Неужели пленной птице не удастся вылететь из клетки? Время тянулось медленно, тяжело. Наконец ночная тьма положила конец суете. На крышах смолкли разговоры. С улицы исчезли тележки и играющая детвора. Обезлюдели кофейни. Лишь изредка звучали голоса припозднившихся жителей, спешивших по домам. Вот со стороны Гамалийи прошла компания подвыпивших мужчин, которые орали что-то несвязное. В курильнях остывали жаровни. А где-то здесь в темноте притаились убийцы. Касем решил: «Пора!» – и направился к лестнице, ведущей на крышу. Выбравшись наверх, он перешагнул стенку, отделявшую крышу его дома от соседнего, и хотел бежать дальше, как вдруг какая-то тень преградила ему путь: «Стой!» Касем сразу понял, что и на крышах его поджидает смерть. Он повернул назад, но невидимка крепко схватил его обеими руками. Касем собрал все свои силы, удвоенные страхом, и ударил врага ногой в живот, затем, вырвавшись из его рук, повторил удар. Мужчина упал, не в силах уже подняться. С крыши третьего или четвертого дома донесся приглушенный кашель. Касем решил, что лучше вернуться на крышу своего дома. Остановившись у лестницы, ведущей вниз, он прислушался и услышал шум поднимающихся шагов. Шаги замерли у двери его квартиры. В дверь сильно постучали, потом чем-то ударили, и она распахнулась. Враги ворвались в квартиру, а Касем, не медля ни секунды, сбежал по лестнице во двор и выбежал за ворота. Здесь он тоже наткнулся на тень и бросился в нее, не раздумывая, схватил за горло, боднул головой, ударил ногой в живот и повалил наземь. А сам кинулся бежать к Гамалийе. Сердце его колотилось о ребра. Сейчас они уже обнаружили, что дом пуст, и, вероятно, кто-то из них поднялся на крышу и нашел там своего бездыханного приятеля, а другие наверняка бросились в погоню. Касем, не останавливаясь, пробежал мимо дома своего дяди. Добежав до конца улицы, он еще быстрее заработал ногами. На стыке улицы с Гамалийей перед ним выросла тень, которая громовым голосом прокричала:
– Стой, сукин сын!
Тень взмахнула дубинкой, Касем даже не успел свернуть в сторону. Но в то же мгновение из-за угла появилась другая тень и ударила первую по голове большой палкой. Первая упала с криком, а вторая сказала Касему:
– Бежим скорее!
Это был Хасан. Друзья помчались со всех ног, не разбирая дороги.
83.
В начале улицы аль-Ватавит к ним присоединился Садек, а в конце ее их ожидали Аграма, Лбу Фисада и Хамруш с лошадью, запряженной в повозку. Все быстро уселись, и конь, подгоняемый кнутом возницы, рванулся с места. Несмотря на темноту, повозка двигалась быстро, издавая неприятный скрип, далеко слышный в ночной тиши. Друзья то и дело оборачивались назад, опасаясь погони. Садек, стараясь успокоить остальных, сказал:
– Они побегут к Баб ан-Наср, так как наверняка думают, что ты решишь спрятаться на кладбище.
Но Касем усомнился:
– Они ведь знают, что вы находитесь в другом месте.
Однако повозка катилась быстро, и, по мере того как она удалялась от улицы, они начинали верить, что опасность миновала.
– Вы хорошо все подготовили, похвалил друзей Касем – Спасибо тебе, Садек. Если бы ты не предупредил меня, я был бы уже покойником.
Садек молча пожал ему руку.
Наконец впереди показался рынок Мукаттам. Вокруг было темно и пустынно. Только в хижине муаллима Яхьи горел свет. Из осторожности друзья остановили повозку посреди рыночной площади и пешком направились к хижине. Постучавшись в дверь, Касем назвал себя, и Яхья впустил друзей. Здороваясь, он горячо обнял Касема.
– Я обязан тебе жизнью,– сказал Касем.
– Это чистая случайность,– ответил Яхья.– Но она спасла жизнь человеку, который более, чем кто-либо, достоин жить. Спешите на гору Мукаттам – это надежное убежище.
Касем крепко пожал старику руку, с признательностью глядя ему в лицо, а муаллим продолжал:
– Сегодня ты как Рифаа или Габаль. Когда ты одержишь победу, я вернусь на нашу улицу.
