Она даже забыла о собственной боли. Как ужасно, должно быть, так любить свой дом и знать, что он занят врагом!
— Ты скоро сможешь вернуться сюда. Ты ведь сказал, что война почти закончена.
С минуту Шандор молчал. Слова Сандры явно не утешили его.
— Да, война почти закончена, — неохотно кивнул он.
— Лимтана не пострадала?
— Нет. В замке оккупантов не было, и его поддерживают в отличном состоянии. Время от времени Налдона присылает мне фото моего дома, чтобы я видел, как хорошо он о нем заботится, — с горькой иронией прибавил Шандор.
Сандра невольно поежилась, представив себе, как страдает Шандор, глядя на эти фотографии. Черт бы побрал этого мерзавца Налдону! Как ей хотелось бы самой вернуть Шандору его дом!
— Замок снова будет твоим! В один прекрасный день ты опять ступишь под его своды.
— Твоими бы устами да мед пить, — Шандор печально улыбнулся, но улыбка его поблекла, когда он увидел, что лицо девушки исказилось от ярости. — Знаешь, когда это говоришь ты, я почти верю, хотя давно уже… — он замолчал и нахмурился. — Ты что-то бледна, Сандра. Я загнал тебя? Мы идем слишком быстро?
— Нет, все в порядке, — быстро сказала девушка. — Просто уже темнеет. Ты тоже кажешься бледней обычного.
— Что ж, возможно, — кивнул Шандор, но все так же недоверчиво вглядывался в ее лицо. — И все же, я думаю, нам лучше передохнуть. Тут есть неподалеку ручей, мы могли бы там умыться.
Заманчивая перспектива, но Сандра знала наверняка: если они остановятся, она не сможет идти дальше.
— Нет, лучше пойдем, — упрямо сказала она. — Отдохнем, когда доберемся до летного…
Шандор не слушал ее. Он уже прокладывал путь через кусты слева от тропинки. Сандре пришлось волей-неволей последовать за ним.
— Но я в самом деле не устала…
Никакого ответа. Шандор словно не слышал ее.
— Послушай, я…
— Алессандра, — тихо и нежно проговорил Шандор. — Возражать бесполезно. Тебе необходим отдых.
И как она забыла, что с этим упрямым мужчиной совершенно бесполезно спорить?! Угрюмо поджав губы, Сандра продиралась сквозь кусты вслед за Шандором. Почему он не считается с ее мнением? Он глубоко ошибается, если думает, что их отношения будут и дальше строиться подобным образом! Когда она придет в себя, непременно скажет ему пару теплых слов об этой отвратительной привычке брать все на себя!
— Пожалуй, вот здесь, — заявил Шандор, снимая с плеч рюкзак. Они стояли на берегу прозрачного ручья. Кругом царили тишина и покой, даже мерный рокот воды действовал успокаивающе.
— Думаю, нам не стоит пить эту воду, но мы можем помыть ноги, — сказал Шандор, снимая сапоги. — Разувайся скорее и присоединяйся ко мне. Ногам станет гораздо легче.
— Иди один. Я не хочу разуваться — помою только руки и лицо.
Шандор удивленно посмотрел на девушку.
— Не валяй дурака! Тебе нужно охладить уставшие ноги.
Сандра покачала головой.
— В этом нет необходимости. Я не так уж сильно устала. — И почему Шандор всегда спорит с ней? Сандра расстегнула рюкзак и положила его на землю, избегая смотреть в глаза своему спутнику. — Вот так еще лучше.
— Алессандра!
— Нет! — вдруг взорвалась она. — Я ведь уже сказала, что не хочу заходить в ручей. Ради бога, оставь меня в покое!
— Ну уж нет! — Шандор схватил ее за руку и властно приказал. — Посмотри на меня!
Сандра упрямо вскинула подбородок и посмотрела ему в глаза. Шандор внимательно изучал ее лицо. Почему-то она вдруг вспомнила, как он сказал, что выстрелил бы в нее, не сомневаясь ни секунды, если это было необходимо. Сейчас перед ней был совсем не тот Шандор, который сжимал ее в своих объятиях сегодня ночью. Перед ней был грозный Танзар.
— Весьма любопытно было бы узнать, почему ты не хочешь разуваться. По-моему, мне просто необходимо взглянуть на твои ноги. Мне почему-то кажется, что это вполне в твоем духе — прятать от меня кровавые мозоли.
— Нет у меня никаких мозолей. — Сандра поспешно отвела взгляд. — С чего это ты взял? Если бы я натерла ноги, я бы хромала…
— Садись, — велел Шандор. — Я сам разую.
Этот человек непреклонен. Что ж, она тоже умеет быть упрямой!
