отозвался Платон. — Напомни мне, пожалуйста, приказ не изменился? Стреляем по-прежнему этими…
Он презрительно пошевелил пальцами.
— Ими самыми, — подтвердил Артем. — Резинками.
— Вот и поспал, — тяжело вздохнул Сергей.
В принципе, Новое Правительство не собиралось решать проблему совсем «по-плохому». Человеческая кровь все-таки, что бы ни говорили на эту тему большевики, не вода. И к тому же имеет свойство пачкать того, кто ее пролил. Не отмоешься.
Поэтому огнестрельное оружие применять без команды запретили. На баррикады полезли люди с обрезками труб, дубинками, камнями, битами и ножами. И конечно, обязательный человек с мегафоном.
Высокий, худой, чем-то похожий на селедку мужик в сером пиджаке выполз на железобетонную конструкцию и завопил:
— Господа озгисты! Мы не хотим кровопролития! Поэтому предлагаем вам на выбор… Или сдать оружие и разойтись по домам, или оставаться на казарменном положении, без права покинуть Управление до особого распоряжения Нового Правительства. Думаю, имеет смысл отметить, что Новое Правительство в ваших услугах не нуждается. Но каждому из вас будет предложена достойная работа с большим заработком. Новое Правительство не собирается преследовать вас за то, что вы исполняли приказы преступной президентской клики…
— Можно, я ему по яйцам засажу, — неожиданно зло спросил Артем.
— Погоди, — притормозил его Платон. — Во-первых, я стреляю лучше. А во-вторых, команды не было.
Артем обиженно засопел.
— Стреляю лучше, стреляю лучше, — прошептал он. — Смотри не промахнись…
— Не промахнусь. — Знонарев, высунув от старания кончик языка, целился в оратора.
— Господа озгисты… — снова завелся агитатор.
Управление молчало.
На двух выступающих башнях были установлены водометы, где-то там же стоял и Лукин, внимательно рассматривающий площадь. Неподалеку от дверей суетился Алан Эрхардович Бернард. Он накручивал молодняк, которому предстояло принять на себя первый удар толпы. На инструкторе были самолично сделанные доспехи, покрытые серебряной краской.
— Шаг, удар! Шаг, удар! — кричал раскрасневшийся Алан. — Если нет возможности теснить толпу, стойте на месте. Но бейте в два раза чаще! Если вас выбили и вы чувствуете, что не можете больше стоять, падайте. Те, кто стоит сзади, вас сразу же заменят. Я вас этому учил, помните?..
— Господа озгисты… — Мегафон замолчал. Оратор тяжело выдохнул в микрофон. — Вот, бля… Давайте, ребята!
Переговоры кончились.
Взревели двигатели. Подвижная баррикада, которая теперь больше напоминала огромное бронированное существо, могущее только громить и давить, вздрогнула.
— Идиоты, — пробормотал на башне Лукин. — Жалкие идиоты.
В это время несколько человек, стоящих достаточно далеко от места будущей битвы, получили приказ.
— Хорошо, поняли, — сказал старший в телефонную трубку. — По местам, ребята…
Обычные люди. Неприметные, можно сказать, серые лица.
Ленивый взгляд. Зрачок, полускрытый верхним веком.
Пятеро разошлись в разные стороны. Трое нырнули в подъезды, двое отошли за угол и в подворотню.
Они поднимались по грязным, загаженным кошками лестницам. Мимо притихших в ужасе квартир.
В их руках была смерть. Длинноствольная, с прекрасной немецкой оптикой.
Старший поднял телефон.
— На позиции. Хорошо. Ждем.
— Нельзя им позволить захватить двор, — крикнул Лукин, когда баррикада приблизилась. — Выводи наших.
Через широкие ворота во двор побежали люди со щитами.
— Фаланга! — орал Алан.
На баррикаде кто-то радостно завопил, увидев наконец тех, с кем предстояло драться. В фалангистов полетели камни. Ряды уплотнились, блестящий пластик щитов поднялся над головой. Огромная черепаха заполняла собой весь двор.
— Выборочный расстрел целей разрешаю, — скомандовал Лукин.
— Вперед, ребята! — заорала селедка с мегафоном, неосторожно выскакивая на гребень.
Платон мягко утопил спусковой крючок. Бум!
