Даже сам Уинстон Черчилль заявил, имея в виду Советский Союз, что если бы Гитлер вторгся в ад, он, Черчилль, расшаркался бы перед дьяволом в палате общин. Сталин и Черчилль поддерживали Дражу Михайловича потому, что тот пользовался популярностью у сербов и поэтому представлял для немцев наибольшую опасность. По их мнению, партизаны с их коммунистическими лозунгами и красными звездами на пилотках оставались чужды сербам и поэтому вносили раскол в ряды сопротивления. И, кстати, в то время и Сталин, и Черчилль были правы. По этим же самым причинам, исходя из «real politik», они оба позже переключили свое внимание на Тито, бросив четников на произвол судьбы.
Во время тяжелого отступления через Сербию, а затем Санджак в Боснию, Тито и его соратники начали пересматривать свою стратегию – как ради успехов в военных действиях, так и во имя коммунистической революции. Будучи в большей степени прагматиком, Тито умел точно оценить ситуацию. Например, когда он заметил в разговоре с Джиласом, что во время войны крестьянин переходит на сторону сильного, то тем самым давал понять, что крестьяне не приемлют коммунизма, в чем он лично имел возможность убедиться в Сербии Джилас М. Время войны, стр. 99.
.
31 декабря 1941 года, в день рождения Сталина Официально, как известно, днем рождения И. В. Сталина считалось 21 декабря 1879 года.
, Тито создал так называемые «пролетарские бригады», которые, как замечал Джилас, «являлись пролетарскими в буквальном, но отнюдь не идеологическом смысле» Джилас М. Время войны, стр. 20.
. Хотя позже эти бригады включали истинных пролетариев, таких, как шахтеры, докеры и почти целиком сплитскую футбольную команду «Гайдук», большая часть бойцов состояла из партийных активистов, выходцев из среднего класса.
Марксистский душок «пролетарских бригад» оказался помехой в те дни, когда Тито стремился затушевать роль коммунистов в национально-освободительном движении. С другой стороны, эти бригады образовали ядро подвижных, дисциплинированных, фанатично преданных делу боевых подразделений, ставших впоследствии для Тито чем-то вроде кромвелевской «армии нового образца».
После тягот отступления через Санджак, вошедшего в историю под названием Первого наступления (то есть наступления на партизан), Тито и его соратники с удовольствием сделали передышку в боснийском городке Фоче, входившем в состав Независимого Хорватского Государства. Они остановились в местной гостинице и впервые за несколько месяцев получили возможность снять с себя одежду. Вновь стала выходить газета «Борба», был даже дан концерт и установлена радио– и телефонная связь с другими частями Югославии. Снова пошли в ход почтовые марки времен Королевства Югославии. К этому времени на них сверху был нашлепан красно-белый шахматный герб НХГ, поверх которого припечатали свою красную звезду. Эти марки и конверты с ними превратились, уже в наше время, в настоящую филателистическую редкость.
И Дедиер, и Джилас отмечают красоту этого городка, расположенного у слияния двух горных рек и утопающего в садах. Они оба подчеркивают, что к тому времени город не раз переходил из рук в руки.
Дедиер вспоминает, как ему повстречался один изобретательный торговец, который, на всякий пожарный случай, хранил под прилавком флаги: немецкий, итальянский и югославский с партизанской звездой Дедиер В. Говорит Тито…, стр. 174.
.
Этот забавный случай, упоминаемый в книге, вышедшей в 1951 году, отлично иллюстрирует борьбу между партизанами и двумя иноземными захватчиками. Милован Джилас в своей книге 1977 года рассказывает правдивую и чудовищную историю о том, что в действительности произошло в Фоче перед приходом туда партизан, – историю, не имеющую к захватчикам никакого отношения.
Весной 1941 года, вскоре после образования НХГ, в Фочу пришли усташи и при поддержке мусульманских головорезов устроили массовую бойню сербов – начав с двенадцати единственных сыновей зажиточных горожан. В деревне Милевинка усташи резали сербам глотки над огромным чаном, в котором раньше хранили фруктовую мякоть. Позднее сербские четники, возглавляемые пьяным белогвардейским офицером, принялись мстить, хватая и связывая мусульман, а затем сталкивая их с моста в воду.