От хижины Яхьи друзья направились к востоку, в сторону горы Мукаттам. Садек шел впереди, указывая путь, который он знал лучше остальных. А на горизонте уже показалась полоска утренней зари. Воздух был влажным от росы. Издалека донеслись крики петухов, возвещавшие о наступлении нового дня. Дойдя до подножия горы, они обогнули ее и добрались до южного склона, где начиналась узкая тропа, ведущая на вершину. Гуськом, ведомые Садеком, они поднялись на гору.
– Мы приготовили для тебя дом в самом центре нашего лагеря,– сказал Садек. – Там сейчас спит Ихсан.
– Дома наши сделаны из листов железа и мешковины, – добавил Аграма.
– Они ненамного хуже, чем дома на нашей улице,– заметил Хасан весело.
– Главное, что среди нас нет ни управляющего, ни футувв,– сказал Касем.
До них донеслись чьи-то голоса, и Садек пояснил:
– Наша новая улица не спит в ожидании твоего прихода.
Все одновременно подняли головы навстречу первым лучам солнца, которые пробились сквозь темноту уходящей ночи. Садек громко крикнул:
– Ау-у!
Из лачуг повысовывались головы мужчин и женщин, послышались радостные восклицания, слова привета. Кто-то запел: «Птичка крылышками машет…» Касем в порыве радости и гордости воскликнул:
– Как нас много!
Садек с не меньшей гордостью откликнулся: Мы построили на вершине горы новую улицу, и жителей ее день ото дня прибывает. Муаллим Яхья указывает путь сюда всем, кто покидает нашу улицу. Трудность наша лишь в том, заметил Хамруш,– что на заработки и за пропитанием нам приходится ходить в самые отдаленные кварталы, чтобы не встретиться ни с кем из жителей нашей улицы.
Мужчины горячо обнимали Касема, женщины жали ему руку. Все выражали радость и желали ему здоровья. Сакина тоже была тут. Она сообщила, что маленькая Ихсан спит в приготовленном для них доме. Касем и встречавшие его прошли вдоль новой улицы, которая состояла из хижин, расположенных в форме квадрата на самой вершине горы. Люди пели и веселились. Словно отзываясь на их радость, небо на горизонте совсем посветлело и походило на море белых роз.
Один из мужчин провозгласил:
– Добро пожаловать, наш футувва Касем! Касем переменился в лице и гневно ответил:
– Да будут прокляты все футуввы! Там, где они есть, нет ни мира, ни спокойствия.
И, обращая свою речь ко всем, продолжал:
– Мы поднимем дубинки, как это сделал Габаль, но во имя милосердия, к которому призывал Рифаа. Мы завладеем имением, но на благо всех, и мы осуществим мечту Адхама. Вот наша цель, а футуввы нам не нужны!
Хасан осторожно подтолкнул Касема к отведенной ему хижине и напомнил окружившим его людям:
– Он всю ночь не сомкнул глаз, дайте же ему немного отдохнуть!
Касем улегся на мешковину рядом с дочерью и сразу же уснул. Проснулся он днем с тяжелой головой, чувствуя усталость во всем теле. Пришла Сакина и принесла ему Ихсан. Касем посадил дочь на колени и стал ласкать ее. Сакина подала ему кувшин воды.
– Эту воду, сообщила она, приносят нам из колонки, из которой когда-то брала воду жена Габаля!
Касем улыбнулся, он любил все, что было связано с воспоминаниями о Габале и Рифаа. Он огляделся вокруг: кроме мешковины на полу и на стенах, в жилище ничего не было. Поцеловав еще раз дочь, он отдал ее Сакине, а сам вышел наружу. Его уже поджидали Садек и Хасан. Он поздоровался и сел между ними. Его удивило, что на улице он заметил только женщин и детей.
– Все мужчины ушли в квартал ас-Сайида Зейнаб за продовольствием, а мы задержались, чтобы удостовериться, что у тебя все в порядке, – сказал Садек.
Касем следил глазами за женщинами, которые готовили пищу и стирали белье на улице, перед хижинами, за ребятишками, резвившимися тут же.
– Хотелось бы знать, довольны женщины этой жизнью? – задумчиво сказал он.
– Они мечтают владеть имением и жить так, как сейчас живет Амина-ханум, жена управляющего! – объяснил Садек.
