И поняла его. И захохотала, обнажив белые-белые зубы, не знающие дурных привычек. Она никогда не была привержена пагубным страстям.
– Я красива, не правда ли, Ник? Даже Анна не шла ни в какое сравнение со мной. От меня сходили с ума мужчины. Много мужчин! Ты бы тоже влюбился в такую женщину, не правда ли, Ник? Влюбился? – Она с вызовом смотрела на меня. И ждала честного ответа.
И я честно ответил:
– В такую – да.
– Я это знала, Ник. И именно поэтому никогда не позволяла быть такой с тобой. Никогда! Потому что любовь бы тебя спасла, а мне нужна была твоя смерть. Смерть – и больше ничего. Я прекрасно вычислила твой характер. Я сделала все, чтобы ты пришел в клуб самоубийц. Все, Ник! Скромность, чистота, непорочность. Доброта и верность. И всегда – ощущение комфорта и покоя. Ты ненавидел покой. И я сделала все, чтобы его для тебя создать. Я привела твою жизнь в состояние абсолютной гармонии, от которой тебе не раз хотелось удавиться, разве не так? Я все сделала, чтобы ты потерял работу, чтобы начал пить. Я же прекрасно знала тебя, Ник! Душевный покой – гибель для тебя. И ты чуть не погиб. Все шло по плану! Все!
– И в нужное время, в нужном месте появился мой институтский товарищ Лядов? Да, Оксана?
Неожиданно она погрустнела, и маленькая морщинка перерезала переносицу.
– Вова, Володя… – Ее взгляд вновь стал жесток и холоден. – Я никогда не прощу вам его смерти. Никогда! Это единственный мужчина в моей жизни, который чего-то стоил! И, даже умирая, он все сделал, чтобы спасти меня, а тебя погубить! Он думал в последние минуты своей жизни исключительно обо мне. Я ему так благодарна! Он по-настоящему меня любил… По-настоящему…
– А я-то, дурак, жалел его. Оказывается, он был счастливым любовником, а не безответным влюбленным, так, Оксана? Ты ведь тоже его любила по-настоящему?
– По-настоящему я любила только одно, Ник.
– Деньги? – усмехнулся я.
– Деньги… – Она вновь о чем-то задумалась. – Деньги – это всего лишь жалкие бумажки, Ник. И моя жизнь всегда была гораздо выше мыслей о них. Гораздо…
– И тем не менее на сегодняшний день ты самая богатая женщина во Вселенной. Не похоже, чтобы это тебя огорчало. Тебя даже можно занести в Книгу рекордов Гиннесса.
– Мне плевать на деньги! Слышишь, Ник! Если бы я думала только о них, я бы давно уже купалась в Атлантическом океане. И загорала под кокосовыми пальмами! Но тебе этого не понять! Ты глупец, Ник!
– Объясни же, Оксана. Может, я и глупец. Но не настолько, чтобы вообще не соображать.
– Если это и так, то исключительно благодаря мне. Хорошо. Я отвечу. Главным для меня в жизни было и остается прекрасное… Искусство, Ник.
Такого ответа я не ожидал.
– Напрасно удивляешься, Ник. Да, именно искусство! И не следует это понимать однозначно! Это ты примитивно судишь о высоких вещах. Игра на сцене, пейзаж на холсте, мелодия скрипки. Нет, Ник! Я гораздо глубже смотрю на эти вещи! Гораздо, слышишь!
– Ты, видимо, мечтала посвятить свою жизнь Мельпомене. Но у тебя ничего не вышло, – не без иронии сказал я, хотя иронизировать в моей ситуации было небезопасно. Дуло пистолета по-прежнему смотрело в мою грудь. Оксане не по вкусу пришлась моя ирония. И красивое лицо роковой женщины скривилось от злости, напомнив маску. Как все-таки человек уродлив в своем гневе!
– Это не твое дело, чему я хотела посвятить жизнь! Да, из меня не вышла актриса, музыкант или художник! Да! Но я все равно сумела возвыситься над вами, жалкими подмастерьями! Что вы имели от своих трудов, ответь, что?
– Конечно, ты поимела больше.
– Да! И дело не в деньгах! Далеко не в них! Я обладаю вечностью, Ник! Вечностью! У меня в руках – дыхание всех веков! И только я имею возможность прикасаться к истории! Я могу с ней играть, забавляться! А если захочу – могу выбросить на свалку или сжечь! Слышишь! Я листаю тетради, исписанные сумасшедшей рукой Моцарта! Я читаю в подлиннике Ломоносова и Канта! Я разглядываю ослепительные пейзажи Куинджи! Я могу прогуляться в туфельках фрейлины Екатерины II. А если пожелаю, перед зеркалом примеряю шляпку княгини Волконской. Слышишь, Ник! Это все мое! Все мое! Я – владелица этих сокровищ! И никто не посмеет их у меня отнять! Я играю в этих великих людей! И чувствую, прикасаясь к этим вещам, что я одна из великих! Если бы ты знал, какое это наслаждение! Если бы ты знал! Но тебе этого не понять! Жалкий актеришка! Ты бездарно играешь свои роли! Потому что не понимаешь главного – жизни! Я не умею играть, но я знаю жизнь! Я знаю историю! И я ею живу!
