"Ну что-то около одной пятой цента."
"Ты думаешь, это много? Я не хочу испортить его."
"О, чёрт. Мог бы и облагодетельствовать немного."
"Да всё дело в том, что маленький урод может умереть в конвульсиях благодарности прямо тут, у стола. У тебя нет чего-нибудь помельче."
"Минутку. Вот, нашёл. Самая маленькая. Брось её туда, в навоз."
Американские акценты Антонио имитировал прекрасно, так, словно это была запись, только смешанная. Произношение Бруклина и Чикаго, Калифорнии и восточного Техаса, штата Мэн, юга; несуществующие обладатели голосов на мгновение появлялись у стола и исчезали, как в ускоренной киноленте, где изображения накладываются друг на друга.
Официант опустил на стол стакан воды, и несколько капель попало Антонио на рукав. Антонио со злостью взглянул на официанта, который смахнув со стола, повернулся кругом и ушёл.
- Вы желаете благодарности. Мы зубами достаём монету из навоза, а потом, когда годно стекает по подбородку, должны поцеловать ваш красивый добротный американский ботинок и сказать: "О, спасибо, Джонни. Спасибо за твою щедрость... За то, что тебе доставляет такое удовольствие наблюдать за тем, как европеец из благородной семьи трахает свою кровную сестру, и что мое представление так тебе нравиться. На что я даже и не надеялся... Ты такой добрый..."
Его голос перешёл на пронзительный визг. Ли рассеяно и с раздражением посмотрел на него.
- Я, в венах которого течёт древняя кровь! Я должен сукиному сыну ноги целовать!
Он плевался яростью словно истеричный кот. Неожиданно вылетела его вставная челюсть, и он наклонился вперёд, пытаясь схватить её. Ли наблюдал за тем, как рот Антонио невероятно растянулся - зубы на краю трубочки из плоти, - протянулся над столом: спокойно, зловеще и важно, как червь-паразит.
Челюсть перелетела через стол и упала Ли на колени. Ли отбросил челюсть обратно, хлопнув по брюкам. Антонио поднял её и, держа в одной руке, вытер о скатерть. Другой рукой он прикрывал лицо. Он вставил зубы, и лицо обрело форму. В конце концов он обернул Ли свою отвратительную улыбку, лицо его, вспотевшее от напряжения, стало цвета старого грязного воска.
- Но ты не похож на остальных американцев. Ты...- хороший парень.
- А ты когда-нибудь думал о том, чтобы работать? - спросил Ли.
- В Танжере работы нет.
- Вообще-то я знаю хозяина Кафе de la Paix. Я мог бы устроить тебя уборщиком туалетов. В конечном счёте, это честная, уважаемая работа, с перспективой. Он подумывает об открытии обувной мастерской, и ты бы смог стать чистильщиком обуви. Это, конечно, если ты проявишь себя. Держи нос по ветру... Когда американец посрал, не стой столбом, а подотри ему задницу. Да подотри так, как ему ещё никто не подтирал.
Ли улыбнулся. Антонио зловеще посмотрел на него. Его лицо исказилось от напряжения, его глаза излучали ненависть словно коротковолновой передатчик. Антонио улыбнулся в ответ.
- Ты шутишь, Билл.
- Конечно шучу. Мы, американцы,- большие шутники.
- Американцы! Они приезжают в Европу и покупают нас как скот! "Ты не туда втыкаешь, Клем. Это он." - "Ну и что, Люк? Это же не одно и тоже, что быть педиком. В конце концов, здесь только эти уроды."
Ты не понимаешь, что это значит, Билл. Ты не из старинного рода. Видеть, как моя тётушка Митци, вдовствующая графиня Борганцола - старейший род в Европе, - дама восьмидесяти лет, танцует канкан для пьяных американских солдат: "Шевелись, старуха. В твою задницу денежки вложены." И я стою беспомощный. Я их так ненавижу, что не могу не пустить шляпу по кругу.
- Окей, - сказал Ли. - я сейчас пойду за рецептом. Твоя старушка-мама, изолированная за неуплату квартплаты от своих железных лёгких, открывает рот словно рыба. Финансовая компания входит во владение искусственной почкой твоей жены... Будет нелегко оставаться здесь и наблюдать за тем, как она сморщиться и почернеет, и захлебнётся собственной мочой, твоя дорогая жёнушка, мать твоего мёртвого ребёнка, последнего в роду Борганцоли, а врач сказал, что стоит подождать с почкой ещё один день, и она снова заработает. Грустная, милая, мягкая улыбка... "Ах да... Моя жизнь - сплошная трагедия. Но только подумать, что её могли бы спасти всего лишь пятьдесят песет! Это так жестоко!" Антонио, ты говоришь о дилемме европейца. Ты нас на столько ненавидишь, что не можешь не пустить шляпу по кругу.
