С несколько пристыженным видом лорд Уолрейфен вернулся к игре и до ее окончания соблюдал все правила. Айан, разумеется, выиграл, потом они убрали игру, а Обри пошла за книгой, которую читала мальчику на ночь. Обернувшись, она увидела, что граф помогает Айану сложить стол и отодвинуть его к стене.
– Мы читаем «Робинзона Крузо» мистера Дефо, милорд. Надеюсь, вам это не покажется скучным? – спросила она, вернувшись к своему стулу.
– Ни в коем случае! – мягко улыбнулся Джайлз. – Тогда я могу остаться?
– Вы должны остаться, – посоветовал Айан и, зевнув, уселся в кресло. – Мы сейчас как раз в начале его третьего года на острове, и он заботится о своем урожае зерна.
– Превосходный пример для меня, – усмехнулся граф. – Мне сказали, что я совсем не забочусь о своем.
– Я никогда этого не говорила, – возразила Обри.
– Словами – нет, – согласился Уолрейфен, подняв обе брови. – Прошу вас, миссис Монтфорд, продолжайте читать.
Обри начала чтение, но прочитала, вероятно, не больше шести страниц, когда Уолрейфен протянул руку и коснулся ее руки. Оторвавшись от книги, она увидела, что Айан, склонившись на бок, уснул в кресле.
– Мне бы не хотелось, чтобы он проснулся с растяжением мышц шеи, – тихо сказал граф.
– Не думаю, что дети подвержены таким недугам, милорд, но я лучше отнесу его в кровать. – Отложив книгу, Обри встала, но лорд Уолрейфен уже взял мальчика на руки.
– Я сам отнесу его, вы только покажите мне куда.
Обри открыла дверь в комнатушку Айана.
– Не нужно ли ему еще одно одеяло? – тихо предложил граф, когда Обри накрыла мальчика. – Сейчас очень холодно.
Комната была такой маленькой, что два человека с трудом могли двигаться по ней, и Обри жестом указала на комод рядом с лордом Уолрейфеном.
– Если вас не затруднит, достаньте его из нижнего ящика.
Выдвинув ящик, граф вытащил верхнее одеяло, но при этом с восхищением коснулся рукой лежавшего внизу аккуратно сложенного клетчатого пледа – пледа Фаркуарсонов, чтобы быть точным. Он провел по нему рукой, и Обри мгновенно охватила паника, но затем она так же быстро убедила себя, что граф не способен по пледу определить ее принадлежность к небольшому шотландскому клану. Конечно, он не мог сделать из этого никаких выводов или придать этому какое-то значение.
Он просто выпрямился и с улыбкой подал ей коричневое одеяло. Они вместе расправили его на кровати Айана, а когда вышли, закрыв за собой дверь, лорд Уолрейфен повернулся к Обри и тыльной стороной пальцев погладил ее по щеке.
– Спасибо, Обри, вы с Айаном были очень добры, разделив со мной этот вечер.
– Не посидите ли со мной у камина, милорд? – тихо спросила она, решительно глядя на графа. – Мне хотелось бы кое-что сказать вам. – В свете свечи ей показалось, что лорд Уолрейфен слегка побледнел.
– Обри, мне не нравится, как это звучит.
– Конечно, вам это может не понравиться, – криво усмехнулась она. – Могу я предложить вам херес? Я, пожалуй, выпью немного.
– О, мне это нравится все меньше и меньше. – Взглянув на Обри, он резким движением запустил руку в волосы. – Обри, если это касается того, что случилось в...
– Нет, – перебила она графа.
Обри подошла к небольшому шкафчику у окна, налила два бокала хереса и, подав один Уолрейфену, села напротив него и посмотрела ему в лицо. Мерцающий свет камина падал на графа слева, и по его лицу пробегали неровные тени.
– Я хочу попросить у вас помощи в одном небольшом деле. – Она сделала глоток, надеясь, что вино придаст ей сил. – Но вам может показаться, что это бесцеремонно с моей стороны.
– Сомневаюсь, дорогая, – возразил он, отставляя бокал в сторону.
Уолрейфен показался Обри не очень удивленным, а скорее обрадованным, и она неожиданно подумала, не рассказать ли ему все. Ощущение возникшего между ними взаимопонимания было таким соблазнительным, а вина, которую она несла на себе, такой тяжелой. Но поверит ли он ей? Что он скажет? Что подумает? О, это были легкие вопросы. Уолрейфен поймет, что приютил преступницу, и не будет конца неприятностям, которые он может заработать, – неприятностям для его карьеры, для его семьи. Обри даже не знала, какие именно обвинения до сих пор еще сохраняются против нее: похищение и воровство – это безусловно.
