Потеха еще не кончилась, – ехидно процедил он. – Будучи паршивой ищейкой, ты обязан прилично стрелять, не правда ли? – Он подождал моего ответа, но я его не порадовал.
Чимаррон перезарядил пистолет и, щелкнув затвором, передал его мне. Мне было наплевать на наш скрытый спор, то есть стрельбу по заданной мишени как таковую. Мне просто хотелось поближе взглянуть на это грозное оружие. Пистолет и впрямь был красавцем, произведением оружейного мастерства. Массивная округлая полированная рукоятка из мореного дуба удобно легла в ладонь.
Я вытянул руку, примериваясь, но не целясь. Необходимо было, чтобы рука несколько ощутила непривычную тяжесть.
– Слишком длинный глушитель. Мешает целиться, – посетовал я.
– Плохому танцору яйца мешают, – ухмыльнулся Чимаррон. – Я как-то ухитряюсь... отстреливать уши соседских ребятишек.
Нет, этот мужик определенно чума. Его не стоит недооценивать.
Я еще раз вскинул руку, чувствуя себя немного не в своей тарелке оттого, что вынужден участвовать в соревновании, в котором такие типы, как Чимаррон, проигрывать не любят. Мне было не резон злить его раньше времени. Но поддаться и проиграть мне не хотелось. Нет, продемонстрировать свое превосходство я ему не дам. Может быть, мне все же удастся скрыть от него, насколько я промазал. Словом, я решил слегка изменить тактику и сказал как бы невзначай:
– По кустикам мне стрелять не приходилось, да и скучное это занятие. Что-то это мне не нравится. Почему бы нам не предположить, что там стоит заклятый друг – ваш или мой, без разницы. – Я махнул стволом в сторону холма. – Он только что выстрелил в меня и промазал. Теперь я должен его уконтрить. – Я ткнул стволом себе в кончик носа. – Скажем, всадить ему пулю вот сюда.
– Валяй. – Он приоткрыл еще пару зубов. Было видно, что все это очень его забавляет. Это было все равно, что стрелять в туза, пришпиленного к дереву. – Где этот парень, Скотт? Сидит там в баре, потягивая пивко?
– Нет.
Я заметил пересмешника, перелетавшего с ветки на ветку метрах в двадцати. Наконец он сделал плавный разворот и устроился на суку в паре метров от земли.
– Видите того пересмешника, примостившегося у парня на макушке?
– Ручная птичка? – подыграл мне Чимаррон, улыбаясь в открытую.
– Нет, – спокойно ответил я. – Этот парень – Фред Китс. А птичка – ясновидящая. Она знает, что песенка Китса спета.
Улыбка мигом слетела с его лица. Он кинул на меня колючий взгляд, припечатав его к моему лицу на добрых полминуты. Потом его глаза-буравчики немного оттаяли, и он вновь повернулся к дереву, на котором беззаботно щебетала птичка, не подозревая о своих провидческих способностях.
– Кончай телиться и стреляй, – жестко проговорил Чимаррон.
– А куда торопиться? – лениво протянул я. – Вы же не хотите, чтобы я вместо Фреда попал в невинную птаху?
Но он именно этого и хотел, то есть чтобы я стрелял по ней и промазал. Я понял это по его напряженному взгляду, преисполненному презрения, к которому начала примешиваться неконтролируемая злоба. Я стоял в каком-нибудь полуметре от него, держа пистолет у правого бедра. Он ухватил меня лапищей за пояс и легко развернул к себе, пытаясь дотянуться другой рукой до пистолета.
Альда оказался на удивление сильным, его пальцы впились в мой бок с силой мельничных жерновов. Не скажу, чтобы у меня были хрупкие кости, но на какое-то мгновение я испугался, что он мне что-нибудь сломает. Чимаррон стиснул мою кисть и грубо вырвал пистолет из моей руки, все так же удерживая меня левой рукой. Я непроизвольно сжал кулаки, готовый в любую секунду отработать по его гнусной роже.
Я был разъярен, все внутри меня вскипело, и я подумал, что взорвусь, если моя ярость не найдет выхода. Я вообще терпеть не могу, когда ко мне прикасаются мужики, даже, когда хлопают по плечу в порыве дружеских чувств. Но когда ко мне прикасаются явно не с дружескими намерениями, с моей кровью происходит что-то ужасное – она закипает и переполняется адреналином.
