– шутливо наставляла Дафна, когда Барбара заходила в кабинет с обедом на подносе.
– Ой, заткнись.
– Я серьезно, Барб. Ты всю жизнь заботишься о ком-нибудь. Позаботься о себе для разнообразия. Сделай себя счастливой.
– Я делаю. Мне нравится моя работа, ты же знаешь. Невзирая на то что приходится трудиться до боли в заднице.
Дафна рассеянно улыбалась и снова принималась за работу, она сидела за пишущей машинкой с полудня до трех-четырех часов утра.
– Как, черт возьми, ты можешь так работать? – Барбара смотрела на нее с изумлением. Дафна никогда не делала больше одного перерыва, только когда пила кофе или принимала душ. – Ты угробишь здоровье, работая в таком режиме.
– Нет, не угроблю. Это делает меня счастливой.
Но «счастливая» не было тем словом, которое бы Барбара употребила, чтобы охарактеризовать эту женщину. Глаза Дафны не светились счастьем уже несколько лет; оно в них поселялось лишь после посещения Эндрю. Обстоятельства ее жизни глубоко отразились в ее глазах, и тоска по людям, которых она потеряла, никогда по-настоящему не покидала ее. Радость и удовлетворение от работы она поместила между собой и призраками, с которыми жила, но все равно они всегда присутствовали, и это было видно, хотя она редко говорила об этом.
Но временами, когда она была одна в своем кабинете, Дафна просто сидела и смотрела в окно, и мысли ее были далеко... в Нью-Гемпшире, с Джоном, или в местах, куда они ездили с Джеффом. Она старалась держать себя в руках, но на глаза наворачивались слезы при воспоминании об Эми. Это были ее сугубо личные переживания, которыми она делилась только с Барбарой. Дафна рассказывала ей о разных периодах своей жизни, о людях, которых потеряла, таких, как Джон, Джефф и Эми. И всегда, всегда она говорила об Эндрю – как она по нему тоскует. Теперь ее жизнь была не такой, как до отъезда Эндрю в Нью-Гемпшир. Она была наполнена работой, обустройством, славой, встречами с издателями, журналистами и ее агентом. У Дафны оказались неплохие деловые способности, о которых она раньше не подозревала, она хорошо знала свое ремесло, искусно владела пером и чувствовала, чего ждут от нее читатели. Единственное, что она ненавидела в своей работе, – это рекламные шоу, в которых ей периодически приходилось участвовать, потому что она не желала, чтобы кто-то совал нос в ее личную жизнь или расспрашивал об Эндрю. Она хотела защитить его от всего этого. Ничем из своей личной жизни Дафна не желала делиться с другими, она считала, что ее книги говорят сами за себя, но признавала, что для издателей реклама важна. Эта проблема снова возникла, когда ее пригласили на «Шоу Конроя» в Чикаго. Она колебалась, нервно грызя карандаш.
– Что мне им ответить, Дафф? Ты поедешь завтра в Чикаго? – Они приставали к Барбаре все утро, и пора было дать им ответ.
– В двух словах? – Дафна улыбнулась, массируя себе шею. Накануне она до поздней ночи работала над новой книгой и к утру ужасно устала. Но такая усталость была даже приятна. Дафна никогда не жаловалась на боль в спине или неизбежную боль в плечах. – Нет, я не хочу ехать в Чикаго. Позвони Джорджу Мердоку в «Харбор» и спроси его, считает ли он это нужным. – Но она уже и так знала ответ. Хоть в тот момент новая книга только писалась, популярность всегда была важна, а «Шоу Конроя» в Чикаго было одним из самых известных.
Барбара пришла через пять минут с виноватой улыбкой.
– Ты на самом деле хочешь знать, что он сказал?
– Нет, не хочу.
– Так я и думала.
Барбара наблюдала, как Дафна со вздохом погрузилась в удобное кресло, откинув голову назад на мягкую белую подушку.
– Почему ты так чертовски много работаешь, Дафф? Нельзя же все время выдерживать такой темп.
Дафна по-прежнему выглядела как девочка, когда так сидела, но атмосфера женственности всегда окружала ее, хотя сама она старалась об этом не задумываться. Дафна была добра со всеми, с кем ей приходилось общаться: с издателями, агентом, секретаршей, немногими друзьями, сыном, персоналом школы, другими детьми. Она была добра ко всем, но не к себе. Себе она ставила непосильные цели и предъявляла почти невозможные требования. Она работала по пятнадцать часов в сутки и всегда была терпеливой, участливой, душевной. В душевности она отказывала только себе. Она в самом деле никого к себе не допускала. В ее жизни было слишком много боли, слишком много утрат, и теперь она навсегда окружила себя стенами. Барбара снова об этом подумала, глядя на неподвижное тело, распластанное на больничной койке, и эхо слов Дафны раздавалось у нее в голове.
