(Здесь и дальше примечания автора.)
совершенно парализует меня.
– Ты прав, – проговорил Красный, – я того мнения, что страх перед жандармами есть начало всякой мудрости! ..
– Мудрости невольной, между нами говоря! Но будь спокоен, мы наверстаем впоследствии наше вынужденное уважение к этим хижинам местных негров, которые так приятно было бы ограбить!
Беглецы с удвоенной осторожностью обошли деревню, все время скрываясь в чаще леса, и достигли первой возвышенности, образующей горный хребет, отделяющий селение Рура от Кав.
Этот маневр избавил их от всякой опасности. Они с трудом взобрались на гору по узкой каменистой тропе, круто ведущей вверх между двумя стенами громадных деревьев, образующих над их головами непроницаемый для света зеленый свод. Здесь нет надобности опасаться встреч, так как редко кто из людей отважится проникать в эти глухие места.
Пользуясь этим одиночеством и безлюдьем леса, беглецы, несмотря на страшную усталость, продолжали идти, не останавливаясь. К вечеру чуть не все пятьдесят километров, которые, по их рассчету, составляли расстояние между двумя селениями или местечками, остались позади. Усталые, изможденные и голодные, не имея ничего, кроме жалких остатков рыбы, уже испортившейся от жары, и нескольких щепоток крупы, они растянулись, как загнанные дикие звери, на берегу реки Кав и заснули тяжелым, мертвым сном.
Но утром голод взял верх над утомлением и разбудил их еще до рассвета. Они перешли вброд через реку, довольно мелкую в этом месте, обошли селение и продолжали идти вдоль канала, протянувшегося на двадцать километров до того места, где он упирается в Аппруаг. Здесь им предстояло переправиться через эту реку.
Но как ни велика была сила воли и выносливость этих людей, пятеро из них оказались совершенно не в состоянии двигаться дальше.
Кроме того, терзавший их голод привел их в уныние. Они были близки к тому, чтобы начать сожалеть об остроге и страшных, изнурительных работах каторги. Луш, бывший намного старше своих товарищей, сохранял по-прежнему и бодрость духа, и светлый ум, и непреклонную волю, но и его бренное тело было совершенно разбито.
Только Геркулес и Шоколад еще не израсходовали своих сил. Правда, это были настоящие колоссы, сшитые из мускулов, точно слитые из стали, словом, самые выразительные представители человеческого племени во всей его силе и красе. В то время, как Нотариус хныкал, подобно капризному ребенку, и говорил о том, что хочет отдаться в руки властей в Каве, а другие как будто безмолвно одобряли его, Луш снарядил двоих гигантов на поиски гвианских устриц, которые часто встречаются тысячами на корнях корнепусков.
Действительно, немного спустя они возвратились с огромными запасами этих устриц в своих блузах, превращенных в торбы внушительных размеров.
Несчастные набросились на эту снедь с невероятной жадностью. В данном случае количество возмещало качество, и в конце концов, как ни мало питательны эти моллюски, беглецы утолили мучительный голод. К ним возвратились бодрость и надежда, если не силы.
Минуя Кав, не было никакой возможности украсть какую-нибудь лодку или челн, а переправиться через Аппруаг необходимо было как можно скорее. Геркулес и Шоколад, как всегда неутомимые, отправились на поиски подходящих для сооружения плота материалов.
Совершенно случайно они наткнулись на место, где росли в громадном количестве полые деревья с гладкой белой корой, прозванные гвианцами «пушечными деревьями», и тотчас же принялись усердно срезать их своими палашами.
Тут же неподалеку росли густые заросли бамбука, из молодых побегов которого можно сделать связки.
В довершение удачи, «аи», или тихоход, поглощенный своим любимым занятием грызть кору и объедать листья деревьев, упал на землю вместе с деревом, с которым он не захотел расстаться. Одним ударом палаша животное было убито и, к превеликой радости беглецов, тут же разделено между ними по-братски и в несколько минут съедено сырым.
После трехчасового неустанного труда плот, собранный кое-как, был готов. На него поместили слабосильного Нотариуса и Луша с немудрым веслом, остальные, держась за плот, переправились вплавь. Господин Луш направлял плот так, чтобы максимально сократить переправу.
