А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Почему вы решили стать графом Борсини?
— Это была идея Маргарет. Она сказала, что в моих жилах течет благородная кровь, и карьера моя будет удачнее, если я присвою себе титул. А это значило, что я должен выдавать себя за иностранца. Я не мог стать французом, потому что недостаточно хорошо говорю по-французски. Очень немногие англичане знают итальянский, поэтому-то я и стал графом Борсини. Я помню тот вечер, когда мы выбрали имя. Мы с Барри сидели за бутылкой вина. Вино было из виноградников Борсини, и мы решили, что я стану младшим сыном графа Борсини.
— И допустили ошибку, поместив эти виноградники в Венеции, — напомнила я.
— А, ты вспоминаешь мой просчет? Я надеялся, что ты его не заметишь.
— И ты никогда не собирался сказать нам, кто ты, Эндрю? — спросила я. — Когда и Барри, и Маргарет умерли, ведь не было больше необходимости молчать.
— Я все время хотел тебе сказать, но не мог найти брачный контракт. А без этого документа я чувствовал, что не могу рассчитывать на твою дружбу. Подумаешь, какой-то внебрачный сын! Ты бы стыдилась меня. Я надеялся, что, когда вы будете оборудовать студию, у меня появится возможность обыскать комнату Барри. Я знал, что у него сохранился этот контракт, потому что однажды он показывал нам его в Линдфильде. Маргарет была тронута, что он хранил его все эти годы. А вчера, когда я приехал к вам, Стептоу встретился со мной и заговорил о брачном контракте. Он как-то раньше выследил меня в Линдфильде. Этот негодяй рылся в вещах Барри, когда тот еще был жив, и видел этот брачный контракт. Барри вырвал бумагу у него из рук, и он не успел прочитать имя невесты. И с тех самых пор Стептоу искал документ, но так и не смог найти.
Он знал, что Барри встречается со мной в Танбридже, в то время, когда все считали, что он в Лондоне. Но он ни разу не видел Маргарет. Она очень редко выходила из дома. Не думаю, что Стептоу смог понять все происходящее. Он был вором и заподозрил только лишь финансовое мошенничество. На самом деле не было ничего противозаконного в том, что Барри продавал драгоценности, которые привез из Индии. Изумрудное ожерелье, кольцо с сапфиром и несколько других вещиц. Бриллиантовое ожерелье Маргарет продала сама. И при этом объявила, что его украли, чтобы избежать расспросов. Барри продал вещи другому ювелиру.
Тут я, конечно, сделала глупость и проболталась, потому что сказала:
— Мистеру Брэдфорду, хозяину кашмирского ювелирного магазина.
Уэйлин удивленно посмотрел на меня, но Эндрю продолжал:
— Правильно. Я вижу, ты проводила свое расследование, кузина. Маргарет и Барри хотели меня получше обеспечить. Они предпочитали иметь дело только с наличными, чтобы потом не было сложностей с завещанием. Я не настаивал, чтобы они это делали. Деньги не играют для меня большой роли. Я человек без претензий. Хотя, пожалуй, сейчас, когда вы меня признали своим братом, я постараюсь занять более достойное положение. Так или иначе, я согласился заплатить Стептоу сто фунтов, если он найдет брачный контракт.
— Меня удивляет, почему Стептоу убежал, не доведя дело до конца. Он никогда не откажется от ста фунтов. Наверное, он подумал, что Барри уничтожил документ.
— Держу пари, что он не ушел с пустыми руками, — сказал Уэйлин.
Через некоторое время в гостиную вбежала Мэри и сказала, что мама готовит голубую комнату для мистера Джоунза и спрашивает, не видела ли я маленький, синий с белым, кувшинчик, который стоял на бюро. Его нет на месте.
— Нет, Мэри, я его не видела. У святой Бродаган тяжелая рука. Теперь, когда она хочет снискать милость Господа Бога, она скорее всего признается, что разбила его, если ее хорошенько расспросить. Я сказала Уэйлину:
— Это тот самый кувшинчик, похожий на Миньскую вазу, которую я, как вы думали, хотела украсть в Парэме. Я вам о нем говорила.
— А, Миньская ваза, изготовленная в Италии, — он добродушно улыбнулся. Но его улыбка тут же сменилась хитрой усмешкой.
