— Все прекрасно, спасибо.
Кэти кивнула и, не прибавив ни слова, покинула кухню, унося ребенка.
Мадди дышала быстро и неровно. Щеки у нее горели.
Она находилась почти рядом с Ривлином — он легко мог бы до нее дотронуться, но внутреннее чувство подсказывало ему, что делать этого не следует.
— Ты так рассвирепела — у тебя даже шпильки в волосах еле держатся, — наконец заговорил он.
— Мне все равно, — машинально ответила Мадди.
Она вынула торчащую шпильку и бросила ее на стол рядом с коробками и шалью. Вторая шпилька последовала за первой. Длинные темные локоны упали ей на плечи, и Ривлину стало трудно дышать.
— Тебе все равно, что ты стоишь посреди кухни полуодетая?
— Да, все равно, — ответила Мадди голосом, в котором еще кипела ярость.
— А стоило бы об этом побеспокоиться.
— Я стою посреди кухни борделя, Ривлин. Сомневаюсь, что это вызовет хоть малейшее удивление у того, кто войдет сюда.
— Это показывает, насколько мало ты разбираешься в подобных вещах. Войди сюда кто-то, я убью его прежде, чем он переступит порог.
Мадди отвернулась, вынула из волос еще одну шпильку и бросила на стол.
— Предупреждаю: если ты вынешь из волос еще одну шпильку, я не стану только смотреть на это.
Мадди смело встретила его взгляд, вынула шпильку, подержала ее перед глазами Ривлина и бросила на стол.
— Ты еще пожалеешь о своем поступке.
— Не пожалею.
Ривлин протянул руку и коснулся пальцами ее груди над кружевной оторочкой корсета.
— Я хотел это сделать в купальне, — тихо произнес он, — и в офисе у Майка Мигера тоже.
Мадди опустила веки и подалась к нему. Ривлин наклонился и прижался губами к ее полуоткрытым губам.
— А еще я хотел этого возле вокзала. — Он привлек ее к себе и снова поцеловал. На этот раз поцелуй был долгим, нежным и как бы предостерегающим: если Мадди хочет отдаться ему, она должна знать, как сильно он жаждет обладать ею.
Неведомые прежде ощущения потрясли Мадди. Смелость и требовательность объятий Ривлина, страстность его поцелуев, жаркая сила его тела, прильнувшего к ней… И за всем этим — желание, могучее и неотвратимое. Перебирая пальцами шелковистые завитки волос у него на затылке, Мадди всхлипнула.
В голове промелькнула мысль о ее невинности, и он попытался сосредоточиться на ней и на том, чего хотел от Мадди и что должен был дать ей. Она таяла в его объятиях, такая теплая, страстная и отзывчивая, всем своим существом умоляя о большем с такой открытостью, которая лишала его возможности нормально дышать…
Ривлин жадно целовал ее губы, а пальцы его тем временем распутывали шнурки корсета. Он вдруг ощутил, что рубашка выбилась у него из-под ремня; на мгновение это испугало его, потом отрезвило. Здравый смысл взял верх — он отстранил от себя Мадди и выдохнул:
— Не здесь. Наверху.
Она кивнула, потом повернула голову и посмотрела на стол.
— Коробки потом, — заявил он, подхватывая Мадди на руки.
Она засмеялась, обхватила его одной рукой за шею, а другую подняла вверх, показывая Ривлину ключ.
— Ты же не хочешь выломать дверь?
— А что, и выломал бы, — ответил он, направляясь к лестнице.
Глава 14
Мадди уткнулась носом в ямку на шее Ривлина, жадно вдыхая запах солнца и ветра. Она наслаждалась вкусом его кожи и тем, что руки Ривлина так крепко обнимают ее. Где-то на лестнице она потеряла шлепанец и ясно слышала, как он стукнул о ступеньку; потом уже нарочно сбросила второй.
— Перед нами путь через весь коридор, ты еще можешь передумать, — сказал Ривлин, направляясь к их комнате.
— Я не передумаю, — ответила она с расстановкой и поцеловала его. — А ты?
— Нет, хотя стоило бы.
Он поставил Мадди на пол перед дверью, и она послушно вставила ключ в замок. От прикосновения его губ к незащищенной шее сладостное возбуждение волной окатило ее. Замок щелкнул, и в ту же секунду Ривлин обнял ее за талию и внес в комнату; лишь после этого воспользовавшись моментом, она ускользнула из его объятий.
Оказавшись вне пределов его досягаемости, Мадди стояла и смотрела, как Ривлин кладет ключ на столик у кровати. Потом он снял шляпу, бросил ее на стол и взъерошил волосы. Он выглядел сейчас по-мальчишески невинным и вместе с тем по-мужски опасным, и у нее вдруг ослабели колени.