Местность была совершенно безлюдная, и плот, слегка сносимый течением, благополучно пристал к противоположному берегу.
– Ну, а сейчас, детки, весело воскликнул Луш, нам нельзя попусту терять времени. Самое трудное уже сделано, и теперь успех задуманного плана обеспечен… Прежде всего надо немедля разобрать этот плот, сослуживший нам добрую службу. Он может выдать нас! Разобрав его, пустим стволы вниз по течению, вода их унесет! .. Ну, вот, прекрасно! Теперь ты, Маленький Черныш, разденешься догола, как наш прародитель до грехопадения, но из уважения к твоей стыдливости я, в виде снисхождения, могу разрешить тебе выкроить из твоих холщовых шаровар подобие калимба note 2 Note2
Калимба – повязка на теле у негров Гвианы.
. В таком наряде если кто и встретит тебя, то примет за одного из местных жителей, но никто в этом маленьком черномазом не узнает беглого каторжника! Без дела не подходи к жилью, а только затем, чтобы стянуть что-нибудь: козленка, поросенка, курицу… или бычка. Только смотри не попадись! Ты, Мабул, отправишься с Шоколадом и постараешься набрать каких-нибудь съедобных плодов или убить какую-нибудь дичь. Кривой и Красный дождутся отлива и затем пойдут собирать устриц, когда спадет вода. Геркулес останется со мной и с Нотариусом, который будет глядеть на нас и жиреть! Ну, а теперь рысью марш, ангелы мои, и смотрите – не возвращайтесь с пустыми руками, а то мы все скоро проголодаемся. Что же касается тебя, Геркулес, толстая рожа, то отойдем немного в сторону; я должен сказать тебе кое-что!
– Ну чего ты от меня хочешь? .. С чего ты вздумал оставить меня здесь сидеть сложа руки, когда все остальные за работой?
– Оттого, что ты лучший из всех; мало того, ты – мой единственный друг, ты один, на которого я могу положиться и которому я доверяю! Мабул скотина, Маленький Черныш – простодушный негр, Кривой и Красный сделают всегда все, что мы захотим… но Шоколаду я не доверяю.
– Он – убийца, но он никогда не подличал!
– Я его недолюбливаю, тем более, что он, убийца, корчит аристократа по отношению к простым мошенникам. Я хотел сказать тебе, чтобы ты мне доверился и во всем слушался меня. Ты увидишь, как славно мы с тобой заживем и будем есть всласть.
– Неужели?
– Вот увидишь. Я уж сумею в нужный момент найти сорок кило мяса, без особых хлопот… так что будем сыты по горло.
– Как так?
– А ты потерпи! – сказал Луш, странно улыбаясь и искоса поглядывая на спящего Нотариуса. – Я веду за собой «скот на ногах», надо его только покормить до поры до времени, пока он не понадобится нам, а в случае нужды он будет у нас всегда под рукой! ..
ГЛАВА III
Ссыльные в Гвиане. – Портрет и биография одного негодяя. – Попытка бегства. – Кандалы. – Преступник, присужденный к бессрочной каторге, затем к смерти и заставивший приговорить себя еще к ста годам каторжных работ. – Геркулес. – Кривой и Красный. – Нотариус. – Араб и уроженец Мартиники. – Проступки, заслуживающие участия. – Гнев. – Ненависть. – Красота и бесплодность экваториальной природы. – Предрассудки. – Капуста и вместе с тем не капуста. – Мазилка. – Потеряны. – Вернулись. – Свежее мясо. – Грубая басня. – Каторжник-людоед.
В этом рассказе каждому беглецу с плавучего острога Кайены отведена своя роль. Поэтому следует хотя бы в общих чертах набросать их портреты и биографии.
Прежде всего нужно сказать, что, вопреки упорно держащемуся до сих пор мнению, ссыльные европейцы в Гвиане представляют собой весьма незначительное меньшинство. Их не более двухсот человек во всех острогах этой колонии. Они выполняют работу, связанную со своей профессией. Все же остальные преступники ссылаются из метрополии в остроги и тюрьмы Новой Каледонии.
Гвиана предназначена почти исключительно для ссылки арабов, уолоферов из Сенегала, чернокожих и иных представителей цветных рас с Мартиники, Гваделупы, азиатов-кули из французских владений в Индии и аннамитов из Кохинхины, не высланных на остров Пуло-Кондор. Всего здесь насчитывается около 3600 человек (в 1877 году – 3663 человека).
