Глухо застонав, Джулия закрыла глаза руками. Муфтий же погладил бороду и так ответил на льстивое предсказание:
– Это очень странные видения, и, кажется, в них не стоит уж слишком верить. А может, эти предсказания говорят о тебе, Абу эль-Касим, перекликаясь с твоими собственными снами, и не имеют к моему будущему никакого отношения. Даже не знаю, что обо всем этом и думать… Бедный продавец благовоний не отдает за простой совет двадцать золотых. Хватить хитрить, давай говорить начистоту. Прикажи рабам покинуть комнату. Пусть оставят нас одних. Нам надо потолковать с глазу на глаз, призвав в свидетели одного Аллаха.
Абу эль-Касим немедленно велел нам удалиться и, плотно затворив за нами дверь, приказал Антти сторожить у входа, чтобы никто не помешал его беседе с муфтием.
Ученый муфтий оставался в нашем доме до глубокой ночи, а когда наконец ушел, прикрыв лицо полой халата и засунув бороду за пояс, Абу эль-Касим отправил Джулию спать, меня же позвал к себе и, бросив еще один кусочек амбры на тлеющие уголья, заговорил:
– Наконец-то мои замыслы приобретают реальные очертания! Можешь не волноваться – муфтий нас не выдаст. Он, разумеется, не собирается лезть на рожон, дав Джулии официальное разрешение предсказывать будущее, – это слишком опасно для почтенного старца, – но он обещал не вмешиваться в ее дела, так что Джулия может спокойно заниматься ворожбой в бане.
Таким-то образом Абу эль-Касим, дергая за разные ниточки, неспешно плел сеть, д которой должен был со временем запутаться Селим бен-Хафс. Однако я никак не мог успокоиться. Меня серьезно взволновали угрозы муфтия насчет обрезания, и, не выдержав, я спросил Абу эль-Касима, нельзя ли нам с Антти избежать этой ужасной операции. Ехидно улыбаясь, хозяин ответил:
– Не понимаю, почему ты так переживаешь из-за такой мелочи, Микаэль эль-Хаким. Обрезание поможет тебе снискать уважение всех правоверных. В этот радостный день ты проедешь по городу на белом осле, получишь много подарков и все будут радоваться твоему окончательному обращению в истинную веру.
Я резко ответил, что меня вовсе не прельщает прогулка по городу на белом осле и что я не собираюсь выставлять себя на всеобщее посмешище; к тому же, невзначай заметил я, операция может повредить здоровью Антти, который явно становится лучшим борцом на базарной площади, я же без Антти никогда не соглашусь на обрезание, ибо мы братья и когда-нибудь вместе войдем во врата рая.
Однако Абу эль-Касима нелегко было провести, и он тут же согласился, не вдаваясь в споры:
– Хорошо, хорошо! Всему свое время. Я человек терпеливый и дождусь, когда твой брат Антти – и в самом деле отличный борец – оправдает наконец мои надежды.

4

Надежды Абу эль-Касима в самом деле вскоре оправдались. Несколько дней спустя, когда он, как обычно, отправился на базар, а борцы собрались обсудить очередность боев, на площади появился рослый чернокожий атлет. Он пришел в сопровождении вооруженной охраны и сразу же стал вызывать борцов на бой, колотя себя кулаками в грудь.
– Искандер! Искандер! – орал негр. – Выходи, я хочу оборвать тебе уши! А потом сражусь с Антаром, о котором так много говорят. Я вызываю вас на бой!
Борцы забеспокоились, о чем-то пошептались и решили предостеречь Антти:
– Негр – сильнейший борец Селима бен-Хафса. Не зли его, позволь победить себя, пусть берет награду и уходит отсюда. Если ты одолеешь его, тебя заставят бороться с атлетами султана. Возможно, ты победишь многих, но в конце концов наступит день, когда тебе свернут шею.
Однако Антти ничуть не испугался и весело ответил:
– Вот это соперник по мне! Иди, Искандер, и позволь ему победить себя, однако сразу не сдавайся, пусть негр узнает, почем фунт лиха. Кажется, ваша вера не слишком глубока, раз вы не понимаете, что все в этом мире вершится по воле Аллаха. И если такова воля Его, сегодня здесь, на базаре, состоится мой последний бой. Потом я буду сражаться только в присутствии султана и его сановников.