Касем широко улыбнулся, посмотрел на своих друзей и спросил:
– Что вы думаете по поводу следующего нашего шага? Хасан поднял голову, гордо посаженную на могучих плечах.
– Мы имеем ясное представление о том, чего хотим!
– Но каким образом этого добиться?
– Надо напасть на них внезапно. Однако Садек возразил ему:
– Надо еще обождать, пока к нам не присоединится большинство жителей нашей улицы, а потом уж перейти в наступление. Тогда мы не только победим, но и добьемся победы меньшим числом жертв.
Касем одобрил его:
– Правильно, Садек!
Они умолкли, задумавшись, как вдруг смущенный голосок сказал:
– Еда готова!
Касем поднял глаза и увидел Бадрийю, сестру Садека, которая принесла блюдо бобов и лепешки и смотрела на него улыбающимися глазами.
– Приветствую моего спасителя! – Касем тоже не мог сдержать улыбки.
Бадрийя подала ему миску с едой.
– Да продлит Аллах твои дни!
С этими словами она ушла в хижину Садека, стоявшую рядом с жилищем Касема. На душе у Касема потеплело, и он с аппетитом принялся за еду.
– У меня есть немного денег,– сказал он друзьям,– они нам пригодятся. Мы должны привлечь на свою сторону каждого достойного доверия жителя нашей улицы. Ведь там много бедняков, которые желают нам победы, но их останавливает страх перед футуввами.
Вскоре Хасан с Садеком ушли по своим делам, и Касем остался один. Он решил обойти улицу и приглядеться к жизни людей. Он прошел мимо играющих ребятишек, но никто из них не обернулся на него, зато все женщины с улыбками приветствовали его. Его внимание привлекла старуха с совершенно белой головой, затянутыми мутной поволокой глазами и трясущимся подбородком. Касем подошел к ней, приветливо поздоровался и спросил:
– Кто ты, тетушка?
– Я мать Хамруша,– ответила старуха голосом, подобным шелесту сухих листьев.
– Приветствую тебя от имени всех сыновей. Как же ты решилась покинуть нашу улицу?
– Лучшее место для меня – рядом с сыном. И, немного помолчав, добавила:
– И подальше от футувв.
Ободренная улыбкой Касема, старуха похвасталась:
– В молодости я видела Рифаа!
– Правда?!
– Да, клянусь твоей жизнью! Он был красив и приветлив, но мне и в голову не могло прийти, что именем его будет назван квартал, а поэты станут воспевать его.
Касема очень заинтересовал рассказ старухи.
– А ты не стала его последовательницей, как другие?
– Нет. Ведь тогда и нас никто не знал, и мы сами себя не знали. Если бы не ты, о бродягах так никто и не вспомнил бы.
С любопытством глядя на старую женщину, Касем подумал: «Интересно, как выглядит сейчас наш дед?» Он распрощался с нею ласково, а она долго молилась ему вслед.
Он дошел до того места на вершине горы, где начиналась ведущая вниз тропа, и остановился, глядя на простирающуюся у подножия горы пустыню. Вдали виднелись купола и плоские крыши домов. Отсюда они выглядели как разные черты одного лица. Касем сказал себе, что иначе и быть не может, все это и должно стать единым. Каким маленьким кажется все с высоты! И что такое управляющий Рифат или футувва Лахита?! Если смотреть с высоты, исчезает разница между Рифатом и дядюшкой Закарией. Отсюда трудно разглядеть нашу беспокойную улицу. Ее и не найти, если бы не дом владельца имения, который виден с любого места, дом нашего деда, окруженный высокой стеной, из-за которой выглядывают лишь кроны деревьев. Но дед очень-очень стар и не вызывает прежнего боязливого почтения. Он как солнце, клонящееся к закату. Где ты? И каков ты? Почему кажется, что ты уже совсем не тот? Нарушающие твои заветы живут в двух шагах от твоего дома. А эти женщины и малые дети, укрывшиеся на горе, разве они не ближе твоему сердцу? Ты снова займешь достойное место в глазах людей, когда будут исполнены твои заветы. Мы исполним твои заветы, не убивая управляющего и не трогая футувв. Это так же несомненно, как то, что завтра снова взойдет солнце. Если бы не ты, не было бы у нас ни отца, ни улицы, ни поместья, ни надежды.
Из раздумья его вывел приятный голос:
Кофе, муаллим Касем. Обернувшись, он увидел Бадрийю. Взяв чашку из ее рук, он сказал:
– Ты слишком утруждаешь себя.