Сняв с себя ремень, Ривлин шагнул вперед и, коснувшись легким поцелуем уха Мадди, шепнул:
— Передохни, милая.
Передохнуть? Как это? Она наблюдала за тем, как он кладет ремень на прикроватный столик, как усаживается на постель и небрежно сбрасывает с себя сапоги.
Посмеет ли она дразнить его так же, как он дразнит ее? А вот и посмеет, с отчаянно колотящимся сердцем решила Мадди и, распустив тесемку панталон, позволила им упасть на пол к ее ногам.
Это легкое, почти незаметное движение немедленно привлекло внимание Ривлина. Он сидел на краю кровати, грудь его бурно вздымалась. Переступив через панталоны, Мадди в одной рубашке, прикрывавшей только верхнюю часть бедер, сделала несколько шагов и остановилась прямо перед ним. Ривлин глядел на нее, улыбался, и в темных глазах его горел яркий, вызывающий огонь.
Мадди протянула руку и расстегнула верхнюю пуговицу его рубашки.
— Хочу посмотреть на то, что под ней, — прошептала она. — Если ты не против, разумеется.
— Нисколько, — ответил он, вставая и вытягивая руки по швам.
Наконец пуговицы были расстегнуты, и Мадди закончила то, что начала на кухне, окончательно вытащив его рубаху из брюк. Пусть расценивает это как хочет. Ей все равно. Самое главное — дотрагиваться до него, до его кожи, до его твердых, выпуклых мускулов, чувствовать тепло и силу его тела.
Погрузив пальцы в кучерявые волосы на его груди, она провела рукой по тонкой темной линии, спускающейся вниз по мускулистому животу к поясу брюк…
Ни одну женщину в мире Ривлин не хотел так, как Мадди Ратледж, но, едва ее руки коснулись его груди, он испытал странную сумятицу чувств: радость мешалась в нем со страхом. Он крепко сжал запястья Мадди и держал их до тех пор, пока не вычленил из путаницы обуревавших его мыслей ту, которая внушала ему тревогу.
Сквозь стены их комнаты проникали беспорядочные звуки Делано: бренчание пианино, металлические ноты духового оркестра, топот копыт, смех и крики женщин, громкие мужские голоса. Они разрушали тишину, охватившую его и Мадди и ставшую частью каждого из них.
Ривлин едва не застонал от душевной боли.
— Нет, Мадди, — прошептал он. — Это неправильно.
На секунду она замерла, потом попыталась высвободить руки.
— Прошу, выслушай меня, — умолял Ривлин, не отпуская ее. — Клянусь Господом, я хочу тебя до боли. — Он увидел страдание в ее глазах, и это резануло его по сердцу. — Мы здесь в публичном доме, а ты заслуживаешь лучшего.
— «Заслуживать» и «получать» — понятия, не связанные между собой, Ривлин, — с трудом ответила Мадди, и в глазах у нее блеснули слезы. — Порой самое правильное — довольствоваться тем, что у тебя есть.
— Если бы я сделал это прямо сейчас, то завтра утром не смог бы взглянуть в глаза своему отражению в зеркале. Мадди сморгнула слезы и отстранилась от него.
— Потому что ты конвоир, а я заключенная — так гласят правила.
Ривлин отпустил ее.
— Мне действительно придется передать тебя в руки законников и уехать, — печально сказал он, глядя, как Мадди поднимает с пола свои панталоны. — Заниматься с тобой любовью сейчас значило бы использовать тебя.
— Но ведь и я использую тебя…
Мадди присела на краешек стула и принялась натягивать панталоны.
Ривлин уставился на нее, пытаясь вникнуть в смысл ее слов. Использовать его? Для чего? К тому же она лишена этого качества — использовать людей. Разве что…
— Мадди, — обратился он к ней, когда она встала со стула и завязала тесемку на талии, — так ты думаешь… — Ему не хватало слов, и он, как всегда в подобных случаях, запустил пятерню в волосы, силясь найти способ точнее выразить то, что хотел. Мадди смотрела на него, вопросительно подняв брови, и Ривлин понял, что не вправе утаивать горькую правду. — Они отберут у тебя ребенка. Ты должна будешь отдать его, как отдала бы Грейс.
«И это было бы в сто раз больнее, — добавила Мадди. — Потому что это был бы твой собственный ребенок». Ее гнев и обида отступили перед лицом очевидных душевных страданий Ривлина. Он необыкновенно хороший человек и очень старается поступить так, как считает правильным!