Согласно имевшимся данным, всего в Фоче погибло 400 сербов и 3000 мусульман, однако судя по тому опустошению, что предстало его взору, Джилас сделал вывод, что число жертв с сербской стороны сильно занижено Джилас М. Время войны, стр. 139. – В документальной книге «Геноцид и мусульманство. 1941-1945» (Сараево, 1990, редакторы Владимир Дедиер и Антон Милетич) дается приложение, в котором перечисляются имена 3525 мусульман, якобы убитых четниками в районе Фочи в период 1941-1942 гг., а также имена 55 человек, убитых неизвестными лицами в районе Горажды. Для Восточной Боснии эти цифры – 1365 человек убитых четниками и 71 – неизвестными. Большая часть документов, которыми воспользовались Дедиер и Милетич, находилась в библиотеке Сараева; ее здание было уничтожено в 1992 году артиллерийским огнем сегодняшних четников. Мне не удалось обнаружить никаких статистических данных о количестве славян мусульманского вероисповедания, убитых четниками в Южной Сербии и Черногории. Мусульмане рассказали мне, что самые ужасные зверства четников творились в Сербии в районе Санджака.
.
И хотя эти зверства не отражены в биографической книге Дедиера, Тито было прекрасно известно о кровавых событиях в Фоче, а следовательно, и в остальных районах НХГ. С тех пор ему стадо ясно, что путь к завоеванию власти в Югославии лежит не через борьбу с иноземными захватчиками, а через преодоление внутренних распрей. Вместо того чтобы, подобно Троцкому или Ленину, возглавить революцию, Тито должен был представить себя патриотом Югославии, стоящим выше религиозной и исторической розни. Спустя много лет в одной из телепередач Тито обмолвился, что он и его соратники пришли к власти в результате гражданской войны.
Современные сербские историки и зарубежные поклонники Михайловича утверждают, что тот якобы осуждал истребление мусульман, как, например, то имело место в 1941 году в Фоче и впоследствии не раз повторялось по всему Санджаку, Черногории и в восточной части Боснии-Герцеговины. Тем не менее документы свидетельствуют о том, что Михайлович одобрительно относился к идее «Великой Сербии» и «этнической чистке» ее земель от представителей иных племен и религий. В машинописном послании одному из своих старших офицеров, датированном 20 декабря 1941 года, Михайлович перечисляет боевые задачи, стоящие перед его отрядами. Среди них:
… 2. Создать Великую Югославию и внутри ее Великую Сербию, этнически чистую в границах Сербии, Черногории, Боснии-Герцеговины, Срема, Баната и Бачки.
3. Бороться за включение в нашу национальную жизнь всех славянских территорий, находящихся во власти итальянцев и немцев (Триест, Гориция, Истрия и Корушка), а также территорий в Болгарии и Северной Албании, включая Шкодер.
4. Провести чистку государственной территории от всех национальных меньшинств и чуждых элементов.
5. Создать непосредственную общую границу между Сербией и Черногорией… и очистить Санджак от мусульманского, а Боснию – от мусульманского и хорватского населения Дедиер В., Милетич А. Геноцид и мусульманство, стр. 25-31. Именно здесь я впервые встретился с термином «этническая чистка», который затем был подхвачен иностранной прессой. Лишь оголтелые сербские или хорватские националисты могли рассматривать славян-мусульман как иную этническую группу.
.
Если этот документ не фальшивка, то Михайлович уже к концу 1941 года запятнал себя тем же самым «этническим» или, правильнее сказать, религиозным фанатизмом, что и его католический неприятель Анте Павелич. Правда, он все-таки неодобрительно относился к уничтожению людей по причине принадлежности их к иной вере. Под словом «чистка» он понимал отнюдь не убийства, как то было принято у усташей.
После описания бойни, устроенной в 1941 году в Фоче, Милован Джилас, этот великий летописец югославской трагедии, пытается ответить на вопрос: как все это произошло? По его мнению, вначале сербами двигало ожесточение и жажда отмщения, но позднее четники попали под влияние офицеров, «веривших в высшую национальную цель – истребление мусульман».