– Я рада услужить тебе, господин.
Он с грустью вспомнил Камар и принялся отхлебывать кофе. Бадрийя ждала, пока он допьет, и, глядя друг на друга, они улыбались. Как вкусен кофе на вершине горы, над пустыней!
– Сколько тебе лет, Бадрийя?
– Не знаю.
– Но ты знаешь, почему мы очутились здесь, на горе? Она смущенно пожала плечами.
– Это ты нас сюда привел.
– Я?!
– Ты хочешь победить управляющего и футувв и отдать имение нам. Так говорит мой отец.
Касем улыбнулся и спохватился, что чашка его уже давно пуста. Возвращая ее девушке, он промолвил:
– Уж не знаю, как тебя и благодарить. Зардевшись, она молча пошла прочь. А он глядел ей вслед, тихо говоря:
– Будь счастлива.
84.
Вечернее время отводилось для занятий борьбой. Все мужчины учились драться на палках. К этим нелегким упражнениям они приступали, вернувшись на гору после целого дня трудов, которыми зарабатывали себе и своим близким скудное пропитание.
Касем всегда начинал первым. Его радовало воодушевление, с каким люди готовились к решительному дню. Среди мужчин было много силачей, но все они относились к Касему с любовью, которой никогда не знала наша улица, раздираемая ненавистью.
Дубинки поднимались и опускались, сталкивались с оглушительным стуком. Мальчишки, всегда толпившиеся вокруг, глядели на взрослых и подражали им. Женщины в это время отдыхали или готовили ужин.
Ряды хижин на новой улице становились все длиннее, на нее каждый день приходили новые люди. Садек и Хасан оказались умелыми проповедниками. Они знали настроение всех жителей улицы и настойчиво убеждали тех, кто не привык ни на что надеяться, присоединиться к ушедшим на гору ради того, чтобы надежды осуществились. Садек говорил Касему:
– Мы действуем так активно, что это может побудить наших врагов напасть на нас.
– К нашему лагерю ведет лишь одна узкая тропа,– отвечал Касем.– Если они пойдут по ней, их ждет гибель.
Единственной радостью в его жизни была Ихсан. Он играл с ней, ласкал ее, сам укладывал спать. Но радость эта омрачалась печалью, которую вызывало в Касеме сходство дочери с матерью, с любимой, так рано покинувшей его. Тоска и чувство одиночества охватывали его всякий раз, как он оставался один. А иногда чувство раскаяния, как это случилось на обрыве в день, когда он пил там кофе, в день, когда ощутил на себе ласковый, как дуновение ветерка, взгляд.
Однажды ночью, когда сон бежал от его глаз, гонимый мучительной тоской, он долго ворочался с боку на бок во тьме своей хижины, а потом вышел наружу. Он пошел вдоль рядов хижин, освещенных сиянием звезд, вдыхая живительный воздух летней ночи, такой прохладный на вершине горы. Вдруг кто-то окликнул его:
– Куда ты направляешься в столь поздний час? Касем оглянулся и увидел Садека.
– А почему ты еще не спишь? – спросил он друга.
– Я сидел на пороге и вдруг заметил тебя, а твое общество мне слаще сна.
Шагая бок о бок, дошли до обрыва и остановились там.
– Одиночество временами невыносимо,– признался Касем.
– Надо изгнать его навсегда,– засмеялся Садек. Касем обвел взглядом горизонт. Небо над ним жемчужно светилось, а земля была погружена во мрак.
– Все твои друзья женаты и не знают одиночества,– продолжал Садек.
– На что ты намекаешь? – неодобрительно отозвался Касем.
– Такой мужчина, как ты, не может жить без женщины. Касем чувствовал, что друг его говорит правду, тем не менее слова эти вызывали протест в его душе.
– Как я могу жениться после Камар?! – воскликнул он.
– Если бы она могла слышать то, что я сказал, она согласилась бы со мной,– уверенно заявил Садек.
Касем умолк в замешательстве, противоречивые чувства обуревали его.
– Мне это кажется предательством – жениться после такой любви и преданности.
– Мертвым наша преданность ни к чему!