Я смотрел на женщину, которую когда-то называл своей женой, и приходил к мысли, что она сумасшедшая. Просто сумасшедшая. Оказывается, все это время я жил с сумасшедшей и ни разу не подумал об этом. Возможно, потому, что она лишила меня шанса вообще думать, ловко играя свою роль. Она совсем не права, говоря, что не умеет играть. Нет, она великолепная актриса. Великолепная до того совершенства, на которое способны только психически ненормальные люди. Только они способны перетасовать реальность и фантазию. Соединить их. Слить воедино. Только они. Нормальные люди всегда умеют разделить жизнь и мечты.
– Я могу понять любую игру, Оксана. Особенно если есть благодарные зрители. Но скажи… Сегодня ночью… Когда мы остались с тобой… Во имя чего велась эта игра?.. Это же абсурд – и только!
– Сущий абсурд, Ник! И чем абсурдней игра – тем она слаще! Игра вне логики и здравого смысла – это совершенство! Этой ночью я достигла истинного совершенства в игре! Когда целовала тебя, не выпуская из своих объятий. Шептала ласковые слова! В эти радостные мгновения моя ненависть к тебе превзошла все пределы! Если бы ты знал, как я тебя ненавидела! Если бы ты только мог это представить!
– Представляю…
– Нет! Ты не можешь этого представить! Я возненавидела тебя в первый же день нашей встречи. Мне были отвратительны твои жесты, твой голос, твое представление о жизни! Абсолютно никчемной жизни, Ник! И тем слаще становилась моя игра. Я ненавидела тебя и бросалась в объятия. Во мне бушевали гневные слова, а я унижалась перед тобой. Мне всегда хотелось уничтожить тебя, Ник. А я плакала у тебя на коленях. Это был азарт игрока! Это было потрясающе! И чем больше я тебя ненавидела, тем интереснее было притворяться. Забавляться с тобой, как с игрушкой. Это было, без преувеличения, гениально! И эта игра оправдалась. Я выиграла, Ник! Я выиграла! И сегодня ночью моя игра достигла абсолютного совершенства! Именно тогда, когда по твоей вине был мертв мой любимый человек…
– Жаль, что никто, кроме меня, не сможет аплодировать твоей игре, Оксана. Но я не стану этого делать.
Но Оксана уже не слушала меня. Она смотрела на меня и меня не видела. Ее большие глаза стали еще больше. И еще темнее. На ее пухлых, ярко накрашенных губах застыла сладостная усмешка. Длинные черные волосы беспорядочно разметались по плечам. Ее утонченное лицо приняло почти одухотворенное выражение. Передо мной сидела красивая ведьма. Ей нравилось мучить меня. Топтать, унижать. Ей нравилось быть сумасшедшей. Выдержав трудную роль умной, честной женщины с ясным складом ума, сегодня наконец она заслужила право вновь стать собой. Выплеснуть все чувства, эмоции, запрятанные в самые глубины души. Ей необходим был этот врыв. Сегодня отпала необходимость играть. Сегодня она собиралась довести меня своей пылкостью, своей правдой, своим сумасшествием до отчаяния. И я был рад этому.
Мне нужен был этот монолог. И, если мне сегодня даже суждено умереть от ее руки, я уйду в мир иной, познав правду. И я уже не хотел возвращать ее к здравому смыслу. Это к тому же было бесполезно. Я уже хотел слушать ее. И я приготовился к истине. И Оксана не обманула моих ожиданий. Потому что сегодня она нуждалась в словах. Ей нужно было выплеснуть наружу свои мысли, свои чудовищные фантазии.
– О, это был гениальный спектакль, Ник! И придумала его я. Я его срежиссировала, выработала сценарий. И в нем же сыграла главную роль. Остальные в этой драме – всего лишь второстепенные персонажи. И ты, Ник, можешь позавидовать моей безупречной игре. Тебе, профессиональному артисту, никогда не дано так профессионально сыграть.
– И все же, Оксана, в каком-то месте твой спектакль провалился!