– В чем дело, дорогая? Каким образом я могу помочь?
Обри почувствовала, что граф слегка коснулся ее руки, и заставила свои мысли вернуться в настоящее.
– Я хотела бы вашего покровительства, – наконец сказала она. – Теперь, когда майор Лоример умер, а мистер Дженкс уезжает, мне не на кого опереться.
– Да, конечно. – Он наклонился совсем близко к ней. – Но, Обри, если это деньги, то должен заверить вас, что у меня достаточно...
– Это не деньги, – оборвала она графа, и по ее тону почувствовалось, что его предположение обидело ее. – Просто из-за того, что в дом пришла смерть вашего дяди, мне стало совершенно ясно, что в жизни все неопределенно. У Айана нет никого, кроме меня, и если со мной что-нибудь случится...
– Случится с вами? – перебил ее Уолрейфен. – Боже, о чем вы говорите?
– Люди умирают каждый день, милорд, – пожав плечами, ответила она и откинулась на спинку кресла. – Они падают в колодцы, заболевают пневмонией, съедают испорченную рыбу...
– Да, понятно. И каково ваше желание?
– У меня есть письмо для Айана и завещание, и я хочу, чтобы он получил их в день своего совершеннолетия. Они запечатаны и заложены в моей Библии. У меня есть небольшие сбережения и несколько драгоценностей – семейные реликвии. Все лежит в том ящике, из которого вы доставали одеяло. Я хочу, чтобы вы отдали все это своему приходскому священнику и попросили его воспитывать Айана как собственного сына. Вы сделаете это для меня?
– Обри, вы говорите глупости, – покачал головой граф. – С вами ничего не случится. Я этого не допущу. Я не допущу, чтобы мальчика отдали незнакомому человеку.
– Вряд ли вашего приходского священника можно назвать незнакомым, – тихо возразила Обри, – а Айану больше некуда идти.
– Его дом здесь, Обри, – сказал граф так, словно это само собой разумелось. – Почему он должен уехать за полмили и жить в убогом церковном приходе со старым человеком, годящимся ему в деды?
– Потому что я прошу вас это сделать.
– Вы просили об этом и моего дядю? – Уолрейфен сжал губы.
– Да, – кивнула Обри, – через несколько месяцев после того, как приехала сюда. Вопреки тому, что думают люди, я верила, что он поступает справедливо. В душе он был благородным человеком.
– А почему вы просите об этом меня? – Граф хмуро посмотрел на нее.
– Потому что я пришла к выводу, что вы такой же, – тихо ответила она, встретившись с его взглядом. – Вы с ним очень похожи. И это комплимент, а не оскорбление.
– Обри, дорогая, – оставив кресло, Джайлз опустился перед ней на одно колено и взял в ладони ее лицо, – ничего не случится ни с вами, ни со мной, ни с Айаном. Но если что-то произойдет, даю слово, я найду способ позаботиться о мальчике.
– Только не позволяйте ему покидать Сомерсет, – закрыв глаза, попросила она. – Пусть он остается в деревне или в замке, это вам решать. Просто оставьте его здесь. Оберегайте его, умоляю вас.
Уолрейфен поцеловал ее, нежно и ласково коснувшись ее губ, и, когда он чуть отодвинулся, Обри почувствовала себя удивительно успокоенной.
– Обри, давайте больше не будем говорить о неприятных вещах, которые просто никогда не произойдут, – шепнул он. – Я пришел совсем ради другого, ради более приятной вещи, которую стоит обсудить.
– Чтобы напомнить мне о моем обещании?
– Я предпочел бы сказать, о нашей прежней договоренности, – ответил он, и его глаза потемнели. – Вы хотите сохранить ее?
Обри кивнула, не в силах высказать согласие словами.
Джайлз помедлил, все еще хмурым взглядом внимательно всматриваясь в ее лицо, и на мгновение Обри подумала, что он сам откажется, но затем он вздохнул, убрал руки и шепнул:
– Через час? К тому времени в доме будет тихо?
Около десяти часов Джайлз с бокалом лучшего коньяка в руке безостановочно расхаживал по ковру своей спальни, так что его черный шелковый халат шлейфом развевался позади него. Он еще не до конца осознал ни того, что собрался вступить в связь с новой любовницей, ни того, что она была его служанкой. Последнее должно было бы быть ему не по нутру, и, как он полагал, так оно и было, но мысль, что Обри будет в его постели, заставляла его волноваться от предвкушения.
