Она знала, что ведет себя неоправданно строго, но другого выхода не видела. – Не думаю, что мистеру Хольгерсону следует носить тебя весь день. Его доктору это вряд ли придется по вкусу.
На скулах Говарда заходили желваки, но он промолчал. Если упоминание о болезни и было ему неприятно, то открыто он этого не показал. Спокойно опустил Ребекку, все еще прижимающую к себе Чарли, на землю и обратился к садовнику:
– Джек, как вы думаете, понравятся ли нашей очаровательной юной гостье кролики?
– А это мы узнаем у нее самой. Бекки, не хочешь ли прогуляться со мной и познакомиться с чудесными пушистыми зверушками? – Он лукаво подмигнул девочке. – Одна крольчиха принесла малышей. Не поможешь мне назвать их?
Ребекка пришла в восторг от такого предложения. Но на всякий случай обернулась к матери, чтобы удостовериться, не возражает ли она.
– Конечно, моя дорогая. Мне пойти с тобой?
Девочка потупилась, чувствуя себя неловко.
– Не н-надо. Я н-не хочу.
Сердце Филиппы замерло, когда она услышала слова дочери. Конечно, Ребекка достаточно большая, она уже ходит в школу. Но желание девочки проявить самостоятельность тревожило. Здесь наверняка не обошлось без влияния Говарда. И это молодой женщине не понравилось.
Старик Уилкинз добродушно улыбнулся, словно понимая, что творится в душе матери.
– Не беспокойтесь, миссис Оуэн, я прослежу за ней. С вашей девочкой ничего не случится.
– Хорошо, – сдалась Филиппа. – Пока, малышка. Веди себя хорошо.
– Я в-всегда в-веду себя хорошо, – насупившись, ответила Бекки и, не оглядываясь, пошла за садовником.
Почему-то Филиппе стало страшно, захотелось сжать девочку в объятиях и никогда не отпускать. Она рванулась было следом, желая остановить дочь. Но Говард опередил ее, схватив за плечи, и развернул лицом к себе.
– Подождите, – сказал он, вглядываясь в ее встревоженные глаза. – Вы же не хотите, чтобы Бекки думала, будто мама ей не доверяет. Дайте ей возможность почувствовать себя независимой. Если болезнь носит психологический характер, то, возможно, скоро ваша дочь поправится.
Филиппа вырвалась из его рук и возмущенно уставилась на собеседника. Она тяжело дышала, ноздри ее трепетали от гнева.
– Наши отношения с Ребеккой вас совершенно не касаются, – проговорила она дрожащим от едва сдерживаемой ярости голосом. – Понимаю, что теперь вы мните себя профессиональным воспитателем…
Он не дал ей договорить. Не отрывая от ее лица пристального взгляда, Говард подошел почти в плотную, заставляя женщину отступить к тому самому дереву, которое облюбовал Чарли.
– Филиппа, а может быть, все дело в том, что вы просто боитесь отпустить ее от себя? Ведь если Бекки научится нормально говорить и общаться, ей уже будет не нужна ваша постоянная опека?
– Как вы могли такое подумать? – Она пришла в ужас от подобного предположения. – Я хочу, чтобы Бекки стала говорить так же, как прежде… и этим не отличаюсь от любой другой матери!
– Допустим. – Говард протянул руку и поправил выбившуюся прядь ее вьющихся темных волос. – Но ваши опасения и пессимистические настроения вполне естественны. В конце концов, вы пережили очень серьезное потрясение после смерти мужа.
– На что это вы намекаете? – Филиппа отпрянула и прижалась спиной к стволу дерева. – Думаете, что я использую Бекки, чтобы жизнь не казалось мне лишенной смысла? Что после смерти Стива у меня поменялись жизненные ориентиры?
– Это ваши собственные слова, – мягко произнес Говард, опуская руку.
– Я не намерена ничего с вами обсуждать! – Филиппа уже не могла контролировать собственные эмоции. – А теперь, будьте добры, дайте мне пройти!
Она резко шагнула вперед, рассчитывая, что Говард посторонится. Но он не двинулся с места, отчего тела их соприкоснулись и оказались прижатыми друг к другу. Это длилось мгновение, но Филиппу опалил такой чувственный жар, что она задохнулась. Боясь себя и за себя, молодая женщина отшатнулась и сильно ударилась головой о ствол дерева.
Перед глазами тут же заплясали разноцветные искорки. Не в силах сдержать пронзительного крика боли, Филиппа стала медленно оседать и упала бы на землю, если бы Говард тихо, но выразительно выругавшись, не поддержал ее. Он осторожно поддерживал ее голову и нежными, чуткими пальцами массировал место ушиба.
