А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Их взгляды сцепились. Затем Дружище Квак продолжил:
— Очень сильное землетрясение. Оно потрясет Токио восемнадцатого февраля в полдевятого утра. То есть через три дня. И будет еще сильнее, чем в Кобэ. Предполагаемое количество жертв — сто пятьдесят тысяч. Большинство — в час пик, когда с рельсов сойдут электрички. Обрушатся автострады, обвалится метро, опрокинутся монорельсы. Начнут взрываться цистерны, дома, погребая под собой людей, превратятся в горы развалин. Повсюду вспыхнут пожары. На дорогах возникнут заторы, «скорые помощи» и пожарные машины выстроятся в беспомощные очереди. Люди будут тупо погибать. Погибших-то как-никак сто пятьдесят тысяч. Настоящий ад. Люди уже в который раз будут вынуждены признать, насколько это опасная штука — урбанизация. — Закончив эту тираду, Дружище Квак слегка кивнул. — Эпицентр — недалеко от районной администрации Синдзюку. Так называемое землетрясение подземного типа.
— Недалеко от администрации Синдзюку?
— Если говорить точно, прямо под вашим отделением Трастобезопасного банка Токио.
Повисла мрачная тишина.
— И что, стало быть… — залепетал Катагири, — вы —это самое землетрясение…
— Именно, — кивнул Дружище Квак. — Именно так. Мы вместе с вами, господин Катагири, проникнем в подземелье Трастобезопасного банка Токио, где сразимся с Дружищем Червяком .
Немало сражений вынес Катагири — ведь он работал в отделе контроля финансов. Все шестнадцать лет после окончания университета, день за днем на одном и том же месте бился он за то, чтобы займы банку возвращали. Подразделение это — вообще не самое популярное. Все стремились деньги только выдавать. Особенно это было актуально в эпоху экономики «мыльного пузыря», когда их девать было некуда. Было бы что заложить: землю или ценные бумаги, — и стоило лишь назвать кассиру необходимую сумму, пропорционально которой росли его, кассира, трудовые достижения. Но бывало, что люди прогорали, и тогда наступал черед Катагири. Особенно у него прибавилось работы, когда «мыльный пузырь» лопнул. Упали цены на акции, подешевела земля, залог потерял свой первоначальный смысл.
— Сколько сможешь, но урви налом, — раздавался приказ сверху.
Квартал Кабуки на Синдзюку — рассадник насилия в Токио. С давних пор здесь доминирует якудза, к ней причастны корейские преступные группировки, не Дремлют китайские мафиози. Квартал утопает в оружии и наркотиках. Не всплывая наружу, кочуют из одного места в другое огромные деньжищи. И только люди пропадают, как дым. Сколько раз Катагири, пытаясь вытребовать деньги обратно, попадал к бандитам. Те угрожали, обещали с ним расправиться, но страшно ему не было. Какой смысл убивать простого банковского клерка? Хотите зарезать — режьте. Хотите убить — убивайте. Ни жены, ни детей у него нет. Родители уже в могиле. Младшие брат и сестра окончили институт и у каждого давно своя семья. Ну, убьют — никому от этого плохо не станет. Даже самому Катагири.
И Катагири оставался спокоен, чем выводил из себя окружавших его якудз. А потому в определенных кругах даже прослыл человеком с железными нервами. Но сейчас он совершенно ничего не понимал и даже не представлял себе, как поступить. Что это еще за история? Дружище Червяк…
— Кто он такой, этот самый Дружище Червяк? — опасливо спросил Катагири.
— Он живет на дне земли. Гигантский такой червяк. Как рассердится, быть землетрясению, — объяснил Дружище Квак. — Вот и сейчас он очень сердит.
— Чем это он так рассержен?
— Не знаю. И никто не знает, что он там себе под землей думает. Что говорить, его почти никто никогда не видел. Обычно он спит. Спит годами, десятилетиями в своей мрачной и теплой земле. Разумеется, глаза у него атрофировались, мозги за время сна и те разжидились и превратились в нечто иное. По правде говоря, я предполагаю, что он вообще уже не думает. Лишь чувствует своим телом раскаты звука издалека или сотрясения почвы, поглощает их одно за другим и копит в себе. И вот все это под воздействием каких-то химических реакций превращается в ненависть. Почему так происходит, не знает никто. Даже я не могу объяснить.