– Я не убегаю, Барб. Я делаю карьеру, а это не одно и то же.
– Разве? По мне, так то же самое.
– Может быть. – С Барбарой она обычно была откровенна. – Но это ради доброго дела.
Она работала на благо Эндрю. Благосостояние ему когда-нибудь понадобится, и она хотела, чтобы его жизнь была легкой. Все, что она делала, казалось, сфокусировалось на сыне.
– Я уже раньше это слышала. Но ты достаточно уже сделала для Эндрю, Дафф. Почему бы тебе для разнообразия не подумать о себе?
– Я думаю.
– Неужели? Когда?
– В течение примерно десяти секунд, когда умываюсь утром. – Она улыбнулась своей наперснице и подруге. Были вещи, о которых Дафна не любила говорить. – Итак, они хотят, чтобы я ехала в Чикаго, да?
– Ты можешь оторваться от работы над книгой?
– Если понадобится.
– Так мы едем?
– Не знаю. – Она нахмурила брови и посмотрела в окно, прежде чем снова перевела взгляд на Барбару. – Меня это шоу беспокоит. Я никогда в нем не участвовала и, по правде говоря, не хочу.
– Почему?
Барбара предвидела ответ на этот вопрос. Боб Конрой задавал много каверзных вопросов и был дотошен. У него была превосходная команда «ищеек», он умел раскапывать мелочи из прошлого людей и выкладывать их в своих передачах на национальном телевидении. Барбара понимала: Дафна боялась, что это может случиться и с ней. Она прилагала большие усилия, чтобы ее биография не стала достоянием масс – ни с кем никогда она не говорила о Джеффе или Эми и была непреклонна в том, что касалось Эндрю. Она не хотела, чтобы сын стал предметом досужего любопытства или сплетен. Он жил счастливой, изолированной жизнью в Говардской школе в Нью-Гемпшире и понятия не имел, что его мама – знаменитость.
– Ты боишься Конроя, Дафф?
– Если честно? Да. Я не хочу, чтобы прошлое выставлялось напоказ. – Она смотрела на Барбару своими большими голубыми и печальными глазами. – То, что случилось со мной, – это мое личное дело. Ты знаешь, как я это воспринимаю.
– Да, но ты не можешь всегда все держать в секрете. Что, если что-то откроется, разве это так страшно?
– Для меня да. Я не нуждаюсь ни в чьем сочувствии, да и Эндрю тоже. Нам этого не нужно. – Она распрямила спину и села, глядя независимо и дерзко.
– Это бы только заставило твоих читателей любить тебя еще больше.
Барбара лучше, чем кто-либо, знала, как они уже ее любили. Она отвечала на все письма от почитателей таланта Дафны. Дафна умела изливать душу в своих книгах, так что читателям казалось, что они с ней знакомы. В самом деле, они знали ее лучше, чем она думала, хотя она и выдавала написанное за вымысел.
– Я не хочу, чтобы они любили меня больше. Я хочу, чтобы они любили мои книги.
– Может, тут и нет разницы.
Дафна молча кивнула и затем со вздохом поднялась.
– Кажется, у меня нет выбора. Если я не поеду, Джордж Мердок мне не простит. Они весь нынешний год пытались затащить меня на это шоу. – Она посмотрела на Барбару с улыбкой. – Поедешь со мной? В Чикаго отличные магазины.
– Поедем с ночевкой?
– Конечно.
У Дафны там была любимая гостиница, как почти во всех больших городах. Это всегда были самые спокойные, самые консервативные и в то же время самые элегантные гостиницы в каждом городе. Гостиницы, где дамы носят собольи шубы и полагается говорить шепотом. Она заказывала номер и пользовалась возможностями, которые ей предоставляла ее профессия. Она к этому уже привыкла, и ей приходилось признавать, что в ее успехе были стороны, которые были ей очень приятны. Дафне больше не надо было беспокоиться о деньгах, она знала, что будущее Эндрю обеспечено. Она удачно вкладывала деньги; по возможности покупала дорогую одежду, антиквариат и картины, которые ей нравились. Но в то же время в Дафне не было ничего показного. Она не тратила деньги на то, чтобы хвастаться своим успехом, не устраивала шикарных вечеринок и не пыталась удивить своих друзей. Все было очень спокойно, просто и основательно. И. как это ни забавно, она знала, что это было именно то, чего бы хотели Джеффри и Джон. Она повзрослела, и сознание этого было ей приятно.
