По белым тротуарам не застучали шаги. На целой улице — насколько хватало глаз — не открылась ни одна дверь. Не поднялась оконная рама. Не скрипнуло, не дрогнуло ни одно крыльцо.Он сделал еще один шаг по маленькой лунной поляне.— Кто ты?… — ахнула она и попятилась.— Не бойся, не бойся, — тихо сказал он. — Все хорошо.По ее телу опять пробежала дрожь. Проблеск надежды, ожидания сменился страхом. Одна рука придерживала развевающиеся на ветру волосы, другая загораживала лицо.— Я ближе не подойду, — сказал он. — Верь мне.Она не сводила с него глаз; после долгой паузы ее плечи немного расслабились, горькие складки в уголках рта разгладились. Все ее существо прониклось правдивостью его слов.— Ничего не понимаю, — сказала она.— Я тоже.— Что ты здесь делаешь?— Сам не знаю.— А я что здесь делаю?— Пришла с кем-то повидаться.— Неужели?Вдалеке городские часы пробили три раза. Она прислушалась, и ее лицо затуманилось от боя курантов.— Но ведь сейчас так поздно. По ночам люди не выходят из дому на лужайку.— Выходят, если этого не миновать, — возразил он.— Зачем?— Может, мы на этот вопрос ответим сообща, если потолкуем.— О чем, скажи на милость?— О том, что тебя сюда привело. Если поговорим без спешки, может, и выясним. Я-то знаю, почему пришел. Услышал, как ты плачешь.— Ох, мне так стыдно.— Напрасно. Чего тут стыдиться? На меня, например, частенько накатывают слезы. А потом разбирает смех. Но это — только когда поплачешь. Так что не стесняйся.— Странный ты, честное слово.Ее рука отпустила волосы. Другая рука отстранилась, и на девичьем лице отразилось робкое, но неугасающее любопытство.— Я-то думала, только со мной такое бывает.— Все так думают. Просто мы не привыкли этим делиться. Но если увидишь мрачную физиономию — будь уверена: человек никогда не плачет. Встретишь помешанного — будь уверена: он давным-давно осушил слезы. Ты не смущайся.— Кажется, у меня слезы кончились.— Ничего, можно и по второму разу.У нее вырвался тихий смешок.— Да ты и впрямь с чудинкой. Кто ты такой?— После скажу.Стоя посреди лужайки, она пристально изучала его руки, лицо, губы, потом глаза.— А ведь я тебя знаю. Вот только откуда?— Так недолго все испортить. И потом, ты все равно не поверишь.— Поверю!Теперь настал его черед тихонько рассмеяться.— Ты совсем девчонка.— А вот и нет, девятнадцать стукнуло! Старуха уже.— И то верно, когда девчонке от двенадцати до девятнадцати, на нее годы давят. Уж не знаю, почему так получается. А теперь сделай одолжение, объясни, чем ты тут занимаешься по ночам?— Я… — Она закрыла глаза, обдумывая ответ. — Жду.— Вот как?— И грущу.— Грустишь оттого, что приходиться ждать?— Да вроде нет.— А сама-то знаешь, чего ждешь?— Кто тут разберет. Просто нутром чего-то жду, и все тут. Не знаю, как сказать словами. И понять не могу. Голова непутевая!— Будет тебе! Ты — как все, кто быстро взрослеет и многого желает. Сдается мне, девчонки, девушки вроде тебя, испокон веков ускользали из дому. Как у нас в Гринтауне, так и в Каире, и в Александрии, в Риме, в Париже. Проснутся летней ночью — и ноги сами несут их в укромное место, будто кто-то позвал по имени…— Верно, кто-то меня позвал! Так и было! Позвали по имени! Истинная правда! А ты откуда знаешь? Не ты ли меня позвал?— Нет, не я. Хотя мы с тобою оба с ним знакомы. Имя вспомнишь, когда вернешься домой — уж не знаю, в какую тебе сторону — и ляжешь спать.— Что значит «в какую сторону»? Вот же мой дом, позади тебя, — сказала она. — Туда и пойду. Я здесь родилась.— Надо же, — засмеялся он. — Я тоже.— Ты? Кроме шуток? Честно?— Ну, да. Стало быть, ты слышала, как тебя позвали. Вышла из дому…— Все верно. Уже не в первый раз. И, как всегда, никого не застала. Но здесь точно кто-то есть, я ведь не ослышалась?— Настанет время — и появится человек, которому как раз впору будет тот голос.— Ох, зачем ты меня дразнишь?