Слова Антти произвели неожиданное впечатление – опекуны и хозяева борцов пришли в невероятное возбуждение, все засуетились и начали бросать на рваный платок Абу эль-Касима серебро и золото. Стражники, образовав круг, оттеснили зрителей и случайных зевак, а лоснящийся от оливкового масла борец султана Селима, подпрыгивая в центре круга, стал вызывать на поединок всех подряд. Искандер, заклиная его именем Аллаха придерживаться правил боя, вступил в круг, но только они сошлись, как Искандер, пролетев по воздуху, грохнулся оземь, подняв тучи пыли. Лежа, борец принялся со стонами ощупывать свои руки и ноги, проверяя, нет ли переломов или других серьезных увечий. После Искандера вызов чернокожего силача приняло еще несколько борцов, и всех их атлет султана победил без особого труда. Однако легкая усталость и одышка заставили великана задуматься; почувствовав подвох, он прокричал:
– Так где же ваш знаменитый Антар? Я пришел сюда, чтобы схватиться с ним, и не собираюсь торчать на этой площади весь день – мне давно пора быть в бане и отдыхать.
Не обращая внимания на предостережения борцов, Антти сразу же вступил в круг. Впрочем, негр, видимо, все же немного опасался моего брата, ибо проверял силу, ловкость и выносливость Антти, долго кружа и не приближаясь к нему, а потом внезапно ринулся вперед, пытаясь, как бык, изо всех сил ударить противника головой в живот и вышибить из него дух. Но Антти ловко увернулся, схватил негра за талию и броском через плечо подкинул его высоко вверх. Борец султана взвыл от ярости. Он отчаянно замахал в воздухе руками, он все же сумел приземлиться на ноги – сказались его большой опыт и тренированность. И тогда Антти, пользуясь удобным случаем, сделал подножку, и негр растянулся в пыли. Антти тут же навалился на соперника, стиснул ему горло, прижал голову к земле и проговорил вызывающим тоном:
– Так кто из нас двоих глотает пыль?
По площади вдруг прокатился крик ужаса – разъяренный негр схватил Антти за ногу и вонзил ему зубы в икру. От неожиданности и резкой боли Антти ослабил захват, и негр выскользнул из-под своего противника.
Оба, кувыркаясь и катаясь по земле, пытались взять верх друг над другом, к тому же жестокий негр не упускал случая использовать любой недозволенный прием, лишь бы одолеть соперника. Ни один из них не придерживался больше никаких правил честной борьбы, и в конце концов, истекая кровью, с разбитыми лицами и разодранными чуть ли не в клочья ушами, борцы ослабили хватку и прервали бой. Негр явно устал; он опустил руки, выплюнул сгусток крови и, сделав над собой усилие, попытался улыбнуться. Странная гримаса исказила его темное лицо, и он неохотно признал:
– Ты по праву заслужил свою славу, Антар, и даже немного разбираешься в борьбе без правил, которую вы называете тяжелой. Но мне нельзя сознательно подвергать себя опасности в отсутствие моего господина, султана Селима бен-Хафса, поэтому вызываю тебя на бой завтра, перед лицом владыки Алжира, и не сомневаюсь, что тот из нас, кто переживет поединок, получит достойную награду.
Негр украдкой огляделся по сторонам, смущенно отирая кровь с ушей и губ и стараясь выиграть время, чтобы прийти в себя. Но из толпы вдруг послышались громкие, грубые выкрики, и ненависть людей к Селиму бен-Хафсу вылилась в проклятия, оскорбления и жуткую брань, которыми зеваки осыпали коварного борца султана.
Даже Антти, тяжело дыша, воскликнул:
– Ты укусил меня, грязная свинья, и завтра у меня распухнет нога! Да я не удивлюсь, если заболею бешенством от твоего ядовитого укуса! Но завтра и ты испытаешь остроту моих зубов, и уверяю тебя, челюсти мои могут дробить кости.
Как только чернокожий атлет в сопровождении своих телохранителей удалился восвояси, Абу эль-Касим разразился воплями и стенаниями, разодрал на себе одежды и вырвал полбороды, проклиная тот день, когда появился на свет. Торговец ругал Антти, колотил его палкой по голове и орал, что мой брат своим ослиным упрямством обратил в прах все надежды своего господина на мизерные доходы. Ибо какой прок от калеки, неспособного даже носить дрова, – а именно таким и станет Антти, если завтра проиграет бой. В случае же победы Абу эль-Касим навсегда потеряет своего раба – султан без зазрения совести купит Антти, даже не спрашивая мнения несчастного Абу.
