А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Калугин переключил канал. Мгновенно к экрану, с той стороны, прилип какой-то патлатый, чернявый с усами и сладким до отвращения голосом затянул: «А у меня с тобой раско-о-о-осец, ведь я сегодня рогоно-о-о-осец».
Владимир Дмитриевич поперхнулся и снова утопил кнопку.
На этот раз повезло больше. Стандартная утренняя передача. Дикторы, беззаботно-веселые, как дети, бегают из студии в студию. Глядя на их безмятежные лица, никому даже в голову не придет, что мир сейчас больше всего похож на бурлящий котел, где варится густо приправленная нефтью кровавая похлебка.

35.

В Конторе Калугина встретил опухший от бессонной ночи Иванов.
– Ну как? – поинтересовался Владимир Дмитриевич, пожимая Алексею локоть, руки у того были заняты. В одной большая кружка с кофе, в другой какие-то папки.
– Неплохо. – Иванов потряс бумагами. – В архиве сидел. На нашего полковника собирал по нитке.
– Военным запрос посылал? – Калугин взял у Леши папки, на ходу перелистнул.
– Посылал. Молчат пока. Я вообще думаю, что ничего путного от них мы не узнаем, они своих всегда вытаскивают.
– Что с квартирой?
– Все облазили. Сегодня еще группу наших зашлю, но, думаю, что пусто. Пули вытащили, гильзы нашли. Пистолет принадлежит хозяину дома. – Иванов остановился у кофейного автомата. – Сейчас я еще кофейку налью… Спать хочется смертельно.
– Кстати, что там с трупом?
– Труп не опознали, но застрелен из другого пистолета. – Алексей поставил кружку в приемник. – Не желаете кофейку?
– Желаю. – Калугин взял одноразовый стаканчик.
– Кстати, по этому стволу гильз не обнаружено. Стреляли, видимо, снизу, с лестницы.
– Случайный? – Калугин хлебнул обжигающей жидкости.
– Пока кажется, что так. Отпечатки снял, отдал на экспертизу. – Иванов посмотрел на часы. – Вообще-то уже должны были принести.
– Что по соседям?
– Оставил там ребят, для опроса. Ближайшие ничего путного сказать не смогли. Слышали стрельбу. Сначала два выстрела, потом три. К глазкам подходить побоялись. Да и залеплены были глазки-то. Один любопытный дедок высунулся в окно, видел две машины, какие, сказать не смог, номеров не видел. Группа каких-то людей быстро погрузилась и уехала в неизвестном направлении. Кого-то они тащили. То ли раненых, то ли пленных.
– Ну, это уже кое-что. – Калугин открыл дверь в отдел, махнул рукой, здороваясь со всеми разом, кинул на стол папки.
– В квартире было несколько человек. Судя по посуде и другим следам, наверное, человека четыре-пять. Дальше начинаются варианты и гадание на кофейной гуще.
– Ну, знаешь. – Калугин снял пиджак, сел в кресло. Тихо щелкнул включаемый монитор. – Кофейная гуща иногда тоже дает эффект. Я вот сегодня с утра как раз гаданием и занимался.
– На тему? – Иванов оперся о бордюр калугинского «загончика».
– На тему геополитического расклада в стиле «против кого дружить».
– А чего там происходит? – заинтересовался Алексей. – Мне тут не до телевизора было…
– Да и мне, собственно, не до телевизора, просто за завтраком включил.
– Кстати, о завтраке. – Леша потрогал живот. – Надо бы… Так что там? По ящику…
– Да вот, на стратегически коротком расстоянии два авианосца. И Севастополь блокирован.
– Ну, про Севастополь я в курсе. Слышал чего-то. А что за авианосцы? Где?
– Один в Балтике, второй едва ли не в Баренцевом море.
– В Балтике не потонет? – удивился Иванов. – Мелковато…
– Ну, как-то исхитрились. Там, кстати, вполне адекватные глубины имеются.
– Погодите! – опомнился Алексей. – Штатовские авианосцы?!
– А чьи же? Кровавая рука Пентагона. Типа учения. Дядя Сэм хочет тебя! Я уж не знаю, что там в море-океане происходит, выходы гуда закрыты. А еще Китай уж очень уверенно спонсирует Красную революцию на Тайване. И ничего ему не делается от мировой общественности.
– Да, с китаезами какая-то катавасия…
– Не, с ними как раз все в порядке. А вот с Тайванем точно катавасия. Его все союзники слили по полной программе. Вдруг стал никому не нужен. Даже наоборот. Теракты какие-то в Китае. Европа сталь не получает. Все на Тайбэй кивают, мол, нехорошо, ай-ай-ай. Правда, интересно?