— Я не шучу. Поверь мне. Так и будет. Уж сколько девушек слышали этот зов — в разные годы, в разных местах, в летний зной, а то и в зимнюю стужу выходили они прямо на холод и стояли, не замерзая, среди сугробов, и прислушивались, и высматривали незнакомые следы на полночном снегу, а мимо пробегал только старый пес, оскалившись в улыбке. Вот ведь незадача, такая незадача.— И верно, такая незадача. — Он успел разглядеть улыбку, хотя луна вышла всего лишь на миг и тут же спряталась за тучи. — Глупости это все, да?— Вовсе нет. У парней случается то же самое. Лет в шестнадцать-семнадцать начинают совершать дальние походы. Конечно, такой не будет стоять на одном месте, ожидая неизвестно чего. Но уж как зашагает — не остановишь! От полуночи до рассвета может отмахать не одну милю, домой доберется без сил, там его словно прорвет, а потом, во сне, ему привидится собственная смерть.— Даже обидно: одни стоят, другие шагают — и никак им не…— Не повстречаться?— Вот-вот. Жалко, правда?— Рано или поздно встречи не миновать.— Ну нет, мне уже никого не встретить. Я старая, страшная, гадкая и этот голос слышу многие ночи подряд: он зовет, я выхожу, а там — никого, хоть умри.— О прекрасная дева, — негромко произнес он. — Не умирай. Всадники уже мчатся на подмогу. Тебя спасут.В его словах было столько уверенности, что она невольно подняла глаза, хотя до этого смотрела на свои руки, в которых держала душу.— Ты точно знаешь? — спросила она.— А как же!— Честно? Не обманываешь?— Богом клянусь, клянусь всем сущим.— Тогда рассказывай дальше.— Рассказывать-то особенно нечего.— Нет, рассказывай!— Все у тебя будет хорошо. Очень скоро, в один прекрасный день или в одну прекрасную ночь, кое-кто тебя позовет, ты выйдешь — а он тут как тут. На этом игра и закончится.— Игра в прятки? Уж очень она затянулась.— Она, почитай, закончилась, Мари.— Тебе известно мое имя?!Смутившись, он замолчал. В его планы не входило себя выдавать.— Как ты узнал и, вообще, кто ты такой? — не отступала она.— Сегодня ночью заснешь — и узнаешь. Если слишком многое будет сказано словами, то ты исчезнешь, а может, я исчезну. Теперь я и сам не знаю, кто из нас двоих — призрак.— Только не я! Уж конечно не я. Вот, до меня можно дотронуться. Я стою на земле. Да что там говорить — взгляни! — И она протянула ему на ладони последние слезы, которые смахнула с ресниц.— И впрямь настоящие. Что ж, милая девушка, остается признать, что ночной гость — это я сам. Явился тебе сообщить, что все будет хорошо. Ты веришь, что бывают особенные призраки, необыкновенные?— А что в тебе особенного?— Кто-то из нас двоих необыкновенный. А может, мы оба. Призрак влюбленности, призрак рождения.— Я или ты?— Парадоксы трудно объяснить.— Все зависит от того, как посмотреть: одного из нас вообще не может быть — либо тебя, либо меня.— Если тебе так проще, считай, что меня здесь нет. Скажи, ты веришь в призраков?— Кажется, верю.— Так вот, сдается мне, они бывают особенными. Не призраки мертвецов. А призраки желаний и надежд, можно даже сказать, призраки влечений.— Не понимаю.— Ну, случается у тебя, скажем, такое: ты в поздний час, вечером или ночью, лежишь в постели без сна, а тебя одолевают грезы, до того настойчивые, что от них душа рвется из тела, словно кто-то дергает длинное белое полотнище, вывешенное из окна? Когда чего-то хочется так сильно, что душа расстается с телом и летит вдогонку за желанием, да еще с невообразимой скоростью?— Вообще-то… да. Случается!— Мальчишкам это знакомо, да и взрослым тоже. Я, например, в двенадцать лет зачитывался романами Берроуза про Марс Берроуз, Эдгар Раис (1875-1950) — американский фантаст, родился, как и Рэй Брэдбери, в штате Иллинойс. Первый роман марсианского цикла, «Под лунами Марса», опубликовал в 1912 г. в журнале «All-Story Magazine» под псевдонимом Норман Бин; книжная публикация, уже под собственным именем автора, была озаглавлена «Принцесса Марса» (1917).