— Нет! Это просто смешно. У тебя нет никаких оснований считать…
— Успокойся, Сандра. — Он обнял девушку за плечи. — Мы можем стоять здесь и спорить еще хоть полчаса, но потом тебе все равно придется разуться. А если ты попробуешь сопротивляться, то очень быстро окажешься на земле. — Взгляд его похолодел, как лед. — Ты очень сильная женщина, Сандра, но я все равно сильнее. Не заставляй меня снова доказывать это.
Сандра понимала, что Шандор добьется своего. Она уже убедилась в этом на собственном горьком опыте. Ругнувшись шепотом, она села на землю и стала разуваться.
— Я не расслышал, что именно ты сказала, — усмехнулся Шандор, — но, кажется, речь шла о моих родственниках. — Опустившись на землю рядом с Сандрой, он расшнуровал ее левую туфлю. Жесткое выражение на его лице испарилось так же быстро, как и появилось.
— Говорю же, нет у меня никаких мозолей! — возмущалась Сандра. — Почему ты мне не веришь? Я ведь не врала тебе. Ни разу.
— Ты все время твердишь одно и то же. Интересно, почему? — Сняв туфлю, он принялся стаскивать носок. — Ты так уверена, что не хромаешь, что невольно приходит в голову одна мысль. Ты изо всех сил старалась не хромать, вот что. — Он снова заглянул в лицо девушки. — Я ведь прав?
— Нет у меня никаких мозолей, — упрямо гнула свое Сандра.
— Что ж, посмотрим, — отбросив носок, Шандор взглянул на ногу Сандры. — Какие у тебя красивые ступни! Сильные, изящные.
— И огромные!
— Было бы странно, если бы у такой крупной женщины были маленькие ноги. Что ж, на пятках и на пальцах мозолей нет, — с этими словами он поднял ногу, чтобы взглянуть на подошву.
— Нет! — Сандра попыталась выдернуть ногу. — Ты ведь уже убедился…
Поздно — она ясно видела это по окаменевшему лицу Шандора.
— Да, мозолей действительно нет, — хрипло проговорил он. — Господи, почему ты не сказала мне ни слова? Вторая нога выглядит так же?
— Да, — Сандра снова хотела поджать ногу, но Шандор крепко держал ее стопу. — Я хочу обуться.
— Пока не стоит. Тем более что теперь тебе нечего больше скрывать. — В глазах его сверкала ярость. Дрожащими руками Шандор расшнуровал правую туфлю. — Ты прошла не меньше десяти миль, скрывая от меня свое состояние, но теперь я уже все видел. — Он осмотрел вторую ступню и тяжело вздохнул. — Ты снова солгала мне. Эта нога выглядит гораздо хуже.
Сандра пожала плечами.
— Болят они совершенно одинаково, — она печально улыбнулась.
Рука Шандора сжала ее стопу.
— Ничего смешного! Я готов задушить тебя! Почему, почему ты не сказала мне? Почему не спорила, когда я объявил, что придется идти пешком по горам пятнадцать миль? Почему не объяснила, что твои ступни покрыты шрамами и тебе трудно пройти даже одну милю?
— Ты ведь сказал, что безопаснее всего двигаться пешком. Я не могла требовать, чтобы ты рисковал собой из-за моего увечья.
— Я нашел бы способ переправить тебя! Какое ты имела право корчить из себя мученицу! — Он коснулся пальцами ее израненной ноги. — Я чувствую себя одним из палачей Налдоны. Ну почему ты не можешь довериться мне до конца? — В голосе его зазвучала боль. — Как еще я должен доказать тебе, что заслуживаю доверия? Ты не должна переносить все невзгоды одна! Я здесь, и я хочу помочь тебе. Почему ты не позволяешь мне этого? Ты отгородилась от мира стеной молчания и не хочешь пропустить меня к себе. Я не могу больше выносить этого! Я не… — Голос его сорвался, и Сандра увидела, что Шандора бьет крупная дрожь. Он закрыл глаза. — О боже, что это я говорю! — Он зажмурился, глубоко вздохнул и с шумом выдохнул воздух. Когда Шандор открыл глаза, в них больше не пылал гнев. — Извини, я не хотел на тебя кричать. Ты и так достаточно перенесла сегодня.
— Ты вовсе не кричал, — тихо сказала Сандра. Он и вправду ни разу не повысил на нее голос, но в словах его было столько едва сдерживаемой ярости, что ей стало не по себе.