– Да уж… Куда уж больше?…
– Так что мир буквально кипит. – Калугин допил кофе и решительно швырнул стаканчик в урну. – А знаешь, что интереснее всего?
– Что?
– То, что мы с тобой, вот так моя пятая точка ощущает, в самой гуще этого чертового котла сидим! В самой что ни на есть точке кипения! Так что… – Владимир Дмитриевич достал из верхнего ящика стола, запиравшегося на ключ, коробочку. Вытряс оттуда две таблетки. – Так что работать мы с тобой должны как проклятые. На вот, сжуй…
– Леди Винтер, а что это вы подсыпали в бокальчик? – подозрительно спросил Иванов. – Поди, что-то незаконное?
– Незаконное, – кивнул Калугин. – Жуй давай. Сон как рукой снимет. Тебе еще день стоять.
Алексей прочистил горло, но таблетку не взял.
– И ночь продержаться?
– Давай, давай. – Калугин подтолкнул белую капсулку поближе к коллеге. – У меня есть на это полномочия. Понял? Полномочия, – Калугин мотнул головой туда, где находился кабинет Битова, – самые широкие. Так что работать, работать и еще раз работать.
– Прощай, здоровье, – вздохнул Иванов, проглотил таблеточку и запил ее кофе. – Так, пойду-ка я нашу лабораторию тряхану. Отпечатки должны были появиться у меня на столе уже давным-давно.
– Давай, давай… – пробормотал под нос Калугин, открывая первую папку. – Что у нас тут?
«Антон Михайлович Лаптев», – значилось на титульном листе. Дата и место рождения, личный код. Отдельно к обложке был прилеплен конвертик с отпечатками пальцев и рисунком сетчатки глаза.
– Основательное досье, – пробормотал Калугин, перелистывая жесткую искусственную бумагу. – Что-то дальше будет…
Биография «от школьной скамьи» ничем особенным не удивляла.
«Родился, учился, – наискосок проглядывал уже известную информацию Калугин. – Снова учился. Едва не женился. Служил. Сотрудничал. Учился. Стоп!»
Владимир Дмитриевич вернулся назад, к службе в армии. Внизу страницы стояла сноска: «Впервые попал в поле зрения комиссара по вербовке на втором году службы».
– А кто у нас комиссар? – спросил Калугин и перелистнул еще несколько страниц. – Странно…
Сведений о вербовщике не было. Вообще, институт комиссаров по вербовке был введен сравнительно давно и зарекомендовал себя с хорошей стороны. В спецслужбы пошел поток молодых, талантливых людей, способных, а главное – желающих принести Родине пользу. Сам Калугин помнил своего вербовщика и каждый раз на двадцать третье февраля посылал ему открытку или письмо. Обычно в деле каждого службиста указывалось имя комиссара. Вербовщик был своеобразным наставником, от питомцев которого можно было ожидать каких-то определенных действий.
– Ладно, пошли дальше.
А дальше от страниц веяло жаром, сухой горячей пустыней. Ливия, Иран, Ирак, Саудовская Аравия. Страшный послужной список. Немногие люди прошли через Крестовый поход, который устроили Штаты арабам.
Военный советник.
Операции в Бенгази, похищение трех сбитых американских летчиков из-под носа у ЦРУ. Триполитанский кризис, организация обороны Эль-Джауфа.
Фотографии, черно-белые распечатки цифровых снимков. Веселый, молодой, злой Лаптев в обнимку с какими-то моджахедами. Кто эти люди? Подписи под картинками ничего не прояснили. На одной из фотографий здоровенная установка «Заря-15», монтаж которой заканчивали уже под огнем натовской авиации под Басрой. Потом, после того как развалины древнего города все-таки удалось взять, «Зарю» пришлось спешно взрывать. Тикрит, уничтожение подставной лаборатории. И потом, на следующий год, жуткая военная кампания в Иране. Бойня под Ширазом. Ранения. Снова боевые действия. Ранение. Уничтожение нефтяных разработок под Эль-Артавией. Кошмарное время, когда слово «джихад» стало для арабов чем-то большим, нежели просто лозунг. Они действительно были готовы уничтожить свою страну, лишь бы не отдать ее в руки врага. И выжженные месторождения стали тому примером.
Со страниц на Калугина смотрело страшное и совсем недавнее время. Переломить хребет заокеанской Империи тогда не удалось. Но американская экономика надорвалась. Тем более что заполучить в свое безраздельное пользование нефтяные разработки Саудовской Аравии не получилось. А ведь даже последний идиот понимал, ради чего была развязана эта бойня.
Калугин закрыл одну папку. Придвинул к себе другую.