Я уже готов был вмазать ему в ухо, когда его захват неожиданно ослаб, он снял с меня руку и в следующий момент уже целился в пересмешника на голове бедного Фреда, или на бедной голове Фреда, как вам больше нравится.
Резким движением руки я подбил ствол пистолета на несколько сантиметров вверх. Этот мой жест понравился Чимаррону, так же как обрадовал меня его захват.
Он покраснел, позеленел и наконец, его лицо стало малиново-красным. Наверняка его давление подскочило до 300, на левом виске набухла и бешено запульсировала вена. Я невозмутимо потер рукой кисть и несколько раз сжал и разжал ее, восстанавливая кровообращение. Эти игрушки мне порядком надоели, и я жестко произнес:
– Чимаррон, я хочу тебя предупредить. Если ты еще раз ко мне прикоснешься, я сделаю из тебя самый большой бифштекс в мире.
Он медленно поднялся на ноги, распрямился и впервые за все это время я вгляделся в его холодные бесстрастные глаза снизу вверх. Этот парень был, право же, огромен. Он загородил своей тушей ближайший холм, да и сам представлял собой гору из мяса и костей.
– Ты уверен, что это тебе удастся, Скотт? – мягко процедил он.
– Возможно, однако никогда не знаешь, пока не попробуешь.
Мы стояли друг против друга, гневно сверкая глазами, как два идиота-подростка на школьном дворе. Наконец я молча вытянул правую руку ладонью вверх и многозначительно посмотрел на пистолет. Он поколебался и вложил его в мою руку.
Я не заметил, когда улетел пересмешник, но на суку его уже не было. Да и сам сук был едва различим вдали. Сделав шаг в сторону, я повернулся к Чимаррону спиной и примерился к ветке, в которую собирался стрелять.
Затем я выпустил весь воздух из легких, задержал дыхание и, удерживая пистолет двумя руками, выстрелил, не будучи уверенным, что попаду хотя бы в гору. Впрочем, это было не важно, моя задача была выполнена. Я знал, что неизбежно должен был промахнуться – уж слишком далекая цель и стрелял я практически наугад.
Но я ошибся. Частенько слух обгоняет зрение, предваряет его и помогает ему. Так, взломщики в магазине узнают о приближении полицейских машин по вою сирен, или же футболист-профессионал узнает о забитом голе по неистовой реакции трибун. Я тоже узнал о том, что по счастливой случайности срезал ветку выстрелом, по звуку, который непроизвольно издал Чимаррон. Это было его излюбленное словечко «дерьмо собачье», выплюнутое им вполголоса.
Я вгляделся в знойное расплывчатое марево, поднимающееся от успевшего нагреться песка, сфокусировал зрение, пытаясь разглядеть, что там в сорока метрах впереди. Чимаррон оказался прав, так смачно поприветствовав мой неожиданный успех. Я срезал ветку точно по центру, и один ее переломанный край опустился почти до самой земли, продолжая покачиваться.
Я вернул оружие пораженному Чимаррону.
– Да, правильно говорили... ты чертовски хорошо стреляешь, – недовольно буркнул он.
– Просто повезло, – отреагировал я. – Ну, пока, еще увидимся.
Я резко развернулся и зашагал к дому. Но не успел я сделать и десяток шагов, как услышал позади требовательное: «Скотт!»
Невольно поежившись, я медленно обернулся.
Чимаррон демонстрировал еще один вариант той самой доброжелательной улыбки, от которой, наверное, шарахались не только кони, но и автомобили.
– Еще увидимся. Я буду за тобой присматривать, – пообещал он.
В чем-в чем, а в этом я ни секунды не сомневался. Заворачивая за угол дома к тому месту, где я оставил свой арендованный «капри», – я бросил косой взгляд назад. Чимаррон тоже не спеша направился к дому. Видимо со стрелковой практикой на сегодня было покончено. Я испытал удовольствие от мысли, что испоганил ему развлечение. Пустячок, а приятно.
Моя «тачка» уже порядком нагрелась. Я включил кондиционер на полную катушку, приоткрыл на несколько сантиметров боковые окна и, выехав с места парковки, свернул влево. Проезжая мимо грунтовой проселочной дороги, я остановился, сдал назад и углубился в нее на несколько десятков метров. Снова остановился, по моим расчетам как раз у того места, по которому стрелял Чимаррон до того, как я прервал его прекрасное занятие. Где-то здесь пыталась спастись бегством какая-то зверушка. Вообще-то, я не ожидал найти что-то интересное, но все же нашел. Для этого мне понадобилось меньше минуты. Бедняга лежала в полуметре от развесистого креозотового куста. Маленькая пушистая тушка. Бархатистая белая шкурка с серыми поперечными полосами, вытянутые в предсмертной агонии лапки, полуоторванная выстрелом голова, державшаяся, казалось, на одной розовой ленточке.