– Как ты? – спросил он, обеспокоенно хмуря брови. – Боже, Филиппа, я ни за что не хотел причинить тебе боль. Проклятье тебе совершенно не нужно было вести себя так будто я на тебя напал!
Она приподняла голову и осторожно повела ею из стороны в сторону.
– Все в порядке. Это моя… вина, – прерывисто прошептала Филиппа, чувствуя, как в сердце вновь поднимается тревога, близкая к панике. Вокруг раскинулся пустынный сад, благоухающий сладкими тропическими ароматами, а он стоял так близко, и она вдыхала его терпкий мужской запах, слышала стук его сердца, видела пульсирующую жилку на шее – Это был несчастный случай, только и всего.
– Который спровоцировал я, – хрипло сказал Говард, поглаживая ее по щеке – Прости меня.
– Пожалуйста, не надо…
Филиппа не знала, сколько еще времени сможет продержаться и не выдать себя. А Говард словно не замечал, что ласкает ее шею, что бедра их соприкасаются, что она может чувствовать его напряженное мужское естество.
Еще мгновение – и ее тело будет полностью подвластно волшебным рукам, чьи прикосновения дарят неземное наслаждение. Всего лишь одно легкое движение – и можно попробовать на вкус его твердые чувственные губы, игриво провести кончиком языка по подбородку, спуститься в ложбинку между ключицами… Что будет, если действительно поцеловать его? Дать ощутить влажный жар лона?
– Не смотри на меня так, – прошептал Говард неожиданно. Должно быть, он прочитал ее мысли в потемневших от вожделения глазах. – Ради Бога, Филиппа, не заставляй меня ненавидеть себя еще больше!
– Не знаю, почему…
– Нет, знаешь. – В голосе Говарда послышалась горечь. – Тебе ведь жаль меня, разве нет? Но я мужчина, и мне не нужна твоя жалость. Мне нужно… ох, если бы ты только знала, что мне нужно…
– Говард…
Она выдохнула его имя так нежно и страстно, что он больше не мог сдерживаться. Со стоном приник к ее губам, приоткрытым, как лепестки бутона поутру. Ладони его изучали ее трепещущее тело, ласками пробуждая самые сокровенные желания. Она едва не теряла рассудок, ощущая его чувственный голод. Повинуясь одному лишь инстинкту, обвила руками его шею, позволила его колену скользнуть меж ее ног.
Филиппа снова оказалась прижатой к дереву, но теперь она чувствовала горячую тяжесть напряженного мужского тела. Не будь за ее спиной опоры, она бы уже давно упала на зеленую траву, увлекая его за собой, сплетаясь в безумном объятии, становясь с ним единым целым.
Боже, о чем она думает? Кругом же люди! Неужели необходимо, чтобы весь мир узнал…
Но мысль растаяла где-то в затуманившемся сознании, потому что Говард уже нетерпеливо расстегивал пуговицы ее блузки, словно ненароком касаясь налившихся грудей, затвердевших сосков. Его нежные ладони дарили освобождение от сладостной муки, и Филиппе казалось, что она превращается в огненную реку, жаркую и влажную одновременно.
Она уже больше не обманывала себя, не притворялась, будто не знает, чего хочет от этого мужчины. Заниматься с ним любовью – здесь, на траве под деревом, словно они первые люди на земле, самозабвенно предаваться всепоглощающей страсти, не помня ни о чем…
– Господи, Филиппа!..
В его голосе словно звучали сдавленные рыдания. Или ей почудилось? Ведь он с прежним пылом целовал ее губы, глаза, щеки, ласкал ее плечи. Но нет, Филиппе показалось, что сейчас он так же злится на нее, как сегодня утром на свою мать.
Будто в подтверждение ее догадки Говард неимоверным усилием заставил себя разжать объятия и расстаться с таким желанным и податливым телом.
– Мы не можем сделать это.
– Нет, не можем.
Филиппа сама удивилась, как смогла произнести эту фразу, как взяла себя в руки. Все еще не очень доверяя ногам, она стояла, прислонившись к дереву, прижавшись затылком к стволу. Она не знала, как сможет забыть о произошедшем или сделать вид, что этот поцелуй ничего не значит для нее. Как ничего он не значит для него.
– Этого не должно было произойти, – продолжил Говард, проводя слегка дрожащими руками по волосам. Она заметила на его лбу капельки пота, но не поняла, хороший это знак или плохой. – Боже, теперь ты будешь думать, что я уже давно вынашивал мысль соблазнить тебя.