— Впередыыыыы!!! Бля!!! — Селедка странно сжалась, переломилась пополам, и если бы не руки людей, стоящих сзади, оратор упал бы на острые колья ограды. — Сууука!!!
Мегафон упал на камни, загудел.
Люди серой волной кинулись вперед. На штурм.
— Разрешаю залповый огонь!
БУМ! Перезарядка. Падающие тела. Крики. Ругань. БУМ!
Резиновая пуля сбивает на землю с легкостью кобылы, бьющей копытом.
БУМ! Перезарядка.
И все-таки их много. Очень много. Вот уже трясется ограда. Угрожающе раскачиваются ворота.
БУМ! Перезарядка.
Алан кричит:
— Отойти. Два шага назад.
Ворота падают. Поток людей ударяется о блестящую черепаху щитов.
— Бееей! — раскатисто кричит человек в серебряных доспехах, стоя в первом ряду.
— Залповый огонь прекратить! Выборочный отстрел на дальних дистанциях. Водометы, всех, кто появляется на гребне, сносить за баррикаду!
Шипящие струи воды.
Какофония боя.
Черепаха пластиковых щитов. Волна людей. Удар… Удар… Удар…
Кто-то следил за боем. Понятно, что это был не неудачник-агитатор, который бережно убаюкивал шикарную гематому в паху, но кто-то умный, расчетливый, знающий цену и человеческой жизни, и человеческой смерти.
Лукин почувствовал это. Будто незримые руки коснулись его волос, пригладили нежно, но бездушно.
— Приготовить огнестрельное оружие.
А потом на другой стороне площади руки человека, одетого неприметно, толкнули затвор, и через мгновение плавно сдвинулся со своего места курок.
Лукин умер сразу, опрокинулся на спину, на руки верных ему людей.
В этот же миг на баррикаду выскочили люди с автоматами. Грохот рукопашного боя сразу перекрыл звук выстрела. Сначала одного. Потом еще и еще…
Пули косили и своих, и чужих. Они пробивали щиты, доспехи, шлемы. Рядом падали и защитники, и нападающие.
— Стреляйте, стреляйте!
Из амбразур грохнуло почти одновременно. Автоматчиков отшвырнуло за баррикаду.
Человек в серебристых доспехах, густо заляпанных кровью, кричал:
— Не останавливаться! Вперед! Приказ был стрелять! Вперед!
Ему было трудно стоять. Четверо, стоявшие ближе всего, подхватили Алана на руки. Он отбивался здоровой рукой.
— Не останавливаться! Взять баррикаду! Взять баррикаду!
Поредевшая черепаха вдруг раскрылась, щиты упали на асфальт, люди в черной форме кинулись вперед.
Глава 51
Из дневников:
«Если десяток бритоголовых отметелили кавказца — это, несомненно, были русские фашисты.
Если полк вооруженных до зубов боевиков вломился в Россию с территории Чечни — это были „бандиты, у которых нет национальности"».
Изнутри вестибюля телевышки открывалась весьма и весьма малорадостная картина. Мощные прожекторы заливали все вокруг белым, мертвым светом. Наверное, снаружи все находящееся внутри было как на ладони, поэтому защитники искали любое укрытие. Перевернутые столы, кресла, раскуроченная в момент захвата стойка охраны, углы и ниши.
Больше всего боялись не пули, по телевышке не стреляли, боялись этих прожекторов, яркого, жестокого света. От него и прятались.
С наблюдательных пунктов поступала довольно путаная информация. Кто-то видел черную одежду и считал, что здание осадили ОЗГИ, кто-то углядел камуфляж и с перепугу решил, что с минуты на минуту начнет осаду «Альфа». Все источники сходились на одном: что телевышка блокирована и окружена. По данным внешних наблюдателей, два или три бэтээра перегородили дороги, ведущие к зданию, а около самой вышки рычали двигателями два «Урала». И довольно большое число людей в форме и с оружием. Откуда они взялись, кто такие и каковы у них намерения, никто не знал. Попытки наладить переговоры ни к чему не привели. Было ясно только одно — люди, осадившие Останкино, работали на Президента. Легче от этого знания не становилось никому.
Вышло глупо Лидер СПП Арина Магомаева была блокирована на телевышке, а Главный Коммунист Зубаров оставался в Белом Доме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39