Таким образом становится понятно, почему из шести белых беглецов пять были ремесленниками, а один – писарь, сосланный на понтон за дурное поведение.
Господин Луш, как товарищи стали его называть с первого дня прибытия на каторгу, был одним из старожилов правительственных тюрем и острогов, одним из могикан каторги. Ему было 52 года, но тяжелые каторжные работы сделали из него не по годам пожилого человека. Это был чрезвычайно живой, суетливый, маленький, худенький старичок, проворный и находчивый, с черными, с густой проседью волосами, узким, заостренным лицом, с хитрым выражением ласковой лисички и парой чрезвычайно светлых, ясных серо-зеленых глаз, зрачки которых были испещрены желтыми пятнами цвета ржавчины. Лицо его отталкивало, а глаза имели странно жестокое выражение.
Будучи первоначально слесарем, он променял свое занятие на роль Петрушки в труппе странствующих фигляров, где и познакомился с Мартэном, по прозвищу Геркулес, бывшим плотником, превратившимся волею судеб в борца, благодаря своей необычайной силе и воловьей шее.
Их новое ремесло, богатое на разные невзгоды, не доставило им тех доходов и той прибыли, каких они ожидали. Тогда они задумали заняться эксплуатацией общественного имущества, раз им не удалось в желанной мере привлечь общественное любопытство. Они превратились в смелых грабителей и принялись действовать сразу на широкую ногу, грабя магазины и богатые квартиры, чему немало способствовали старые познания и лукавый ум Луша. Новая работа в первое время оказалась чрезвычайно удачной и прибыльной, и приятели изведали в эти дни много радостей жизни: и денег, и вина у них было вволю. Но ничто в мире не бывает вечно, этот дружественный союз вскоре был расторгнут судом, приговорившим Луша и его alter ego note 3 Note3
… alter ego – второй я (лат.). – Прим. ред.
Мартэна к двадцати годам каторжных работ за кражу со взломом и покушение на убийство.
Дело в том, что у колосса Мартэна была такая тяжелая рука, что он едва было не задушил одну из своих жертв, осмелившуюся отстаивать свое имущество.
Сообщников сослали одновременно в Кайену, где они принуждены были вернуться каждый к своему первоначальному ремеслу, слесаря и плотника, на пользу правительства. Но Луш вместо того, чтобы терпеливо нести свое наказание, вздумал упорствовать, вздумал противиться властям, которые, однако, усмиряли и не таких, как он.
Прежде всего он пытался организовать бунт среди ссыльных каторжников и за эту попытку был приговорен военным судом еще к двадцати годам каторги. Но он продолжал упорствовать и пытался бежать. Попытка эта потерпела неудачу, и, в виде исключения, его приковали на два года к ядру. Эти два года он прожил довольно спокойно, повсюду волоча за собой чугунную безделушку, которая при малейшем неловком движении била его по ногам. Но год спустя он имел глупость смертельно ранить одного из надзирателей, который поймал его с поличным на воровстве.
Воровство на каторге карается чрезвычайно строго. На этот раз Луш был приговорен к смертной казни и пережил весь ужас положения человека, который, пробуждаясь поутру, каждый раз спрашивает себя. «Не сегодня ли? » Но смертную казнь ему заменили бессрочной каторгой, и после того он довольно долго вел себя смирно. Перспектива повенчаться с «вечной вдовой», как игриво каторжные называют смерть, как будто несколько усмирила этого неугомонного человека. Однако вскоре он опять принялся за воровство, снова пытался бежать и вновь трижды был судим военным судом, который каждый раз приговаривал его еще к двадцати годам каторги.
Так как никакого иного наказания, со времени уничтожения телесного наказания, для ссыльно-каторжных не существует, то хоть ради формы судьям приходится выносить какой-нибудь приговор.
Таким образом Луш был приговорен к смертной казни, с заменой ее бессрочной каторгой, и затем еще, в общей сложности к ста десяти годам каторжных работ, как это ни смешно на первый взгляд. Нет надобности добавлять, в довершение этого биографического очерка, вполне достоверного и списанного с натуры, что этот преступник обладал всеми свойствами и пороками самых закоренелых преступников. Впрочем, читатель уже имел возможность видеть его в деле.