– А разве нет?
Она спросила только потому, что какое-то шестое чувство подсказывало ей, что сейчас Говард способен на откровенность.
– Ладно, признаюсь. – На его лице отразилась смесь гнева и презрения к самому себе. – Конечно, я думал об этом, о том, как ты поведешь себя, когда я тебя обниму. Если быть до конца честным, то думал и о том, что случится немного позже. Но я был уверен, что ты никогда не согласишься на близость со мной. Поэтому мне удавалось до поры до времени подавлять низменные инстинкты. – Его губы скривились в усмешке. – Смешно, да?
Филиппа опустила голову.
– Я бы так не сказала, – мягко возразила она. – По крайней мере, если ты не жалеешь, что обнял меня. Пожалуй, не стоит винить себя за этот поступок. По-моему, он довольно естествен.
– Естествен? – В его голосе сквозило открытое недоверие. – А теперь ты будешь убеждать меня, что прекрасно понимаешь, почему я так поступил. Почему, стоило нам оказаться наедине, я повел себя как принужденный к воздержанию дикарь.
– Ты не был похож на дикаря. – Она снова покачала головой. – Ты поцеловал меня, только и всего… Ничего особенного, – добавила Филиппа после некоторого колебания.
– Неужели? – Говард помрачнел. – Хочешь сказать, что привыкла к мужчинам, которые распускают руки? Что не видишь ничего дурного в моей попытке соблазнить тебя?
– Конечно, нет…
Он не дал ей пояснить, в чем, собственно, она пыталась его разуверить.
– Очевидно, я отстал от жизни. Совсем забыл, что сейчас женщины стремятся к равенству с мужчинами. В чем угодно.
– Я не такая, – прошептала Филиппа, но Говард уже не слушал ее.
– Наверное, это Алфред научил тебя. – Его губы скривились, то ли в усмешке, то ли от отвращения. – Наверное, мне стоило проконсультироваться у сына, прежде чем ступать на столь опасный путь. Уверен, он бы не счел нужным извиняться за такое «ничего особенного»!
– Ох, Говард! – Филиппе стало так больно, что она закрыла глаза. – Не говори так! Все происходящее между нами не имеет к Алфреду никакого отношения.
– И ты думаешь, я поверю? – Голос его, безучастный и какой-то неживой, был еле слышен.
Неожиданно молодая женщина почувствовала себя страшно усталой и изможденной.
– Я ничего от тебя не жду, – ответила она, поднимая веки и выпрямляясь. – Я даже не могу тебя понять. Что ты хочешь, чтобы я сказала? Просто прими к сведению, что я никогда не спала с твоим сыном, что бы он там ни говорил. А теперь, если не возражаешь…
– Боже, Филиппа! – почти простонал Говард.
– …будь добр, дай мне пройти, – докончила она уже на исходе душевных сил. – Я хочу найти мою дочь.
– Не сейчас. – Говард тоже выглядел изможденным, морщины на его лице углубились, уголки губ, которые всего несколько минут назад дарили ей неизъяснимое наслаждение, печально опустились. – Нам надо поговорить…
Но он не закончил. Стоило Говарду сделать шаг вперед, чтобы задержать молодую женщину, как позади послышались шаги.
– Простите, сэр, что отвлекаю, – раздался молодой звонкий голос, и на дорожке показался мальчик.
Филиппа не стала дожидаться продолжения и, воспользовавшись шансом, ускользнула. Скрывшись за ближайшим кустом, она остановилась и несколько минут пыталась восстановить дыхание и успокоить сердцебиение.
8
Филиппе потребовалось огромное усилие воли, чтобы подняться с постели. Резкий звон будильника возвестил приход понедельника, а ей больше всего хотелось спрятать голову под подушку и ничего не знать о наступающем дне. Молодая женщина не хотела вставать, но еще больше не хотела думать о дне вчерашнем. О том, что произошло между ней и Говардом в «Бэлфоре».
По возвращении Дороти устроила сестре допрос с пристрастием, не столько критикуя, сколько интересуясь подробностями. С некоторых пор девушка превратилась в яростную поклонницу и защитницу мистера Хольгерсона. Она прекрасно видела, как на Ребекку замечательно влияет общение с ним, как племянница расцветает буквально на глазах, как в ее речи наблюдаются изменения к лучшему. Да и Филиппе пора бы уже найти опору в жизни в лице достойного мужчины – сколько можно жить затворницей и отвергать поклонников!