— Нет? — Шандор лукаво улыбнулся. — А мне казалось… — Он опустил ноги Сандры так, что теперь они висели над водой. — Что ж, посмотрим, что можно сделать, чтобы эти кошмарные раны болели не так сильно. — Он присел рядом с Сандрой. — Обидно, когда тебе не доверяют, но готов подождать, пока ты сама захочешь рассказать мне о своем прошлом.
— А другие женщины сразу и во всем доверялись тебе? — Сандра сама не знала, как эти слова сорвались у нее с языка.
— Я, кажется, ясно дал понять, что тебе не стоит сравнивать себя с другими женщинами из моей жизни, — не глядя на Сандру, Шандор закатал ее джинсы до колен. — Я не могу силой добиться твоего доверия. Это должно исходить от тебя. Я не сержусь. Просто мне больно сознавать, что ты не веришь мне до конца. — Он осторожно погрузил ее ноги в холодную воду ручья. — Посиди вот так. Тебе должно стать легче. Ну как? Лучше?
— Намного, — рассеянно прошептала Сандра. Мысли ее были заняты словами Шандора, и она почти не чувствовала, как обмывает распухшие ноги ледяная вода. Она причинила ему боль. При мысли об этом у Сандры защемило сердце. Она же не хотела!.. Шандор прав. Она давно привыкла охранять свой мир от посягательств посторонних и непроизвольно отгораживалась стеной от всякого, кто пытался туда проникнуть. Но Шандор не побоялся дать понять, что Сандра может причинить ему боль. Он доверял Сандре, а она не могла найти к себе силы довериться ему до конца.
— Это случилось в Саид-Абабе, — быстро произнесла девушка.
— Что? — Шандор буквально впился взглядом в ее лицо.
— Я говорю о шрамах, — Сандра смотрела на лоскуток неба, темневший в просвете между кронами сосен. — Это случилось шестнадцать лет назад в Саид-Абабе.
Шандор застыл, словно пораженный громом.
— Но ведь шестнадцать лет назад тебе было не больше двенадцати… а раны, от которых остаются такие шрамы, должны быть очень глубокими. — Он старался говорить ровно, чтобы Сандра не испугалась и снова не замкнулась в себе.
— Они и были глубокими, а потом стали нарывать. Лишь по счастливой случайности удалось избежать гангрены. В лагере почти не было антибиотиков. — Девушка облизнула губу. — Я бы, наверное, умерла, если бы не Дмитрий.
— В лагере?
— Я провела два года в лагере для перемещенных лиц в Саид-Абабе. — После стольких лет забвения слова приходили с трудом. — Это было сразу после революции. Люди, захватившие власть, оказались куда более жестокими, чем свергнутые ими тираны.
— Я слышал об этом. — После революции в Саид-Абабе до Тамровии доходило множество историй о зверствах тамошнего режима. Так, значит, Алессандра попала в самое пекло этого ада!
— Но ты же американка. Почему ты попала в лагерь для перемещенных лиц?
— Я никогда не говорила, что я родом из Штатов. Речь шла лишь об американском паспорте. После революции у меня не было никаких документов. Я ничего не знала о своей национальности. Джеймс решил, что я вполне могу быть американкой, потому что один из лагерных офицеров вроде бы видел, как я бродила по улицам городка, построенного вокруг американского нефтеперерабатывающего комплекса. — Сандра пожала плечами. — Вообще-то сомневаюсь. Нашли меня за много миль от этого городка. Я лежала в лихорадке у обочины дороги. Джеймс говорит, что мои раны вполне могут быть следствием долгих скитаний по пустыне.
— Джеймс говорит, — задумчиво повторил Шандор. — А сама ты разве не знаешь?
— Нет. Я не помню ничего до той минуты, когда очнулась в лагере. Вот почему оказалось так трудно определить мою национальность. Я свободно говорила по-английски, по-немецки и по-французски. А завод и городок, где меня якобы видели, были разрушены бомбами. — Сандра понизила голос. — Говорят, город горел несколько дней, и клубы черного дыма были видны за сотни миль.
Клубы черного дыма. Шандор представил себе эту страшную картину, полную ужаса и отчаяния.
— Американское правительство выразило тогда протест, — вспомнил Шандор. — Но большую часть американских граждан успели вывезти до того, как стало по-настоящему жарко. Неужели о тебе не было никаких запросов?
Сандра покачала головой.
— Никаких запросов и вообще никаких записей о том, кто я такая. Если задуматься, в этом нет ничего необычного. На свете много людей, оторвавшихся от своих корней. Может быть, мои родители тоже были такими.
— Я не знал, что в Саид-Абабе существовал лагерь для перемещенных лиц, — осторожно сказал Шандор. Ему хотелось забросать Сандру вопросами, вытянуть из нее всю правду о ее прошлом… но он понимал, что должен действовать осторожнее. Сандре наверняка нелегко дались ее признания.