Уволенные полицейские
Радикальное упрощение законодательства США лишило работы тысячи копов и агентов отдела по борьбе с наркотиками: УП (уволенные полицейские) наводнили Центр Трудоустройства, сбитые с толку и хныкающие словно беззубые хищники: "Я не прошу от жизни многого. Просто позвольте мне одному гражданину испортить жизнь."
Некоторых из них поглотило общество взаимопомощи.
УП-1: Мадам, мы не претендовали бы на искусственную почку, что с вашим ребёнком в таком положении, быть неспособным поссать.
УП-2: Анна арестована.
УП-1: Анна несёт ответственность.
УП-2: Анна задержана.
УП-1: Анна износилась во время использования.
УП-2: Амортизация, да?
УП-1: Проверка и амортизация.
УП-2: Это всё равно, что вы уже преступник... Мм. Сущая безделица.
УП-1: Сущая безделица.
УП-2: Не из тех штучек, которые собирают из стиральной машины у себя в подвале.
УП-1: Если будь у вас стиральная машина.
УП-2: В подвале Анна.
Дама: Но что же мне делать? Меня заменили роботом.
УП-2: Я не м-р Энтони, мадам...
УП-1: Я мог бы поторговать задницей мальчика, если он будет стоять спокойно, хо-хо-хо... Мадам, нам хочется помочь вам... Видите...
УП-2: ...наша работа - это всё. Вам следовало бы научиться экономить смазку.
УП-1: Может он ссыт этим в унитаз. Хо-хо-хо.
В обществе взаимопомощи один УП оторваться сможет. Но как насчет остальных?
Один из них получил синекуру уборщика туалетов на автобусной станции "Грейхаунд" и угрозами случайных несовпадений намерениями испортить платные туалет добился уважения к себе. С этой целью он прятался в шкаф для полотенец и подглядывал в щелку.
Другой работал в турецких банях и обзавёлся инфракрасным биноклем: "Хорошо. Эй, вы, там в северном углу. Я вас вижу." На самом деле он не мог угрожать клиентам или выгонять их из бань, но ему удалось создать нервную атмосферу (патрулировал залы, наведывался в парную, включал прожектора, просовывал свою голову в кабинки), стольких гомиков выводили в смирительных рубашках. Так, что он жил полноценной жизнью и умер в преклонном возрасте от рака простаты.
Ещё одному повезло меньше. Какое-то время он работал консьержкой, но до того изводил своих хозяев, что те, в конце концов, собрались вместе и приготовились было сжечь его живьём в печи, которую он, как правило, топил плохо, когда вмешалась полиция. Его убрали для его же безопасности. Потом он работал в метро, но его, в конце концов, уволили за использование заострённой шеста для утрамбовки людей в вагонах в час-пик. В последствии он работал водителем автобуса, но его привычка приглядывать за пассажирами привела к аварии , в которой он уцелел, повредившись рассудком и телом. Он превратился в информатора-психопата, отправляя в ФБР бесконечные письма, которыми Дж. Эдгар, будучи по природе своей человеком экономным, пользовался вместо туалетной бумаги. Он пал даже ниже и кончил латахом, и, находясь в штаб-квартире и вокруг неё полиции вне закона как пресловутый напряжный тип, проводил дни перед полицейскими, способными выдержать его присутствие.
Энни Запасная Жопа
Когда я стал капитаном города, я решил предоставить убежище некоторым гражданам, которые из-за своей отвратительной и отталкивающей внешности были объявлены на территории района персонами нон грата.
Одна из них была известна под именем Энни Запасная Жопа. Прямо на середине лба у неё находилась дополнительная задница, похожая на несущий гибель бронзовый глаз. Другой был скорпион с человеческой головой. Он сохранил признаки человеческого голоса и предавался отвратительным пароксизмам жалости и отвращения к себе, во время которых он угрожал тем, что убьет себя укусом в шею. Он никогда не угрожал другим, не смотря на то, что его укус приводил к мгновенной смерти.