Мартэн, прозванный Геркулесом, был полной его противоположностью. Это было настоящее животное, с огромными конечностями, чудовищным торсом и крошечной головой с низким, будто придавленным лбом, с неподвижными, точно рыбьими глазами, и непомерно развитыми челюстями. Геркулес бесхитростно сознавался, что рассуждать – не по его части, и скромно довольствовался ролью послушного орудия в руках Луша, который управлял этим громадным механизмом. Каторжные работы не подорвали сил этого колосса, который, подобно гиппопотаму, не чувствовал на себе тяжести своих сорока лет.
Моро, прозванный Красным, благодаря цвету своих волос, молодой горожанин, бывший рабочий механической мастерской, был «явной гадиной», как говорил про него Луш, знаток по этой части. Этот сравнительно еще молодой парень, всего двадцати пяти лет от роду, был приговорен к бессрочной каторге за убийство в одном из парижских предместий.
Худой, тощий, бледный, с темными кругами под глазами, весь покрытый веснушками, маленький, хрупкий, но сильный и проворный, с неблагородным выражением лица, дышащего низкими пороками, с красными мигающими глазами и воспаленными, припухлыми веками, окруженными почти белыми ресницами, он производил неизгладимое впечатление на каждого, с кем встречался. Это было типичное лицо негодяя и преступника.
Дитя той же улицы, вспоенный из того же ручья, Равено, прозванный Кривым, был тот же Моро, только не рыжий, а брюнет. Ему всего двадцать два года; четыре года тому назад он был осужден на каторгу за убийство виноторговца близ заставы Фонтенебло; а до того он был рабочим в каменоломне.
Человек, прозванный Нотариусом, принадлежал к хорошей, приличной семье в Анжу. Это был рослый, белокурый детина с бесцветной, расплывчатой физиономией. За дурное поведение его прогнали с занимаемой им должности в конторе нотариуса, где он был писарем. Мягкий, слабовольный и разнузданный по природе, без малейшей личной инициативы, он был способен на все, что угодно, особенно на все плохое, поддаваясь каждому дурному влиянию. Сослан он был на десять лет за подлог, и так как ему было всего двадцать четыре года, то было удивительно, почему он рискнул бежать вместо того, чтобы терпеливо и спокойно отбыть свой срок наказания, т.е. остающиеся ему семь лет.
Время идет незаметно даже на каторге, а молодость всегда полна надежд.
Все это так, но статья французского закона гласит, что всякий приговоренный к каторжным работам на срок не менее восьми лет по истечении срока наказания обязан пробыть безвыездно, в качестве поселенца, еще столько же лет в пределах колонии. А если виновный приговорен к восьми годам каторжных работ или свыше того, то обязан пожизненно оставаться поселенцем в этой колонии.
И вот у Нотариуса не хватило мужества на это пожизненное изгнание, которое должно было последовать за наказанием.
Амелиус, или Маленький Черныш, как его называл Луш, в память того как называют в Париже продаваемые по утрам в сливочных чашки черного кофе, в сущности был рослый и красивый метис с Мартиники, так называемый «кабр», помесь мулата и негритянки. Раньше он был рабочим на сахарной плантации, но был осужден на двенадцать лет каторжных работ за поджог, из мести, того рафинадного завода, на котором работал.
Способный на благородные порывы и побуждения, но поддающийся временами бешеной злобе, мстительный и решительный, он представлял собой сочетание контрастов и обладал пороками и достоинствами обеих рас в равной степени.
Абдул-бен-Мурад, прозванный Мабул, был приговорен к двадцати годам каторги во время Алжирского восстания в 1871 году и, конечно, попал бы под амнистию наравне с другими своими соотечественниками, если бы за несколько месяцев до того не убил одного из своих товарищей. Это был человек лет тридцати пяти, высокий, сухой, мускулистый, молчаливый, мрачный и фанатично преданный своей мусульманской религии.
От него тщательно скрыли убийство араба Лушем в первый момент бегства, так как, хотя сам он убил одного из своих братьев мусульман, но, наверное, не задумался бы в свою очередь убить каждого «руми», то есть, «неверного», который осмелился поднять руку на одного из сынов Пророка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
совершенно парализует меня.