— Стептоу! Вот с чем он убежал! Он решил, что она настоящая. Я знал, что он не мог уйти с пустыми руками. Он будет разочарован, когда попытается ее продать.
Борсини (я забываю, что теперь должна называть его Эндрю) растроганно улыбался.
— Готовит комнату для меня? — спросил он. — Значит, она согласна принять меня?
— Не только согласна, но и очень рада, хотя и не знает о брачном контракте, — успокоила я его. — Она купила сатин на новые занавески в твоей комнате.
— Вам теперь будет нелегко разлучить Эндрю с вашей мама, — предупредил Уэйлин. — Думаю, в доме он явно займет место фаворита.
Вскоре пришла мама и вся история была рассказана заново. Она была совершенно очарована своим новым племянником.
— Я всегда чувствовала, что в Борсини есть что-то такое… Я ведь тебе говорила, Зоуи. Я всегда это чувствовала, но эти «signoras» немного вводили меня в заблуждение. Ты можешь называть меня тетя Фло, Эндрю. Пойдем посмотрим, понравится ли тебе голубая комната. Или ты предпочитаешь восьмиугольную мансарду, в которой жил твой отец? Зоуи может устроить свою студию в другой комнате.
Эндрю знал, как много значит для меня студия, и поспешил заверить мама, что голубой — его любимый цвет. Когда они поднимались наверх, он говорил ей, что будет чувствовать себя неудобно в комнате такой необычной формы.
— По-моему, у нас появился новый брат, Уэйлин, — сказала я. — Как отнеслась к этому известию ваша мама?
— Мама выглядит такой счастливой, какой я ее давно не видел. И Бубби тоже. Его меню стало разнообразнее. Теперь он лакомится кистями Эндрю. Мама всей этой истории не очень удивилась. Она всегда думала, что Маргарет неспроста так быстро выскочила за Макинтоша, и что за этим скрывается какая-то тайна. А когда у нее, якобы, случился выкидыш, мама вспомнила, что перед свадьбой фигура Маргарет подозрительно располнела. Но леди не обсуждают подобные вопросы. Теперь Эндрю будет моим кузеном из Ирландии, потому что мы не хотим рисковать его наследством, объявляя во всеуслышание двоемужество Маргарет. По совести, деньги принадлежат Эндрю. И меня это вполне устраивает.
— Вы обратили внимание, как он мило притворился, что не хочет жить в мансарде. Он понимает, что мне важно иметь хорошую студию.
— Нехорошо, конечно, что такой хороший художник, как Эндрю не будет иметь студии. У нас есть неплохая светлая угловая комната в Парэме, которую легко переделать в студию.
— Уэйлин! Надеюсь, вы не собираетесь насовсем похитить у нас Эндрю! Ведь мы первыми его нашли.
Он сел на диван рядом со мной.
— Ты не так поняла меня, Зоуи. В угловой комнате в Парэме мы устроим отличную студию для тебя.
Его глаза подернулись томной пеленой, а губы чуть заметно дрогнули.
До тех пор, пока он не скажет прямо о своих намерениях, мне нужно притворяться, что я ничего не понимаю.
— Это будет неудобно. Моя студия будет в Парэме, а жить я буду здесь. Гораздо лучше иметь студию у себя дома.
Он положил руку мне на плечо.
— Вы правы, миледи. Полагаю, мы смогли бы найти для вас и спальню, чтобы вы переехали со всеми своими вещами. Единственным небольшим неудобством для вас будет, то, что придется пользоваться спальней совместно со мной.
— А вы не опасаетесь, что я удеру с вашими китайскими вазами?
— Все, что принадлежит мне, принадлежит и миледи, — невнятно пробормотал он, взяв меня за плечи и повернув лицом к себе.
— Мои вазы, мой дом, мое имя… Слова слились в неясное, убаюкивающее мурлыканье, а его губы впились в мои. Я закрыла глаза. Он с силой прижал меня к себе. И опять я была во власти магии освещенного луной сада. В голове у меня все перепуталось. Как во сне, проносились обрывки мыслей… об Эндрю, о печальной судьбе Барри и Маргарет, о том, что скоро мне придется расстаться с мама и начать новую жизнь в Парэме. Как могла Маргарет позволить человеку, которого она любила, уехать от нее? Мне показалось, что сердце мое переполняется каким-то новым, незнакомым восторженным чувством. Это, должно быть, и называется любовью. Уверена, я поехала бы за Уэйлином хоть на край света, если бы он захотел этого.