– У тебя шоу в десять вечера. Ты хочешь ехать утром или после обеда? Перед тем как мы поедем в студию, тебе надо поужинать и немного отдохнуть.
– Да, мамочка.
– Ой, заткнись.
Барбара что-то быстро записала в своем блокноте и исчезла, в то время как Дафна опять вернулась к письменному столу с озабоченно нахмуренными бровями и уставилась на клавиатуру машинки. Она сказала Барбаре, что у нее странное чувство по поводу шоу, какое-то нехорошее предчувствие. А Барбара сказала ей, что она глупая. Теперь Барбара вспомнила это, глядя на лицо Дафны, так искалеченное сбившей ее машиной. Казалось, в Чикаго они были сто лет назад.
Глава 14
Дафна и Барбара прибыли в студию точно в девять тридцать. На Дафне было простое шелковое платье бежевого цвета, а волосы уложены в изящный узел. В ушах были жемчужные серьги, а на руке – кольцо с большим красивым топазом, которое в этом году она купила у Картье. Она выглядела элегантно и отнюдь не шикарно или вызывающе. Это было типично для Дафны. На Барбаре, как обычно, был один из ее темно-синих костюмов. Дафна всегда подтрунивала, что у подруги их четырнадцать и все похожи, но Барбара выглядела аккуратно и строго, прямые черные волосы падали гладким блестящим потоком ей на плечи. Теперь, после разрыва с матерью, она выглядела моложе. Дафна заметила, что на протяжении года Барбара делается все более и более привлекательной. Она стала напоминать свои фотографии студенческих лет, и теперь, когда смотрела на Дафну, ее глаза смеялись.
Когда их проводили в стандартную комнату ожидания с удобными креслами, баром и обслугой, Барбара наклонилась и шепнула:
– Не будь такой скованной. Он не собирается тебя укусить.
– Откуда ты знаешь?
Дафна всегда нервничала на подобных мероприятиях. Отчасти поэтому она брала с собой Барбару. Да и вообще здорово было иметь рядом подругу, с которой можно поболтать в самолете, которая помогала разобраться, если с броней гостиницы не все было в порядке. Барбара обладала замечательной способностью держать все под контролем. Благодаря ей багаж никогда не терялся, еду Дафне приносили в номер вовремя, постоянно были под рукой свежие газеты и журналы, не досаждали репортеры, а когда предстояло интервью, вещи всегда были отглажены. Казалось, что все это ей удается без особого труда.
– Может, хочешь выпить?
Дафна покачала головой:
– Не хватает только, чтобы я там появилась подшофе. Тогда я и впрямь выболтаю ему кое-что. – Они обе улыбнулись, и Дафна устроилась в кресле. Она вообще практически затем взял с журнального столика книгу и снова взглянул в камеру. – Но предвижу, что большинство из вас знают о ней самой очень мало. Судя по всему, Дафна Филдс – особа очень замкнутая.
Он снова улыбнулся и медленно повернулся к Дафне, в то же время камера захватила и ее, вторая камера медленно приближалась к ним.
– Мы рады, что ты прибыла к нам сюда, в Чикаго.
– Я рада встрече с тобой, Боб. – Дафна застенчиво улыбнулась Конрою, зная, что камера покажет ее спереди и поворачиваться к ней не обязательно. Такая проблема возникала во время шоу в провинциальных городах, где камеры всегда были направлены только на ведущего. Однажды в Санта-Фе она целый час участвовала в шоу, не зная, что зрители видели только ее затылок.
– Ты живешь в Нью-Йорке, не так ли?
– Да. – Она улыбнулась.
– Ты сейчас работаешь над книгой?
– Да. Она называется «Любовники».
– Прелестное название! – Он подмигнул невидимым зрительницам. – Твоим читателям оно понравится. Ну и как продвигается исследование? – Он издал двусмысленный смешок, и Дафна слегка покраснела под макияжем.
– Моя работа – художественный вымысел.
Голос Дафны и улыбка были мягкими, и в ней было что-то необыкновенно деликатное, из-за чего сам Конрой выглядел наглым и грубым со своим вопросом. Но потом он ее за это проучит. Это была его программа, и он собирался вести ее долго. Дафна была только гостем одного вечера. Он оказался в дураках, и никогда ей этого не забудет.
– Погоди, погоди, ведь у такой красивой женщины... должна быть целая армия любовников.