Вскоре после возвращения из маленькой гостиной Обри он отпустил камердинера, а потом велел принести шампанское и поставил возле кровати серебряное ведро с бутылкой, обернутой мокрыми белыми льняными полотенцами. Сам Джайлз утратил вкус к шампанскому и теперь предпочитал что-нибудь покрепче, но Обри можно было бы убедить выпить бокал. По своему опыту он знал, что женщинам нравится, когда их соблазняют после бутылки хорошего шампанского.
Однако Обри не походила на его обычных любовниц. Когда мужчина выбирает себе изысканную профессиональную куртизанку, она приходит со стандартным набором заигрываний и перечнем финансовых требований, напоминающим список товаров бакалейного магазина. О, можно было смеяться, поддразнивать, льстить и выделывать что угодно, но обе стороны знали, чем закончится вечер и в конечном счете сами отношения.
Совсем другое дело уложить в свою постель Обри. Уолрейфен был в растерянности и на самом деле немного боялся того, что затеял. Иногда, когда человек подплывает к опасному месту, он чувствует изменение в плотности морской воды, и каждый раз, когда Джайлз целовал Обри, он ощущал нечто подобное. В тот момент, когда его губы касались ее губ, его охватывала странная чувственная слепота, и его влекло к чему-то опасному. И еще, несмотря на то, что Обри когда-то была замужем, она была неопытной, и только полный дурак мог этого не понять. Быть может, она не будет знать, что делать? Быть может, он найдет ее ужасно скучной в постели?
Усмехнувшись, Джайлз поставил пустой бокал, подошел к открытому окну и, широко раскинув руки, высунулся наружу, чтобы вдохнуть свежий океанский ветер, который больше не казался ему холодным. О, разве он уже не знал, какова будет Обри в постели? Она не покажется ему скучной, она будет пленительной, он это уже чувствовал. И ничто – даже ее неопытность – не сможет изменить неизбежного.
Ему только хотелось, чтобы Обри более благосклонно относилась к его предложениям. Она сопротивлялась, и он это чувствовал, но она была страстной, чувственной натурой, и ему следовало приложить все свое искусство, чтобы сыграть на этих ее чувствительных струнах, чтобы полностью обольстить ее, чтобы она была так же не способна отрицать собственное желание, как и он.
Раздался тихий стук в дверь, и Джайлз, отвернувшись от окна, тремя большими шагами пересек комнату. Сердце внезапно застучало у него в горле, и, распахнув дверь, он увидел, что Обри стоит у него на пороге, одетая в то же платье из серой саржи, которое было на ней раньше. На платье не было ни кружев, ни какой-либо другой отделки, если не считать длинного ряда черных блестящих пуговиц спереди. Оно должно было бы выглядеть убогим, но вместо этого просто придавало более насыщенный цвет ее волосам и более изысканный оттенок ее коже.
– Хорошо, что вы оставили волосы собранными наверху. – Взяв Обри под локоть, Джайлз провел ее в комнату, а когда она недоуменно посмотрела на него, с кривой улыбкой пояснил: – Обри, я весь день представлял себе, как буду вытаскивать шпильки из твоих волос.
– Милорд... – в смущении начала она, удивленно раскрыв глаза, – боюсь, что... что вы найдете меня... – Слова застряли у нее в горле.
Джайлз мгновенно притянул ее к себе и поцеловал так, как днем целовал ее в небольшом сарае. Но теперь Обри застыла, стоя рядом с ним, и все ее тело напряглось. Она вернула поцелуй, но в нем не было ни капли тепла. Джайлз ощущал ее руки у себя на талии, но ее пальцы были холодными и безжизненными, вместо того чтобы быть теплыми и любопытствующими.
– Обри, милая, открой рот, – шепнул он.
Дрожь пробежала по ее телу, но она повиновалась и, не спеша, впустила его язык в свой рот. Проникнув глубоко внутрь и плотнее притянув к себе ее тело, Джайлз играл с ней, пока не почувствовал, как что-то у нее внутри нашло себе дорогу. Ее грудь прижалась к нему, а тело, казалось, слегка растаяло, и он, продолжая страстно целовать ее, почувствовал, что Обри начала отвечать ему.
Внезапный прилив нежности заставил его прервать поцелуй и подавить нетерпение. Взяв ее руку в свои, Джайлз бережно повел ее в глубь комнаты.
– Пойдем, Обри; Ты выпьешь бокал шампанского? – предложил он.
– Н-нет, благодарю вас, – задыхаясь, ответила она, глядя на кровать, как будто это могли быть врата ада. – Мне хотелось бы, чтобы мы просто начали, милорд.
