– Довольно, господа, довольно! Займемся делами. А ты Вильгельм Де ла Рош, еще успеешь полюбезничать с этой старой проказницей. Итак, любезная дама, – добавил он вроде бы вежливо, но с нескрываемой издевкой, – если ваши коралловые уста удостоят открыться и обронить несколько слов, вы сможете сообщить бедному рыцарю, проделавшему в этот вечер не меньше пяти миль, живет ли сир Алберин, как он изволил себя представить, в вашем великолепном ни дворце?
– А откуда мне знать? – отвечала старуха, ничуть не смущаясь насмешками своих гостей. – Я никогда не спрашиваю имен у своих постояльцев. Мне достаточно и того, что они посещают мою гостиницу. А что, он вам так уж и нужен?
– Заткнись, старая дура! – крикнули с лестницы. – У этих господ есть ко мне дело, а у меня – к ним.
И в ту же секунду наш старый знакомый Жоделль, капитан наемного войска Гюи де Кюсси, быстро сбежал вниз по лестнице.
– С вашего позволения, милостивый господин, – обратился он к первому незнакомцу, – я попросил бы убрать отсюда всех посторонних. – Он посмотрел на хозяйку харчевни, не скрывая презрения. – Это относится прежде всего к тебе, старая ведьма. Вон отсюда! Оставь нас наедине!
– Как! Вон из моей же кухни? – вскипела трактирщица. – Вы, должно быть, забылись! Вы хоть подумали, о чем говорите?
– Я хорошо подумал, а потому повторяю: вон отсюда! – ответил Жоделль. – Не беспокойся, ты недолго будешь за дверью.
И, бесцеремонно схватив ее за руку, он вытолкнул женщину на улицу и накрепко запер дверь.
– А теперь, – сказал он, засовывая ключ в карман, – проверим, нет ли здесь шпионов.
Тщательно обыскав все углы на кухне, он отворил дверь чулана, в котором прятался бедный паж, дрожащий, как осиновый лист, и едва смеющий дышать.
– Ну-ка, поворошим этот хворост, – усмехнулся он и проткнул несколько раз мечом большую связку веток, наваленных в углу чулана. К счастью для пажа, острое лезвие ни разу не задело его и даже не поцарапало.
– Итак, Алберин, – важно произнес первый незнакомец, – обращаясь к Жоделлю, – какого черта ты посылал за мной? Или у тебя и правда есть ко мне дело?
– О, господин, – бросился тот на колени, – если слух не обманывает меня, то предо мной сам король Английский…
– Допустим, что так. Продолжай!
– Государь, ходят слухи, что единственное ваше желание – обуздать непокорного: вашего племянника, принца Артура. Так ли это?
– Без сомнения! – вскричал Иоанн. – Ты не ошибся: это действительно самое большое мое желание! Но где он? Где этот юный бунтовщик? Уж не привел ли ты сюда этого слабоумного?
– Нет, государь, но ваше желание легко может быть исполнено, – отвечал Жоделль. – И я готов вам продать его вместе со всеми его потрохами, но прежде хотел бы узнать, какое будет вознаграждение.
– Ты прав, Алберин, – согласился король. – И как только мог я забыть, что любой человек на земле имеет свою цену! – воскликнул он, потирая лоб. – Но как высока твоя, проказник? Говори!
– Цена умеренная, государь. И коль вам угодно знать, каковы мои требования, то вот они: вы заплатите мне десять тысяч ливров серебром; можно наличными, а можете дать расписку, чтобы я получил их из вашей казны. Это во-первых…
– Святой Боже! – воскликнул король. Но, обернувшись и мельком взглянув на лорда Пемброка, он тотчас же заулыбался и добавил:
– Что ж, будь по-твоему! Я выполню эту просьбу и хоть сейчас напишу своему казначею. Какие еще будут требования?
– И когда вы дадите мне эту расписку, – продолжал Жоделль, ничуть не смущаясь, хотя он и понял значение улыбки Иоанна, – то, уверяю вас, я найду способ получить деньги от ваших друзей… или от неприятелей, усмехнулся он, – если вдруг ваша сокровищница окажется так же пуста, как луговины зимой.
– Довольно, я понял тебя. Но что же ты требуешь еще? Если я верно расслышал, ты ведь сказал «во-первых» – не так ли?
– А во-вторых, вы издадите указ, заверенный личной печатью, – продолжал Жоделль еще более самоуверенно, – о том, что мне позволяется набрать тысячу копьеносцев под свое начало и содержать это войско за ваш счет. Мне вы назначите высокое жалованье и будете выплачивать его в течение десяти лет. И наконец последнее: вы не станете препятствовать моему посвящению в рыцари, более того, сами назначите день и час этой церемонии.