Для коммунистов усташи были «совершенно чужой вражеской силой», а четники «скопищем сербских либеральных националистов, запуганных крестьянских масс, сербских шовинистов и фашистов… Но все они имели корни в традициях прошлого, в сельской жизни, в национальных и религиозных мифах».
Джилас добавляет, что «мало кто из офицеров-четников, не говоря уже о крестьянских массах, был одержим идеологией истребления» Джилас М. Время войны, стр. 139-140.
.
Поскольку в то время партизаны были по преимуществу сербами или черногорцами, вполне естественно, что они сочувственно относились к православным в НХГ. Однако сербы в Восточной Боснии с большей готовностью ожидали помощи со стороны четников и даже итальянцев, нежели от коммунистов, противостоявших королю, церкви и частной собственности. К апрелю 1942 года Тито стало ясно, что его партизаны не особо желанные гости в Фоче. Боеприпасы были на исходе, и четники с издевкой называли партизан «бойцами с пятью нулями». К тому же немцы и итальянцы должны были вот-вот развернуть новое наступление.
В мае Тито решил посетить Черногорию. Его главный соперник, Дража Михайлович, тоже успел там побывать в начале 1942 года и счел ситуацию для себя благоприятной.
Четники оставались верны жившему в изгнании королю и делу союзных держав, однако имели также договоренность с итальянцами о совместных действиях против партизан. Милован Джилас, который до прибытия Тито исколесил почти всю Черногорию, замечает, что страдания партизан от рук четников сравнимы лишь «со страданиями поставленных вне закона четников после нашей победы – в тех же самых местах и тем же самым образом» Джилас М. Время войны, стр. 174.
. Он пишет, что когда четники схватили еврейскую девушку по имени Ружица Рип, студентку медицинского факультета и подругу одного из партизанских офицеров, они повесили ее «в соответствии с застарелым черногорским предрассудком, что женщина не стоит пули» Джилас М. Время войны, стр. 54.
.
Отрицая свою оторванность от мира и демонстрируя исторический оптимизм, некоторые из партизан Черногории начали предаваться прожектерству. Художник-авангардист Моша Пьяде, он же Дядя Янко, организовал на горе Дурмитор совхоз по советскому образцу, в котором содержался скот, украденный у крестьян-четников. Дядя Янко занимал себя тем, что составил подробную опись овец, коров, быков, надворных построек, курятников, пастухов, доярок, скотников и ежемесячного продукта.
Вскоре после того, как туда верхом на коне прибыл Тито, партизанские вожди отправились к Черному озеру, сделав привал с импровизированным пикником. Последний стал возможен благодаря Джиласу:
На полпути к озеру нас заметил самолет, и мы были вынуждены укрыться в ельнике. Я достал из переметной сумы ветчину, которую захватил специально для Тито, и пока самолет поливал нас пулеметным огнем, мы втроем Тито, Йованович и я – устроили небольшое пиршество. Вкусная пища, голубое небо и спокойствие Тито вернули мне хорошее настроение Джилас М. Время войны, стр. 173.
…
Тито остановился в доме бывшего губернатора, с садом и пасекой, однако озабоченность военной ситуацией омрачала ему радости сельской жизни.
Среди фруктовых деревьев раздавалось и мирное жужжание пчел, а тем временем со всех сторон приходили дурные вести, – рассказывает Джилас. – Имелась в этих райских кущах и своя своенравная Ева в образе секретарши и любовницы Тито.
Зденка отличалась таким норовом, что огрызалась даже Тито. Во время вражеских наступлений она неизменно вела себя так, будто главной задачей стран «оси» было уничтожить в первую очередь ее. Как-то раз она закатила такую истерику, что Тито, устыдившись, спросил меня в замешательстве: «Какого черта с ней творится?» «По-моему, – отвечал я, – она просто в вас влюблена».
«И пытается это показать?» – Тито рассмеялся.
Когда я обмолвился об этом Ранковичу, тот, хохотнув, заметил: «Ты, наверное, один на всю армию, кому не известно об их отношениях» Джилас М. Время войны, стр. 175-176.