– Это случилось гораздо позднее, Ник. Я не стану отрицать, что ближе к финалу он вышел из-под моего контроля. И концовка не так уж совершенна. Но сколько времени он жил! Сколько времени! И никто ни о чем не догадывался. И особенно ты. С тобой рядом всегда находилась любящая, преданная жена. Опытный врач-психиатр. Знаешь, Ник, я давно поняла, что психотерапия – это тоже великое искусство. Скольких людей я провела! Не один ты попался на мою удочку. И самое любопытное, что эту идею подсказал мне твой бедный дядя.
– Кто??? – Это действительно была новость. При чем тут мой бедный дядя?
– «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог…»
Оксана громко расхохоталась, опять тряхнув пышными волосами. Но револьвер она твердо держала в своей руке.
– Не в шутку занемог! Это написал великий поэт. Но я усложнила эти строфы. Внесла в них более глубокий и скрытый смысл. Не он занемог. А ему помогли занемочь. Ты догадываешься, кто, мой милый Ник?
Я, нахмурившись, разглядывал ее красивое лицо. Странно, чем больше она говорила ужасных, пугающих вещей, тем больше хорошело ее лицо. Сияло, озарялось изнутри светом. Передо мной сидела воистину ведьма. Испытывающая блаженство от вкуса чужой крови. И эта ведьма пугала меня и одновременно разжигала во мне любопытство.
– Это ты убила моего дядю, Оксана, – твердо сказал я. – Это ты. Но это-то зачем? Во имя чего тебе это понадобилось?
– Это была самая высокая цель. И, убив тебя, я могла запросто ее достигнуть. Кстати, Ник. Честный, славный парень. Ты же таковым себя считаешь? А ведь ты запросто мог спасти своего дядю. Если бы почаще ездил к нему, беседовал с ним, узнавал, чем он дышит. Возможно, ничего бы и не произошло. Но ты, честный парень Ник, спрятался с головой в свои честные переживания. И на чувства остальных тебе было глубоко плевать! А мне нет, Ник! Я поняла одну прекрасную вещь: чувства людей легко можно использовать во благо себе. И я придумала по этому поводу целую теорию. И воплотила ее в жизнь. И идею эту мне подал твой бедный дядя. Который, кстати, был не таким уж бедным.
– Ты хочешь сказать, что у моего дяди в погребе запрятан мешок с золотом?
– Ты примитивно мыслишь, Ник. Все гораздо любопытней. У твоего дяди была одна вещица. Она не имеет цены. При чем тут мешок с золотом! Однажды увидев, я заболела ею. И поняла, что благодаря ей постигну самый высокий смысл жизни, самую высокую истину. Благодаря ей я и придумала этот спектакль. Твой дядя был такой же дурак, как и ты. Такой же наивный глупец. Он, по-моему, даже не представлял истинной ценности той вещицы. А если и представлял, то не придавал этому большого значения. Она для него была лишь реликвией, символом. Всего лишь нитью, связующей его с прошлым. И все же он завещал ее именно тебе…
– Что это была за вещь, Оксана?
В ее огромных глазах появился нездоровый блеск. Нет, я ошибся. Это были слезы. Слезы сумасшедшей, находящейся во власти вещей.
– Не торопись, Ник. Ведь я давно могла тебя убить. Но пока не сделаю этого. Больше всего на свете я желала твоей смерти. И теперь бессильна, потому что эта ценность гораздо дороже, чем твоя смерть.
Я лихорадочно соображал. И, если вначале я решил, что Оксана не стреляет только потому, что ей необходимо выговориться, то теперь понял, что это не так. Ей нужна моя жизнь. И мне необходимо узнать – зачем. Безусловно, не из-за внезапно вспыхнувшей ко мне страсти.
– Твой ненормальный дядюшка завещал тебе эту вещь, – повторила она, – и сейчас ты ее должен забрать. Она находится недалеко, у дружка твоего родственника – некоего гражданина Глебова. По завещанию дяди, он обязан передать ее лично тебе в руки. И только в случае твоей внезапной кончины имею право взять ее я, твоя дорогая жена. Убивать тебя было бы крайней неосторожностью. Мы пойдем к Глебову вместе. Запомни, ты постоянно будешь чувствовать оружие. Мне нечего терять. Одно неверное движение – и ты мертв.
Я начинал понимать. Оксана желала моей естественной смерти. И все сделала, чтобы я очутился в «КОСА». Но ее расчеты не оправдались, и теперь она просто так меня убить не может. Ей нужна эта вещь. И, только заполучив ее, она может скрыться. Что ж. Вполне логично. Но я так быстро не собирался сдаваться и бежать к какому-то соседу дяди за сомнительной вещицей.