– Вас – в рыцари? – возмутился лорд Пемброк. – Клянусь небом, если королю будет угодно причислить к рыцарскому ордену столь низкого и подлого изменника, то этот день станет последним в жизни такого негодяя, как ты! Лучше уж я велю конюху разбить мои шпоры в знак своего бесчестия, чем увижу хоть раз золотую цепь на тебе, мерзавец!
– Смею уверить, что когда и я буду носить шпоры, лорд Пемброк, – возразил Жоделль, – то не побоюсь встретиться с вами с глазу на глаз и отплачу презрением за презрение.
Пемброк, взбешенный подобной наглостью, хотел было что-то ответить этому негодяю, но король жестом остановил его.
– Милая шутка, – сказал Иоанн иронично. – А ну-ка, проказник, ответь мне, что же ты сделаешь, если я откажу тебе в твоих дерзких требованиях? Что тогда будет?
– А ничего, – отвечал Жоделль очень спокойно. – Просто оседлаю коня да отправлюсь туда, откуда приехал.
– Ты даже не спрашиваешь, отпустим ли мы тебя. А что если я прикажу повесить тебя вон на том вязе, который растет у ворот?
– В таком случае вы нарушите свое слово, ведь вы обещали и пальцем меня не тронуть. Да и зачем вам мой труп? Я нужен вам как помощник, поскольку именно от меня зависит исполнение самого заветного из ваших желаний. Разве мертвый может говорить? А я мог бы вам кое-что рассказать, государь.
– Похоже, тебе неизвестно, что есть еще пытки, способные расшевелить и мертвеца. Да ты сам будешь рад рассказать нам все, что знаешь, прежде чем сдохнешь, как собака. И даже смерть покажется тебе великим благом в сравнении с пытками; ты сам призовешь ее на помощь.
– Вот уж в чем я не сомневаюсь, государь, – отвечал Жоделль уже не так спокойно. – Я не был еще удостоен чести узнать вкус пыток, но думаю, что он достаточно горек, и могу даже предположить, что хватит и одного взгляда на инструменты, чтобы выболтать все, что мне известно. Но чего вы этим добьетесь? Выведаете мой план, но и только. Без меня вам никогда не осуществить его, поскольку вольные стрелки, которыми я командую, не сделают и шага без моего приказа и если меня не будет среди них. А помощь этих людей будет вам крайне необходима. Без их поддержки вам легче схватить жаркое солнце голыми руками, чем взять в плен принца Артура и сира Гюи де Кюсси.
– Этот плут забавен, милорды! Клянусь душою, он очень хитер! Отойди-ка в сторонку, приятель, я хотел бы переговорить со своими друзьями наедине. А ты, Вильгельм Гюйон, присмотри за ним, чтобы он не сбежал ненароком.
Совещание длилось несколько минут. Иоанн что-то тихо втолковывал рыцарям, сопровождавшим его на это необычное свидание, а те реагировали на доводы короля весьма неодинаково: одни внимательно слушали, не говоря ни слова; другие возражали, сопровождая свою речь столь красноречивыми жестами, что их нельзя было не понять; Пемброк в своем возмущении дошел до того, что невольно обронил несколько фраз, да так громко, что и Жоделль их услышал. «Бесчестие для рыцарства…», «бесславие для английских баронов…», «невыразимое унижение…» вот те обрывки фраз, которые уловил своим чутким ухом капитан мародеров.
Наконец совещание закончилось, и король знаком подозвал Жоделля к себе.
– Решение вынесено, – торжественно произнес он. – И ты, приятель, можешь выбрать любую из двух крайностей, которые мы тебе предложим. Ты получишь расписку на получение десяти тысяч марок серебром из государственной казны, но только в том случае, если в течение десяти дней поможешь прибрать к рукам этого непокорного. Я не дам тебе ни дня больше; и за этот короткий срок ты должен схватить и выдать мне Артура Плантагенета, живого или мертвого.
Он сделал особенное ударение на последнем слове и, сдвинув брови, уставился на Жоделля, полуприкрыв глаза, словно бы опасаясь, что открытый взгляд выдаст его истинные намерения.
– Мы соглашаемся также на твои условия относительно содержания и оплаты наемного войска, которым ты станешь командовать, – продолжал король. – Что же касается посвящения в рыцари – мы не хотим и не сделаем этого даже и за подобную услугу. Если тебя это не устраивает, то взгляни-ка вон на тот вяз… В твоей воле выбрать либо то, либо другое.