.
Однажды, когда Зденка обрушилась на сопровождавших нас бойцов, Тито обернулся к немолодому охраннику-черногорцу по имени Джуро Вуйович и спросил, что тот посоветует ему с ней сделать.
«На вашем месте, товарищ Тито, я бы ее расстрелял», – прозвучало в ответ Джилас М. Время войны, стр. 176.
.
Война уже шла год и один месяц. Тито отметил свое пятидесятилетие, маясь без дела на унылой горе в обществе сварливой любовницы, чудаковатого старого еврея-художника, хлопотавшего о своих коровах и овцах, и черногорца, который считал, что пикник – это поедание ветчины под пулеметным огнем. И тем не менее, именно в Черногории Тито принял решение, благодаря которому позднее удостоился упоминания в учебниках истории. Проведя восемь бесплодных месяцев на границе Сербии, Боснии и Черногории, где большая часть населения благоволила четникам, Тито возобновил свой поход на запад, в самое сердце Независимого Хорватского Государства, где, как он полагал, сербы, мусульмане и хорваты пополнят ряды партизан.
Подобно Джорджу Вашингтону, подошедшему к переправе через реку Далавар, или высадившемуся на Сицилии Гарибальди с его тысячей солдат в красных рубашках, Тито вскоре было суждено удивить мир.
ГЛАВА 7
Долгий марш
23 июня 1943 года, когда Тито начал свой «долгий марш» из Черногории, король Югославии Петр встретился в Соединенных Штатах с Черчиллем и Рузвельтом. Известие об этой встрече еще больше ухудшило настроение партизан, которые недавно вступали в стычки с роялистами-четниками.
Одним из погибших партизанских командиров была жена Александра Ранковича, и Джилас по просьбе Тито отправил безутешному супругу письмо с соболезнованиями. Сам Джилас находился на волосок от опалы, зная о том, что его вовсю обвиняют в провале партизанских действий в Черногории. А Тито продолжал терзаться из-за все еще враждебного отношения русских к партизанам. Он часто кричал на своих коллег, после чего его охватывал стыд и он мрачно уединялся в своей палатке. Тем не менее, как только партизаны покинули Черногорию и переместились в Боснию-Герцеговину, депрессия Тито улетучилась и больше к нему не возвращалась Джилас М. Время войны. Нью-Йорк, 1977, стр. 188.
.
За время «долгого марша», так же как и нескольких последующих походов, партизаны держались на расстоянии 30-50 миль от побережья, находясь в горах Балканского горного хребта. Путь их пролегал через бурные реки, и во время марша приходилось выбираться из ущелий, карабкаясь вверх в горы, настолько высокие, что некоторые партизаны сильно страдали от высотной болезни и холода – даже в августе. С северо-восточной, или же боснийской, стороны горы, поросшие растительностью, образуют самые обширные массивы первозданных девственных лесов в Европе, где все еще в больших количествах водятся медведи, а по ночам слышен волчий вой.
В Герцеговине, неподалеку от Далматинского побережья, горы – совсем голые: белый известняковый карст, лишенный деревьев турками или же венецианцами, пускавшими древесину на нужды кораблестроения. Летом же Герцеговина становится самым жарким местом в Европе, где самоуверенные путешественники и сегодня рискуют погибнуть от жажды и жгучего солнца, и даже автотуристы в их оснащенных кондиционерами автомобилях не защищены от этой угрозы и ослепительного блеска голых горных склонов и долин, устланных каменистой осыпью.
Немецкие и итальянские оккупационные войска редко отваживались внедряться в глубь горной пустыни, находившейся как раз посередине сфер их влияния.
Партизаны на своем пути через Восточную Боснию и Герцеговину встретили лишь немногочисленных перепуганных крестьян, прежде чем вышли к железнодорожной ветке, соединявшей Сараево и побережье. Как-то ночью колонна партизан остановилась в сербской деревушке, обитатели которой довольно неохотно предоставили им ночлег. На следующий день это местечко навестили усташи. Джилас сам увидел следы их пребывания трупы женщин и детей, отрубленные конечности, мертвых матерей, прижимавших к себе безжизненные тела детей.