— В первые полтора года после революции никакого лагеря не было. Но потом, уступив нажиму международных организаций, его организовали, — Сандра скривила губы. — Дмитрий говорил, что концлагерь в Польше, где он побывал в детстве, и то не был таким адом.
Сандра второй раз упомянула это имя.
— Дмитрий? — переспросил Шандор.
— Дмитрий Сокол, мой друг. Очнувшись, я увидела перед собой его лицо. Он выходил меня. Благодаря ему я снова смогла ходить. Дмитрий отдавал мне половину своей пайки, потому что я была слишком слаба и другие заключенные крали мою еду. Дмитрий защищал меня как мог. Вот только мог он не так много. Дмитрий не хотел понимать, как устроен мир, в котором он живет. Он был профессором Варшавского университета. Казалось бы, изучая историю нашего общества, он должен был понять, что в этом мире надо бороться, чтобы выжить. А святые непременно становятся мучениками.
— Твой Дмитрий был святым?
— Нет, всего-навсего человеком. Добрым и щедрым… — Голос ее дрогнул. — Но я не хочу говорить о Дмитрии.
— Значит, не надо о нем говорить. — Шандор накрыл ладонью ее руку. — Не надо говорить о том, что причиняет тебе боль.
С минуту Сандра молчала. И все же… Дмитрий был частью ее жизни, и она не могла рассказывать о ней, не упоминая его. Усилием воли Сандра заставила себя продолжать.
— Когда я поправилась, Дмитрию не приходилось больше заботиться обо мне. Я взяла все в свои руки. Я была молодой и сильной и знала, как выжить, — в голосе ее звенела ярость. — Никто больше не смел воровать пайку у меня или у Дмитрия, после того как я один раз показала им, что будет с теми, кто осмелится. Это были не люди — животные. Война сделала их такими. Знаешь, как выжить среди животных?
— Нет, — Шандор не был уверен, что Сандра слышит его. Она жила сейчас в другом мире — в мире своего ужасного прошлого.
— Надо дать им понять, что каждое сказанное тобой слово имеет вес. Если ты угрожаешь, они должны знать, что ты исполнишь свою угрозу. Я быстро усвоила эти правила и добавила к ним несколько своих. Дмитрий почти никогда не понимал, что происходит. Думаю, он просто не хотел жить по звериным законам. Мне даже приходилось останавливать его, когда он пытался отдать кому-то с таким трудом отбитую мною пищу. Я следила, чтобы Дмитрий укрывался на ночь, чтобы не оставался голодным, не забывал гулять. А Дмитрий рассказывал мне разные истории, учил меня и даже иногда умел рассмешить. Он помогал мне оставаться человеком. Если бы не Дмитрий, я превратилась бы в такое же животное, как все остальные. Знаешь, он дал мне даже мое имя. Администрации лагеря было все равно. Я была для них просто номер пятьсот тридцать четыре. Дмитрий сказал, что красивые слова радуют сердце, и я должна иметь красивое имя, чтобы всякий раз, когда его произносят, душу наполняла радость. Мы выбирали имя двое суток. Это был один из самых страшных периодов нашей жизни в лагере. Наверное, Дмитрий пытался отвлечь меня таким образом от того, что происходит вокруг. — Голос ее был чуть громче шепота. — Он дал мне намного больше, чем могла дать ему я, и даже не понимал этого.
У Шандора перехватило горло.
— Это ты дала ему куда больше, чем понимала. Ты любила его. И он наверняка знал об этом.
— Да, думаю, он знал, что я люблю его. Мы никогда не говорили об этом. Любовь казалась чем-то чуждым в этом ужасном месте. Но Дмитрий знал, — Сандра закрыла глаза. — Господи, я надеюсь, что он действительно знал это. Я думала, что нам не нужны слова, но, может быть, я ошибалась? Неужели он умер, так и не зная, как сильно я…
— Нет, — твердо сказал Шандор. — Ты все сделала правильно. Иногда слова действительно ни к чему. Дмитрий понимал, что ты чувствуешь. — Значит, Дмитрий умер. Шандор поспешил перевести разговор на другую тему — воспоминания о покойном друге причиняли Сандре слишком сильную боль. — А когда ты встретила Брюнера?
— В тот день, когда умер Дмитрий. Как глупо получилось! Он надеялся отвлечь Сандру от воспоминаний, но было слишком поздно. Она уже погрузилась с головой в ужасы своего прошлого и снова переживала давно испытанные страдания.