– Ты прав, – проговорил Красный, – я того мнения, что страх перед жандармами есть начало всякой мудрости! ..
– Мудрости невольной, между нами говоря! Но будь спокоен, мы наверстаем впоследствии наше вынужденное уважение к этим хижинам местных негров, которые так приятно было бы ограбить!
Беглецы с удвоенной осторожностью обошли деревню, все время скрываясь в чаще леса, и достигли первой возвышенности, образующей горный хребет, отделяющий селение Рура от Кав.
Этот маневр избавил их от всякой опасности. Они с трудом взобрались на гору по узкой каменистой тропе, круто ведущей вверх между двумя стенами громадных деревьев, образующих над их головами непроницаемый для света зеленый свод. Здесь нет надобности опасаться встреч, так как редко кто из людей отважится проникать в эти глухие места.
Пользуясь этим одиночеством и безлюдьем леса, беглецы, несмотря на страшную усталость, продолжали идти, не останавливаясь. К вечеру чуть не все пятьдесят километров, которые, по их рассчету, составляли расстояние между двумя селениями или местечками, остались позади. Усталые, изможденные и голодные, не имея ничего, кроме жалких остатков рыбы, уже испортившейся от жары, и нескольких щепоток крупы, они растянулись, как загнанные дикие звери, на берегу реки Кав и заснули тяжелым, мертвым сном.
Но утром голод взял верх над утомлением и разбудил их еще до рассвета. Они перешли вброд через реку, довольно мелкую в этом месте, обошли селение и продолжали идти вдоль канала, протянувшегося на двадцать километров до того места, где он упирается в Аппруаг. Здесь им предстояло переправиться через эту реку.
Но как ни велика была сила воли и выносливость этих людей, пятеро из них оказались совершенно не в состоянии двигаться дальше.
Кроме того, терзавший их голод привел их в уныние. Они были близки к тому, чтобы начать сожалеть об остроге и страшных, изнурительных работах каторги. Луш, бывший намного старше своих товарищей, сохранял по-прежнему и бодрость духа, и светлый ум, и непреклонную волю, но и его бренное тело было совершенно разбито.
Только Геркулес и Шоколад еще не израсходовали своих сил. Правда, это были настоящие колоссы, сшитые из мускулов, точно слитые из стали, словом, самые выразительные представители человеческого племени во всей его силе и красе. В то время, как Нотариус хныкал, подобно капризному ребенку, и говорил о том, что хочет отдаться в руки властей в Каве, а другие как будто безмолвно одобряли его, Луш снарядил двоих гигантов на поиски гвианских устриц, которые часто встречаются тысячами на корнях корнепусков.
Действительно, немного спустя они возвратились с огромными запасами этих устриц в своих блузах, превращенных в торбы внушительных размеров.
Несчастные набросились на эту снедь с невероятной жадностью. В данном случае количество возмещало качество, и в конце концов, как ни мало питательны эти моллюски, беглецы утолили мучительный голод. К ним возвратились бодрость и надежда, если не силы.
Минуя Кав, не было никакой возможности украсть какую-нибудь лодку или челн, а переправиться через Аппруаг необходимо было как можно скорее. Геркулес и Шоколад, как всегда неутомимые, отправились на поиски подходящих для сооружения плота материалов.
Совершенно случайно они наткнулись на место, где росли в громадном количестве полые деревья с гладкой белой корой, прозванные гвианцами «пушечными деревьями», и тотчас же принялись усердно срезать их своими палашами.
Тут же неподалеку росли густые заросли бамбука, из молодых побегов которого можно сделать связки.
В довершение удачи, «аи», или тихоход, поглощенный своим любимым занятием грызть кору и объедать листья деревьев, упал на землю вместе с деревом, с которым он не захотел расстаться. Одним ударом палаша животное было убито и, к превеликой радости беглецов, тут же разделено между ними по-братски и в несколько минут съедено сырым.
После трехчасового неустанного труда плот, собранный кое-как, был готов. На него поместили слабосильного Нотариуса и Луша с немудрым веслом, остальные, держась за плот, переправились вплавь. Господин Луш направлял плот так, чтобы максимально сократить переправу.
Местность была совершенно безлюдная, и плот, слегка сносимый течением, благополучно пристал к противоположному берегу.