– Однако не сейчас. – На этот раз в ее глазах блеснуло озорство, и она не покраснела. Она начинала чувствовать, что сможет это пережить.
Но юмор пропал в голосе Конроя, когда он повернулся к ней.
– Как я понял, Дафна, ты вдова?
Этого хода она не ожидала, и на мгновение у нее чуть не перехватило дыхание. Он хорошо провел свое расследование. Дафна кивнула. – К большому сожалению.
– Но, – он выдавливал из своего голоса симпатию и сострадание, – может, именно поэтому ты так хорошо пишешь. Ты много пишешь о проблеме потери близких, и тебе эта тема, несомненно, знакома. Мне говорили, что ты потеряла еще и маленькую дочку.
Ее глаза от возмущения наполнились слезами. Он как ни в чем не бывало потрошил ее за своим журнальным столиком и позволял себе разглагольствовать о Джеффе и Эмм.
– Я вообще-то не обсуждаю свою личную жизнь в контексте моей работы, Боб. – Она старалась вернуть себе самообладание.
– Может, напрасно? – Его лицо было серьезным, голос участливым. – Это бы приблизило тебя к читателям.
Цап! Тут она и попалась.
– Поскольку мои книги реалистичны...
Он прервал ее:
– Как они могут быть реалистичны, если читатели не знают, какая ты? – Прежде чем она смогла ответить, он продолжил: – Правда ли, что твои муж и дочь погибли при пожаре?
– Да. – Она сделала глубокий вдох, и Барбара видела на мониторе, как слезы выступили у нее на глазах. Как противно. Сукин сын... Дафна была права, опасаясь приезжать сюда.
– Твой муж был прототипом мужчины из повести «Апачи»?
Она покачала головой. Прототипом был Джон. И вдруг она в панике подумала: а если он знает и о нем?! Но это было невозможно.
– Какой необыкновенный персонаж! Я думаю, все женщины Америки влюбились в него. Знаешь, из этой книги получился бы замечательный фильм.
Она стала понемногу приходить в себя, молясь, чтобы интервью быстрее закончилось.
– Я очень рада, что ты так думаешь.
– А перспективы на будущее?
– Пока неясны, но мой агент считает, что они есть.
– Дафна, скажи, сколько тебе лет?
Вот дрянь. Никак не удавалось от него улизнуть, но она мягко рассмеялась.
– Я должна сказать правду? – Но она не делала секрета из своего возраста. – Мне идет тридцать третий.
– Господи Боже мой. – Он оценивающе оглядел ее. – Тебе столько не дашь. Я бы спокойно дал тебе двадцать.
Это был шарм, который так нравился его женской аудитории. Но в то время как Дафна улыбнулась, он снова пошел в наступление с тем же участливым видом, которому она уже не верила, и правильно делала.
– И ты никогда не выходила замуж вновь? Как давно ты вдова?
– Семь лет.
– Это, вероятно, был ужасный удар. – И с невинным видом: – А сейчас в твоей жизни есть мужчина?
Дафна хотела закричать или дать ему пощечину. Ведущие никогда не задавали таких вопросов писателям-мужчинам, но женщины были законной добычей. Считалось как бы само собой разумеющимся, что личная жизнь женщины-писателя – часть ее работы, а следовательно, общее достояние. Мужчина бы послал его ко всем чертям.
– В данный момент нет, Боб, – ответила она с любезной улыбкой.
Он слащаво улыбнулся.
– Я не могу в это поверить. Ты слишком красива, чтобы оставаться одной. Ну а книга, над которой ты сейчас работаешь... как бишь ее, «Любовники»?
Она кивнула.
– Когда она выйдет? Я уверен, что твои читатели ждут ее затаив дыхание.
– Да нет, пусть дышат спокойно. Книга не выйдет раньше следующего года.
– Будем ждать.
Они снова обменялись искусственными улыбками. Дафна ждала передышки, она знала, что конец близок, и не могла дождаться момента, когда можно будет вскочить со стула и убежать подальше от его вопросов.
– Знаешь, я хотел тебя спросить еще вот о чем...
Она уже приготовилась к тому, что он спросит, какой у нее размер лифчика.
– Наш следующий гость – тоже писатель, но по другой, чем у тебя, тематике. Его книга не беллетристика. Он написал замечательную книгу об умственно отсталых детях.
Дафна почувствовала, что бледнеет, видя, к чему он клонит... но он не посмеет...
– Моя хорошая знакомая из «Коллинз», где ты работала, сказала, что у тебя неполноценный ребенок. Может, с родительской точки зрения ты могла бы пролить нам свет на данный вопрос?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Ой, заткнись.