– Выбор незатруднителен, – отвечал Жоделль. – Меня больше устраивает первое предложение, и вы, государь, можете смело считать принца Артура своим пленником. Послушайте же, что я вам скажу: скачите со весь опор к Мирабо, там и найдете этого своевольника. Артур занял крепость и корчит из себя короля, а все эти его подпевалы хором вторят ему. С одной стороны город охраняет де Кюсси со своим отрядом: они расположились лагерем на высоте, называемой Мондье-Шато. Мое же войско стережет город с противоположной стороны. Сюда-то и должны подойти ваши солдаты, но желательно, чтобы они проделали все бесшумно и в темноте. И не нужны никакие знаки, достаточно одного имени «Жоделль», чтобы мои приятели отступили и пропустили ваших солдат в самое сердце крепости. Артур и его приближенные разместились в доме приора: вломитесь туда, и вы возьмете их голыми руками. Ну как вам мой план?
– Клянусь моей короной и честью! – воскликнул Иоанн, в глазах которого зажглись искорки возбуждения. – Если твой план будет выполнен так же легко, как и задуман, я готов присоединить алмаз в тысячу марок к вознаграждению, уже обещанному. Рассчитывай на это, старый плут. Я на всю жизнь стану твоим должником, если столь хитроумный замысел осуществится. Да-да, я твой должник, Алберин!
– Жоделль к вашим услугам! Алберин – всего лишь вымышленное имя. Теперь, государь, я должен сесть на коня и скакать что есть силы: мне предстоит одолеть двадцать миль до рассвета.
– Бог в помощь, Жоделль! Счастливого пути! – напутствовал король, вставая. – Я не заставлю себя ждать и примчусь в Мирабо столь же стремительно, как орел падает на свою добычу. Ступайте, милорды. На лошадей!.. Я твой должник, добрый Жоделль, – повторял король, вдевая ногу в стремя, – рассчитывай на меня!.. – И, пустившись в галоп, добавил сквозь зубы:
– Будь уверен, уж я постараюсь, чтобы тебя повесили так высоко, как даже ворон не вил гнезда. Да, ты вправе рассчитывать на это!

ГЛАВА III

Едва лишь Жоделль, а за ним и король со свитою, уехали из гостиницы, как Эрмольд де выбрался из своей темницы.
– Боже праведный! – не удержался он от восклицания. – Что же мне делать? Если я признаюсь сиру Гюи, что пренебрег его приказанием вернуться как можно скорее ради свидания с Элеонорой, он убьет меня тут же, на месте. Да он свернет мне шею или раскроит голову своим бердышом, узнав об истинной причине такой медлительности! Он непременно сделает это, чтоб другим было неповадно, и будет, конечно, прав. А если я не вернусь… что тогда? Торжество изменника, падение моего доброго и благородного господина, уничтожение всех надежд принца – вот каковы будут последствия такого поступка. Решено, я возвращаюсь! Да, я вернусь, чтобы рассказать своему хозяину все без утайки, чего бы мне это ни стоило. И пусть он меня убьет, если ему будет угодно, но я спасу его жизнь, я разрушу коварный заговор. Но как быть с Элеонорой? Сердце ее разорвется от горя, если меня не станет! – нечаянная слеза сползла по его щеке. – А впрочем, она ничего не потеряет, кроме любовника, которому так просто найти замену. Смею надеяться, что она скоро утешится и будет счастлива.
– Выпейте, паж, – сказала трактирщица, подавая ему стаканчик вина, – это облегчит ваши страдания.
Эрмольд пригубил вино, думая, вероятно, как думают и другие, что если истина скрыта на дне колодца, то храбрость – на дне стакана.
– Теперь я должен спешить в Мирабо. Подскажите, добрая женщина, какая дорога самая короткая?
– Та, что слева, сир. Но этот путь небезопасен для вас. Постойте… – крикнула она ему вслед. Но Эрмольд не мог ее услышать: он уже мчался во весь опор по указанной ею дороге.
Он ехал без передышки целую ночь, и когда занялась заря, он был уже на прекрасных долинах Турских. Около восьми утра он въехал на измученной лошади в небольшую деревеньку; и первое, что он увидел, была лошадь, привязанная к изгороди у входа в трактир. Эрмольд сразу узнал коня, на котором обычно ездил Жоделль. Он возблагодарил святого Мартына Турского за эту встречу, которую он счел для себя счастливым предзнаменованием, и в ту же минуту составил план нападения. Надо сказать, что Эрмольд де Марей, несмотря на молодость, был храбр и отважен. У него было бесстрашное сердце, и, если требовалось, он готов был вступить в бой с любым – даже с тем, кто был бы и в десять раз неустрашимее Жоделля. Единственным человеком, которого он боялся, был его господин, Гюи де Кюсси, но и эту боязнь мы не вправе были бы назвать трусостью, а скорее – безграничным благоговением.