— Я вовсе об этом не думала, — заверила она. — Правила для заключенных мне известны. Но ведь есть способы избежать беременности, Майра рассказала мне о них. Я знаю достаточно, чтобы по возможности не причинять себе сердечных мук. Когда я говорила о том, что тоже использую тебя, то имела в виду собственное наслаждение. На губах у Ривлина вспыхнула улыбка, но глаза оставались печальными. Он снова запустил пальцы в волосы.
— Господи, Мадди, ты не представляешь, как отчаянно я хочу найти выход из этого нелегкого положения.
— Только неумные люди ищут простые выходы, — заметила Мадди, заканчивая распускать шнурки на спине. — То, что ты этого не можешь, говорит в твою пользу. Ты сегодня снова собираешься спать сидя или поступишь разумно и займешь свою половину постели?
Ривлин тяжело вздохнул:
— Лучше уж буду спать на полу.
— Ну что ж, это разумный компромисс, — согласилась Мадди, сбрасывая с себя корсет и кладя его на стул. — Все в порядке. Я поняла тебя. Но видишь ли, это так неожиданно — встретить совестливого мужчину. Мне нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью о существовании подобного совершенства.
Ривлин невесело усмехнулся и достал одеяло из ящика в ногах кровати.
— Понимаешь, дорогая, — заговорил он, устраивая себе ложе на полу, — даже святой поддался бы соблазну, глядя, как ты стоишь тут полуодетая. Ради Бога, имей сострадание ко мне и либо залезай под одеяло, либо погаси свет.
Сделав и то и другое, Мадди бросила Ривлину его шляпу, подушку и пожелала ему доброй ночи.
Во сне Ривлина мучил старый кошмар.
«Ты знаешь, что он сделал со мной». «Да, Сет, я знаю». «Ты знаешь, и кто сделал». «Ты не сказал мне этого». «Но ты мог догадаться, Рив, и был бы прав. Почему ты не последовал за ним? Почему позволил ему удрать?»
Внезапно пробудившись, Ривлин приподнялся на локте, жадно хватая ртом воздух. Тело его сотрясала неудержимая дрожь. Кошмар еще не прошел, и он поспешил встать на ноги, готовый бежать изо всех сил как можно дальше отсюда. Но где же он, черт побери?
Мадди тоже проснулась и всматривалась в темноту, пытаясь понять, что ее разбудило. Ее конвоир стоял возле кровати, глядя куда-то в темную пустоту. Он выглядел сейчас точно так же, как в ту ночь, когда рассказал ей историю смерти Сета Хоскинса.
— Ривлин?
Он повернулся к ней; музыка, доносившаяся с улицы, словно бы зазвучала глуше и отдаленнее, когда Мадди увидела, какая боль исказила черты его лица.
— Что я могу сделать для тебя? — негромко спросила она. — Может, просто поговорим об этом?
Он вздохнул — раз, другой — и улыбнулся ей улыбкой, полной глубокой печали, потом сел на край постели и потянулся за своими сапогами.
— Куда ты собрался?
Ривлин подошел к двери, надел шляпу и только тогда ответил:
— Схожу в бар к Буяну Джо, попробую хорошенько встряхнуться.
И утопить воспоминания в вине.
— Ты не забудешь про осторожность?
— Этому я научился ценой тяжелого опыта.
— Я буду здесь, когда ты вернешься, — заверила его Мадди. Ривлин секунду помедлил, потом вынул ключ из замочной скважины и положил на стол со словами:
— Запри за мной дверь и никуда не уходи. Если покинешь комнату, легко можешь стать мишенью.
— Обязательно запру, — пообещала Мадди. — И буду ждать твоего возвращения.
Ривлин долго смотрел на нее; потом подошел к стулу, на котором лежали седельные сумки, порылся в одной из них и достал маленький револьвер с перламутровой рукояткой.
— Он заряжен. Стреляй в любого, кто попробует войти.
— Ты всех своих заключенных снабжаешь заряженным оружием? — спросила Мадди, беря у него револьвер.
Ривлин улыбнулся так ласково, что у Мадди заныло сердце.
— Только тебя. Ты первая.
Мадди подождала, пока дверь за ним закроется, и поспешила запереть ее. Она сделала это, внутренне разрываясь между необходимостью сдержать данное Ривлину слово, оправдать его доверие и желанием последовать за ним. Но что еще она может сказать ему? Все уже сказано между ними. И разве она в состоянии облегчить муки его совести и его боль? Сердечные муки лечит только время, и Мадди это понимала. Человек должен сам пережить боль и в себе найти успокоение.