После ранения Антон Михайлович женился и занимался очень разнообразными и даже странными вещами. Экспедиции в заброшенные уголки планеты, непонятные встречи, даже сафари… Ниточки к событиям в жизни этого удивительного человека тонули где-то в недрах ГРУ. И если деятельность военного советника проходила под грифом «Совершенно секретно» и была доступна исключительно для внутреннего пользования спецслужб, то послевоенный этап жизни Лаптева был совершенно засекречен.
Однако последний лист досье поставил Калугина в тупик.
«Привлечение к активной деятельности невозможно. Лоялен. Полностью выведен из актива».
– То есть гражданин Лаптев ни по каким делам, ни под каким соусом не может быть втянут в работу ГРУ и в списках потенциально активных агентов не значится? – Калугин удивленно откинулся на спинку кресла. – Что же тогда господин бравый половник делает в этой каше с дисками? Странно как-то…
Он закрыл папку, которая вместо ясности еще больше запутала дело.
В проходе появился Иванов.
– Владимир Дмитриевич, не желаете? – Он протянул кулечек с пончиками.
– Вполне. А что-нибудь более горячее, чем пончики, есть?
– Есть! – Алексей положил на стол еще одну папочку. – Результат по отпечаткам пальцев.
– И? – Калугин сунул в рот пончик, оказавшийся, кстати, теплым и свежим.
– Семен Евгеньевич Бортко. Тридцать восемь лет. Судимый за ограбление. Не женат. Детей нет. Живых родственников нет. Работал водителем в массажном салоне. То есть развозил проституток.
– А вот это номер. – Калугин взял еще один пончик. – Я надеюсь, он не в том доме жил?
– Нет.
– Хорошо. А что у нас делал на лестнице ночью водитель из массажного салона? А ну-ка протряси этот салон!
– Есть! – Иванов развернулся на каблуках.
– Стой! – Калугин встал, надел пиджак. – Я с тобой.

36.

– Господа. – Хорошенькая секретарша, чуть полноватая блондинка, попыталась грудью преградить дорогу. – Господа, туда нельзя. Сейчас нельзя туда! Подождите в приемной! Господа!
– Федеральная служба безопасности, – тихо рыкнул Иванов, махнув перед носом девушки корочками. – Потрудитесь, гражданочка, отойти.
– Э-э… – Блондинка растерянно хлопала глазами. – Туда же нельзя…
Но Калугин уже закрыл за собой дверь.
Большой кабинет, отделанный в лучших традициях черт знает какого застойного времени. На стенах панели темного дерева, кажется, даже натурального, мягкий, темно-бордовый паркет. Все солидное, тяжелое, натуральное. В углу притулилась небольшая, ярко освещенная барная стойка. Стаканы, бутылки, все блестит…
– Простите, чем обязан? – Говорившего было не сразу видно из-за огромного стола.
Калугин присмотрелся. В дальнем конце комнаты, за огромным, как двуспальная кровать, столом, сидел человечек.
– ФСБ! – нарочито громко произнес Иванов. – К вам с визитом.
Человечек закашлялся.
Донеслось сбивчивое бормотание:
– Давай все. На сегодня… Нет, не как вчера. Не надо под столом. Ой, прекрати. – Человечек хихикнул, будто от щекотки. – Все-все! Давай, брысь! На рабочее место! Да! Ну, киса… Ну, мусик…
Из-за стола поднялась высокая черноволосая женщина. Широкие бедра были затянуты в игривое трико с вырезами по бокам, сзади к символической юбочке крепился длинный кошачий хвостик. Женщина поправила сползающий кожаный лифчик и, поджав губки, вышла из кабинета. Проходя мимо Алексея, стрельнула глазками и облизнулась. Иванов шумно вздохнул.
– Чем могу быть полезен? – Человечек вышел из-за стола и оказался вполне обыкновенным мужчиной средних лет, с круглым лицом и залысинами. – Хвостов Борис Юрьевич…
Он протянул руку Калугину, затем Иванову.
– Надеюсь, все в порядке? – поинтересовался Хвостов. – В нашем салоне всегда поддерживается высокий уровень… И с клиентами всегда очень хорошие отношения. Гадостей не держим. Даже алкоголь только… Только высшего сорта! Кстати. – Он метнулся к бару. – Не желаете? Коньяк? Виски? Ром даже… хороший.
– Спасибо. Мы на работе. – Калугин показал корочки. – Калугин Владимир Дмитриевич, а это мой заместитель, Алексей Геннадьевич Иванов.
– Очень жаль, очень жаль… Ром действительно хороший… – Хвостов развел руками, затем указал на стулья. – Прошу садиться, прошу… Если, конечно, вы не…
Калугин сел. Пододвинул стул Иванову.
– Хорошо, – резюмировал Хвостов и уселся напротив.