– Ну, а сейчас, детки, весело воскликнул Луш, нам нельзя попусту терять времени. Самое трудное уже сделано, и теперь успех задуманного плана обеспечен… Прежде всего надо немедля разобрать этот плот, сослуживший нам добрую службу. Он может выдать нас! Разобрав его, пустим стволы вниз по течению, вода их унесет! .. Ну, вот, прекрасно! Теперь ты, Маленький Черныш, разденешься догола, как наш прародитель до грехопадения, но из уважения к твоей стыдливости я, в виде снисхождения, могу разрешить тебе выкроить из твоих холщовых шаровар подобие калимба note 2 Note2
Калимба – повязка на теле у негров Гвианы.
. В таком наряде если кто и встретит тебя, то примет за одного из местных жителей, но никто в этом маленьком черномазом не узнает беглого каторжника! Без дела не подходи к жилью, а только затем, чтобы стянуть что-нибудь: козленка, поросенка, курицу… или бычка. Только смотри не попадись! Ты, Мабул, отправишься с Шоколадом и постараешься набрать каких-нибудь съедобных плодов или убить какую-нибудь дичь. Кривой и Красный дождутся отлива и затем пойдут собирать устриц, когда спадет вода. Геркулес останется со мной и с Нотариусом, который будет глядеть на нас и жиреть! Ну, а теперь рысью марш, ангелы мои, и смотрите – не возвращайтесь с пустыми руками, а то мы все скоро проголодаемся. Что же касается тебя, Геркулес, толстая рожа, то отойдем немного в сторону; я должен сказать тебе кое-что!
– Ну чего ты от меня хочешь? .. С чего ты вздумал оставить меня здесь сидеть сложа руки, когда все остальные за работой?
– Оттого, что ты лучший из всех; мало того, ты – мой единственный друг, ты один, на которого я могу положиться и которому я доверяю! Мабул скотина, Маленький Черныш – простодушный негр, Кривой и Красный сделают всегда все, что мы захотим… но Шоколаду я не доверяю.
– Он – убийца, но он никогда не подличал!
– Я его недолюбливаю, тем более, что он, убийца, корчит аристократа по отношению к простым мошенникам. Я хотел сказать тебе, чтобы ты мне доверился и во всем слушался меня. Ты увидишь, как славно мы с тобой заживем и будем есть всласть.
– Неужели?
– Вот увидишь. Я уж сумею в нужный момент найти сорок кило мяса, без особых хлопот… так что будем сыты по горло.
– Как так?
– А ты потерпи! – сказал Луш, странно улыбаясь и искоса поглядывая на спящего Нотариуса. – Я веду за собой «скот на ногах», надо его только покормить до поры до времени, пока он не понадобится нам, а в случае нужды он будет у нас всегда под рукой! ..
ГЛАВА III
Ссыльные в Гвиане. – Портрет и биография одного негодяя. – Попытка бегства. – Кандалы. – Преступник, присужденный к бессрочной каторге, затем к смерти и заставивший приговорить себя еще к ста годам каторжных работ. – Геркулес. – Кривой и Красный. – Нотариус. – Араб и уроженец Мартиники. – Проступки, заслуживающие участия. – Гнев. – Ненависть. – Красота и бесплодность экваториальной природы. – Предрассудки. – Капуста и вместе с тем не капуста. – Мазилка. – Потеряны. – Вернулись. – Свежее мясо. – Грубая басня. – Каторжник-людоед.
В этом рассказе каждому беглецу с плавучего острога Кайены отведена своя роль. Поэтому следует хотя бы в общих чертах набросать их портреты и биографии.
Прежде всего нужно сказать, что, вопреки упорно держащемуся до сих пор мнению, ссыльные европейцы в Гвиане представляют собой весьма незначительное меньшинство. Их не более двухсот человек во всех острогах этой колонии. Они выполняют работу, связанную со своей профессией. Все же остальные преступники ссылаются из метрополии в остроги и тюрьмы Новой Каледонии.
Гвиана предназначена почти исключительно для ссылки арабов, уолоферов из Сенегала, чернокожих и иных представителей цветных рас с Мартиники, Гваделупы, азиатов-кули из французских владений в Индии и аннамитов из Кохинхины, не высланных на остров Пуло-Кондор. Всего здесь насчитывается около 3600 человек (в 1877 году – 3663 человека).