Мадди повернула ключ, помолилась о том, чтобы Ривлину удалось обрести это успокоение не слишком поздно, и только после этого легла в постель.
К тому времени, как Ривлин заметил в кухне Майру, было слишком поздно поворачивать назад — он бы выглядел попросту трусом.
— Добрый вечер. — Она приветливо улыбнулась.
— Привет, Майра. — Ривлин коротко поклонился.
— Куда это вы собрались, мистер? И где моя Мадди?
Ривлин остановился, решив все же пройти через это испытание.
— Она наверху. Я оставил ей револьвер для защиты. Если ты услышишь выстрел, немедленно пошли за мной к Джо.
— А зачем тебе идти туда? У меня наверху в гостиной есть любая выпивка — и водой не разбавлена, и я с тебя ничего не возьму за нее. К тому же нынче вечером Джо и Ред непременно схватятся, а тебе ни к чему лезть в их драку.
— Надеюсь, я как-нибудь управлюсь с этим.
Майра рассмеялась:
— Рив, радость моя, тебя словно пыльным мешком огрели. Сразу видно, что вы с Мадди не пришли к согласию. Ты выглядел куда веселее, когда вы только пришли сюда.
— Доброй ночи, Майра. — Ривлин повернулся и взялся за ручку двери.
— Держись подальше от Джо и Рыжей Бороды!
Выйдя на крыльцо, Ривлин остановился и посмотрел вокруг. От соседних салунов Буяна Джо и Рыжей Бороды доносились бешеные выкрики, затем послышался звон разбитого стекла, как будто кого-то вышвырнули в окно. Затрещало дерево: это ломались столы и стулья. Майра оказалась права: сейчас Ривлину явно не хватало жизненной энергии, чтобы сбить кое с кого спесь. Если подумать, то единственная возможность избавиться от появления Сета в еще одном кошмарном сне — это вернуться к Мадди и устроиться рядом с ней. Именно этого он хотел — точно и определенно. В этом вся суть дела.
Ривлин похлопал себя по карману, чтобы удостовериться, что кисет на месте, и, спустившись по ступенькам, направился к реке.
Он подумал о том обещании, которое дал Сету, и понял его по-новому, совершенно иначеьчем прежде. В то время оно казалось жертвой, равноценной его греху, но правда заключалась в ином: он не предпринял в последующие годы никаких усилий, чтобы сдержать его. Когда он вернулся с войны, то обнаружил, что в семье за время его отсутствия произошли большие перемены: отец и Джон стали идеальной парой для управления фабрикой военного снаряжения и, по существу, не нуждались в его помощи, а Эмили и Анна, выйдя замуж, целиком погрузились в воспитание детей. Родители настаивали, чтобы он жил дома, но Ривлин очень скоро понял, что они привыкли быть вдвоем, и даже приобрел обыкновение откашливаться погромче, прежде чем войти к ним в комнату.
Это вовсе не означало, что семья в нем не нуждается, — просто для него как-то не находилось подходящего места. Уехать и жить отдельно было куда проще. Все это сделало достаточно легким выполнение соответствующей части обещания, данного Сету.
Жизнь в армии и последующая служба позволили выполнить и некоторые другие части его обета. Он переезжал с места на место без хлопот и оглядки назад. Женщины поблизости от армейских постов либо были замужними, либо не вдохновляли ни на что, кроме легкого флирта. Что касается службы, это было чисто мужское общество и встречаться здесь приходилось только с женами и матерями коллег.
И вот он получил предписание эскортировать в суд Маделайн Мари Ратледж. Она заинтриговала его с самой первой минуты. Он обязан был доставить ее на место живой и невредимой, не более того, но несмотря ни на что, защита Мадди стала его личным делом. Под внешней женственностью у нее скрывалась стальная основа, а разум был не по возрасту зрелым. Он, конечно, не влюбился, но с глубочайшим уважением относился к ее внутренней силе и сердечной доброте.
До того, как в его жизнь вошла Мадди, существование Ривлина было простым и приятным; он легко принимал решения, обещание, данное Сету, не слишком тяготило его и не вызывало подспудных размышлений. Мадди вынудила его по-новому взглянуть на вещи и всерьез задуматься об одиночестве. Вот почему Сет вернулся в его сны.
Ривлин взглянул на небо. Холодная, тяжелая правда навалилась на него со всех сторон, заполнила тело и душу. Он дал обещание, потому что в глубине души понимал: исполнить его будет нетрудно. Десять долгих лет он воображал, что несет кару, а на самом деле лишь убегал от неприглядной реальности, которой боялся посмотреть в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31