— Как я уже сказала, в лагере практически не было антибиотиков. Я делала все, чтобы сохранить ему жизнь, но все же Дмитрий простудился, и у него началась пневмония.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
— Ты скоро сможешь вернуться сюда. Ты ведь сказал, что война почти закончена.
С минуту Шандор молчал. Слова Сандры явно не утешили его.
— Да, война почти закончена, — неохотно кивнул он.
— Лимтана не пострадала?
— Нет. В замке оккупантов не было, и его поддерживают в отличном состоянии. Время от времени Налдона присылает мне фото моего дома, чтобы я видел, как хорошо он о нем заботится, — с горькой иронией прибавил Шандор.
Сандра невольно поежилась, представив себе, как страдает Шандор, глядя на эти фотографии. Черт бы побрал этого мерзавца Налдону! Как ей хотелось бы самой вернуть Шандору его дом!
— Замок снова будет твоим! В один прекрасный день ты опять ступишь под его своды.
— Твоими бы устами да мед пить, — Шандор печально улыбнулся, но улыбка его поблекла, когда он увидел, что лицо девушки исказилось от ярости. — Знаешь, когда это говоришь ты, я почти верю, хотя давно уже… — он замолчал и нахмурился. — Ты что-то бледна, Сандра. Я загнал тебя? Мы идем слишком быстро?
— Нет, все в порядке, — быстро сказала девушка. — Просто уже темнеет. Ты тоже кажешься бледней обычного.
— Что ж, возможно, — кивнул Шандор, но все так же недоверчиво вглядывался в ее лицо. — И все же, я думаю, нам лучше передохнуть. Тут есть неподалеку ручей, мы могли бы там умыться.
Заманчивая перспектива, но Сандра знала наверняка: если они остановятся, она не сможет идти дальше.
— Нет, лучше пойдем, — упрямо сказала она. — Отдохнем, когда доберемся до летного…
Шандор не слушал ее. Он уже прокладывал путь через кусты слева от тропинки. Сандре пришлось волей-неволей последовать за ним.
— Но я в самом деле не устала…
Никакого ответа. Шандор словно не слышал ее.
— Послушай, я…
— Алессандра, — тихо и нежно проговорил Шандор. — Возражать бесполезно. Тебе необходим отдых.
И как она забыла, что с этим упрямым мужчиной совершенно бесполезно спорить?! Угрюмо поджав губы, Сандра продиралась сквозь кусты вслед за Шандором. Почему он не считается с ее мнением? Он глубоко ошибается, если думает, что их отношения будут и дальше строиться подобным образом! Когда она придет в себя, непременно скажет ему пару теплых слов об этой отвратительной привычке брать все на себя!
— Пожалуй, вот здесь, — заявил Шандор, снимая с плеч рюкзак. Они стояли на берегу прозрачного ручья. Кругом царили тишина и покой, даже мерный рокот воды действовал успокаивающе.
— Думаю, нам не стоит пить эту воду, но мы можем помыть ноги, — сказал Шандор, снимая сапоги. — Разувайся скорее и присоединяйся ко мне. Ногам станет гораздо легче.
— Иди один. Я не хочу разуваться — помою только руки и лицо.
Шандор удивленно посмотрел на девушку.
— Не валяй дурака! Тебе нужно охладить уставшие ноги.
Сандра покачала головой.
— В этом нет необходимости. Я не так уж сильно устала. — И почему Шандор всегда спорит с ней? Сандра расстегнула рюкзак и положила его на землю, избегая смотреть в глаза своему спутнику. — Вот так еще лучше.
— Алессандра!
— Нет! — вдруг взорвалась она. — Я ведь уже сказала, что не хочу заходить в ручей. Ради бога, оставь меня в покое!
— Ну уж нет! — Шандор схватил ее за руку и властно приказал. — Посмотри на меня!
Сандра упрямо вскинула подбородок и посмотрела ему в глаза. Шандор внимательно изучал ее лицо. Почему-то она вдруг вспомнила, как он сказал, что выстрелил бы в нее, не сомневаясь ни секунды, если это было необходимо. Сейчас перед ней был совсем не тот Шандор, который сжимал ее в своих объятиях сегодня ночью. Перед ней был грозный Танзар.
— Весьма любопытно было бы узнать, почему ты не хочешь разуваться. По-моему, мне просто необходимо взглянуть на твои ноги. Мне почему-то кажется, что это вполне в твоем духе — прятать от меня кровавые мозоли.
— Нет у меня никаких мозолей. — Сандра поспешно отвела взгляд. — С чего это ты взял? Если бы я натерла ноги, я бы хромала…
— Садись, — велел Шандор. — Я сам разую.
Этот человек непреклонен. Что ж, она тоже умеет быть упрямой!
