А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Я бы нисколько не удивился, если в узнал, что репортер спокойно продолжал брать интервью у лежащего на асфальте и пускающего фонтаны крови из трех дырок Романеля. Небось ублюдок спрашивал: «Какие последние слова вы хотели бы сказать нашим читателям, мистер Романель? Как вы себя чувствуете с тремя пулевыми ранениями? Что вы думаете по поводу контроля за продажей оружия в нашей стране, сэр? Полагаете ли вы, что одна из пуль прошила вам сердце, легкие или мочевой пузырь?»
Кроме того, во время чтения меня посетила и другая законная мысль: почему Клода Романеля, раненого перед самым входом в аризонскую больницу, повезли в «Скоттсдейл Мемориал», находящийся за добрых пятнадцать километров от места покушения?
Я записал эту интересную мысль в свой откидной блокнот вместе с другой необходимой информацией, любезно предоставленной мне адвокатом Уортингтоном. Романелю было 58 лет, последние 12 из которых он проживал в Скоттсдейле. После того как его оправдали 20 лет назад, он не имел никаких неприятностей с законом. В настоящее время он являлся «порядочным бизнесменом», вице-президентом крупного концерна «Чимаррон Интерпрайсиз». Президентом концерна был богатый местный гражданин Альда Чимаррон. Компания активно занималась строительством, подрядными работами, разработкой полезных ископаемых и производством всякого оборудования (в том числе для баров и ресторанов), а также разного рода благотворительностью.
На отдельном листке мелованной бумаги содержалась разрозненная дополнительная информация. Под крупно напечатанными именами и фамилией «Мишель Эспри Романель» были указаны дата ее рождения, из чего следовало, что 23 апреля ей исполнилось 26 лет, и имена ее родителей: Клода М. Романеля и его жены Николь, которым на момент рождения дочери было 32 и 24 года соответственно.
Бентли также указал номер палаты в госпитале «Скоттсдейл Мемориал», в которой в настоящее время лежал Романель, его номер телефона и адрес в Парадайз Вэлли и упомянул о том, что клиента, вероятно, выпишут из больницы в понедельник вечером или во вторник утром.
Я снял трубку и заказал междугородный разговор с офисом Бентли Уортингтона в Финиксе, в штате Аризона. Подождал не более минуты и услышал бодрый голос адвоката:
– Шелдон, старина, я ожидал, что ты позвонишь.
– Я тоже решил, что ты ждешь моего звонка.
– Как жизнь в благословенной Южной Калифорнии?
– Не так, чтобы очень.
– Брось, дружище, это на тебя непохоже.
– А это вовсе и не я, а какая-то адская смесь Шерлока Холмса, Агаты Кристи и трех ясновидцев. И этот конгломерат должен отыскать девушку, которую когда-то звали Мишелью Эспри Романель, а сейчас, может быть, зовут Мишелью Ветч; которая, возможно, живет в Калифорнии, или в каком-нибудь другом из 49 штатов Америки, если не за границей. И что самое потрясающее: я должен был сделать это еще вчера без единого упоминания ее имени и вообще каких бы то ни было имен. И все это в самых «благоприятных» условиях, когда банда гангстеров, расправившихся с ее отцом, явно возжелает отговорить меня от этого безнадежного занятия, используя в качестве контраргументов ножи, револьверы, бейсбольные биты, базуки и Бог знает что еще.
– Абсолютно точно, Агата ты моя двухметровая! – радостно отреагировал он. – Ты точно усек, что от тебя требуется, и проникся важностью и сложностью стоящей перед нами задачи. Ты всегда все схватываешь на лету, и я не...
– Бентли... Бентли...
– Шелдон... Шелдон... Взгляни на это с моей стороны. Учитывая ограниченность имеющейся в нашем распоряжении информации, а также срочность и конфиденциальность задания я, естественно, не мог поручить это дело рядовому сыщику и выбрал для его выполнения лучшего.
Я сжал трубку в руке и, пошарив глазами по стене, уставился на отражающее меня пятно на стене.
– О'кей, о'кей! Ты что, на самом деле хочешь, чтобы я нашел и доставил тебе ее на подносе?
– Совершенно верно.
– Я хотел спросить тебя об этом документе, который срочно должна подписать эта блудная дочь. Ты пишешь, что согласно ему, дочери в совместное владение переходят определенные активы, а в следующем параграфе говоришь, что они поступают под общей контроль. Может быть, я чего-то не понимаю, но, по-моему, здесь нет никакой разницы, я не прав?