Что он думает на самом деле, этот добряк? Говорит ли он искренне или просто хочет оправдать друга? Ведь истина иногда имеет такой горький привкус! Да и сам ты не до конца откровенен с собой, не хочешь разобраться в своей душе так же прямо и честно, как разбираешься в делах своей улицы. А ведь мир души твоей создал тот же, кто создал звезды в небе. И ты должен себе признаться, что сердце твое бьется, как оно билось и в первый раз. Касем громко вздохнул, а Садек сказал:
– Ты очень нуждаешься в том, чтобы рядом с тобой была любящая душа.
Когда Касем вернулся к своей хижине, то увидел Сакину, стоящую на пороге. В глазах ее были вопрос и тревога.
– Я заметила, как ты вышел в то время, когда должен был спать глубоким сном!
Он был так поглощен своими мыслями, что неожиданно для самого себя воскликнул:
– Взгляни на этого Садека, он уговаривает меня жениться!
Сакина, словно она только и ждала этого случая, откликнулась:
– Я еще раньше хотела с тобой об этом поговорить.
– Ты?!
– Да, господин мой. Сердце мое надрывается, когда я вижу, как ты маешься и тоскуешь в одиночестве.
– Я не одинок,– ответил он, обводя рукой ряды хижин,– все они со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Стой, сукин сын!
Тень взмахнула дубинкой, Касем даже не успел свернуть в сторону. Но в то же мгновение из-за угла появилась другая тень и ударила первую по голове большой палкой. Первая упала с криком, а вторая сказала Касему:
– Бежим скорее!
Это был Хасан. Друзья помчались со всех ног, не разбирая дороги.
83.
В начале улицы аль-Ватавит к ним присоединился Садек, а в конце ее их ожидали Аграма, Лбу Фисада и Хамруш с лошадью, запряженной в повозку. Все быстро уселись, и конь, подгоняемый кнутом возницы, рванулся с места. Несмотря на темноту, повозка двигалась быстро, издавая неприятный скрип, далеко слышный в ночной тиши. Друзья то и дело оборачивались назад, опасаясь погони. Садек, стараясь успокоить остальных, сказал:
– Они побегут к Баб ан-Наср, так как наверняка думают, что ты решишь спрятаться на кладбище.
Но Касем усомнился:
– Они ведь знают, что вы находитесь в другом месте.
Однако повозка катилась быстро, и, по мере того как она удалялась от улицы, они начинали верить, что опасность миновала.
– Вы хорошо все подготовили, похвалил друзей Касем – Спасибо тебе, Садек. Если бы ты не предупредил меня, я был бы уже покойником.
Садек молча пожал ему руку.
Наконец впереди показался рынок Мукаттам. Вокруг было темно и пустынно. Только в хижине муаллима Яхьи горел свет. Из осторожности друзья остановили повозку посреди рыночной площади и пешком направились к хижине. Постучавшись в дверь, Касем назвал себя, и Яхья впустил друзей. Здороваясь, он горячо обнял Касема.
– Я обязан тебе жизнью,– сказал Касем.
– Это чистая случайность,– ответил Яхья.– Но она спасла жизнь человеку, который более, чем кто-либо, достоин жить. Спешите на гору Мукаттам – это надежное убежище.
Касем крепко пожал старику руку, с признательностью глядя ему в лицо, а муаллим продолжал:
– Сегодня ты как Рифаа или Габаль. Когда ты одержишь победу, я вернусь на нашу улицу.
От хижины Яхьи друзья направились к востоку, в сторону горы Мукаттам. Садек шел впереди, указывая путь, который он знал лучше остальных. А на горизонте уже показалась полоска утренней зари. Воздух был влажным от росы. Издалека донеслись крики петухов, возвещавшие о наступлении нового дня. Дойдя до подножия горы, они обогнули ее и добрались до южного склона, где начиналась узкая тропа, ведущая на вершину. Гуськом, ведомые Садеком, они поднялись на гору.
– Мы приготовили для тебя дом в самом центре нашего лагеря,– сказал Садек. – Там сейчас спит Ихсан.
– Дома наши сделаны из листов железа и мешковины, – добавил Аграма.
– Они ненамного хуже, чем дома на нашей улице,– заметил Хасан весело.
– Главное, что среди нас нет ни управляющего, ни футувв,– сказал Касем.
До них донеслись чьи-то голоса, и Садек пояснил:
– Наша новая улица не спит в ожидании твоего прихода.
Все одновременно подняли головы навстречу первым лучам солнца, которые пробились сквозь темноту уходящей ночи. Садек громко крикнул:
– Ау-у!