— Нет! Это просто смешно. У тебя нет никаких оснований считать…
— Успокойся, Сандра. — Он обнял девушку за плечи. — Мы можем стоять здесь и спорить еще хоть полчаса, но потом тебе все равно придется разуться. А если ты попробуешь сопротивляться, то очень быстро окажешься на земле. — Взгляд его похолодел, как лед. — Ты очень сильная женщина, Сандра, но я все равно сильнее. Не заставляй меня снова доказывать это.
Сандра понимала, что Шандор добьется своего. Она уже убедилась в этом на собственном горьком опыте. Ругнувшись шепотом, она села на землю и стала разуваться.
— Я не расслышал, что именно ты сказала, — усмехнулся Шандор, — но, кажется, речь шла о моих родственниках. — Опустившись на землю рядом с Сандрой, он расшнуровал ее левую туфлю. Жесткое выражение на его лице испарилось так же быстро, как и появилось.
— Говорю же, нет у меня никаких мозолей! — возмущалась Сандра. — Почему ты мне не веришь? Я ведь не врала тебе. Ни разу.
— Ты все время твердишь одно и то же. Интересно, почему? — Сняв туфлю, он принялся стаскивать носок. — Ты так уверена, что не хромаешь, что невольно приходит в голову одна мысль. Ты изо всех сил старалась не хромать, вот что. — Он снова заглянул в лицо девушки. — Я ведь прав?
— Нет у меня никаких мозолей, — упрямо гнула свое Сандра.
— Что ж, посмотрим, — отбросив носок, Шандор взглянул на ногу Сандры. — Какие у тебя красивые ступни! Сильные, изящные.
— И огромные!
— Было бы странно, если бы у такой крупной женщины были маленькие ноги. Что ж, на пятках и на пальцах мозолей нет, — с этими словами он поднял ногу, чтобы взглянуть на подошву.
— Нет! — Сандра попыталась выдернуть ногу. — Ты ведь уже убедился…
Поздно — она ясно видела это по окаменевшему лицу Шандора.
— Да, мозолей действительно нет, — хрипло проговорил он. — Господи, почему ты не сказала мне ни слова? Вторая нога выглядит так же?
— Да, — Сандра снова хотела поджать ногу, но Шандор крепко держал ее стопу. — Я хочу обуться.
— Пока не стоит. Тем более что теперь тебе нечего больше скрывать. — В глазах его сверкала ярость. Дрожащими руками Шандор расшнуровал правую туфлю. — Ты прошла не меньше десяти миль, скрывая от меня свое состояние, но теперь я уже все видел. — Он осмотрел вторую ступню и тяжело вздохнул. — Ты снова солгала мне. Эта нога выглядит гораздо хуже.
Сандра пожала плечами.
— Болят они совершенно одинаково, — она печально улыбнулась.
Рука Шандора сжала ее стопу.
— Ничего смешного! Я готов задушить тебя! Почему, почему ты не сказала мне? Почему не спорила, когда я объявил, что придется идти пешком по горам пятнадцать миль? Почему не объяснила, что твои ступни покрыты шрамами и тебе трудно пройти даже одну милю?
— Ты ведь сказал, что безопаснее всего двигаться пешком. Я не могла требовать, чтобы ты рисковал собой из-за моего увечья.
— Я нашел бы способ переправить тебя! Какое ты имела право корчить из себя мученицу! — Он коснулся пальцами ее израненной ноги. — Я чувствую себя одним из палачей Налдоны. Ну почему ты не можешь довериться мне до конца? — В голосе его зазвучала боль. — Как еще я должен доказать тебе, что заслуживаю доверия? Ты не должна переносить все невзгоды одна! Я здесь, и я хочу помочь тебе. Почему ты не позволяешь мне этого? Ты отгородилась от мира стеной молчания и не хочешь пропустить меня к себе. Я не могу больше выносить этого! Я не… — Голос его сорвался, и Сандра увидела, что Шандора бьет крупная дрожь. Он закрыл глаза. — О боже, что это я говорю! — Он зажмурился, глубоко вздохнул и с шумом выдохнул воздух. Когда Шандор открыл глаза, в них больше не пылал гнев. — Извини, я не хотел на тебя кричать. Ты и так достаточно перенесла сегодня.
— Ты вовсе не кричал, — тихо сказала Сандра. Он и вправду ни разу не повысил на нее голос, но в словах его было столько едва сдерживаемой ярости, что ей стало не по себе.
— Нет? — Шандор лукаво улыбнулся. — А мне казалось… — Он опустил ноги Сандры так, что теперь они висели над водой. — Что ж, посмотрим, что можно сделать, чтобы эти кошмарные раны болели не так сильно. — Он присел рядом с Сандрой. — Обидно, когда тебе не доверяют, но готов подождать, пока ты сама захочешь рассказать мне о своем прошлом.