Словом, тетка и племянница остались довольны поездкой. Дороти – ее результатами, а Ребекка – тем, как провела время. Она все еще не пришла в себя от восторга, постоянно вспоминая то кроликов, то мангусту, то сказки мистера Уилкинза. В «Бэлфоре» девочка все время находилась в центре внимания – ощущение оказалось непривычным, но очень приятным для нее. Со времени аварии малышка еще ни разу не выглядела такой счастливой и умиротворенной, не светилась так от радости.
Даже Филиппа не могла не признать, что этой переменой обязана Говарду. Именно он пригласил их в «Бэлфор», всячески развлекал Ребекку, уделял ей внимание, которого так не хватало девочке, лишенной общества отца. Его терпение по отношению к Ребекке было поистине безграничным.
Филиппа боялась, что после случая в саду Говард станет по-другому вести себя с Бекки, но опасения ее не подтвердились. Он ясно дал понять, что ребенок не должен страдать из-за разногласий взрослых. Всеми своими поступками он словно доказывал, что не похож на сына…
За завтраком Филиппа поделилась своими переживаниями с сестрой. Снова услышав, что у Говарда проблемы со здоровьем Дороти встревожилась.
– Ег-го мама ск-казала, чт-то эт-то серд-дечный п-приступ, – решила вставить свое веское слово Ребекка.
– Приступ? Но тогда зачем он прилетел на Ямайку в такое время? Здесь слишком жарко и все время идут дожди, – задумчиво произнесла девушка, повторяя слова, ранее сказанные Филиппой.
– Это был не приступ, – неожиданно раздраженно возразила она. Ей не хотелось, чтобы о Говарде говорили как об инвалиде. – Он просто слишком много работал, и ему посоветовали отдохнуть, только и всего.
– Ты уверена?
– Абсолютно! – отрезала Филиппа, а затем строго посмотрела на дочь. – А тебе, моя дорогая, я должна заметить, что нехорошо сплетничать. Особенно о человеке, который был с тобой так добр.
– Я н-не с-сплетничала, – дрожащим голосом прошептала Ребекка, и на глазах ее показались слезы.
– Просто запомни мои слова. Ладно, не плачь. Тебе пора собираться, если не хочешь опоздать в школу. – Она потрепала дочку по темной головке и встала. – Мне тоже надо идти. Дороти, возьмите с Бекки машину, а я доберусь на автобусе.
Через три минуты она уже шла к остановке. Автобус пришел по расписанию, и Филиппа как раз успевала к утренней смене. Получасовой поездки должно было хватить на то, чтобы вспомнить вчерашний день и вновь обдумать случившееся.
После поцелуя в саду больше не произошло ничего особенного. Ребекка постоянно находилась поблизости, своим веселым щебетанием заполняя неловкие паузы. Девочка мечтала приехать снова, поиграть с крольчатами, к тому же ей хотелось развести собственную клумбу под присмотром мистера Уилкинза. Филиппа, впрочем, была уверена, что больше они не переступят порог особняка Хольгерсонов.
Ланч прошел в довольно натянутой обстановке – по крайней мере, так показалось молодой женщине. Берта Хольгерсон уехала, но что-то все равно было не так. Доверительности не способствовала не только недосказанность в отношениях с Говардом, но и множество незнакомой прислуги. Филиппе все время казалось, что горничные и официанты только и делают, что обсуждают странный вкус хозяина, пригласившего на виллу далеко не самую привлекательную женщину.
Самого Говарда, это, конечно, нисколько не смущало. После происшествия в саду он быстро сумел взять себя в руки и подавить бушующую внутри ярость. За ланчем он даже поддерживал с гостьей ничего не значащий разговор о выращивании роз.
Они уехали сразу же после ланча. Ребекке, естественно, хотелось остаться, но Филиппа проявила непреклонность. В ответ на насмешливый взгляд Говарда она сослалась на кучу работы, хотя и понимала, что он-то отлично знает причину ее поспешного бегства.
Зачем я все это вспоминаю, думала молодая женщина, подходя к дверям мотеля. Не похоже, что мы встретимся еще хотя бы раз в жизни. Да я и не стремлюсь к этому. Все-таки у отца с сыном есть нечто общее. По крайней мере, если говорить об отсутствии уважения ко мне.
День, который Филиппа начала не в самом добром расположении духа, и дальше не сулил ей никак радостей. Стоило войти в холл, как ее тут же встретили сообщением, что старый холодильник сломался-таки окончательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14