– Нет, Шелдон. Этот документ подразумевает и то, и другое. Но поскольку ты не адвокат, я попытался тебе объяснить все легкодоступным языком, не прибегая к латыни и специфическим юридическим терминам. Короче говоря, этот документ в действительности является доверенностью inter vivos, в которой доверителем выступает Клод Романель, а доверенным лицом – двумя доверенными лицами – сам Клод Романель и его дочь или совладелица Мишель.
– Ну, Бог с ними! Я уже не рад, что спросил.
– ... Эспри Романель. Может быть, тебе будет более понятен такой термин как «пожизненная доверенность», хотя это не совсем точно с точки зрения юриспруденции, а посему...
– Стоп! Передохни! А то меня сейчас, действительно, стошнит. Твоя казуистика меня пугает. Поэтому быстро ответь мне еще на один вопрос, который, возможно, не точен, даже нелегален с точки зрения твоей юриспруденции. Ты сказал о значительной доле активов, акций, капитале и прочее. Насколько она значительна?
– Ну, парень, ты же должен понимать, что существует профессиональная этика, определяющая степень конфиденциальности в отношениях между адвокатом и его клиентом.
– Тогда всего хорошего.
– Постой! Не бросай трубку... Ну, скажем, несколько миллионов. Думаю, что не очень нарушу кодекс чести, делясь с тобой этой секретной информацией.
– Миллионов? Долларов?
– Да. Значительного их количества. Многих миллионов. Мелочь в данном случае не в счет.
– Как случилось, что Романель, который не видел свою дочь 20 лет, вдруг решил подарить ей эти миллионы? И почему он вообще не видел ее столько лет?
Бентли объяснил, что случилось так, что вскоре после того, как Мишели исполнилось шесть лет, он просто ушел из дома, оставив жену и ребенка.
– Эту вздорную сварливую старую клячу, как он сам выразился, – пояснил Бентли. – Имея в виду свою жену.
– Кроме шуток? Так и сказал «старую клячу»?
– Ну, он прибавил еще несколько эпитетов и метафор, типа змея, слюной которой можно лечиться от радикулита, мегера, фурия, медуза Горгона и громкоголосая Ксантиппа в едином лице.
– Любит пышные сравнения? И не любит женщин? Наверное, их брак был заключен явно не на небесах.
– Уж это точно. Что касается твоего вопроса о том, почему он вспомнил о дочери лишь сейчас, то по скупым замечаниям мистера Романеля, я пришел к заключению, что в те несколько секунд на стоянке в роковой понедельник он наконец осознал, что является в жизни главным, так как решил, что умирает. Вероятно, это озарение не покинуло его до сих пор.
– Он до сих пор думает, что умирает?
– У меня сложилось такое впечатление.
– Но ты помнишь, что его должны выписать из больницы сегодня или завтра.
– Правильно. Две из его ран оказались поверхностными, а третью – в живот – хирурги успешно заштопали. Вчера вечером мистер Романель позвонил мне и сообщил, что врачи сказали ему, что жизнь его вне опасности, и он скоро сможет покинуть больницу.
– Тогда в чем дело?
– Я и сам задавал себе этот вопрос, Шелдон. И не смог найти никакого ответа.
– В таком случае мне ничего не остается, как только позвонить ему и попытаться добиться от него вразумительного ответа.
– Так ты берешься за это дело?
Я помолчал, думая что же ответить.
– Шелдон? Ты меня слышишь?
– Во всяком случае попытаюсь сделать, что смогу, Бентли. Но не смогу приступить к нему вплотную день-два. Мне нужно еще подбить концы по последнему делу. Делу Эмбера.
– Хм... Эмбер. А, это связано с какой-то Мисс Обнаженной...
– Точно. Обнаженной. «Мисс Обнаженной Калифорнией», а ныне «Америкой»... Для того чтобы закруглить его, мне понадобится пара дней...
– Так не пойдет, Шелдон. Мой, то есть наш клиент требует быстрых результатов. У него какой-то зуд в заднице. Поэтому я обязан сказать ему, что ты приступаешь к этому делу немедленно и выдашь первые результаты не позднее, чем... завтра.