— А другие женщины сразу и во всем доверялись тебе? — Сандра сама не знала, как эти слова сорвались у нее с языка.
— Я, кажется, ясно дал понять, что тебе не стоит сравнивать себя с другими женщинами из моей жизни, — не глядя на Сандру, Шандор закатал ее джинсы до колен. — Я не могу силой добиться твоего доверия. Это должно исходить от тебя. Я не сержусь. Просто мне больно сознавать, что ты не веришь мне до конца. — Он осторожно погрузил ее ноги в холодную воду ручья. — Посиди вот так. Тебе должно стать легче. Ну как? Лучше?
— Намного, — рассеянно прошептала Сандра. Мысли ее были заняты словами Шандора, и она почти не чувствовала, как обмывает распухшие ноги ледяная вода. Она причинила ему боль. При мысли об этом у Сандры защемило сердце. Она же не хотела!.. Шандор прав. Она давно привыкла охранять свой мир от посягательств посторонних и непроизвольно отгораживалась стеной от всякого, кто пытался туда проникнуть. Но Шандор не побоялся дать понять, что Сандра может причинить ему боль. Он доверял Сандре, а она не могла найти к себе силы довериться ему до конца.
— Это случилось в Саид-Абабе, — быстро произнесла девушка.
— Что? — Шандор буквально впился взглядом в ее лицо.
— Я говорю о шрамах, — Сандра смотрела на лоскуток неба, темневший в просвете между кронами сосен. — Это случилось шестнадцать лет назад в Саид-Абабе.
Шандор застыл, словно пораженный громом.
— Но ведь шестнадцать лет назад тебе было не больше двенадцати… а раны, от которых остаются такие шрамы, должны быть очень глубокими. — Он старался говорить ровно, чтобы Сандра не испугалась и снова не замкнулась в себе.
— Они и были глубокими, а потом стали нарывать. Лишь по счастливой случайности удалось избежать гангрены. В лагере почти не было антибиотиков. — Девушка облизнула губу. — Я бы, наверное, умерла, если бы не Дмитрий.
— В лагере?
— Я провела два года в лагере для перемещенных лиц в Саид-Абабе. — После стольких лет забвения слова приходили с трудом. — Это было сразу после революции. Люди, захватившие власть, оказались куда более жестокими, чем свергнутые ими тираны.
— Я слышал об этом. — После революции в Саид-Абабе до Тамровии доходило множество историй о зверствах тамошнего режима. Так, значит, Алессандра попала в самое пекло этого ада!
— Но ты же американка. Почему ты попала в лагерь для перемещенных лиц?
— Я никогда не говорила, что я родом из Штатов. Речь шла лишь об американском паспорте. После революции у меня не было никаких документов. Я ничего не знала о своей национальности. Джеймс решил, что я вполне могу быть американкой, потому что один из лагерных офицеров вроде бы видел, как я бродила по улицам городка, построенного вокруг американского нефтеперерабатывающего комплекса. — Сандра пожала плечами. — Вообще-то сомневаюсь. Нашли меня за много миль от этого городка. Я лежала в лихорадке у обочины дороги. Джеймс говорит, что мои раны вполне могут быть следствием долгих скитаний по пустыне.
— Джеймс говорит, — задумчиво повторил Шандор. — А сама ты разве не знаешь?
— Нет. Я не помню ничего до той минуты, когда очнулась в лагере. Вот почему оказалось так трудно определить мою национальность. Я свободно говорила по-английски, по-немецки и по-французски. А завод и городок, где меня якобы видели, были разрушены бомбами. — Сандра понизила голос. — Говорят, город горел несколько дней, и клубы черного дыма были видны за сотни миль.
Клубы черного дыма. Шандор представил себе эту страшную картину, полную ужаса и отчаяния.
— Американское правительство выразило тогда протест, — вспомнил Шандор. — Но большую часть американских граждан успели вывезти до того, как стало по-настоящему жарко. Неужели о тебе не было никаких запросов?
Сандра покачала головой.
— Никаких запросов и вообще никаких записей о том, кто я такая. Если задуматься, в этом нет ничего необычного. На свете много людей, оторвавшихся от своих корней. Может быть, мои родители тоже были такими.
— Я не знал, что в Саид-Абабе существовал лагерь для перемещенных лиц, — осторожно сказал Шандор. Ему хотелось забросать Сандру вопросами, вытянуть из нее всю правду о ее прошлом… но он понимал, что должен действовать осторожнее. Сандре наверняка нелегко дались ее признания.