Таким образом становится понятно, почему из шести белых беглецов пять были ремесленниками, а один – писарь, сосланный на понтон за дурное поведение.
Господин Луш, как товарищи стали его называть с первого дня прибытия на каторгу, был одним из старожилов правительственных тюрем и острогов, одним из могикан каторги. Ему было 52 года, но тяжелые каторжные работы сделали из него не по годам пожилого человека. Это был чрезвычайно живой, суетливый, маленький, худенький старичок, проворный и находчивый, с черными, с густой проседью волосами, узким, заостренным лицом, с хитрым выражением ласковой лисички и парой чрезвычайно светлых, ясных серо-зеленых глаз, зрачки которых были испещрены желтыми пятнами цвета ржавчины. Лицо его отталкивало, а глаза имели странно жестокое выражение.
Будучи первоначально слесарем, он променял свое занятие на роль Петрушки в труппе странствующих фигляров, где и познакомился с Мартэном, по прозвищу Геркулес, бывшим плотником, превратившимся волею судеб в борца, благодаря своей необычайной силе и воловьей шее.
Их новое ремесло, богатое на разные невзгоды, не доставило им тех доходов и той прибыли, каких они ожидали. Тогда они задумали заняться эксплуатацией общественного имущества, раз им не удалось в желанной мере привлечь общественное любопытство. Они превратились в смелых грабителей и принялись действовать сразу на широкую ногу, грабя магазины и богатые квартиры, чему немало способствовали старые познания и лукавый ум Луша. Новая работа в первое время оказалась чрезвычайно удачной и прибыльной, и приятели изведали в эти дни много радостей жизни: и денег, и вина у них было вволю. Но ничто в мире не бывает вечно, этот дружественный союз вскоре был расторгнут судом, приговорившим Луша и его alter ego note 3 Note3
… alter ego – второй я (лат.). – Прим. ред.
Мартэна к двадцати годам каторжных работ за кражу со взломом и покушение на убийство.
Дело в том, что у колосса Мартэна была такая тяжелая рука, что он едва было не задушил одну из своих жертв, осмелившуюся отстаивать свое имущество.
Сообщников сослали одновременно в Кайену, где они принуждены были вернуться каждый к своему первоначальному ремеслу, слесаря и плотника, на пользу правительства. Но Луш вместо того, чтобы терпеливо нести свое наказание, вздумал упорствовать, вздумал противиться властям, которые, однако, усмиряли и не таких, как он.
Прежде всего он пытался организовать бунт среди ссыльных каторжников и за эту попытку был приговорен военным судом еще к двадцати годам каторги. Но он продолжал упорствовать и пытался бежать. Попытка эта потерпела неудачу, и, в виде исключения, его приковали на два года к ядру. Эти два года он прожил довольно спокойно, повсюду волоча за собой чугунную безделушку, которая при малейшем неловком движении била его по ногам. Но год спустя он имел глупость смертельно ранить одного из надзирателей, который поймал его с поличным на воровстве.
Воровство на каторге карается чрезвычайно строго. На этот раз Луш был приговорен к смертной казни и пережил весь ужас положения человека, который, пробуждаясь поутру, каждый раз спрашивает себя. «Не сегодня ли? » Но смертную казнь ему заменили бессрочной каторгой, и после того он довольно долго вел себя смирно. Перспектива повенчаться с «вечной вдовой», как игриво каторжные называют смерть, как будто несколько усмирила этого неугомонного человека. Однако вскоре он опять принялся за воровство, снова пытался бежать и вновь трижды был судим военным судом, который каждый раз приговаривал его еще к двадцати годам каторги.
Так как никакого иного наказания, со времени уничтожения телесного наказания, для ссыльно-каторжных не существует, то хоть ради формы судьям приходится выносить какой-нибудь приговор.
Таким образом Луш был приговорен к смертной казни, с заменой ее бессрочной каторгой, и затем еще, в общей сложности к ста десяти годам каторжных работ, как это ни смешно на первый взгляд. Нет надобности добавлять, в довершение этого биографического очерка, вполне достоверного и списанного с натуры, что этот преступник обладал всеми свойствами и пороками самых закоренелых преступников. Впрочем, читатель уже имел возможность видеть его в деле.