– Видишь ли, в чем дело... Местная полиция настаивает на кое-каких объяснениях с моей стороны... Возможно, я успею раскрутиться с ними сегодня. Поэтому я приперся в свой офис в такую рань. – Я помолчал, мысленно прикидывая свои возможности. – О'кей. Я переговорю с властями, подпишу официальное заявление. На это у меня уйдет время до полудня. Ну, а потом начну наводить справки о дочке Романеля. Только... Бентли, кого и что мне искать? Обычно я расследую конкретные дела, ищу конкретное физическое лицо, имеющее имя, описание внешности, или, ну, хотя бы что-нибудь, за что можно было бы зацепиться. В данном случае я располагаю только именем Мишель. Надеюсь, хоть им то я могу оперировать?
– Естественно.
– Тогда, может быть, дать объявление в газете? Скажем, такого примерно содержания: «Мишель, свяжись со мной, и я принесу тебе на блюдечке многомиллионное состояние...» Вздор какой-то! В этом случае мне остается только отсеять тысяч девятьсот Лжемишелей...
– Прекрасная идея! Дай такое объявление. Укажи в нем свои координаты. Подергай за веревочки. Разузнай, что можно, у своих информаторов. Словом, делай что хочешь, только не сиди на месте, созерцая собственный пуп!
– Бентли...
– Вот теперь это Шелл Скотт, каким я его знаю. Так я скажу мистеру Романелю, что он может рассчитывать на тебя? И ни о чем не беспокоиться, раз за дело взялся великий и ужасный, самый талантливый и оперативный...
– Завязывай, Бентли. Я сам позвоню Романелю как только...
– Великолепно. Поскольку наш клиент все еще находится в больнице и тебе придется звонить через коммутатор, пожалуйста, не называй себя.
– Что? Это еще почему?
– Ну, скажем, для большей секретности. Назовись больничному персоналу... хотя бы Вильямом В. Вильямсом, и мистер Романель будет знать, что это ты. В противном случае он просто не ответит на твой звонок. Понимаешь, Романель не хочет, чтобы твое имя значилось в регистрационной книге или даже осталось в памяти кого-либо из медсестер. На тот случай, если кто-нибудь захочет узнать, с кем контактировал мистер Романель. По вполне понятным причинам он не хочет, чтобы кто-то из его друзей-приятелей знал о том, что он вел разговоры с известным частным детективом по имени Шелл Скотт. Для тебя будет тоже безопасней, если все будет проводиться тайно.
– А... понятно. Но, Бентли, ты меня смущаешь. Кем могут оказаться эти чересчур любознательные «друзья-приятели» Романеля?
– Ну ладно, приятель, – перебил он меня, явно уводя разговор в сторону. – Раз уж ты позвонил, как я и ожидал, задавай свои уточняющие вопросы.
– О'кей! Для начала ответь, что это за прозрачные намеки в статье о том, что наш клиент, якобы, одно время принадлежал к «Арабской группе»? Или участвовал в преступном промысле?
– Наверное, ты имеешь в виду заголовок «Покушение на экс-гангстера» и так далее в газетной вырезке, которую я тебе прислал? Так вот, отвечаю: ни малейшего понятия, Шелдон. Я попытался прощупать на этот предмет мистера Романеля, и тот ответил мне буквально следующее: «Давно это было и быльем поросло. Я начисто все забыл и тебе советую, Чарли». Порой он прибегает к очень сочному метафорическому языку. И несколько зловещему, скажу я тебе.
– Зловещему, говоришь? Так он что, злобная горилла с виду?
– О, нет. Нисколько. Где-то под метр восемьдесят три ростом и очень стройный, поджарый, сейчас даже тощий. Довольно приятен в общении, очень остроумен, но... есть в нем что-то сатанинское. Словом, он ответил, словно отрубил, и мне почему-то расхотелось расспрашивать его дальше о его, похоже, бурной молодости, хотя он и лежал пластом на больничной кровати.
– Что-нибудь, наверное, о тех двух чарликах, что его подстрелили?
– Ничего. Полиции так и не удалось нащупать след.
– Почему Романель обратился именно в твою контору. Вы что, были знакомы с ним раньше?
– Нет, раньше я о нем никогда не слышал, но он, очевидно, слышал обо мне и о высокой репутации, которой пользуется наша фирма. Он позвонил ко мне в офис вчера утром и сказал моей секретарше, чтобы она соединила его с «главной шишкой». Видимо так я теперь называюсь в... некоторых кругах. Романель прямо объяснил мне ситуацию, сказал что за документ мне нужно подготовить и четко объяснил его примерное содержание. Я сказал, что с этим успешно справится любой из моих адвокатов, но он настоял на том, чтобы этим занялся я лично.