. В них Джон Картер вставал под звездами, воздев руки к Марсу, и просил о перелете. Тогда Марс забирал у него душу, выдергивал его, как больной зуб, из обычной жизни, перебрасывал через космос и опускал среди мертвых марсианских морей. Мальчишки, мужчины — они такие.— А девчонки и женщины?— Они просто грезят. И тогда призраки вырываются на свободу. Ожившие призраки. Ожившие надежды. Ожившие влечения.— Это они зимними ночами приходят на лужайку?— Можно и так сказать.— Выходит, я призрак?— Да, призрак-желание — такое сильное, что оно тебя убивает, но никак не убьет, сотрясает и разве что не сокрушает.— А кто же ты?— Наверно, призрак-ответ.— Призрак-ответ. Ну и ну!— Сама посуди. Не успела ты задать вопрос — у меня уже готов ответ.— Вот и отвечай!— Хорошо, слушай, девочка-женщина. Время ожидания почти прошло. Время отчаяния вот-вот закончится. Скоро, теперь уже совсем скоро, тебя позовет какой-то голос, и когда ты явишься — в двух лицах: призрак-желание и покинутое им тело — перед тобой будет стоять парень, которому придется впору тот голос.— Умоляю, не говори о том, чему не бывать! — воскликнула она дрогнувшим голосом. У нее на глазах опять блеснули слезы. Она полузакрыла лицо руками, словно защищаясь.— Я тебя дразнить не собираюсь. Мое дело — ответить, вот и все.Городские куранты в очередной раз пробили в ночи.— Поздно уже, — сказала она.— Очень поздно. Тебе пора.— Больше ничего не скажешь?— А тебе больше ничего и не нужно.Замерло последнее эхо огромных башенных часов.— Как удивительно, — прошептала она. — Призрак-вопрос, призрак-ответ.— Славные призраки, лучше не бывает, верно?— Мне не встречались. Мы с тобой — близнецы.— Куда ближе, чем ты думаешь.Сделав шаг, она посмотрела вниз и радостно ахнула:— Ты видишь? Видишь? Я могу двигаться!— Вижу.— Как ты там сказал: мальчишки совершают ночные вылазки, могут отмахать не одну милю.— Да, так и есть.— Если я сейчас вернусь к себе, то все равно не усну. Меня тоже тянет совершить вылазку.— Тогда не медли, — сказал он тихо.— А куда идти?— Ну… — протянул он и внезапно нашел ответ. Теперь он твердо знал, куда ее направить, и вдруг разозлился на себя самого за такое всезнайство, а в придачу и на нее — за этот вопрос. Горло сжала ревность. Ему захотелось припустить по улице, добежать до дома, где в другие времена жил некий человек, разбить окно, поджечь крышу. Что же будет, что будет, если и вправду так поступить?— В какую сторону? — спросила она, не дождавшись ответа.Теперь, подумал он, придется сказать. Делать нечего.Если не сказать, то ты, мстительный идиот, никогда не появишься на свет.У него вырвался неистовый смех, что вобрал в себя целую ночь, и вечность, и безумные мысли.— Стало быть, хочешь узнать дорогу? — переспросил он, поразмыслив.— Непременно!Он кивнул.— До угла, направо четыре квартала, потом налево.Она быстро повторила.— Какой там адрес?— Грин-Парк, дом одиннадцать.— Вот спасибо! — Она поднялась на пару ступенек и вдруг пришла в замешательство, беспомощно обхватив ладонями шею. Губы задрожали. — Странно как-то получается. Не хочу уходить.— Почему?— Да потому… Вдруг я тебя больше не увижу?— Увидишь. Через три года.— Это точно?— Я буду не таким, как сейчас. Но это буду я. И ты уже никогда меня ни с кем не перепутаешь.— Ну, тогда мне легче. Между прочим, твое лицо мне знакомо. Откуда-то я тебя знаю, и очень хорошо.Оглядываясь на него, она стала медленно подниматься по лестнице, а он все так же стоял у крыльца.— Спасибо, — повторила она. — Ты спас мне жизнь.— И себе — тоже.Тени деревьев упали на ее лицо, пробежали по щекам, мелькнули в глазах.— Бывает же такое! Ночами, когда не спится, девчонки придумывают имена для своих будущих детей. Ужасная глупость. Джо. Джон. Кристофер. Сэмюель. Стивен. Теперь вот пришло в голову — Уилл. — Она дотронулась до мягкого, чуть округлого живота, а потом протянула руку в темноту. — Тебя ведь зовут Уилл?— Да.У нее хлынули слезы.Он зарыдал вместе с ней.