Слава Богу, это был не соседский ребятенок, а всего лишь кошка.

Глава 14

Томас Токер жил на Двадцатой улице, к югу от Глендейл-авеню.
Я доехал по Линкольн-драйв до Глендейл и свернул на Двадцатую. В Финиксе дома с четными номерами идут по северной и южной сторонам улицы, так что я знал, что дом Токе-ра под нечетным номером должен быть на восточной стороне, то есть слева от меня. Это был один из тех «или-или» моментов, о которых мы обычно не подозреваем. Также и я никогда бы не заметил Энди Фостера, смотри я в другую сторону.
Наблюдая за быстро меняющимися нечетными номерами домов, я отметил рванувший от обочины красный двухместный «субару-ХТ». Он был метрах в пятидесяти, и меня сразу насторожил тот факт, как он безжалостно жег покрышки, пытаясь с места набрать максимальное ускорение. Мне удалось хорошенько рассмотреть как саму машину, так и единственного человека, сидевшего за рулем. Автомобиль пулей пролетел перед моим носом и устремился по Глендейл-авеню, с которой я только что свернул.
Он тоже меня рассмотрел и узнал, судя по округлившимся от изумления глазам, которые превратились в сплошные белки, являвшие резкий контраст с темной кожей лица. И без того вздернутые брови взлетели под самый обрез курчавых волос. Челюсть водителя отвисла и так и не вернулась на место, пока он не скрылся из виду.
У меня промелькнула забавная мысль о том, что я уже трижды сталкивался с худощавым, симпатичным Эндрю Г. Фостером и всякий раз на его и без того удивленной физиономии появлялось такое выражение, словно на него неожиданно подействовало слабительное, которое он выпил накануне и о котором потом забыл. Я бы не удивился, если бы он вдруг выскочил из машины и скрылся в ближайших кустах. Он даже высунул голову из машины и так глазел на меня, что чуть не проехал нужный поворот.
Как я и предполагал, нужный мне номер находился как раз против того места, с которого только что сорвалась машина Фостера. Предварительно я позвонил в АГЛ, где работал Токер. Там мне сообщили, что в лаборатории он сегодня не появлялся, сказавшись больным, и, по всей видимости, сейчас находился дома. Сделав резкий разворот, я подрулил к дому и припарковался на том самом месте, которое только что освободил Фостер.
Вилла Токера располагалась внутри двора, позади газона, являвшего собой резкий контраст с повсеместным лунным ландшафтом, в котором доминировал песок, камни и кактусы. Вероятно, зимой эта лужайка была зеленой и ухоженной, но сейчас она выглядела крайне непрезентабельно. Внутренние, да и наружные дворики вилл района Финикс-Скоттсдейл изобилуют подобными райграссовыми лужайками, однако испепеляющая жара аризонского лета быстро расправляется с райграссом, после чего их засевают бермудской травой, или в просторечье свинороем, который при обильном поливе выдерживает пекло июня и июля.
Лужайка Токера, рассеченная надвое зацементированной дорожкой, ведущей к крыльцу с парадным входом, не обрабатывалась недели две-три. Кое-где еще сохранились островки зелени, но в основном трава пожухла, пожелтела, и сейчас, в октябре, двор выглядел, как только что вставшая с постели далеко не юная женщина.
Я вылез из машины и направился по цементированным квадратикам к дому. Он был двухэтажный, каркасный с желто-белыми обводами. Слева, ближе к крыльцу, росли два чахоточных цитрусовых дерева, Справа – развесистая шелковица. Я с трудом Отыскал звонок на двери, поскольку какой-то недотепа закрасил его вместе с дверью. Позвонил. Через полминуты позвонил снова, потом грохнул по ней кулаком. Дверь приоткрылась, я открыл ее пошире и вошел внутрь.
Судя по поспешному бегству Энди Фостера, я резонно предположил, что он побывал в доме и оставил дверь открытой. Неприятный холодок пробежал по моему хребту, как пальцы пианиста по клавиатуре, вздыбив шерсть на загривке. Прикрыв за собой дверь, я негромко позвал:
– Мистер Токер? Здесь живет Томас Токер?