Дружише Квак молча смотрел в лицо Катагири. Ждал, пока до того дойдет. Затем продолжил:
— Не поймите меня неправильно, лично я — не против Дружища Червяка, мы с ним не враги. Плюс ко всему, я не считаю его силой зла. Набиваться ему в друзья тоже не собираюсь, и в каком-то смысле считаю, что всему миру наплевать на его существование. Мир — как огромное пальто, которому необходимы карманы в разных местах. Но сейчас он опасен, и так этого оставлять нельзя. Душа и тело Дружища Червяка за долгий период вобрали в себя огромное количество ненависти и раздулись до небывалых размеров. К тому же землетрясение в Кобэ в прошлом месяце нарушило его глубокий сон. Мне был знак: Дружише Червяк вне себя от гнева. И сам решил устроить землетрясение под Токио. О сроках и месте которого меня предупредили несколько близких насекомых. Информация верная.
Дружище Квак умолк, устало прикрыв глаза.
— Выходит, — заговорил Катагири, — мы с вами спустимся под землю, сразимся с Дружищем Червяком и предотвратим землетрясение?
— Именно так.
Катагири взял было чашку, но снова поставил ее на стол.
— Я не все еще понял, но почему вашим партнером должен стать именно я?
— Господин Катагири… —Дружище Квак неподвижно всматривался в глаза собеседника. — Я начал вас уважать. Последние шестнадцать лет вы безропотно выполняете опасную работу, за которую больше никто не хочет браться. Я прекрасно знаю, как вам было непросто. И не считаю, что начальство и коллеги оценивают вас по достоинству. Они попросту слепы. Но даже при этом вы не жалуетесь… Да что там работа — после смерти родителей вы сами подняли на ноги малолетних брата и сестру. Выучили их, одного женили, другую выдали замуж, пожертвовав своим временем и львиной долей заработка. Сами вы жениться так и не смогли. При этом брат с сестрой вам нисколько не благодарны за то, что вы для них сделали. Даже спасибо не сказали. Наоборот, они с вами не считаются и ведут себя бесстыжим образом. На мой взгляд, это никуда не годится. Так и хочется за вас их отдубасить. Но вы на них не в обиде… Говоря по правде, господин Катагири, наружности вы никакой, язык у вас не подвешен. Нередко на вас посматривают свысока. Но я-то знаю: вы — крепкий мужественный человек. Можно даже сказать, во всем Токио нет другого человека, кому бы я верил и мог бы вместе с ним сразиться против Дружища Червяка.
— Господин Ква…
— Дружище Квак, — опять воздел палец тот.
— Дружище Квак, откуда вы все обо мне знаете?
— Ну я же не только посреди болота квакаю. То. что нужно видеть, вижу.
— Только вот, Дружище Квак… — пошел на попятную Катагири. — Не такой уж я и сильный. О подземелье у меня весьма отдаленное представление, и я никак не потяну сражение с Дружищем Червяком. Есть же люди поздоровее меня. Там, каратисты всякие, рейнджеры из Сил самообороны…
Глаза Дружища Квака округлились:
— Господин Катагири, сражаться буду я. Но я не смогу сражаться один. Вот в чем суть. Мне нужны ваши мужество и справедливость. Вам необходимо будет стоять у меня за спиной и подбадривать: «Держись, Дружище Квак! Все в порядке, Дружище Квак. Ты победишь, потому что правда на твоей стороне». — Дружище Квак развел руками и шлепнул ими по коленкам. — По правде говоря, мне самому страшно сражаться во мраке с Дружищем Червяком. Все это время я любил искусство и жил мирной жизнью в согласии с природой. Мне совсем не нравится драться. Но я дерусь, потому что так нужно. Предстоит жуткий бой. Возможно, я получу увечья. А может, и живым не вернусь. Но я не бегу. Как говорил Ницше, «добродетель высшего разума — не иметь страха». Мне нужно, чтобы вы поделились со мной своим мужеством, от всего сердца поддержали бы меня как друга. Понимаете, о чем я?
Для Катагири еще многое оставалось неясным. Однако он почему-то понял, что словам Дружища Квака можно верить, как бы неправдоподобно ни звучали они. Катагири — сотрудник самого серьезного отдела банка — от природы обладал способностью это чувствовать.
— Господин Катагири, я вас прекрасно понимаю: является вдруг гигантская лягушка, вроде меня, выкладывает все и заставляет в это поверить. Естественно, вы не знаете, как быть. И это понятно. Поэтому я предоставлю вам одно доказательство своего существования. Если я не ошибаюсь, в последнее время вас беспокоит вопрос прекращения финансирования торговой компании «Большая Восточная Медведица»?