– И не объяснил почему? Я имею в виду, что-нибудь кроме того, что ты – очень известный, популярный, выдающийся адвокат нашего времени?
– Нет, он ничего не объяснял. Однако звучал очень убедительно и был чертовски щедр... хм... сверх всякой разумной меры. Как бы то ни было, я подготовил такой документ и лично отвез его в больницу Романелю на ознакомление и подпись. Именно в процессе этого своего первого и единственного визита я и предложил тебя в качестве кандидатуры для экстренного розыска его дочери, если она все еще проживает в районе Лос-Анджелеса. Кстати, ты так и не поблагодарил меня за эту маленькую услугу.
– Которая может вылиться в бо-ольшие неприятности. Но, будем надеяться на лучшее. В любом случае спасибо. И последний вопрос: предположим, мне удастся отыскать эту Мишель Романель, которая наверняка сменила если не имя, то фамилию, мне что, сразу тащить ее к тебе, а не к любимому папочке?
– Ты понял меня правильно. Мистер Романель особо подчеркнул, чтобы она и не пыталась связаться с ним, прежде чем не подпишет вышеупомянутый документ. Так что нам еще предстоит уговорить эту девицу принять десяток-другой миллионов от своего отца.
– Мне необходимо взглянуть на этот документ, и, поверь, не из праздного любопытства.
– Понимаю. Ты его увидишь... как только доставишь ко мне мисс Романель или мисс X, миссис У, кто знает?
– Великолепно. О'кей, Бентли, или, может быть, Чарли? Шишка? Я берусь за это дело. Начиная со второй половины сегодняшнего дня, как только расплююсь с полицией. Только...
– Да? Что-нибудь еще?
– Я только хотел спросить так, чисто гипотетически, если в ходе этого пустячного розыска мне придется покалечить или подстрелить десяток-другой негодяев, Бентли X. Уортингтон согласится лично защищать меня в суде и вытащить меня оттуда без щедрого гонорара?
– Естественно. И потом, клиент покрывает все расходы.
– В том числе и на похороны? Шучу. Все будет о'кей. Пока.
Мы дружно положили трубки. На лежащем передо мной листке дорогой мелованной бумаги был записан номер телефона регистратуры Скоттсдейлского Мемориального госпиталя, и номер палаты на шестом этаже, в которой лежал подстреленный какими-то крутыми ребятами Клод Романель, бывший гангстер. Почему-то мне не очень хотелось звонить ему, но я взялся за дело и у меня были кое-какие вопросы к своему нанимателю, то бишь клиенту. Однако пока что я дал лишь косвенное, опосредованное через адвоката согласие, но, поговорив с Романелем, я уже не смогу включить задний ход. Тогда остается лишь «вперед и с песней», со щитом или на щите. Для меня не были пустым звуком такие понятия как «слово чести», скаутская клятва, просто мужское слово и прочая лабуда.
С другой стороны, я тоже никогда не слышал о существовании некоего Клода Романеля, вплоть до сегодняшнего утра, и этот старый пират заинтриговал меня. Кроме того, передо мной стояла интересная загадка: как отыскать определенного человека, действуя по совершенно новой в частном сыске формуле: пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что?
Но, оглядывая свою прошлую частную практику, я мог припомнить пару интереснейших дел, которые начинались с того, что меня неожиданно вырубали ударом по башке. А начинать расследование, будучи без сознания, все-таки гораздо труднее, нежели имея нормально функционирующую голову, руки и ноги и кое-какие исходные данные, как в настоящем случае. Для разнообразия я просто кое-что кое-где почитаю, позвоню по телефону одному, второму, третьему... Вполне возможно, я решу эту проблему с помощью одного указательного пальца. Но, не ковыряя им в носу, а набирая номера телефонов и разговаривая с людьми о том, о сем и... ни о чем.
Приняв такое решение, я как-то разом потяжелел, как будто притяжение земли вдруг увеличилось вдвое. Мои ноги и задница сразу налились свинцом. Куда подевался тот жизнерадостный утренний «стрекозел», готовый порхать по воздуху от избытка оптимизма?
Я придвинул к себе телефон, который весил не менее тонны.

Глава 2

Клод Романель не был похож на человека, в которого трижды стреляли всего неделю назад. Голос его был тверд, уверен, немного хрипловат.
Скучающей телефонистке, соединившей меня с палатой 608 в западном крыле Скоттсдейлского Мемориального госпиталя, я представился как Вильям В. Вильямс, и через несколько секунд в трубке раздался бодрый громкий голос моего клиента:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43