Из лачуг повысовывались головы мужчин и женщин, послышались радостные восклицания, слова привета. Кто-то запел: «Птичка крылышками машет…» Касем в порыве радости и гордости воскликнул:
– Как нас много!
Садек с не меньшей гордостью откликнулся: Мы построили на вершине горы новую улицу, и жителей ее день ото дня прибывает. Муаллим Яхья указывает путь сюда всем, кто покидает нашу улицу. Трудность наша лишь в том, заметил Хамруш,– что на заработки и за пропитанием нам приходится ходить в самые отдаленные кварталы, чтобы не встретиться ни с кем из жителей нашей улицы.
Мужчины горячо обнимали Касема, женщины жали ему руку. Все выражали радость и желали ему здоровья. Сакина тоже была тут. Она сообщила, что маленькая Ихсан спит в приготовленном для них доме. Касем и встречавшие его прошли вдоль новой улицы, которая состояла из хижин, расположенных в форме квадрата на самой вершине горы. Люди пели и веселились. Словно отзываясь на их радость, небо на горизонте совсем посветлело и походило на море белых роз.
Один из мужчин провозгласил:
– Добро пожаловать, наш футувва Касем! Касем переменился в лице и гневно ответил:
– Да будут прокляты все футуввы! Там, где они есть, нет ни мира, ни спокойствия.
И, обращая свою речь ко всем, продолжал:
– Мы поднимем дубинки, как это сделал Габаль, но во имя милосердия, к которому призывал Рифаа. Мы завладеем имением, но на благо всех, и мы осуществим мечту Адхама. Вот наша цель, а футуввы нам не нужны!
Хасан осторожно подтолкнул Касема к отведенной ему хижине и напомнил окружившим его людям:
– Он всю ночь не сомкнул глаз, дайте же ему немного отдохнуть!
Касем улегся на мешковину рядом с дочерью и сразу же уснул. Проснулся он днем с тяжелой головой, чувствуя усталость во всем теле. Пришла Сакина и принесла ему Ихсан. Касем посадил дочь на колени и стал ласкать ее. Сакина подала ему кувшин воды.
– Эту воду, сообщила она, приносят нам из колонки, из которой когда-то брала воду жена Габаля!
Касем улыбнулся, он любил все, что было связано с воспоминаниями о Габале и Рифаа. Он огляделся вокруг: кроме мешковины на полу и на стенах, в жилище ничего не было. Поцеловав еще раз дочь, он отдал ее Сакине, а сам вышел наружу. Его уже поджидали Садек и Хасан. Он поздоровался и сел между ними. Его удивило, что на улице он заметил только женщин и детей.
– Все мужчины ушли в квартал ас-Сайида Зейнаб за продовольствием, а мы задержались, чтобы удостовериться, что у тебя все в порядке, – сказал Садек.
Касем следил глазами за женщинами, которые готовили пищу и стирали белье на улице, перед хижинами, за ребятишками, резвившимися тут же.
– Хотелось бы знать, довольны женщины этой жизнью? – задумчиво сказал он.
– Они мечтают владеть имением и жить так, как сейчас живет Амина-ханум, жена управляющего! – объяснил Садек.
Касем широко улыбнулся, посмотрел на своих друзей и спросил:
– Что вы думаете по поводу следующего нашего шага? Хасан поднял голову, гордо посаженную на могучих плечах.
– Мы имеем ясное представление о том, чего хотим!
– Но каким образом этого добиться?
– Надо напасть на них внезапно. Однако Садек возразил ему:
– Надо еще обождать, пока к нам не присоединится большинство жителей нашей улицы, а потом уж перейти в наступление. Тогда мы не только победим, но и добьемся победы меньшим числом жертв.
Касем одобрил его:
– Правильно, Садек!
Они умолкли, задумавшись, как вдруг смущенный голосок сказал:
– Еда готова!
Касем поднял глаза и увидел Бадрийю, сестру Садека, которая принесла блюдо бобов и лепешки и смотрела на него улыбающимися глазами.
– Приветствую моего спасителя! – Касем тоже не мог сдержать улыбки.
Бадрийя подала ему миску с едой.
– Да продлит Аллах твои дни!
С этими словами она ушла в хижину Садека, стоявшую рядом с жилищем Касема. На душе у Касема потеплело, и он с аппетитом принялся за еду.