– Я серьезно, Барб. Ты всю жизнь заботишься о ком-нибудь. Позаботься о себе для разнообразия. Сделай себя счастливой.
– Я делаю. Мне нравится моя работа, ты же знаешь. Невзирая на то что приходится трудиться до боли в заднице.
Дафна рассеянно улыбалась и снова принималась за работу, она сидела за пишущей машинкой с полудня до трех-четырех часов утра.
– Как, черт возьми, ты можешь так работать? – Барбара смотрела на нее с изумлением. Дафна никогда не делала больше одного перерыва, только когда пила кофе или принимала душ. – Ты угробишь здоровье, работая в таком режиме.
– Нет, не угроблю. Это делает меня счастливой.
Но «счастливая» не было тем словом, которое бы Барбара употребила, чтобы охарактеризовать эту женщину. Глаза Дафны не светились счастьем уже несколько лет; оно в них поселялось лишь после посещения Эндрю. Обстоятельства ее жизни глубоко отразились в ее глазах, и тоска по людям, которых она потеряла, никогда по-настоящему не покидала ее. Радость и удовлетворение от работы она поместила между собой и призраками, с которыми жила, но все равно они всегда присутствовали, и это было видно, хотя она редко говорила об этом.
Но временами, когда она была одна в своем кабинете, Дафна просто сидела и смотрела в окно, и мысли ее были далеко... в Нью-Гемпшире, с Джоном, или в местах, куда они ездили с Джеффом. Она старалась держать себя в руках, но на глаза наворачивались слезы при воспоминании об Эми. Это были ее сугубо личные переживания, которыми она делилась только с Барбарой. Дафна рассказывала ей о разных периодах своей жизни, о людях, которых потеряла, таких, как Джон, Джефф и Эми. И всегда, всегда она говорила об Эндрю – как она по нему тоскует. Теперь ее жизнь была не такой, как до отъезда Эндрю в Нью-Гемпшир. Она была наполнена работой, обустройством, славой, встречами с издателями, журналистами и ее агентом. У Дафны оказались неплохие деловые способности, о которых она раньше не подозревала, она хорошо знала свое ремесло, искусно владела пером и чувствовала, чего ждут от нее читатели. Единственное, что она ненавидела в своей работе, – это рекламные шоу, в которых ей периодически приходилось участвовать, потому что она не желала, чтобы кто-то совал нос в ее личную жизнь или расспрашивал об Эндрю. Она хотела защитить его от всего этого. Ничем из своей личной жизни Дафна не желала делиться с другими, она считала, что ее книги говорят сами за себя, но признавала, что для издателей реклама важна. Эта проблема снова возникла, когда ее пригласили на «Шоу Конроя» в Чикаго. Она колебалась, нервно грызя карандаш.
– Что мне им ответить, Дафф? Ты поедешь завтра в Чикаго? – Они приставали к Барбаре все утро, и пора было дать им ответ.
– В двух словах? – Дафна улыбнулась, массируя себе шею. Накануне она до поздней ночи работала над новой книгой и к утру ужасно устала. Но такая усталость была даже приятна. Дафна никогда не жаловалась на боль в спине или неизбежную боль в плечах. – Нет, я не хочу ехать в Чикаго. Позвони Джорджу Мердоку в «Харбор» и спроси его, считает ли он это нужным. – Но она уже и так знала ответ. Хоть в тот момент новая книга только писалась, популярность всегда была важна, а «Шоу Конроя» в Чикаго было одним из самых известных.
Барбара пришла через пять минут с виноватой улыбкой.
– Ты на самом деле хочешь знать, что он сказал?
– Нет, не хочу.
– Так я и думала.
Барбара наблюдала, как Дафна со вздохом погрузилась в удобное кресло, откинув голову назад на мягкую белую подушку.
– Почему ты так чертовски много работаешь, Дафф? Нельзя же все время выдерживать такой темп.
Дафна по-прежнему выглядела как девочка, когда так сидела, но атмосфера женственности всегда окружала ее, хотя сама она старалась об этом не задумываться. Дафна была добра со всеми, с кем ей приходилось общаться: с издателями, агентом, секретаршей, немногими друзьями, сыном, персоналом школы, другими детьми. Она была добра ко всем, но не к себе. Себе она ставила непосильные цели и предъявляла почти невозможные требования. Она работала по пятнадцать часов в сутки и всегда была терпеливой, участливой, душевной. В душевности она отказывала только себе. Она в самом деле никого к себе не допускала. В ее жизни было слишком много боли, слишком много утрат, и теперь она навсегда окружила себя стенами. Барбара снова об этом подумала, глядя на неподвижное тело, распластанное на больничной койке, и эхо слов Дафны раздавалось у нее в голове.