Борцы, искренне радуясь победе Антти, набросились на Абу эль-Касима, назвали его жестоким и несправедливым сквалыгой, вырвали у него из рук палку и торжественно проводили нас домой. Там я смог наконец осмотреть брата, промыть глубокую и болезненную рану на ноге, отереть кровь с лица и смазать целебным снадобьем синяки и царапины. Дружеское отношение борцов к Антти смягчило гнев нашего хозяина, он успокоился, и его негодование как рукой сняло. Он, видимо, решил уповать на милосердие Аллаха, ибо неожиданно улыбнулся, велел зажарить барана, сварить котел каши и пригласил борцов отведать нашего угощения.
После ужина, когда муэдзин призвал на закате правоверных к вечерней молитве, борцы совершили омовение, отбили поклоны, и каждый атлет прочитал два, три, а то и десять строк из Корана, желая Антти успеха. После этого борцы сказали:
– Аллах велик и милосерд, однако даже Ему легче помочь человеку, который уповает не только на помощь Божью, но и на собственные силы.
И люди эти оставались у нас до глубокой ночи, обучая Антти всем секретам и приемам боя, какие только были им известны. Меня же позвал к себе Абу эль-Касим и заявил:
– Такова воля Аллаха, и, похоже, это единственная возможность для тебя запросто проникнуть в касбу Селима бен-Хафса, не вызывая подозрений. Осмотрись там хорошенько, попытайся познакомиться с нужными людьми. Я дам тебе немного серебра и золота, упрячь деньги к себе в пояс. Если же случайно уронишь монету, ни в коем случае не поднимай ее, ибо негоже скряжничать во дворце султана.
В полночь Абу эль-Касим проводил борцов, и все мы отправились спать. Вскоре Антти уже храпел так, что тряслись стены. Мы не стали будить его на рассвете, перед утренней молитвой – Абу эль-Касим совершил намаз от имени моего брата. Только когда он сам проснулся, мы отвели его в баню, потом хорошенько размяли ему все тело, обрили голову, чтобы противник не мог вцепиться Антти в волосы, и натерли его лучшим маслом, какое нашлось в доме Абу эль-Касима.
В полдень борцы с базарной площади, все как один, явились к нам. Они наделали много шума, когда, по очереди сажая Антти к себе на плечи, несли его по крутой улочке на вершину холма, к касбе султана Селима бен-Хафса. Атлеты не разрешили Антти идти, чтобы поберечь больную ногу до поединка.
Галдящая, стоголосая толпа, благословляя и желая всяческих благ, провожала нас до места казней у главных ворот крепости, однако вид многочисленные, вооруженных до зубов стражников и человеческих останков, висящих на крючьях, напомнил людям о неотложных делах, и притихшие зеваки быстро рассеялись, спеша в город по важным делам. Довольно большая группа любителей всех видов борьбы все же прошла за нами во внешний двор касбы. В воротах стражники тщательно обыскали нас, заставили снять халаты и ощупали даже швы и складки нашей одежды; во дворец непросто было пронести даже самый маленький нож.
С окруженного казармами и кухонными постройками внешнего двора мы прошли во двор внутренний; в воротах нас снова обыскали стражники. Дальше нам идти запретили. Мы оказались перед каменной стеной с прекрасной кованой калиткой-решеткой, сквозь которую виднелся фонтан, бивший на террасе, и множество вечнозеленых деревьев. В самом же дворе, куда нас только что впустили, был бассейн с прохладной водой, а под навесом, который поддерживали тонкие стройные колонны, возвышался трон султана, заваленный мягкими бархатными подушками. Вокруг трона плотным кольцом стояли стражники, они же указывали гостям их места.
Небольшую арену заблаговременно посыпали толстым слоем песка, чтобы борец, упав на голову, не свернул себе шею. Однако песок, делая падение более безопасным, сковывал движения, мешая соперникам быстро перемещаться по арене и увертываться от ударов, так что в конечном счете в поединке побеждала грубая сила, а не искусство борцов.
Огромная толпа придворных, евнухов, мамлюков, негров и накрашенных мальчиков вскоре заполнила двор. Все они занимали места перед зрителями, прибывшими из города. В забранных решетками окнах за султанским троном появились женские головки с лицами, закрытыми чадрами.
