А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Есть сестра на шесть лет младше. Окончив частную школу в Кобэ, он выдержал экзамен сразу на два факультета, коммерческий и филологический, но, не колеблясь ни минуты, выбрал последний, однако при этом соврал родителям, что поступил на экономический. Родители на изучение литературы денег бы не дали. Дзюнпэй не хотел пускать четыре года на ознакомление с экономической системой коту под хвост. Он хотел изучать литературу, иными словами — стать писателем.
На общеобразовательном курсе он завел себе друзей. Первый — Кан Такацуки, вторая — Саёко. Такацуки родом из Нагано, в старших классах был капитаном футбольной команды. Высокий и широкоплечий. Поступил лишь со второго раза и был на год старше Дзюнпэя. Парень реалистичный и решительный, располагал к себе людей, попадая в группу, он как-то само собой становился в ней лидером, и только одно давалось ему с трудом — чтение книг. На филологический поступил лишь потому, что провалился на всех остальных факультетах. — Ну и ладно, — с уверенностью в голосе говорил он, — стану журналистом, научусь писать статьи.
Чем он привлек внимание Такацуки, Дзюнпэй понятия не имел. Как только выдавалось свободное время, Дзюнпэй уединялся в своей комнате, где мог до бесконечности читать книги и слушать музыку. Спортом не занимался, покой — вот его стихия. Людей он сторонился и обширными знакомствами похвастаться не мог. Поэтому интересно, с какой стати Такацуки, едва увидев его, решил с ним подружиться? Он окликнул Дзюнпэя, слегка похлопал его по плечу и предложил где-нибудь вместе пообедать. Так они в один день стали друзьями не разлей вода.
Дзюнпэй и он примерно так же познакомились и с Саёко. Слегка похлопали по плечу и предложили втроем пообедать. Так у них возникла небольшая тесная компания. Они всё делали втроем: списывали друг у друга конспекты, обедали в университетской столовой, в кафе между лекциями болтали о будущем. Подрабатывали в одном месте, вместе смотрели кино в ночных кинотеатрах, ходили на рок-концерты и просто бесцельно бродили по Токио, напивались до чертиков в пивбарах, одним словом — занимались всем, что не чуждо первокурсникам всего мира.
Саёко родом была из Асакусы. Ее отец держал магазин аксессуаров кимоно, который его предки не одно поколение передавали по наследству. Его клиентами были известные актеры театра кабуки. Старшему из двух ее братьев достался этот семейный бизнес, а младший работал в проектном бюро. Перед поступлением в университет Васэда Саёко окончила Восточный женский колледж английского языка. В университете она тоже выбрала филологию — хотела и дальше исследовать англоязычную литературу. Много читала. Дзюнпэй и Саёко часто обменивались книжками и всегда горячо обсуждали прочитанное.
У нее были красивые волосы и умные глаза. Разговаривала она плавно, спокойно и прямо, но стержень в ней чувствовался. Об этом красноречивее слов говорил жесткий рот. Одевалась просто, не красилась, да и вообще ее нельзя было счесть девушкой привлекательной, однако чувством юмора она обладала бесценным и когда шутила, на лице ее мелькала плутовская улыбка. Дзюнпэю в такие минуты очень нравилось ее лицо. Он был уверен, что Саёко — именно та женщина, которую он искал. До встречи с нею он не влюблялся ни разу. В школе для мальчиков не так-то много шансов свести знакомство с девчонками.
Однако раскрыть Саёко свои чувства Дзюнпэй так и не смог. Боялся: слово — не воробей. А вдруг он потеряет Саёко навсегда? Но даже если и нет, баланс отношений в их троице нарушится непоправимо. Пусть пока все будет как есть, думал Дзюнпэй. Посмотрим, что из этого выйдет.
Первым начал действовать Такацуки.
— Неудобно обращаться к тебе с таким разговором как-то вдруг, — сказал он Дзюнпэю, — но мне нравится Саёко. Ты как, не против?
Разговор об этом зашел в середине сентября. Пока Дзюнпэй ездил на летние каникулы в Кансай, между ними все и случилось, пояснил Такацуки.
Дзюнпэй пристально вгляделся в лицо друга. Смысл до него дошел не сразу. И вдруг ему стало очень тяжело — как от свинцового грузила. Выбора уже не оставалось.
— Не против.