Тито был явно потрясен рассказом, который в деталях поведал ему Джилас, и велел Дедиеру сделать в своем дневнике запись об этом.
В начале августа партизаны переместились в Западную Боснию и Герцеговину – туда, откуда итальянцы только что перебазировались на побережье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Во время тяжелого отступления через Сербию, а затем Санджак в Боснию, Тито и его соратники начали пересматривать свою стратегию – как ради успехов в военных действиях, так и во имя коммунистической революции. Будучи в большей степени прагматиком, Тито умел точно оценить ситуацию. Например, когда он заметил в разговоре с Джиласом, что во время войны крестьянин переходит на сторону сильного, то тем самым давал понять, что крестьяне не приемлют коммунизма, в чем он лично имел возможность убедиться в Сербии Джилас М. Время войны, стр. 99.
.
31 декабря 1941 года, в день рождения Сталина Официально, как известно, днем рождения И. В. Сталина считалось 21 декабря 1879 года.
, Тито создал так называемые «пролетарские бригады», которые, как замечал Джилас, «являлись пролетарскими в буквальном, но отнюдь не идеологическом смысле» Джилас М. Время войны, стр. 20.
. Хотя позже эти бригады включали истинных пролетариев, таких, как шахтеры, докеры и почти целиком сплитскую футбольную команду «Гайдук», большая часть бойцов состояла из партийных активистов, выходцев из среднего класса.
Марксистский душок «пролетарских бригад» оказался помехой в те дни, когда Тито стремился затушевать роль коммунистов в национально-освободительном движении. С другой стороны, эти бригады образовали ядро подвижных, дисциплинированных, фанатично преданных делу боевых подразделений, ставших впоследствии для Тито чем-то вроде кромвелевской «армии нового образца».
После тягот отступления через Санджак, вошедшего в историю под названием Первого наступления (то есть наступления на партизан), Тито и его соратники с удовольствием сделали передышку в боснийском городке Фоче, входившем в состав Независимого Хорватского Государства. Они остановились в местной гостинице и впервые за несколько месяцев получили возможность снять с себя одежду. Вновь стала выходить газета «Борба», был даже дан концерт и установлена радио– и телефонная связь с другими частями Югославии. Снова пошли в ход почтовые марки времен Королевства Югославии. К этому времени на них сверху был нашлепан красно-белый шахматный герб НХГ, поверх которого припечатали свою красную звезду. Эти марки и конверты с ними превратились, уже в наше время, в настоящую филателистическую редкость.
И Дедиер, и Джилас отмечают красоту этого городка, расположенного у слияния двух горных рек и утопающего в садах. Они оба подчеркивают, что к тому времени город не раз переходил из рук в руки.
Дедиер вспоминает, как ему повстречался один изобретательный торговец, который, на всякий пожарный случай, хранил под прилавком флаги: немецкий, итальянский и югославский с партизанской звездой Дедиер В. Говорит Тито…, стр. 174.
.
Этот забавный случай, упоминаемый в книге, вышедшей в 1951 году, отлично иллюстрирует борьбу между партизанами и двумя иноземными захватчиками. Милован Джилас в своей книге 1977 года рассказывает правдивую и чудовищную историю о том, что в действительности произошло в Фоче перед приходом туда партизан, – историю, не имеющую к захватчикам никакого отношения.
Весной 1941 года, вскоре после образования НХГ, в Фочу пришли усташи и при поддержке мусульманских головорезов устроили массовую бойню сербов – начав с двенадцати единственных сыновей зажиточных горожан. В деревне Милевинка усташи резали сербам глотки над огромным чаном, в котором раньше хранили фруктовую мякоть. Позднее сербские четники, возглавляемые пьяным белогвардейским офицером, принялись мстить, хватая и связывая мусульман, а затем сталкивая их с моста в воду.