Заставляя свою лошадь идти как можно тише, чтобы не спугнуть Жоделля, он подъехал к харчевне и, не желая иметь никаких преимуществ перед своим противником, спешился и привязал лошадь к кольцу, вбитому в изгородь. Убедившись, что меч и кинжал легко скользят в ножнах, он подошел к крыльцу. В ту же минуту дверь харчевни распахнулась, и Жоделль, который, по-видимому, куда-то очень спешил, показался на пороге.
Как только он появился, Эрмольд бросился навстречу, крича: «Негодяй! Изменник!». Он с силой ударил Жоделля кулаком и тотчас же отскочил назад, поджидая своего противника с мечом и кинжалом и обоих руках.
Жоделль мгновенно узнал пажа Гюи де Кюсси и не раздумывал ни секунды, что делать дальше. Для него было очевидно, что юноша подозревает его в чем-то, хотя он и не догадывался, что именно послужило поводом для подозрений. Как бы то ни было, присутствие здесь Эрмольда де Марей было весьма некстати. Капитан наемников распустил слух, что удар, нанесенный ему де Кюсси, удерживает его в постели, и рыцарь этому верил. Но теперь эта ложь грозила выйти наружу: ведь если паж, вернувшись к своему господину, расскажет о встрече с Жоделлем, его отсутствие не останется незамеченным. Возникнут справедливые подозрения, и все предприятие, так хитро задуманное, рухнет в одну минуту. Одним словом, Жоделль точно также был заинтересован в смерти пажа, как и его юный противник, готовивший ему равную участь. Таковы были намерения с той и другой стороны перед началом сражения.
На первый взгляд, такой поединок между восемнадцатилетним юнцом и зрелым мужчиной тридцати пяти лет казался очень неравным, и все преимущества должны бы быть на стороне последнего. Но это предположение, если и справедливо, то только в отношении возраста. Будучи пажом столь знаменитого рыцаря, как де Кюсси, Эрмольд де Марей знал толк в сражениях. С младенчества он мог уже объяснить любому, в чем преимущество того или иного вида оружия, а со временем научился владеть им с той легкостью, какую дают лишь годы и годы практики. И если Жоделль имел преимущество в физической силе, то Эрмольд вознаграждал ее недостаток чрезвычайным проворством. Но на Жоделле была гибкая кольчуга, которая, прикрывая тело, не препятствовала ни одному из движений, а его голову защищал железный шлем, в то время как бедный паж был одет только в зеленую тунику да бархатную шапочку, украшенную ярким пером.
Звон оружия привлек многих поселян к месту сражения, но подобные сцены не были редкостью в ту эпоху, и вмешиваться в них было не только не принято, но и опасно для всякого, кто решился бы на этот поступок. И все-таки нашлось несколько женщин, осмелившихся крикнуть, что это бесчестно и не годится зрелому мужчине, вооруженному с головы до пят, сражаться с беззащитным молодым человеком, почти мальчиком.
Однако это неудобство не устрашило Эрмольда, и он продолжал ловко отражать удары и возвращать их с лихвою, хотя и без особого успеха. Отчаявшись, он решился на риск и бросился к своему противнику с намерением перерезать ему шею кинжалом и кончить сражение.
Но этот бой был прерван совершенно неожиданным обстоятельством: отряд кавалерии въехал в деревню быстрым галопом, и его начальник заинтересовался происходящим у входа в харчевню.
– Ах, хорошо, господа! – вскричал он на ломанном французском, потирая руки от удовольствия. – И что это – поединок? А кто здесь за Францию, кто за Англию? – Он пригляделся к сражающимся. – Но что я вижу! Силач против дитяти, стальная кольчуга против суконной туники! Фи!.. Так не пойдет, друзья, сражение должно быть равным! Разними их, Робин, и приведи ко мне: я рассужу их спор.
При этих словах английский рыцарь – а он принадлежал именно к этой нации – спешился и вошел в трактир, из которого всего несколькими минутами раньше вышел Жоделль. Он тяжело опустился на скамью и приступил к допросу, поочередно глядя на каждого из противников, которые по его приказанию были приведены к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23