– У меня есть немного денег,– сказал он друзьям,– они нам пригодятся. Мы должны привлечь на свою сторону каждого достойного доверия жителя нашей улицы. Ведь там много бедняков, которые желают нам победы, но их останавливает страх перед футуввами.
Вскоре Хасан с Садеком ушли по своим делам, и Касем остался один. Он решил обойти улицу и приглядеться к жизни людей. Он прошел мимо играющих ребятишек, но никто из них не обернулся на него, зато все женщины с улыбками приветствовали его. Его внимание привлекла старуха с совершенно белой головой, затянутыми мутной поволокой глазами и трясущимся подбородком. Касем подошел к ней, приветливо поздоровался и спросил:
– Кто ты, тетушка?
– Я мать Хамруша,– ответила старуха голосом, подобным шелесту сухих листьев.
– Приветствую тебя от имени всех сыновей. Как же ты решилась покинуть нашу улицу?
– Лучшее место для меня – рядом с сыном. И, немного помолчав, добавила:
– И подальше от футувв.
Ободренная улыбкой Касема, старуха похвасталась:
– В молодости я видела Рифаа!
– Правда?!
– Да, клянусь твоей жизнью! Он был красив и приветлив, но мне и в голову не могло прийти, что именем его будет назван квартал, а поэты станут воспевать его.
Касема очень заинтересовал рассказ старухи.
– А ты не стала его последовательницей, как другие?
– Нет. Ведь тогда и нас никто не знал, и мы сами себя не знали. Если бы не ты, о бродягах так никто и не вспомнил бы.
С любопытством глядя на старую женщину, Касем подумал: «Интересно, как выглядит сейчас наш дед?» Он распрощался с нею ласково, а она долго молилась ему вслед.
Он дошел до того места на вершине горы, где начиналась ведущая вниз тропа, и остановился, глядя на простирающуюся у подножия горы пустыню. Вдали виднелись купола и плоские крыши домов. Отсюда они выглядели как разные черты одного лица. Касем сказал себе, что иначе и быть не может, все это и должно стать единым. Каким маленьким кажется все с высоты! И что такое управляющий Рифат или футувва Лахита?! Если смотреть с высоты, исчезает разница между Рифатом и дядюшкой Закарией. Отсюда трудно разглядеть нашу беспокойную улицу. Ее и не найти, если бы не дом владельца имения, который виден с любого места, дом нашего деда, окруженный высокой стеной, из-за которой выглядывают лишь кроны деревьев. Но дед очень-очень стар и не вызывает прежнего боязливого почтения. Он как солнце, клонящееся к закату. Где ты? И каков ты? Почему кажется, что ты уже совсем не тот? Нарушающие твои заветы живут в двух шагах от твоего дома. А эти женщины и малые дети, укрывшиеся на горе, разве они не ближе твоему сердцу? Ты снова займешь достойное место в глазах людей, когда будут исполнены твои заветы. Мы исполним твои заветы, не убивая управляющего и не трогая футувв. Это так же несомненно, как то, что завтра снова взойдет солнце. Если бы не ты, не было бы у нас ни отца, ни улицы, ни поместья, ни надежды.
Из раздумья его вывел приятный голос:
Кофе, муаллим Касем. Обернувшись, он увидел Бадрийю. Взяв чашку из ее рук, он сказал:
– Ты слишком утруждаешь себя.
– Я рада услужить тебе, господин.
Он с грустью вспомнил Камар и принялся отхлебывать кофе. Бадрийя ждала, пока он допьет, и, глядя друг на друга, они улыбались. Как вкусен кофе на вершине горы, над пустыней!
– Сколько тебе лет, Бадрийя?
– Не знаю.
– Но ты знаешь, почему мы очутились здесь, на горе? Она смущенно пожала плечами.
– Это ты нас сюда привел.
– Я?!
– Ты хочешь победить управляющего и футувв и отдать имение нам. Так говорит мой отец.
Касем улыбнулся и спохватился, что чашка его уже давно пуста. Возвращая ее девушке, он промолвил:
– Уж не знаю, как тебя и благодарить. Зардевшись, она молча пошла прочь. А он глядел ей вслед, тихо говоря:
– Будь счастлива.
84.
Вечернее время отводилось для занятий борьбой. Все мужчины учились драться на палках. К этим нелегким упражнениям они приступали, вернувшись на гору после целого дня трудов, которыми зарабатывали себе и своим близким скудное пропитание.