– Я не убегаю, Барб. Я делаю карьеру, а это не одно и то же.
– Разве? По мне, так то же самое.
– Может быть. – С Барбарой она обычно была откровенна. – Но это ради доброго дела.
Она работала на благо Эндрю. Благосостояние ему когда-нибудь понадобится, и она хотела, чтобы его жизнь была легкой. Все, что она делала, казалось, сфокусировалось на сыне.
– Я уже раньше это слышала. Но ты достаточно уже сделала для Эндрю, Дафф. Почему бы тебе для разнообразия не подумать о себе?
– Я думаю.
– Неужели? Когда?
– В течение примерно десяти секунд, когда умываюсь утром. – Она улыбнулась своей наперснице и подруге. Были вещи, о которых Дафна не любила говорить. – Итак, они хотят, чтобы я ехала в Чикаго, да?
– Ты можешь оторваться от работы над книгой?
– Если понадобится.
– Так мы едем?
– Не знаю. – Она нахмурила брови и посмотрела в окно, прежде чем снова перевела взгляд на Барбару. – Меня это шоу беспокоит. Я никогда в нем не участвовала и, по правде говоря, не хочу.
– Почему?
Барбара предвидела ответ на этот вопрос. Боб Конрой задавал много каверзных вопросов и был дотошен. У него была превосходная команда «ищеек», он умел раскапывать мелочи из прошлого людей и выкладывать их в своих передачах на национальном телевидении. Барбара понимала: Дафна боялась, что это может случиться и с ней. Она прилагала большие усилия, чтобы ее биография не стала достоянием масс – ни с кем никогда она не говорила о Джеффе или Эми и была непреклонна в том, что касалось Эндрю. Она не хотела, чтобы сын стал предметом досужего любопытства или сплетен. Он жил счастливой, изолированной жизнью в Говардской школе в Нью-Гемпшире и понятия не имел, что его мама – знаменитость.
– Ты боишься Конроя, Дафф?
– Если честно? Да. Я не хочу, чтобы прошлое выставлялось напоказ. – Она смотрела на Барбару своими большими голубыми и печальными глазами. – То, что случилось со мной, – это мое личное дело. Ты знаешь, как я это воспринимаю.
– Да, но ты не можешь всегда все держать в секрете. Что, если что-то откроется, разве это так страшно?
– Для меня да. Я не нуждаюсь ни в чьем сочувствии, да и Эндрю тоже. Нам этого не нужно. – Она распрямила спину и села, глядя независимо и дерзко.
– Это бы только заставило твоих читателей любить тебя еще больше.
Барбара лучше, чем кто-либо, знала, как они уже ее любили. Она отвечала на все письма от почитателей таланта Дафны. Дафна умела изливать душу в своих книгах, так что читателям казалось, что они с ней знакомы. В самом деле, они знали ее лучше, чем она думала, хотя она и выдавала написанное за вымысел.
– Я не хочу, чтобы они любили меня больше. Я хочу, чтобы они любили мои книги.
– Может, тут и нет разницы.
Дафна молча кивнула и затем со вздохом поднялась.
– Кажется, у меня нет выбора. Если я не поеду, Джордж Мердок мне не простит. Они весь нынешний год пытались затащить меня на это шоу. – Она посмотрела на Барбару с улыбкой. – Поедешь со мной? В Чикаго отличные магазины.
– Поедем с ночевкой?
– Конечно.
У Дафны там была любимая гостиница, как почти во всех больших городах. Это всегда были самые спокойные, самые консервативные и в то же время самые элегантные гостиницы в каждом городе. Гостиницы, где дамы носят собольи шубы и полагается говорить шепотом. Она заказывала номер и пользовалась возможностями, которые ей предоставляла ее профессия. Она к этому уже привыкла, и ей приходилось признавать, что в ее успехе были стороны, которые были ей очень приятны. Дафне больше не надо было беспокоиться о деньгах, она знала, что будущее Эндрю обеспечено. Она удачно вкладывала деньги; по возможности покупала дорогую одежду, антиквариат и картины, которые ей нравились. Но в то же время в Дафне не было ничего показного. Она не тратила деньги на то, чтобы хвастаться своим успехом, не устраивала шикарных вечеринок и не пыталась удивить своих друзей. Все было очень спокойно, просто и основательно. И. как это ни забавно, она знала, что это было именно то, чего бы хотели Джеффри и Джон. Она повзрослела, и сознание этого было ей приятно.