Согласно имевшимся данным, всего в Фоче погибло 400 сербов и 3000 мусульман, однако судя по тому опустошению, что предстало его взору, Джилас сделал вывод, что число жертв с сербской стороны сильно занижено Джилас М. Время войны, стр. 139. – В документальной книге «Геноцид и мусульманство. 1941-1945» (Сараево, 1990, редакторы Владимир Дедиер и Антон Милетич) дается приложение, в котором перечисляются имена 3525 мусульман, якобы убитых четниками в районе Фочи в период 1941-1942 гг., а также имена 55 человек, убитых неизвестными лицами в районе Горажды. Для Восточной Боснии эти цифры – 1365 человек убитых четниками и 71 – неизвестными. Большая часть документов, которыми воспользовались Дедиер и Милетич, находилась в библиотеке Сараева; ее здание было уничтожено в 1992 году артиллерийским огнем сегодняшних четников. Мне не удалось обнаружить никаких статистических данных о количестве славян мусульманского вероисповедания, убитых четниками в Южной Сербии и Черногории. Мусульмане рассказали мне, что самые ужасные зверства четников творились в Сербии в районе Санджака.
.
И хотя эти зверства не отражены в биографической книге Дедиера, Тито было прекрасно известно о кровавых событиях в Фоче, а следовательно, и в остальных районах НХГ. С тех пор ему стадо ясно, что путь к завоеванию власти в Югославии лежит не через борьбу с иноземными захватчиками, а через преодоление внутренних распрей. Вместо того чтобы, подобно Троцкому или Ленину, возглавить революцию, Тито должен был представить себя патриотом Югославии, стоящим выше религиозной и исторической розни. Спустя много лет в одной из телепередач Тито обмолвился, что он и его соратники пришли к власти в результате гражданской войны.
Современные сербские историки и зарубежные поклонники Михайловича утверждают, что тот якобы осуждал истребление мусульман, как, например, то имело место в 1941 году в Фоче и впоследствии не раз повторялось по всему Санджаку, Черногории и в восточной части Боснии-Герцеговины. Тем не менее документы свидетельствуют о том, что Михайлович одобрительно относился к идее «Великой Сербии» и «этнической чистке» ее земель от представителей иных племен и религий. В машинописном послании одному из своих старших офицеров, датированном 20 декабря 1941 года, Михайлович перечисляет боевые задачи, стоящие перед его отрядами. Среди них:
… 2. Создать Великую Югославию и внутри ее Великую Сербию, этнически чистую в границах Сербии, Черногории, Боснии-Герцеговины, Срема, Баната и Бачки.
3. Бороться за включение в нашу национальную жизнь всех славянских территорий, находящихся во власти итальянцев и немцев (Триест, Гориция, Истрия и Корушка), а также территорий в Болгарии и Северной Албании, включая Шкодер.
4. Провести чистку государственной территории от всех национальных меньшинств и чуждых элементов.
5. Создать непосредственную общую границу между Сербией и Черногорией… и очистить Санджак от мусульманского, а Боснию – от мусульманского и хорватского населения Дедиер В., Милетич А. Геноцид и мусульманство, стр. 25-31. Именно здесь я впервые встретился с термином «этническая чистка», который затем был подхвачен иностранной прессой. Лишь оголтелые сербские или хорватские националисты могли рассматривать славян-мусульман как иную этническую группу.
.
Если этот документ не фальшивка, то Михайлович уже к концу 1941 года запятнал себя тем же самым «этническим» или, правильнее сказать, религиозным фанатизмом, что и его католический неприятель Анте Павелич. Правда, он все-таки неодобрительно относился к уничтожению людей по причине принадлежности их к иной вере. Под словом «чистка» он понимал отнюдь не убийства, как то было принято у усташей.
После описания бойни, устроенной в 1941 году в Фоче, Милован Джилас, этот великий летописец югославской трагедии, пытается ответить на вопрос: как все это произошло? По его мнению, вначале сербами двигало ожесточение и жажда отмщения, но позднее четники попали под влияние офицеров, «веривших в высшую национальную цель – истребление мусульман».
Для коммунистов усташи были «совершенно чужой вражеской силой», а четники «скопищем сербских либеральных националистов, запуганных крестьянских масс, сербских шовинистов и фашистов… Но все они имели корни в традициях прошлого, в сельской жизни, в национальных и религиозных мифах».