— Точно, — признал Катагири.
— Их деятельность прикрывает некое промафиозное Общее собрание, так? Они планово банкротят фирму, пытаясь увильнуть от возврата займа. Одним словом, махинаторы. Кассир выдал деньги, практически не удосужившись проверить залог, а отдуваться за него придется вам, господин Катагири, верно? Но в этот раз вам достался очень непростой и сильный клиент, за спиной которого просматривается фигура некоего политика. Общая сумма займа — семьсот миллионов иен. Я правильно понимаю?
— Все правильно.
Дружище Квак потянулся. Его лапы с огромными зелеными перепонками расправились, подобно крыльям птицы.
— Господин Катагири, ничего выдумывать не нужно, доверьте все Дружищу Кваку. Завтра утром ваша проблема будет решена. Расслабьтесь и отдыхайте.
Дружище Квак поднялся, улыбнулся, стал плоским, как сушеная каракатица, и просочился через щель запертой двери. В комнате остался один Катагири. И лишь стояли на столе две чашки. Больше о визите Дружища Квака не напоминало ничего.
Едва он пришел к девяти на работу, как на его столе зазвонил телефон.
— Господин Катагири? — послышался на другом конце провода холодный канцелярский голос. — Моя фамилия — Сираока, я — адвокат, веду дело торговой компании «Большая Восточная Медведица». Сегодня утром от моего клиента поступила информация, что он обязуется в установленный срок вернуть всю сумму на основании вашего требования. Мы отправим вам надлежащий документ. Только одна просьба: не присылайте к нам больше Дружищ Квака . Повторяю, попросите Дружище Квака больше к нам не приходить. Сам я подробностей не знаю, но вы, надеюсь, догадываетесь, о чем речь.
— Все понятно, — ответил Катагири.
— То есть, вы непременно передадите Дружищу Кваку все, что сейчас услышали, да?
— Непременно передам. Он у вас больше не появится.
— Ну и хорошо. Документ будет готов к завтрашнему утру.
— Благодарю вас.
Трубку повесили.
В тот же день на обеденном перерыве в кабинет Катагири пришел Дружище Квак.
— Ну как, разобрались с торговой компанией «Большая Восточная Медведица»?
Катагири суетливо огляделся.
— Не переживайте, я виден только вам, — успокоил его Дружише Квак. — Теперь, надеюсь, вы убедились в моем существовании. Я — не плод вашего воображения. Реально действую и добиваюсь результатов. Наиживейшее существо.
— Господин Квак…
— Дружише Квак, — задрал тот палец.
— Да-да, дружише Квак, — исправился Катагири. — Что вы с ними сделали?
— Да ничего особенного. Пара пустяков. Малость постращал и все. Запугал морально. Как писал Джозеф Конрад, «истинный страх — тот, что человек придумывает себе сам». Видите, господин Катагири, результатая добился.
Тот кивнул и прикурил.
— Выходит, так.
— Теперь-то вы верите всему, о чем я говорил вам вчера? Как, составите мне компанию в сражении с Дружишем Червяком?
Катагири глубоко вздохнул. Снял и протер очки.
— Если честно, то не хотелось бы. Но ведь это неизбежно.
Дружище Квак кивнул:
— Это вопрос ответственности и чести. Хочется нам этого или нет, но придется спуститься под землю и лицом к лицу схватиться с Дружищем Червяком. Погибни мы в честном бою, никто нас не пожалеет. Одолеем — никто не похвалит. Люди даже не узнают, что под их ногами вершилась великая битва. Ведь знаем об этом только мы с вами. Как ни крути, борьба одиноких сердец.
Катагири взглянул на свои руки, затем на струйку дыма и сказал:
— Знаете, господин Квак, я простой человек.
— Дружище Квак! — поправил тот, но Катагири пропустил это мимо ушей.
— Я совершенно простой человек. Даже проще, чем вы думаете. Лысею, толстею, разменял пятый десяток. Страдаю от плоскостопия, при недавнем медосмотре вскрылся диабет. Последний раз спал с женщиной месяца три назад. Да и то с профессионалкой. Коллеги знают о моих способностях к выбиванию займов, но нельзя сказать, что меня за это уважают. Ни на работе, ни в личной жизни я никому не нравлюсь. Язык у меня не подвешен, людей чураюсь, дружить не умею. Способностеи к спорту — ноль, полное отсутствие слуха, ростом не вышел, у меня фимоз, я близорук. К тому же, говорят, у меня астигматизм. Не жизнь — потемки. Просто сплю, бодрствую, ем и испражняюсь. Для чего живу — не знаю. Почему Токио должен спасать именно я?