– У тебя шоу в десять вечера. Ты хочешь ехать утром или после обеда? Перед тем как мы поедем в студию, тебе надо поужинать и немного отдохнуть.
– Да, мамочка.
– Ой, заткнись.
Барбара что-то быстро записала в своем блокноте и исчезла, в то время как Дафна опять вернулась к письменному столу с озабоченно нахмуренными бровями и уставилась на клавиатуру машинки. Она сказала Барбаре, что у нее странное чувство по поводу шоу, какое-то нехорошее предчувствие. А Барбара сказала ей, что она глупая. Теперь Барбара вспомнила это, глядя на лицо Дафны, так искалеченное сбившей ее машиной. Казалось, в Чикаго они были сто лет назад.
Глава 14
Дафна и Барбара прибыли в студию точно в девять тридцать. На Дафне было простое шелковое платье бежевого цвета, а волосы уложены в изящный узел. В ушах были жемчужные серьги, а на руке – кольцо с большим красивым топазом, которое в этом году она купила у Картье. Она выглядела элегантно и отнюдь не шикарно или вызывающе. Это было типично для Дафны. На Барбаре, как обычно, был один из ее темно-синих костюмов. Дафна всегда подтрунивала, что у подруги их четырнадцать и все похожи, но Барбара выглядела аккуратно и строго, прямые черные волосы падали гладким блестящим потоком ей на плечи. Теперь, после разрыва с матерью, она выглядела моложе. Дафна заметила, что на протяжении года Барбара делается все более и более привлекательной. Она стала напоминать свои фотографии студенческих лет, и теперь, когда смотрела на Дафну, ее глаза смеялись.
Когда их проводили в стандартную комнату ожидания с удобными креслами, баром и обслугой, Барбара наклонилась и шепнула:
– Не будь такой скованной. Он не собирается тебя укусить.
– Откуда ты знаешь?
Дафна всегда нервничала на подобных мероприятиях. Отчасти поэтому она брала с собой Барбару. Да и вообще здорово было иметь рядом подругу, с которой можно поболтать в самолете, которая помогала разобраться, если с броней гостиницы не все было в порядке. Барбара обладала замечательной способностью держать все под контролем. Благодаря ей багаж никогда не терялся, еду Дафне приносили в номер вовремя, постоянно были под рукой свежие газеты и журналы, не досаждали репортеры, а когда предстояло интервью, вещи всегда были отглажены. Казалось, что все это ей удается без особого труда.
– Может, хочешь выпить?
Дафна покачала головой:
– Не хватает только, чтобы я там появилась подшофе. Тогда я и впрямь выболтаю ему кое-что. – Они обе улыбнулись, и Дафна устроилась в кресле. Она вообще практически затем взял с журнального столика книгу и снова взглянул в камеру. – Но предвижу, что большинство из вас знают о ней самой очень мало. Судя по всему, Дафна Филдс – особа очень замкнутая.
Он снова улыбнулся и медленно повернулся к Дафне, в то же время камера захватила и ее, вторая камера медленно приближалась к ним.
– Мы рады, что ты прибыла к нам сюда, в Чикаго.
– Я рада встрече с тобой, Боб. – Дафна застенчиво улыбнулась Конрою, зная, что камера покажет ее спереди и поворачиваться к ней не обязательно. Такая проблема возникала во время шоу в провинциальных городах, где камеры всегда были направлены только на ведущего. Однажды в Санта-Фе она целый час участвовала в шоу, не зная, что зрители видели только ее затылок.
– Ты живешь в Нью-Йорке, не так ли?
– Да. – Она улыбнулась.
– Ты сейчас работаешь над книгой?
– Да. Она называется «Любовники».
– Прелестное название! – Он подмигнул невидимым зрительницам. – Твоим читателям оно понравится. Ну и как продвигается исследование? – Он издал двусмысленный смешок, и Дафна слегка покраснела под макияжем.
– Моя работа – художественный вымысел.
Голос Дафны и улыбка были мягкими, и в ней было что-то необыкновенно деликатное, из-за чего сам Конрой выглядел наглым и грубым со своим вопросом. Но потом он ее за это проучит. Это была его программа, и он собирался вести ее долго. Дафна была только гостем одного вечера. Он оказался в дураках, и никогда ей этого не забудет.
– Погоди, погоди, ведь у такой красивой женщины... должна быть целая армия любовников.