Джилас добавляет, что «мало кто из офицеров-четников, не говоря уже о крестьянских массах, был одержим идеологией истребления» Джилас М. Время войны, стр. 139-140.
.
Поскольку в то время партизаны были по преимуществу сербами или черногорцами, вполне естественно, что они сочувственно относились к православным в НХГ. Однако сербы в Восточной Боснии с большей готовностью ожидали помощи со стороны четников и даже итальянцев, нежели от коммунистов, противостоявших королю, церкви и частной собственности. К апрелю 1942 года Тито стало ясно, что его партизаны не особо желанные гости в Фоче. Боеприпасы были на исходе, и четники с издевкой называли партизан «бойцами с пятью нулями». К тому же немцы и итальянцы должны были вот-вот развернуть новое наступление.
В мае Тито решил посетить Черногорию. Его главный соперник, Дража Михайлович, тоже успел там побывать в начале 1942 года и счел ситуацию для себя благоприятной.
Четники оставались верны жившему в изгнании королю и делу союзных держав, однако имели также договоренность с итальянцами о совместных действиях против партизан. Милован Джилас, который до прибытия Тито исколесил почти всю Черногорию, замечает, что страдания партизан от рук четников сравнимы лишь «со страданиями поставленных вне закона четников после нашей победы – в тех же самых местах и тем же самым образом» Джилас М. Время войны, стр. 174.
. Он пишет, что когда четники схватили еврейскую девушку по имени Ружица Рип, студентку медицинского факультета и подругу одного из партизанских офицеров, они повесили ее «в соответствии с застарелым черногорским предрассудком, что женщина не стоит пули» Джилас М. Время войны, стр. 54.
.
Отрицая свою оторванность от мира и демонстрируя исторический оптимизм, некоторые из партизан Черногории начали предаваться прожектерству. Художник-авангардист Моша Пьяде, он же Дядя Янко, организовал на горе Дурмитор совхоз по советскому образцу, в котором содержался скот, украденный у крестьян-четников. Дядя Янко занимал себя тем, что составил подробную опись овец, коров, быков, надворных построек, курятников, пастухов, доярок, скотников и ежемесячного продукта.
Вскоре после того, как туда верхом на коне прибыл Тито, партизанские вожди отправились к Черному озеру, сделав привал с импровизированным пикником. Последний стал возможен благодаря Джиласу:
На полпути к озеру нас заметил самолет, и мы были вынуждены укрыться в ельнике. Я достал из переметной сумы ветчину, которую захватил специально для Тито, и пока самолет поливал нас пулеметным огнем, мы втроем Тито, Йованович и я – устроили небольшое пиршество. Вкусная пища, голубое небо и спокойствие Тито вернули мне хорошее настроение Джилас М. Время войны, стр. 173.
…
Тито остановился в доме бывшего губернатора, с садом и пасекой, однако озабоченность военной ситуацией омрачала ему радости сельской жизни.
Среди фруктовых деревьев раздавалось и мирное жужжание пчел, а тем временем со всех сторон приходили дурные вести, – рассказывает Джилас. – Имелась в этих райских кущах и своя своенравная Ева в образе секретарши и любовницы Тито.
Зденка отличалась таким норовом, что огрызалась даже Тито. Во время вражеских наступлений она неизменно вела себя так, будто главной задачей стран «оси» было уничтожить в первую очередь ее. Как-то раз она закатила такую истерику, что Тито, устыдившись, спросил меня в замешательстве: «Какого черта с ней творится?» «По-моему, – отвечал я, – она просто в вас влюблена».
«И пытается это показать?» – Тито рассмеялся.
Когда я обмолвился об этом Ранковичу, тот, хохотнув, заметил: «Ты, наверное, один на всю армию, кому не известно об их отношениях» Джилас М. Время войны, стр. 175-176.
.
Однажды, когда Зденка обрушилась на сопровождавших нас бойцов, Тито обернулся к немолодому охраннику-черногорцу по имени Джуро Вуйович и спросил, что тот посоветует ему с ней сделать.
«На вашем месте, товарищ Тито, я бы ее расстрелял», – прозвучало в ответ Джилас М. Время войны, стр. 176.