Другая, также далеко не очаровашка, была похожа на гигантскую сороконожку с отвисшей брюшной полостью и парой человеческих ног. Она иногда приподымалась при ходьбе и её тело многоножки раскачивалось перед нею. Другой раз она ползла, волоча за собой нелёгкую ношу человеческих членов. На первый взгляд она представлялась гигантской уродливой сороконожкой. Её прозвали Многочлен, потому что она постоянно приставала ко всем, кого она только могла загнать в угол, с сексуальными домогательства, и последние, теряя сознание, обнаруживали себя в постели с Многочленом. Один дегенеративный гермафродит, известный как Сара Грошовая Пизда, заявлял, что он лучший партнёр в городе: "Помимо всего прочего, он ещё и джентльмен в лучшем понимании этого слова. Он добр и мил, что просто не доступно вам... "
Эти существа появились в стране, в которой священники проводили странные обряды. Из ещё влажных только что освежеванных костей молодых людей (пленников из соседних племён) они изготавливали ящики. Мальчиков убивали, обвязав вокруг их шеи лозу и столкнув с ветки гигантского кипариса. Перед этим ветвь срезали и вырезали из неё огромный фаллос размером в пятнадцать дюймов в длину и три дюйма в окружности. Лоза (всегда с растения яге) крепилась к концу ветви; юношу выводили на край и сталкивали так, что он ломал себе шею, пролетев восемь фунтов. Потом к нему подходил священники и медным ножом вырезали из всё ещё бьющейся в оргазменных конвульсиях плоти кости. Из этих костей они с большой сноровкой и скоростью изготавливали ящички, отделывая их изнутри медью. Гонцам приказывалось отнести ящики на особенную вершину, где камни давали необыкновенное свечение. В ящики заключались женщины, которых оставляли на вершине на три часа. Часто женщины умирали, но те, которые выживали, часто рожали чудовищ. Эти чудовища священниками считались одним из способов унижения людей перед богами в надежде на то, что те смирят свой гнев.
Этих ужасных уродов ценили и селили в храме. Женщины, давшие жизнь наибольшему числу чудовищ, награждались золотыми звёздами, которые им разрешалось носить по особым случаям.
Раз в месяц они устраивали большой праздник, во время которого все собирались в круглом каменном храме без купола и падали ниц, принимая самые омерзительные и унизительные возможные позы дабы боги видели, что они не желают иного удела.
Привычка жить в грязи и унижении, в конце концов, стал причиной возникновения чумы - острой формы проказы, которая опустошила округу. Выживших уродов (у которых, похоже, выработался к чуме иммунитет) я решил поместить у себя в городе в качестве примера того, как далеко может зайти человек.
Приснившиеся копы
Неожиданно раздался грохот - стучали в дверь. Агент натянул брюки и повернул ключ в замке. В комнату ввалились три человека. Двое были одеты в гражданское, один - в форму. Человек в форме тут же достал из кармана наручники и защёлкнул их вокруг запястья Агента. Наручники были сделаны из какого-то плотного и лёгкого дерева. Его униформа местами порвалась и была в пятнах, измятая накидка была застёгнута неряшливо.
Один из цивилов выглядел как водевильный детектив с котелком и сигарой. Сигарой длиной в десять дюймов. Другой цивил был высоким и худым и держал какой-то инструмент вроде логарифмической линейки.
- Слишком длинная сигара, - сказал Агент. - Мне это снится. Вы не тронете меня.
Водевильный детектив кивнул копу в форме. Коп показал свои кривые грязные зубы. Он ударил Агента. Агент ощутил во рту вкус крови.
- У тебя не обычные сны, - сказал детектив, - Нам, между прочим, сны тоже снятся... Спишь с ниггером.
Агент собрался было отпираться, но оглянувшись, увидел в кровати молодого чернокожего. По жирным курчавым волосам негра ползали огромные вши.
- Хорошо, - сказал детектив, - покажи свою руку.
Агент закатал рукав рубашки. Перед глазами завертелись звёздочки. Кровь стекала по подбородку. Он поднялся и посмотрел на детектива.
- Что, умный, да? - прорычал детектив; глаза его фосфоресцировали; рот брызгал слюной. - Ты - самый умный малый из всех, кого я когда либо встречал. Покажи свою руку. Отросток свой.
Он протянул свою плотную и широкую волосатую руку и схватил ею Агента за ремень. Другой он разорвал ему ширинку. На пол полетели пуговицы. Указательными и большим пальцами - как принято в суде - он взялся за пенис Агента. Повернулся к другому цивилу - облегающий костюм, тощий с красным лицом, плохими зубами. С сигарой в форме сигареты во рту. Всё это время он записывал номер керосиновой лампы Агента.
- Две трети этих - евреи, - сказал водевильный детектив.
- Я не еврей, - сказал Агент.
- Знаю, знаю. Ты ограничивался тем, что трахался с одним из тех типов, которые глотают стекло и лезвия. Не еврей!
Другой детектив оторвал свой взгляд от керосинки и идиотски засмеялся. На пол упала золотая пломба.
По сигналу водевильного детектива коп снял наручники.
- Будь осторожней, - сказал детектив. Все трое вышли, закрыв за собой дверь.
На следующее утро рот у Агента всё ещё болел. Разжигая керосинку, он обнаружил на полу золотую пломбу.

1 2 3 4 5