Мартэн, прозванный Геркулесом, был полной его противоположностью. Это было настоящее животное, с огромными конечностями, чудовищным торсом и крошечной головой с низким, будто придавленным лбом, с неподвижными, точно рыбьими глазами, и непомерно развитыми челюстями. Геркулес бесхитростно сознавался, что рассуждать – не по его части, и скромно довольствовался ролью послушного орудия в руках Луша, который управлял этим громадным механизмом. Каторжные работы не подорвали сил этого колосса, который, подобно гиппопотаму, не чувствовал на себе тяжести своих сорока лет.
Моро, прозванный Красным, благодаря цвету своих волос, молодой горожанин, бывший рабочий механической мастерской, был «явной гадиной», как говорил про него Луш, знаток по этой части. Этот сравнительно еще молодой парень, всего двадцати пяти лет от роду, был приговорен к бессрочной каторге за убийство в одном из парижских предместий.
Худой, тощий, бледный, с темными кругами под глазами, весь покрытый веснушками, маленький, хрупкий, но сильный и проворный, с неблагородным выражением лица, дышащего низкими пороками, с красными мигающими глазами и воспаленными, припухлыми веками, окруженными почти белыми ресницами, он производил неизгладимое впечатление на каждого, с кем встречался. Это было типичное лицо негодяя и преступника.
Дитя той же улицы, вспоенный из того же ручья, Равено, прозванный Кривым, был тот же Моро, только не рыжий, а брюнет. Ему всего двадцать два года; четыре года тому назад он был осужден на каторгу за убийство виноторговца близ заставы Фонтенебло; а до того он был рабочим в каменоломне.
Человек, прозванный Нотариусом, принадлежал к хорошей, приличной семье в Анжу. Это был рослый, белокурый детина с бесцветной, расплывчатой физиономией. За дурное поведение его прогнали с занимаемой им должности в конторе нотариуса, где он был писарем. Мягкий, слабовольный и разнузданный по природе, без малейшей личной инициативы, он был способен на все, что угодно, особенно на все плохое, поддаваясь каждому дурному влиянию. Сослан он был на десять лет за подлог, и так как ему было всего двадцать четыре года, то было удивительно, почему он рискнул бежать вместо того, чтобы терпеливо и спокойно отбыть свой срок наказания, т.е. остающиеся ему семь лет.
Время идет незаметно даже на каторге, а молодость всегда полна надежд.
Все это так, но статья французского закона гласит, что всякий приговоренный к каторжным работам на срок не менее восьми лет по истечении срока наказания обязан пробыть безвыездно, в качестве поселенца, еще столько же лет в пределах колонии. А если виновный приговорен к восьми годам каторжных работ или свыше того, то обязан пожизненно оставаться поселенцем в этой колонии.
И вот у Нотариуса не хватило мужества на это пожизненное изгнание, которое должно было последовать за наказанием.
Амелиус, или Маленький Черныш, как его называл Луш, в память того как называют в Париже продаваемые по утрам в сливочных чашки черного кофе, в сущности был рослый и красивый метис с Мартиники, так называемый «кабр», помесь мулата и негритянки. Раньше он был рабочим на сахарной плантации, но был осужден на двенадцать лет каторжных работ за поджог, из мести, того рафинадного завода, на котором работал.
Способный на благородные порывы и побуждения, но поддающийся временами бешеной злобе, мстительный и решительный, он представлял собой сочетание контрастов и обладал пороками и достоинствами обеих рас в равной степени.
Абдул-бен-Мурад, прозванный Мабул, был приговорен к двадцати годам каторги во время Алжирского восстания в 1871 году и, конечно, попал бы под амнистию наравне с другими своими соотечественниками, если бы за несколько месяцев до того не убил одного из своих товарищей. Это был человек лет тридцати пяти, высокий, сухой, мускулистый, молчаливый, мрачный и фанатично преданный своей мусульманской религии.
От него тщательно скрыли убийство араба Лушем в первый момент бегства, так как, хотя сам он убил одного из своих братьев мусульман, но, наверное, не задумался бы в свою очередь убить каждого «руми», то есть, «неверного», который осмелился поднять руку на одного из сынов Пророка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10