Мы не слышали, как вошла Бродаган. Она может ходить очень тихо, если захочет. Бродаган осторожно покашляла, давая понять, что мы не одни.
Мы виновато отпрянули друг от друга и, обернувшись, увидели, что она стоит подле дивана и смотрит на нас. Из-за ее злосчастной щеки нельзя было понять, улыбается она или хмурится.
— Бродаган, вам следует быть в постели! — воскликнула я.
— И вам тоже, судя по тому, чем вы тут занимаетесь, — ответила она. — Эти девчонки из Парэма могут уже отправляться домой, ваша милость. Мне не надо никаких помощников, кроме Мэри и Джейми. Больная щека не может отвлечь меня от моего долга перед госпожами.
Уэйлин быстро сообразил в чем дело и понял, как ее перехитрить.
— Мне бы очень хотелось, чтобы вы разрешили остаться им на несколько дней, Бродаган. В Парэме их некому поучить. Нужна такая опытная женщина, как вы, чтобы этих девочек как следует вышколить. Кстати, сейчас не мешает пойти посмотреть, не бездельничают ли они за чашкой чая. Слуги есть слуги.
— Да уж, без кота мышам раздолье. Как только миледи спустится вниз, я ваших девчонок приструню. — Она продолжала стоять, глядя на нас, пока мы не отодвинулись еще дальше друг от друга.
— Ну? — нетерпеливо произнесла она. — Вы мне ничего не хотите сказать? Уэйлин ответил:
— Можете поздравить нас первой, Бродаган.
Даже распухшая щека не помешала увидеть широкую улыбку.
— Разрази меня гром! Неплохого лорда вы себе подцепили, мисс! Да вы и сами тоже лакомый кусочек. Выходит парочка, хоть куда. Ну, вот и ладно. Я пойду, а вы тут смотрите, не теряйте голову от радости. — И она удалилась, покачивая митрой и шурша накрахмаленным передником.
— Ловкий ход, — похвалила я Уэйлина.
— Не зря же я занимался политикой столько лет. Я знаю, как успокоить страсти. Ты будешь скучать по Бродаган.
— Точно так же, как она скучает по своему больному зубу. Если ты будешь недостаточно строг со мной в Парэме, я всегда смогу навестить ее и получить нагоняй.
Мы уселись поудобнее. Уэйлин спросил:
— Что это ты говорила Эндрю о каком-то мистере Брэдфорде и Кашмирском ювелирном магазине? Ты ничего не сказала мне о нем, когда мы в Танбридже переживали наш общий позор.
— Вам, джентльменам, приходится учиться искусству политики, а мы, леди, наделены им от рождения.
Я призналась ему во всех своих маленьких грехах. Переживая первые радостные минуты нашей помолвки, он был готов простить мне все, что угодно. Он обнимал меня за плечи, а пальцы играли моими локонами.
— Из тебя получится отличный дипломат, дорогая. Прямо-таки французская хитрость.
— Спасибо, сэр. А теперь давай поговорим о другом. Меня интересует копия бриллиантового ожерелья, благодаря которой мы и познакомились. Мы ведь до сих пор не знаем, почему дядя Барри держал ее у себя.
— Эндрю объяснил мне это так. Барри заказал копию, когда Маргарет решила продать ожерелье. Она собиралась носить стразы, чтобы скрыть продажу бриллиантов. Но стразы ей не понравились, и она объявила, что бриллианты украли. Барри спрятал копию в шкатулку и, видимо, забыл о ней. Откровенно говоря, я очень рад этому, потому что иначе я никогда бы не узнал твой такой восхитительно скверный характер.
— Я тоже счастлива за нас и за Эндрю.
— Пусть это послужит нам уроком. Не понимаю, как они могли скрывать свою радость от всех, когда влюбились и обвенчались. Говорят, что любовь и кашель не скроешь. Я думаю, что они не любили друг друга так сильно, как мы. Мне хочется, чтобы о нашей свадьбе всему миру известили фанфары!
— Объявления в газетах будет вполне достаточно, — сказала я. — Не нужно фанфар, но, когда я подарю тебе нашего первого сына, я хочу, чтобы в Парэме устроили фейерверк.
Он ласково повернул мое лицо к себе:
— Фейерверк в Парэме будет гораздо раньше, если мое слово еще хотя бы что-то значит.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19