Внезапно в каменной стене распахнулась калитка-решетка, и по ступенькам нетвердым шагом спустился во двор Селим бен-Хафс в окружении своих ближайших сотрапезников. На отекшем лице султана, лоснившемся от всяческих притираний, лежала печать вечной скуки и скверного настроения; под глазами у Селима были мешки от чрезмерного употребления опия – и выглядел этот человек ужасно. Он смотрел по сторонам с полуоткрытым ртом, а его нижняя губа отвисла и дрожала сильнее, чем обычно.
Двое придворных борцов со злобными лицами немедленно вышли на арену и закружились в схватке, поднимая тучи пыли. Оба противника избегали наносить друг другу увечья, и бой скорее походил на балаганное представление, чем на настоящий поединок. Такая игра быстро наскучила Селиму бен-Хафсу, и, всерьез разозлившись, он приказал борцам немедленно покинуть арену и наградил их должностью носильщиков дров, что, насколько я понял, скорее обрадовало, чем огорчило атлетов.
Бои продолжались, а я тем временем бродил среди зрителей, постоянно переходя с места на место, словно раздумывая, где бы мне устроиться поудобнее. Таким образом я беспрепятственно обошел весь двор, заглянул во все окна, и никто даже не попытался меня остановить. В конце концов я прошмыгнул во дворец, пробежался по пустым залам, ибо все ушли смотреть состязания борцов, и даже спустился в подвалы; и только на кухне я наткнулся на одного юного поваренка. Удивленный моим неожиданным появлением, он спросил, что мне тут надо. И я ответил ему:
– Я – брат знаменитого борца Антара, такой же раб, как и ты, а здесь ищу отхожее место, ибо очень волнуюсь за моего возлюбленного брата, которому предстоит жестокая схватка со знаменитым атлетом султана Селима бен-Хафса.
Мальчик посочувствовал мне и провел в отхожее место для прислуги, а потом мы долго по-дружески болтали с поваренком, и он остался доволен нашей встречей, тем более, что я отблагодарил его за любезность двумя серебряными монетами. Поваренок был страшно доволен и на радостях показал мне большую дворцовую кухню, а также поведал, сколько изысканных блюд готовят здесь ежедневно для султана, каким образом доставляют их в залы и сколько раз снимают пробы, пока кушанья не окажутся наконец на столе владыки Алжира.
Я стал расспрашивать его о жизни женщин в гареме. Джулия, встречавшаяся с этими особами в городской бане, рассказывала нам о них вечерами. Поваренок же с хитрой улыбочкой заявил:
– Наш господин презирает своих жен и пренебрегает ими, предоставляя им слишком много свободы. Женщинам он предпочитает мальчиков. За пару серебряных монет – может, у тебя случайно еще осталось серебро? – я готов открыть тебе великую тайну, которая, конечно же, будет тебе интересна, ибо человек ты любознательный.
Тут я, словно невзначай, уронил на пол блестящую золотую монету и, сделав вид, что не заметил пропажи, не оборачиваясь, двинулся дальше. Мальчишка, быстро оглядевшись по сторонам, поднял с пола золотой и провел меня по узеньким ступенькам в тесный коридор, в конце которого виднелась дверь, окованная железом.
– И вовсе это никакая не тайна, – неожиданно выпалил поваренок. – Дверь эта открывается часто и совершенно бесшумно, пропуская тех, кто не хочет появляться у больших золотых ворот, ведущих в гарем. Когда ночной гость уходит, все рабы и слуги поворачиваются к двери спиной, чтобы не видеть, кто же покидает покои султанских жен; а тот, кто спешит внутрь, ослепляет любопытные глаза челяди блеском золота и серебра.
Со двора донесся звон колокольчиков, и мы поторопились занять места среди зрителей, чтобы не пропустить самого интересного боя. Но все это время меня не покидало беспокойство. Мне – как некогда в доме еврея Синана – казалось, будто чьи-то невидимые глаза неотрывно следят за каждым моим шагом. Поскорее протолкавшись к Абу эль-Касиму, я буквально прилип к нему и застыл, не шевелясь и внимательно наблюдая за поединком. Я пытался таким образом доказать любопытным глазам, что единственной целью моих прогулок по дворцу Селима были поиски отхожего места.
В круг, очерченный для боя, вступили Антти и чернокожий борец султана. Нежный перезвон серебряных колокольчиков оповестил о начале поединка. Оба соперника приветствовали Селима бен-Хафса, но тот ответил лишь вялым взмахом руки, приказывая начинать борьбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33