.
Война уже шла год и один месяц. Тито отметил свое пятидесятилетие, маясь без дела на унылой горе в обществе сварливой любовницы, чудаковатого старого еврея-художника, хлопотавшего о своих коровах и овцах, и черногорца, который считал, что пикник – это поедание ветчины под пулеметным огнем. И тем не менее, именно в Черногории Тито принял решение, благодаря которому позднее удостоился упоминания в учебниках истории. Проведя восемь бесплодных месяцев на границе Сербии, Боснии и Черногории, где большая часть населения благоволила четникам, Тито возобновил свой поход на запад, в самое сердце Независимого Хорватского Государства, где, как он полагал, сербы, мусульмане и хорваты пополнят ряды партизан.
Подобно Джорджу Вашингтону, подошедшему к переправе через реку Далавар, или высадившемуся на Сицилии Гарибальди с его тысячей солдат в красных рубашках, Тито вскоре было суждено удивить мир.
ГЛАВА 7
Долгий марш
23 июня 1943 года, когда Тито начал свой «долгий марш» из Черногории, король Югославии Петр встретился в Соединенных Штатах с Черчиллем и Рузвельтом. Известие об этой встрече еще больше ухудшило настроение партизан, которые недавно вступали в стычки с роялистами-четниками.
Одним из погибших партизанских командиров была жена Александра Ранковича, и Джилас по просьбе Тито отправил безутешному супругу письмо с соболезнованиями. Сам Джилас находился на волосок от опалы, зная о том, что его вовсю обвиняют в провале партизанских действий в Черногории. А Тито продолжал терзаться из-за все еще враждебного отношения русских к партизанам. Он часто кричал на своих коллег, после чего его охватывал стыд и он мрачно уединялся в своей палатке. Тем не менее, как только партизаны покинули Черногорию и переместились в Боснию-Герцеговину, депрессия Тито улетучилась и больше к нему не возвращалась Джилас М. Время войны. Нью-Йорк, 1977, стр. 188.
.
За время «долгого марша», так же как и нескольких последующих походов, партизаны держались на расстоянии 30-50 миль от побережья, находясь в горах Балканского горного хребта. Путь их пролегал через бурные реки, и во время марша приходилось выбираться из ущелий, карабкаясь вверх в горы, настолько высокие, что некоторые партизаны сильно страдали от высотной болезни и холода – даже в августе. С северо-восточной, или же боснийской, стороны горы, поросшие растительностью, образуют самые обширные массивы первозданных девственных лесов в Европе, где все еще в больших количествах водятся медведи, а по ночам слышен волчий вой.
В Герцеговине, неподалеку от Далматинского побережья, горы – совсем голые: белый известняковый карст, лишенный деревьев турками или же венецианцами, пускавшими древесину на нужды кораблестроения. Летом же Герцеговина становится самым жарким местом в Европе, где самоуверенные путешественники и сегодня рискуют погибнуть от жажды и жгучего солнца, и даже автотуристы в их оснащенных кондиционерами автомобилях не защищены от этой угрозы и ослепительного блеска голых горных склонов и долин, устланных каменистой осыпью.
Немецкие и итальянские оккупационные войска редко отваживались внедряться в глубь горной пустыни, находившейся как раз посередине сфер их влияния.
Партизаны на своем пути через Восточную Боснию и Герцеговину встретили лишь немногочисленных перепуганных крестьян, прежде чем вышли к железнодорожной ветке, соединявшей Сараево и побережье. Как-то ночью колонна партизан остановилась в сербской деревушке, обитатели которой довольно неохотно предоставили им ночлег. На следующий день это местечко навестили усташи. Джилас сам увидел следы их пребывания трупы женщин и детей, отрубленные конечности, мертвых матерей, прижимавших к себе безжизненные тела детей.
Тито был явно потрясен рассказом, который в деталях поведал ему Джилас, и велел Дедиеру сделать в своем дневнике запись об этом.
В начале августа партизаны переместились в Западную Боснию и Герцеговину – туда, откуда итальянцы только что перебазировались на побережье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54