Алексей громко кашлянул.
– Что? – вздрогнул Борис Юрьевич. – А?
Иванов глазами указал куда-то вниз.
– Где? – не понял Хвостов, но, опустив взгляд, стремительно покраснел. Кровь настолько обильно прилила к его лицу, что Калугин на какой-то момент испугался, не хватит ли директора удар. – Боже мой! Простите!
Борис Юрьевич вскочил, отвернулся к окну, заправляясь и застегивая «молнию» на брюках. Что-то там не ладилось, директор нервно дергал замочек, чертыхаясь себе под нос.
– Красивый кабинет, – неожиданно заявил Алексей.
– Да уж, – отозвался Калугин, осматриваясь. – Нам бы так… А то все железо, стекло…
– Точно…
– Никакой душевной атмосферы…
Хвостов наконец справился с непокорной «молнией» и замер. Потом решительным движением пригладил волосы, быстро ощупал себя, словно проверяя, не торчит ли не по делу что-нибудь еще, и с улыбкой повернулся к посетителям.
– Простите за это маленькое недоразумение. Итак! – Он снова сел на стул, закинул ногу на ногу. – Чем могу быть полезен?
– У нас к вам, Борис Юрьевич, важное дело…
– Все, что могу, все, что могу… – залепетал директор. – Все, что могу…
– Так вот. Важное дело. У вас работал некий Семен Бортко.
– Неужели?
– Водителем.
– Что-то не припомню… Как же… – Борис Юрьевич всплеснул руками. – Ах да, что-то припоминаю… Момент! Момент!
Он подскочил к старомодному кнопочному селектору.
– Катенька! Катенька, лапушка, что там у нас по Бортко? Мне б документики… Ага. И чай, чай принеси…
Он снова вернулся на свой стул.
– Сейчас все разъяснится. Немного подождем…
Через некоторое время в кабинет вбежала запыхавшаяся блондинка с подносом.
– Вот чаек, пожалуйста… – Она, наклоняясь над столом своим глубоким декольте, пододвинула чай к Калугину, затем, едва ли не с придыханием, к Иванову. – И документики…
Какие-то бумажки легли перед директором.
Секретарша удалилась.
– Вот, пожалуйста. – Борис Юрьевич поднес бумажку к глазам. – Вот, смотрим. Семен Бортко действительно работал у нас водителем. Хорошо работал, я даже ему премии выписывал. Лечил… Он… Ну, в общем, упал неудачно, гололед… Но уволился. Да. Буквально месяц назад уволился. Согласно бумагам. И все. Да… Так что у нас… Не работает он.
Калугин посмотрел на Иванова.
– У нас очень широкие полномочия, Леша. – Потом Владимир Дмитриевич встал из-за стола, подошел к двери и повернул защелку. – Самые широкие.
– Не понимаю? – пролепетал директор.
Иванов тоже поднялся из-за стола, скинул куртку, снял пиджак.
Борис Юрьевич попытался встать, но Алексей в два прыжка оказался рядом с ним и прижал его к стулу.
– Ты что же, блудень старый, мне мозги полощешь?! Ты за кого меня держишь?!
– Прекратите немедленно! – завопил директор.
В дверь тут же постучали, снаружи доносился приглушенный голос секретарши.
– Он занят, – громко сказал Калугин. – У него совещание!
– Ты что же думаешь, подписал бумажки задним числом и все?! Можешь бабам своим втирать! Со мной такой номер не пройдет! По всем данным он числится за тобой, значит, и работает у тебя!
– Мы не успели подать документы…
– Кому ты втираешь?! Кому ты втираешь?! – Алексей схватил Бориса Юрьевича за грудки и принялся трясти. – Кому?! Я тебя в казематах! В подземельях сгною! В карцере будешь сидеть, пока не признаешься!!!
– В чем? – Директор пытался оторвать Лешины руки от себя. – В чем? Я ничего не делал!
– А признаешься во всем! Что делал и что не делал, ты мне такие признательные показания подпишешь, что весь мир вздрогнет, чуешь, собака?! Владимир Дмитриевич, кто там у нас по делу о трех расчлененных раввинах проходит? Есть кто?
– Не припомню, – пожал плечами Калугин. – Кажется, висяк…
– Висяк? Да вот он, маньяк-антисемит! – Иванов ткнул пальцем в лоб директора, от чего тот взвизгнул. – Это просто вышка!
– Не подпишет, – с сомнением произнес Калугин. – Не. Не подпишет…
– А мы его Федорчуку отдадим, помните, как он в прошлом году подозреваемого изуродовал. Суд закрытый пришлось делать! – Иванов едва не ткнулся носом в лицо Бориса Юрьевича и заорал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41