— Ну и хорошо, — улыбнулся Такацуки. — Как-никак и тебя это касается. Не хотелось, чтобы мое решение повлияло на нашу дружбу. Но это, Дзюнпэй, рано или поздно все равно произошло бы. Пойми, не сейчас, так когда-нибудь это все равно должно было произойти. Думаю, друзьями мы втроем быть не перестанем, верно?
Несколько следующих дней Дзюнпэй был сам не свой: не ходил на занятия, пропускал работу, вообще не выходил из своей шеститатамной комнатушки: подъедал оставшиеся в холодильнике продукты, а иногда, словно опомнившись, набрасывался на алкоголь. Всерьез подумывал бросить университет. Уехать далеко-далеко в незнакомый город с незнакомыми людьми, где можно будет истязать себя тяжким физическим трудом, а потом и вообще поставить точку в собственной одинокой жизни. Так, пожалуй, будет лучше всего, считал он.
Через пять таких дней к нему пришла Саёко. На ней были темно-синяя фуфайка и белые хлопковые брюки, а волосы она сколола на затылке.
— Почему ты не ходишь в школу? Все уже беспокоятся — может, ты умер там в своей квартире? Вот Кан и отправил меня посмотреть. Сам он трупов не переносит… как оказалось.
— Мне было плохо, — ответил Дзюнпэй.
— Еще бы — так исхудал, — присмотревшись к нему, сказала Саёко. — Давай что-нибудь приготовлю?
Дзюнпэй покачал головой:
— У меня нет аппетита.
Саёко отворила дверцу холодильника и, заглянув внутрь, скривилась: внутри стояли две одинокие банки пива, лежал скукоженный огурец и какой-то дезодорант. Девушка присела рядом с Дзюнпэем.
— Слышишь, Дзюнпэй, я не знаю, как сказать. Ты ведь не сердишься на нас с Каном, да?
— Не сержусь, — ответил Дзюнпэй.
И это правда: он не обижался и не сердился. Если и сердиться на кого — только на себя. Разумеется, они стали любовниками. И это вполне естественно. Такацуки на это способен, а он сам — нет.
— Можно я налью себе пива? — спросила Саёко.
— Давай.
Саёко достала из холодильника банку и разлила ее по двум стаканам. Один протянула Дзюнпэю. Они молча выпили. Саёко заговорила:
— Послушай, мне как-то неловко об этом говорить. Но мы ведь останемся друзьями, правда? Не только сейчас, но и потом, когда состаримся. Мне нравится Кан, но в каком-то смысле мне нужен и ты. Извини за такие слова.
Дзюнпэй толком не понял, но кивнул — на всякий случай.
— Что-то понимать и делать так, чтобы это было видно, — разные вещи. Если осилишь и то и другое, жизнь станет легче, — продолжала Саёко.
Дзюнпэй взглянул на ее профиль. Что она хочет этим сказать, понять он был не в силах. И лишь думал про себя: ну почему я такой нерасторопный? Он задрал голову к потолку и бессмысленно рассматривал там какое-то пятно.
Как бы все сложилось, признайся он в любви Саёко раньше? Даже представить себе трудно. Он знал лишь один факт: этого бы не произошло, как ни старайся.
Было слышно, как капают на татами слезы. До странности громко. На мгновение Дзюнпэю показалось, что плачет он сам. Но плакала Саёко. Уткнулась лицом в коленки, а плечи ходят ходуном.
Дзюнпэй машинально протянул руку и положил ей на плечо. Затем тихонько прижал ее к себе. Девушка не сопротивлялась. Он обхватил ее за талию, прижался ртом к ее губам. Она закрыла глаза, и губы ее подались. Дзюнпэй ощущал солоноватый запах ее слез, дышал ее дыханием, грудью чувствовал мягкость грудей Саёко. Казалось, в сознании щелкнул какой-то рубильник. Дзюнпэй даже звук его услышал. Будто скрипнули все суставы мира. Но и только. Саёко, словно опомнившись, опустила голову и оттолкнула его.
— Нет, — тихо сказала она и замотала головой. — Так нельзя.
Дзюнпэй извинился. Саёко ничего не ответила. Так они и сидели некоторое время. Через открытое окно ветерок принес к ним отзвуки радио. Какую-то популярную мелодию. Наверное, эту песню я не забуду до самой смерти, — пронеслось у Дзюнпэя в голове. Однако уже спустя несколько дней он, как ни силился, не смог вспомнить ни названия, ни мелодии.
— Тебе не за что извиняться. Ты ни в чем не виноват сказала Саёко.
— Похоже, я совсем запутался, — честно признался Дзюнпэй.