Касем всегда начинал первым. Его радовало воодушевление, с каким люди готовились к решительному дню. Среди мужчин было много силачей, но все они относились к Касему с любовью, которой никогда не знала наша улица, раздираемая ненавистью.
Дубинки поднимались и опускались, сталкивались с оглушительным стуком. Мальчишки, всегда толпившиеся вокруг, глядели на взрослых и подражали им. Женщины в это время отдыхали или готовили ужин.
Ряды хижин на новой улице становились все длиннее, на нее каждый день приходили новые люди. Садек и Хасан оказались умелыми проповедниками. Они знали настроение всех жителей улицы и настойчиво убеждали тех, кто не привык ни на что надеяться, присоединиться к ушедшим на гору ради того, чтобы надежды осуществились. Садек говорил Касему:
– Мы действуем так активно, что это может побудить наших врагов напасть на нас.
– К нашему лагерю ведет лишь одна узкая тропа,– отвечал Касем.– Если они пойдут по ней, их ждет гибель.
Единственной радостью в его жизни была Ихсан. Он играл с ней, ласкал ее, сам укладывал спать. Но радость эта омрачалась печалью, которую вызывало в Касеме сходство дочери с матерью, с любимой, так рано покинувшей его. Тоска и чувство одиночества охватывали его всякий раз, как он оставался один. А иногда чувство раскаяния, как это случилось на обрыве в день, когда он пил там кофе, в день, когда ощутил на себе ласковый, как дуновение ветерка, взгляд.
Однажды ночью, когда сон бежал от его глаз, гонимый мучительной тоской, он долго ворочался с боку на бок во тьме своей хижины, а потом вышел наружу. Он пошел вдоль рядов хижин, освещенных сиянием звезд, вдыхая живительный воздух летней ночи, такой прохладный на вершине горы. Вдруг кто-то окликнул его:
– Куда ты направляешься в столь поздний час? Касем оглянулся и увидел Садека.
– А почему ты еще не спишь? – спросил он друга.
– Я сидел на пороге и вдруг заметил тебя, а твое общество мне слаще сна.
Шагая бок о бок, дошли до обрыва и остановились там.
– Одиночество временами невыносимо,– признался Касем.
– Надо изгнать его навсегда,– засмеялся Садек. Касем обвел взглядом горизонт. Небо над ним жемчужно светилось, а земля была погружена во мрак.
– Все твои друзья женаты и не знают одиночества,– продолжал Садек.
– На что ты намекаешь? – неодобрительно отозвался Касем.
– Такой мужчина, как ты, не может жить без женщины. Касем чувствовал, что друг его говорит правду, тем не менее слова эти вызывали протест в его душе.
– Как я могу жениться после Камар?! – воскликнул он.
– Если бы она могла слышать то, что я сказал, она согласилась бы со мной,– уверенно заявил Садек.
Касем умолк в замешательстве, противоречивые чувства обуревали его.
– Мне это кажется предательством – жениться после такой любви и преданности.
– Мертвым наша преданность ни к чему!
Что он думает на самом деле, этот добряк? Говорит ли он искренне или просто хочет оправдать друга? Ведь истина иногда имеет такой горький привкус! Да и сам ты не до конца откровенен с собой, не хочешь разобраться в своей душе так же прямо и честно, как разбираешься в делах своей улицы. А ведь мир души твоей создал тот же, кто создал звезды в небе. И ты должен себе признаться, что сердце твое бьется, как оно билось и в первый раз. Касем громко вздохнул, а Садек сказал:
– Ты очень нуждаешься в том, чтобы рядом с тобой была любящая душа.
Когда Касем вернулся к своей хижине, то увидел Сакину, стоящую на пороге. В глазах ее были вопрос и тревога.
– Я заметила, как ты вышел в то время, когда должен был спать глубоким сном!
Он был так поглощен своими мыслями, что неожиданно для самого себя воскликнул:
– Взгляни на этого Садека, он уговаривает меня жениться!
Сакина, словно она только и ждала этого случая, откликнулась:
– Я еще раньше хотела с тобой об этом поговорить.
– Ты?!
– Да, господин мой. Сердце мое надрывается, когда я вижу, как ты маешься и тоскуешь в одиночестве.
– Я не одинок,– ответил он, обводя рукой ряды хижин,– все они со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48