— В первые полтора года после революции никакого лагеря не было. Но потом, уступив нажиму международных организаций, его организовали, — Сандра скривила губы. — Дмитрий говорил, что концлагерь в Польше, где он побывал в детстве, и то не был таким адом.
Сандра второй раз упомянула это имя.
— Дмитрий? — переспросил Шандор.
— Дмитрий Сокол, мой друг. Очнувшись, я увидела перед собой его лицо. Он выходил меня. Благодаря ему я снова смогла ходить. Дмитрий отдавал мне половину своей пайки, потому что я была слишком слаба и другие заключенные крали мою еду. Дмитрий защищал меня как мог. Вот только мог он не так много. Дмитрий не хотел понимать, как устроен мир, в котором он живет. Он был профессором Варшавского университета. Казалось бы, изучая историю нашего общества, он должен был понять, что в этом мире надо бороться, чтобы выжить. А святые непременно становятся мучениками.
— Твой Дмитрий был святым?
— Нет, всего-навсего человеком. Добрым и щедрым… — Голос ее дрогнул. — Но я не хочу говорить о Дмитрии.
— Значит, не надо о нем говорить. — Шандор накрыл ладонью ее руку. — Не надо говорить о том, что причиняет тебе боль.
С минуту Сандра молчала. И все же… Дмитрий был частью ее жизни, и она не могла рассказывать о ней, не упоминая его. Усилием воли Сандра заставила себя продолжать.
— Когда я поправилась, Дмитрию не приходилось больше заботиться обо мне. Я взяла все в свои руки. Я была молодой и сильной и знала, как выжить, — в голосе ее звенела ярость. — Никто больше не смел воровать пайку у меня или у Дмитрия, после того как я один раз показала им, что будет с теми, кто осмелится. Это были не люди — животные. Война сделала их такими. Знаешь, как выжить среди животных?
— Нет, — Шандор не был уверен, что Сандра слышит его. Она жила сейчас в другом мире — в мире своего ужасного прошлого.
— Надо дать им понять, что каждое сказанное тобой слово имеет вес. Если ты угрожаешь, они должны знать, что ты исполнишь свою угрозу. Я быстро усвоила эти правила и добавила к ним несколько своих. Дмитрий почти никогда не понимал, что происходит. Думаю, он просто не хотел жить по звериным законам. Мне даже приходилось останавливать его, когда он пытался отдать кому-то с таким трудом отбитую мною пищу. Я следила, чтобы Дмитрий укрывался на ночь, чтобы не оставался голодным, не забывал гулять. А Дмитрий рассказывал мне разные истории, учил меня и даже иногда умел рассмешить. Он помогал мне оставаться человеком. Если бы не Дмитрий, я превратилась бы в такое же животное, как все остальные. Знаешь, он дал мне даже мое имя. Администрации лагеря было все равно. Я была для них просто номер пятьсот тридцать четыре. Дмитрий сказал, что красивые слова радуют сердце, и я должна иметь красивое имя, чтобы всякий раз, когда его произносят, душу наполняла радость. Мы выбирали имя двое суток. Это был один из самых страшных периодов нашей жизни в лагере. Наверное, Дмитрий пытался отвлечь меня таким образом от того, что происходит вокруг. — Голос ее был чуть громче шепота. — Он дал мне намного больше, чем могла дать ему я, и даже не понимал этого.
У Шандора перехватило горло.
— Это ты дала ему куда больше, чем понимала. Ты любила его. И он наверняка знал об этом.
— Да, думаю, он знал, что я люблю его. Мы никогда не говорили об этом. Любовь казалась чем-то чуждым в этом ужасном месте. Но Дмитрий знал, — Сандра закрыла глаза. — Господи, я надеюсь, что он действительно знал это. Я думала, что нам не нужны слова, но, может быть, я ошибалась? Неужели он умер, так и не зная, как сильно я…
— Нет, — твердо сказал Шандор. — Ты все сделала правильно. Иногда слова действительно ни к чему. Дмитрий понимал, что ты чувствуешь. — Значит, Дмитрий умер. Шандор поспешил перевести разговор на другую тему — воспоминания о покойном друге причиняли Сандре слишком сильную боль. — А когда ты встретила Брюнера?
— В тот день, когда умер Дмитрий. Как глупо получилось! Он надеялся отвлечь Сандру от воспоминаний, но было слишком поздно. Она уже погрузилась с головой в ужасы своего прошлого и снова переживала давно испытанные страдания.
— Как я уже сказала, в лагере практически не было антибиотиков. Я делала все, чтобы сохранить ему жизнь, но все же Дмитрий простудился, и у него началась пневмония.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15