— Господин Катагири, — странным голосом начал Дружише Квак, — спасти Токио под силу именно такому человеку, как вы. И для таких людей, как вы, я собираюсь спасать Токио.
Катагири опять глубоко вздохнул.
— И что мне нужно делать?
Дружище Квак составил план. Семнадцатого февраля (то есть за день до предполагаемого землетрясения) поздно ночью они спустятся под землю. Вход — в бойлерной отделения Синдзюку Трастобезопасного банка Токио. Если отодвинуть часть стены, там будет шурф, опустившись в который метров на пятьдесят по веревочной лестнице, они окажутся перед Дружищем Червяком. Место встречи — бойлерная. Катагири под видом сверхурочной работы останется в здании.
— А есть ли какой-нибудь план операции? — поинтересовался Катагири.
— План есть. Этого малого голыми руками не возьмешь. Он такой склизкий, что не разберешь, где у него рот, а где задний проход. И размером — с вагон метро.
— И в чем план заключается?
Дружище Квак задумался.
— Молчание — золото.
— Что, лучше не спрашивать?
— Можно сказать и так.
— А если я сбегу с поля боя, струсив в последний момент? Что вы будете делать, господин Квак?
— Дружише Квак! — поправил тот.
— Дружище Квак, что вы будете делать, случись такое?
— Буду сражаться один, — немного подумав, ответил тот. — Все-таки шансов на победу в одиночку у меня несколько больше, чем у Анны Карениной перед несущимся паровозом. Вы, кстати, читали «Анну Каренину»?
— Нет, — ответил Катагири, и Дружище Квак с жалостью посмотрел на него. Видимо, Анна Каренина ему нравилась.
— Я же считаю, что вы не бросите меня одного и никуда не убежите. Я это знаю. Как бы это сказать, будто вас держат за яйца. У меня, к сожалению, их нет. Ха-ха-ха-ха, — широко раскрыв рот, рассмеялся Дружище Квак. Кроме яиц, у него не было и зубов.
Однако случилось непредвиденное.
Семнадцатого вечером Катагири подстрелили. Закончив работу с клиентами, он возвращался по улочкам Синдзюку в банк, когда перед ним выскочил молодой парень в кожаной куртке, с невыразительным и простоватым лицом. В руке он держал маленький черный пистолет. Пистолет был настолько черным и маленьким, что казался игрушечным. Катагири рассеянно смотрел на эту мрачную вещицу в руке парня. Он не мог осознать, что ее кончик направлен на него самого, а курок уже взведен. Все казалось бессмысленным и внезапным. Вдруг раздался выстрел.
Он видел, как отдачей подбросило пистолет, и одновременно ощутил удар, будто кто-то изо всех сил заехал ему по правому плечу кувалдой. Боли не чувствовалось. Катагири покатился по асфальту, словно его отбросило. Отлетел в сторону портфель. Парень опять направил дуло в его сторону. Раздался еще один выстрел. Разлетелась вдребезги реклама бара на тротуаре. Послышались крики Куда-то соскользнули очки. Перед глазами все затуманилось. Катагири едва видел, как парень с пистолетом наизготовку приближался к нему. Ну вот, мне конец пронеслось у него в голове. Как там говорил Дружише Квак: «Истинный страх — тот, что человек придумывает себе сам». Катагири, не колеблясь, дернул за рубильник собственного воображения и погрузился в легкую тишину.
Когда он открыл глаза, то уже лежал на больничной койке. Вернее, сначала он открыл один глаз, слегка огляделся, затем открыл второй. И первой увидел у изголовья стальную стойку, с которой свисала тянувшаяся к его телу капельница. Рядом хлопотала медсестра в белом халате. Сам он лежал на жесткой кровати на спине, облаченный в какую-то причудливую одежду. Судя по всему, под ней было лишь голое тело.
Точно, кто-то стрелял в меня на дороге. Стрелял в плечо. Правое. В памяти всплыло, как все это происходило. Едва Катагири вспомнил маленький черный пистолет, заколотилось сердце. Они действительно хотели меня убить. — подумал он. Но все обошлось. С памятью все в порядке. Боли нет. Даже не так — не только боли, но и ощущений. Не получается даже приподнять руку. Палата оказалась без окон, так что непонятно, день сейчас или ночь. Стреляли в пятом часу вечера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12