Саёко протянула руку и положила поверх его:
— Ты же пойдешь завтра в школу? У меня никогда раньше не было таких друзей, как ты. Ты мне очень нужен. Пойми хотя бы это.
— Но разве только этого достаточно?
— Не в этом дело, — в отчаянии вымолвила Саёко, опустив голову. — Я не об этом.
На следующий день Дзюнпэй пришел на занятия. С Саёко и Такацуки они дружили до самого выпуска. Как ни странно, Дзюнпэю больше не хотелось никуда исчезать. Стоило ему тогда обнять и поцеловать Саёко, и что-то в нем успокоилось. По меньшей мере, сомневаться больше не в чем, думал он. Решение уже принято. Путь даже это решение кто-то принял за него.
Саёко познакомила Дзюнпэя со своими одноклассницами, и они время от времени устраивали свидания вчетвером. С одной из них Дзюнпэй впервые и переспал. Было это незадолго до его двадцатилетия. Но душою к той девушке он не лежал. Его сердце принадлежало другой. Дзюнпэй всегда обращался с подругой вежливо, нежно и учтиво, но ни разу не был с нею пылок, не отдавая ей себя всего. Он был пылок и отдавал себя всею только своим рассказам. Девушка вскоре нашла тепло в другом месте и покинула его. Так повторялось несколько раз.
Лишь после университета родители узнали о том что сын окончил филологический факультет, и разорвали с ним всякие отношения. Отец хотел, чтобы наследник вернулся на родину в Кансай и принял его дело, но у Дзюнпэя даже в мыслях этого не было. Он заявил, что останется в Токио и станет писателем. Дело закончилось грандиозным скандалом. С уст несколько раз сорвалось то, что обычно срываться не должно. Встреча эта оказалась последней — с тех пор они с семейством не виделись. Дзюнпэй считал, что их отношения с самого начала оставляли желать лучшего. В отличие от умевшей подстраиваться под настроение родителей младшей сестры, Дзюнпэй с детских лет противился их воле.
— Что ж, выходит, разрыв, — только ухмыльнулся он. Совсем как писатель эры Тайсё.
Дзюнпэй не стал устраиваться на работу. Он кормился небольшими подработками, а все остальное время сочинял рассказы. В ту пору, заканчивая очередное произведение, он первым делом показывал его Саёко. Выслушивал, что она ему откровенно скажет. И, следуя ее советам, правил черновик. Он по несколько раз терпеливо переписывал текст, пока не слышал от нее: «Вот теперь хорошо». У него не было ни учителей, ни коллег. И лишь советы Саёко служили ему слабеньким маяком.
Когда ему исполнилось двадцать четыре, один его рассказ получил приз литературного журнала для начинающих авторов, после чего его вьщвинули на премию Акутагавы. За пять последующих лет его номинировали на эту премию четыре раза, что само по себе говорило о приличных успехах. Но в конечном итоге так ничего и не завоевал, оставшись вечным многообещающим номинантом.
«Для начинающего писателя такого возраста уровень текста приличный, что-то есть в описании сцен, характеров, но местами просматривается тенденция сентиментальных отступлений, скрадывается повествовательная перспектива рассказа, теряется свежесть», — часто писали рецензенты. Такацуки читал эти рецензии и хохотал:
— У них там с головой не все в порядке. Что такое «повествовательная перспектива рассказа»? Разве нормальный человек будет козырять такими словами? Так можно договориться до «скрадывания говяжьей перспективы в сукияки».
На самом пороге четвертого десятка Дзюнпэй выпустил два сборника рассказов. Первый — «Лошадь под дождем», второй — «Виноград». «Лошадь» разошлась тиражом десять тысяч экземпляров, «Виноград» — уже на две тысячи больше. Его редактор заметил, что для сборников короткой прозы молодого автора «чистой литературы» это показатель неплохой. Газетная и журнальная критика оказалась положительной, но энергичной поддержки замечено не было.
Основной темой рассказов Дзюнпэя была безответная любовь молодых. Финал, как правило, — мрачный, даже в чем-то сентиментальный. «Придумает же», — говорили люди. Но ни в какое модное литературное течение его произведения, разумеется, не вписывались. Стиль у него был лирическим, сюжеты — старомодными. Читатель его поколения жаждал куда более изобретательных форм и историй. Чего вы хотите — времена рэпа и компьютерных игр. Редактор не раз предлагал ему попробовать себя в жанре романа. Продолжай писать одни рассказы — и хочешь не хочешь, пойдут повторы, оскудеет сам литературный мир писателя. Роман в такой ситуации часто дарит совершенно другой взгляд на мир. Фактически роман куда сильнее рассказа способен привлечь к себе внимание. И если хочешь продолжать писать профессионально, специализироваться в жанре рассказа будет непросто. Причина очевидна — сочинением одних рассказов жить нелегко.