Нет, я тоже не прост, моя милая жена. Я постараюсь потянуть время. И первым делом узнаю все правила этой чудовищной игры. А потом уже стану действовать по ходу событий. Во всяком случае, я отлично сознавал, что пока Оксана зависит от меня, потому что без этой драгоценной вещицы она, видите ли, не может уехать из города, из страны, из… Только черт знает, куда она может уехать. А в том, что черт играет на ее стороне, я уже нисколечко не сомневался.
– Хорошо, Оксана, – спокойно ответил я. – Я возьму эту вещь. Но где гарантия, что ты сразу не убьешь меня?
И вновь этот неприятный, режущий, как по стеклу бритвой, смех.
– Ник! Ник! Ник! Да я бы с преогромным удовольствием убила тебя и раньше, и теперь, и потом! Но ты все-таки любимчик Фортуны! Я не смогла убить тебя раньше, потому что ты вдруг влюбился в эту дешевую девчонку. Я не могу убить тебя теперь, потому что мне нужна эта вещь. И, поверь, у меня не будет возможности убить тебя потом. Василиса в тюрьме – подозрения неминуемо падут на меня. Мне это не нужно! Мне необходимо срочно уехать. И, пока будут разбираться в твоих сомнительных показаниях, направленных на защиту любовницы, я уже буду далеко! И теперь рисковать я не имею права. Получив эту вещь, я, пожалуй, даже прощу судьбе, что ты остался жить. Это так просто, Ник!
Я, конечно, не поверил ни единому ее слову. И сомневался, что она когда-либо простит судьбе, что я живу. Но, так или иначе, мне нужна правда, жив я буду или мертв. Время покажет, насколько Фортуна на моей стороне.
– Я согласен, Оксана. Но…
Она вопросительно взметнула свои жгуче-черные дугообразные брови.
– Что значит – «но»? Ты еще диктуешь условия?
– Не такие уж большие, но диктую. И тебе это ничего не будет стоить. Просто я хочу, чтобы ты рассказала… Я хочу знать хотя бы минимум. О том сценарии, что придумала ты. Без этой правды я не сдвинусь с места. Можешь даже стрелять в меня.
Конечно, я понимал, что стрелять в меня ей нет никакого смысла, и поэтому так легко произнес эту фразу.
– Ты, Ник, как стойкий герой. Можешь стрелять! Ха-ха-ха! Неужели ты опять пожелал смерти? Что-то сомневаюсь. Влюбленный Ник! Влюбленный Ник никогда не хотел умирать. Поэтому я сделала все, чтобы ты меня никогда не полюбил.
– Что ты еще сделала, Оксана?
Она пожала плечами. Поднялась с места. Она показалась мне даже выше ростом – наверное, мужской костюм в полоску создавал такую видимость. Она была чересчур элегантна, а надев свою шляпу, стала еще прекрасней. И совсем похожа на Анну. Хотя нет, пожалуй, она была лучше Анны. Я ведь знал ее в скромной серенькой одежде, неприметной, дешевенькой, без следов косметики на лице. И теперь, несмотря на свое столь щекотливое положение, я нашел силы любоваться этой преобразившейся женщиной. Уверен, что действительно не смог бы устоять перед ней, если бы раньше видел ее именно такой. Но все равно это бы длилось недолго, потому что для меня любовь – это всегда очень много, Оксана не потянула бы на это, ибо, кроме себя и своих бредовых идей, никого и ничего не любила. За это ее можно было только презирать. И я, любуясь ее красотой, от всей души презирал эту женщину.
Она медленной походкой приблизилась ко мне. Если бы не пистолет, нацеленный в мою грудь, я бы предположил, что красавица желает меня обнять. Но это было далеко не так. Красавица мечтала об одном – уничтожить меня.
– Хорошо, Ник. Сейчас ты услышишь историю одной женщины. Исключительной женщины, Ник. Другой такой не было и не будет.
«И слава Богу», – подумал я, даже облегченно вздохнув. Мне тоже хотелось верить, что такой изощренный ум бывает у единиц. К несчастью, этой единицей оказалась моя жена.
– Да, Ник! В чем-то ты оказался прав. Я мечтала быть актрисой. У меня была оригинальная внешность, темперамент. Но жалкие людишки, не способные понимать красоту, не оценили и моего таланта. И с этим я не могла смириться. Я знала, что мой час еще наступит, и оказалась права. Кроме любви к театру у меня была и другая… Нет, уже не любовь. Это была страсть! Страсть к антиквариату. Не просто к старым вещам, оставшимся от каких-то незначительных для истории людишек. Нет! Такое можно приобрести на любой барахолке. Я любила вещи, оставшиеся от исключительных людей. Понимаешь, Ник? Только от исключительных, потому что всегда знала, что я одна из них!
Да, я не сочинила ни одного стихотворения, не написала ни одной музыкальной пьесы, ни одной картины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40