Если он тут и жил, то неожиданно оглох. По пути сюда я заскочил в спортивный магазин, где приобрел коробку патронов для «смит-и-вессона», так что револьвер в моей наплечной кобуре был накормлен до отвала. Я дотронулся до его успокоительной рукоятки, несколько удивленный отсутствием реакции на мой зов. Справа располагалась просторная гостиная, за которой я разглядел обеденный уголок, во всяком случае, там стоял большой стол темной полировки и четыре стула. Я направился прямиком туда, оставив слева лестницу, ведущую на второй этаж. Прошел через столовую, примыкающую к ней кухню и очутился то ли в патио, то ли в рабочем кабинете.
Тут я сразу унюхал характерный едкий запах. Такой же, какой накануне был в Аризонской комнате Романеля. Запах жженого пороха. Здесь недавно стреляли. Раз, а может быть, и несколько раз. Через прикрытые летние жалюзи пробивались полоски солнечного света, которые ложились веселыми бликами на буклированном серо-голубом паласе. Потолок патио был отделан деревянными квадратиками цвета жженой пробки, стены тоже были отделаны темным деревом и по ним были развешаны выполненные сепией Разновидность краски.

линогравюры на сюжеты из охотничьей жизни.
Справа у стены располагался большой диван-уголок, перед ним стоял низкий стол из светлого дерева и пара мягких кресел. Слева – письменный стол из того же дерева, что и кофейный столик. К нему было придвинуто большое кожаное кресло с высокой прямой спинкой, украшенное причудливой структурой из блестящих медных заклепок. Хозяин кабинета (я почему-то сразу решил, что это Токер) лежал ничком посередине ковра, и этот человек несомненно был мертв. Он лежал, уткнувшись лицом в ковер. Мне были видны его голова, вернее то, что от нее осталось, плечи и верхняя часть туловища. Все остальное находилось под столом. Осторожно ступая, я приблизился к телу и наклонился над ним. На убитом были темно-коричневые брюки и такие же туфли, а также бежевая спортивная рубашка. Две огнестрельные раны в спине и дырища в голове, как раз за ухом.
У меня учащенно забилось сердце. Я и сам не заметил, как остановил дыхание, увидев эту крайне неприятную картину. Вобрав в себя пропахшего гарью воздуха, я перешагнул через труп и присел около него на корточки. На месте пулевых отверстий в спине почти не было крови, что вообще-то было неудивительно. Пуля, вошедшая в голову за ухом, прошила мозг и сорвала на выходе половину черепа.
Однако и тут крови было довольно немного – не сравнить с лужей, вытекшей накануне из развороченного горла Китса. Но все вокруг было заляпано... серым веществом. Отвратительная желеобразная масса поблескивала на ковре, в тех местах, где на нее попадало солнце. Ею был заляпан массивный стол, спинка кресла. Большой сгусток прилип к спутавшимся волосам вперемешку с раздробленной лобной костью. Я внутренне содрогнулся.
Правая щека убитого была прижата к ковру, полуоткрытый глаз уставился в бесконечность, лоскуты кожи клочьями свисали с остатков лба, прищуривая второй глаз и переносицу. Лицо было сильно искажено, но не настолько, чтобы я не узнал, что передо мной все, что осталось от Томаса Токера, фотографию которого я видел недавно в кабинете Стива Уистлера.
Я выпрямился и осторожно приблизился к письменному столу. На его полированной поверхности стоял телефон, пепельница, наполовину заполненная окурками, и лежал перекидной календарь, отрывной блокнот, карманный словарик и рядом с ними пара остро заточенных карандашей и шариковая ручка. Я заметил, что полировка была несколько более тусклая на левом краю стола и забрызгана маленькими капельками крови, а может, мозговой жидкости, в то время как на правой его стороне четко отпечатался участок блестящей поверхности в форме буквы "П".
Взяв в руки платок, я аккуратно открыл один за другим три выдвижных ящика стола, просмотрел их содержимое и, не найдя ничего достойного внимания, закрыл. Все так же используя платок, взял блокнот за уголок, поднес к свету, пытаясь рассмотреть, не пропечаталось ли то, что было написано на предыдущих, отрывных страницах, на нижних девственно чистых листах, но и они не носили никакой дополнительной информации.
Я быстро осмотрел весь дом – очень быстро и оперативно, так как нужно было поскорее отсюда убираться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43