– Однако не сейчас. – На этот раз в ее глазах блеснуло озорство, и она не покраснела. Она начинала чувствовать, что сможет это пережить.
Но юмор пропал в голосе Конроя, когда он повернулся к ней.
– Как я понял, Дафна, ты вдова?
Этого хода она не ожидала, и на мгновение у нее чуть не перехватило дыхание. Он хорошо провел свое расследование. Дафна кивнула. – К большому сожалению.
– Но, – он выдавливал из своего голоса симпатию и сострадание, – может, именно поэтому ты так хорошо пишешь. Ты много пишешь о проблеме потери близких, и тебе эта тема, несомненно, знакома. Мне говорили, что ты потеряла еще и маленькую дочку.
Ее глаза от возмущения наполнились слезами. Он как ни в чем не бывало потрошил ее за своим журнальным столиком и позволял себе разглагольствовать о Джеффе и Эмм.
– Я вообще-то не обсуждаю свою личную жизнь в контексте моей работы, Боб. – Она старалась вернуть себе самообладание.
– Может, напрасно? – Его лицо было серьезным, голос участливым. – Это бы приблизило тебя к читателям.
Цап! Тут она и попалась.
– Поскольку мои книги реалистичны...
Он прервал ее:
– Как они могут быть реалистичны, если читатели не знают, какая ты? – Прежде чем она смогла ответить, он продолжил: – Правда ли, что твои муж и дочь погибли при пожаре?
– Да. – Она сделала глубокий вдох, и Барбара видела на мониторе, как слезы выступили у нее на глазах. Как противно. Сукин сын... Дафна была права, опасаясь приезжать сюда.
– Твой муж был прототипом мужчины из повести «Апачи»?
Она покачала головой. Прототипом был Джон. И вдруг она в панике подумала: а если он знает и о нем?! Но это было невозможно.
– Какой необыкновенный персонаж! Я думаю, все женщины Америки влюбились в него. Знаешь, из этой книги получился бы замечательный фильм.
Она стала понемногу приходить в себя, молясь, чтобы интервью быстрее закончилось.
– Я очень рада, что ты так думаешь.
– А перспективы на будущее?
– Пока неясны, но мой агент считает, что они есть.
– Дафна, скажи, сколько тебе лет?
Вот дрянь. Никак не удавалось от него улизнуть, но она мягко рассмеялась.
– Я должна сказать правду? – Но она не делала секрета из своего возраста. – Мне идет тридцать третий.
– Господи Боже мой. – Он оценивающе оглядел ее. – Тебе столько не дашь. Я бы спокойно дал тебе двадцать.
Это был шарм, который так нравился его женской аудитории. Но в то время как Дафна улыбнулась, он снова пошел в наступление с тем же участливым видом, которому она уже не верила, и правильно делала.
– И ты никогда не выходила замуж вновь? Как давно ты вдова?
– Семь лет.
– Это, вероятно, был ужасный удар. – И с невинным видом: – А сейчас в твоей жизни есть мужчина?
Дафна хотела закричать или дать ему пощечину. Ведущие никогда не задавали таких вопросов писателям-мужчинам, но женщины были законной добычей. Считалось как бы само собой разумеющимся, что личная жизнь женщины-писателя – часть ее работы, а следовательно, общее достояние. Мужчина бы послал его ко всем чертям.
– В данный момент нет, Боб, – ответила она с любезной улыбкой.
Он слащаво улыбнулся.
– Я не могу в это поверить. Ты слишком красива, чтобы оставаться одной. Ну а книга, над которой ты сейчас работаешь... как бишь ее, «Любовники»?
Она кивнула.
– Когда она выйдет? Я уверен, что твои читатели ждут ее затаив дыхание.
– Да нет, пусть дышат спокойно. Книга не выйдет раньше следующего года.
– Будем ждать.
Они снова обменялись искусственными улыбками. Дафна ждала передышки, она знала, что конец близок, и не могла дождаться момента, когда можно будет вскочить со стула и убежать подальше от его вопросов.
– Знаешь, я хотел тебя спросить еще вот о чем...
Она уже приготовилась к тому, что он спросит, какой у нее размер лифчика.
– Наш следующий гость – тоже писатель, но по другой, чем у тебя, тематике. Его книга не беллетристика. Он написал замечательную книгу об умственно отсталых детях.
Дафна почувствовала, что бледнеет, видя, к чему он клонит... но он не посмеет...
– Моя хорошая знакомая из «Коллинз», где ты работала, сказала, что у тебя неполноценный ребенок. Может, с родительской точки зрения ты могла бы пролить нам свет на данный вопрос?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35