Однако Дзюнпэй был прирожденным сочинителем рассказов. Он запирался в комнате, отбрасывал все лишнее и, затаив в тишине дыхание, за три дня писал черновик. Затем четыре дня правил его, после чего, естественно, давал прочесть Саёко и редактору. По несколько раз переписывал, шлифовал шероховатости. Но судьба рассказа по сути решалась именно в первую неделю. Все важное нужно было облечь в форму именно в этот период. Такая работа была ему по душе. Предельная собранность в короткий промежуток времени. Рафинированные образы и слова. Но стоит взяться за роман — и он окажется не в своей тарелке. Как я смогу несколько месяцев, а то и целый год концентрировать внимание, управлять им? — думал Дзюнпэй. Настроиться на такой ритм он не мог.
После нескольких провальных попыток написать роман он отступился. Хотелось ему того или нет, но его призвание — рассказ. Рассказ — вот его стиль. Как ни старайся, в чужую шкуру не влезешь. Талантливый вратарь никогда не станет хорошим нападающим.
Дзюнпэй по-прежнему жил одиноко, и жизнь эта не требовала больших расходов. Брал он столько работы, чтобы хватало лишь на прокорм. Держал молчаливую трехцветную кошку. Иногда заводил нетребовательных подружек, а когда и они ему надоедали, отыскивал причину, чтобы расстаться. Иногда, примерно раз в месяц,
Дзюнпэй просыпался среди ночи в совершенном ужасе: он осознавал — как ни рой землю, от судьбы никуда не денешься. В такие минуты он либо до посинения работал, либо так же до посинения пил. А в остальном вел спокойную безбедную жизнь.
Такацуки же, как и мечтал, поступил на работу в престижную газету. Учился он постольку-поскольку, поэтому успехами особо похвастать не мог, но произвел неизгладимое впечатление на собеседовании. Комиссия приняла по нему единогласное решение. Саёко тоже, как и планировала, поступила в аспирантуру. Через полгода после выпуска они поженились. Свадьба прошла в духе Такацуки: пышно и шумно. В свадебное путешествие молодые отправились во Францию. Прямо «попутный ветер в паруса». Затем купили двухкомнатную квартиру в районе Коэндзи. Два-три раза в неделю приезжал в гости Дзюнпэй, и они вместе ужинали. Молодые радовались каждому его приезду. Казалось, они получают больше удовольствия не от своей интимной жизни, а от времени, проведенного с ним.
Такацуки наслаждался своей журналистской работой. Первым делом его определили в отдел городских новостей, и он едва поспевал от одного места происшествия к другому. Насмотрелся на всевозможные трупы и, по собственному признанию, перестал что-либо ощущать от их вида. Ему приходилось видеть трупы, раздавленные машинами и разрезанные поездами, обгоревшие, полуистлевшие, жуткого цвета раздутые тела утопленников, с простреленными мозгами, расчлененные топором. «При жизни люди чем-то отличаются, а мертвые все однолики — отработанная плоть».
Нередко он возвращался домой с работы лишь под утро. В такие дни Саёко часто звонила Дзюнпэю. Она знала, что до утра он никогда не спит.
— Ты сейчас занят? Можешь поговорить?
— Конечно. Я как раз перекуривал, — всегда уверял ее Дзюнпэй.
И они болтали о недавно прочитанных книгах, о своей жизни. Иногда касались и прошлого. Вспоминали молодость, когда были свободны и могли себе позволять беспорядок и глупости. О будущем почти не говорили. За этими разговорами Дзюнпэй рано или поздно вспоминал, как он когда-то обнимал Саёко. Ее свежие губы, запах слез, мягкость грудей — все это будто произошло совсем недавно. Он даже видел те прозрачные осенние лучи солнца, впивавшиеся в татами его комнаты.
Саёко едва исполнилось тридцать, когда она забеременела. В ту пору она работала ассистенткой в университете, ушла в декрет и родила девочку. Втроем они придумывали ребенку имя и остановились на том, что предложил Дзюнпэй: Сара. «Сара — звучит великолепно», — сказала Саёко. В ночь после благополучных родов Дзюнпэй и Такацуки выпивали, сидя друг против друга в квартире, одни, без Саёко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12