– Просто начали? – Он резко остановился.
– Вы... Я должна... лечь на кровать? – кивнув, забормотала Обри.
Господи, дело пошло совсем скверно. Обри вела себя, как приговоренная к пыткам, а обычно женщины наперебой добивались его благосклонности.
– Обри, посмотри на меня. – Выпустив ее руку, Джайлз взял в ладони лицо Обри. – Ты хочешь этого? Ты хочешь меня?
– Хочу вас? – эхом повторила она, и Джайлз увидел, как зарделось ее лицо. – Я хотела вас два дня назад, и вы это знаете. Но я н-не очень искусна в этом. У меня не было... большого опыта. Уверена, что вы найдете меня совершенно неподходящей вам.
– Обри, дорогая, – несколько мягче отозвался он, – ваше имя и слово «неподходящая» не могут стоять рядом в одном предложении. Просто не нужно бояться, вы ведь были замужем, а занятие любовью между мужчиной и женщиной одинаково во всем мире.
– Правда? Я не уверена, – тихо сказала она.
Заявление было довольно странным, но он побоялся задать ей какой-либо вопрос – как Джайлз понял позже, он боялся того, что мог услышать. Поэтому вместо того, чтобы задавать прямые вопросы, он сел на край кровати и усадил Обри рядом с собой, слегка развернув ее, так что она оказалась спиной к нему. Зачесанные вверх волосы Обри не закрывали сзади ее шею, и это место было таким привлекательным, что Джайлз нагнул голову и коснулся губами ее кожи. Обри издала тихий звук, вздох такой слабый, что Джайлз скорее почувствовал его, чем услышал, и он медленно начал вытаскивать шпильки из ее волос.
Тяжелые длинные локоны один за другим падали вниз, образуя колышущуюся занавесь темно-рыжего цвета с золотым отливом. Глядя, как падают ее волосы, Джайлз вдруг подумал, что ее муж, возможно, был плохим любовником. Быть может, он был грубым? Или, быть может, просто умер молодым? Джайлз не стал спрашивать, он не хотел этого знать, ему было невыносимо думать, что она когда-то была в постели с другим мужчиной, и поэтому он настойчиво тянул ее в свою постель с твердым намерением стереть у нее все воспоминания о ком бы то ни было другом.
Прислонившись спиной к спинке кровати и согнув одно колено, Джайлз заключил Обри в объятия, прижав ее спину к своей груди. Он почему-то чувствовал, что ей будет легче, если он не будет смотреть ей прямо в глаза. Обри подобрала ноги на кровать, ее серые юбки, накрыв левое колено Джайлза, свесились с края кровати, и он непроизвольно потянулся и бережно сбросил с ее ног туфли на пол.
– Спасибо, Обри, – прошептал он ей на ухо, положив подбородок ей на плечо иповернув лицо к стройной изящной шее. Обнимая Обри одной рукой за талию и прижимая ее к себе, Джайлз потерся носом о ее шею и медленно провел другой рукой по длинному ряду пуговиц. Добравшись до самой верхней, он умело расстегнул ее, обнажив еще полдюйма кожи цвета слоновой кости.
– М-мы будем делать это при свете свечей? – прошептала Обри.
– Да, – нежно, но твердо ответил Джайлз. – Ты слишком прекрасна для темноты.
Не спеша, методически он начал одну за другой расстегивать пуговицы. Обри не носила корсета, и под серой саржей на ней была лишь нижняя сорочка из весьма дорогой, ткани. Она была сшита так же мастерски, как белье, за которое Джайлз платил большие деньги, и у горловины отделана крошечными бантиками из бледно-голубого шелка. Это его удивило, но вскоре он полностью отвлекся от этой мысли, расстегнув следующие две пуговицы.
Теперь ему были видны контуры сосков – сокровищ, возникших прямо под его прикосновениями, темных и слегка выпирающих сквозь тонкий батист. Дрожащей рукой Джайлз распустил завязки у горловины и отодвинул ткань – ее груди были маленькие, но красивой формы, с темно-розовыми ореолами, и он, слегка коснувшись большим пальцем соска, в восхищении наблюдал, как его прикосновение заставляет сосок подниматься и твердеть.
– Ах!.. – выдохнула Обри.
Внезапно Джайлз потерял контроль над собой, и в его воображении вспыхнула картина того, как она лежит под ним. «Не спеши, еще не время», – предупредил он себя, но все равно продолжал гладить и мять ее груди, которые наливались у него в руках, и теперь уже оба соска выпирали, требуя его внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34