— Все хорошо, все прекрасно, — выговорила она, помолчав. — Теперь можно уходить. Больше не появлюсь на этой лужайке. Слава Богу, и спасибо тебе за все. Доброй ночи.Ступая по траве, она ушла в темноту и двинулась по тротуару вдоль проезжей части. На дальнем углу обернулась, помахала ему и исчезла.— Доброй ночи, — негромко отозвался он.Что ж это такое, подумалось ему: то ли я еще не появился на свет, то ли ее уже давно нет в живых? Одно или другое?Луна уплыла за тучу.Это движение побудило его сделать шаг, приблизиться к крыльцу, подняться по ступеням, войти в дом и затворить дверь.Деревья вздрогнули от налетевшего ветра.Тут снова показалась луна, чтобы оглядеть лужайку, где тянулись по росистой траве две цепочки следов: одна в одну сторону, другая — в другую, и обе медленно, медленно уходили вместе с ночью.Когда луна завершила свой путь по небу, внизу только и осталось, что нехоженая лужайка в обильной росе.Часы на башне пробили шесть раз. На востоке зарделся огонь. Где-то прокричал петух. Убить полюбовно The Very Gentle Murders, 1994 год Переводчик: Е. Петрова Джошуа Эндерби проснулся среди ночи, ощутив у себя на шее чьи-то пальцы.В густой тьме он скорее угадал, нежели разглядел невесомое, тщедушное тельце, нависшее прямо над ним: его благоверная пристраивалась так и этак, норовя трясущимися руками сдавить ему горло.Он широко раскрыл глаза. До него дошло, что она задумала. Это было так нелепо, что он едва не расхохотался!Его половина, дряхлая и желтушная, в свои восемьдесят пять годков отважилась на убийство!От нее несло ромом с содовой, усевшись пьяной мухой ему на грудь, она трепыхалась и приноравливалась, словно под ней был манекен. При этом она досадливо отдувалась, костлявые руки вспотели, и тут у нее вырвалось:— А сам-то ты что?«При чем тут я?» — лениво подумал он, не поднимая головы. Он сглотнул слюну, и этим еле заметным движением кадыка освободился от ее немощных клешней. "Что ж я сам не сдохну ? Так надо понимать?" — безмолвно вскричал он. Еще несколько мгновений он гадал, хватит ли у нее духу его прикончить. Не хватило.А может, взять да резко включить свет, чтобы застигнуть ее врасплох? Дура-дурой, тощая курица, оседлала постылого мужа, а ему хоть бы что — вот смеху-то будет!Джошуа Эндерби промычал что-то невнятное и зевнул.— Мисси?Ее руки так и застыли у него на ключице.— Ты уж, будь добра… — он повернулся на бок, словно в полусне, — того… сделай одолжение… — еще один зевок, — отодвинься… на свой край. Что? Ох, как хорошо-то.Мисси заворочалась в темноте. Он услышал, как звякнули кубики льда. Это она нацедила очередную порцию рома.
Назавтра, в ясный теплый полдень, ожидавшие гостей старики — Джошуа и Мисси — устроились на террасе и протянули друг другу бокалы. Он предложил ей «дюбонне», а она ему — херес.Наступила пауза: каждый внимательно изучал спиртное и не торопился подносить его к губам. Когда Джошуа вертел свой бокал в руках, у него на скрюченном пальце сверкнул и заиграл крупный бриллиантовый перстень. Старика передернуло, но в конце концов он собрался с духом.— Знаешь, Мисси, — начал он, — а ведь ты уже одной ногой в могиле.Мисси высунулась из-за букета нарциссов, стоявшего в хрустальной вазе, и бросила взгляд на усохшего, как мумия, супруга. У обоих затряслись руки, оба это заметили. Сегодня, по случаю прихода гостей, она натянула густо-синее платье, на которое ледяными нитями легло тяжелое колье, вдела в уши искрящиеся шарики-серьги и ярко накрасила губы. «Вавилонская блудница на склоне лет», — неприязненно подумал он.— Как странно, милый, просто уму непостижимо, — манерно проскрипела Мисси. — Не далее как минувшей ночью…— Ты то же самое подумала обо мне?— Надо бы кое-что обсудить.— Вот и я о том же. — Подавшись вперед, он застыл в кресле, как восковая фигура. — Дело не срочное. Но на тот случай, если я тебя прикончу или ты — меня (в принципе, разницы нет), нам нужно друг друга обезопасить, верно? И нечего на меня таращиться, голубушка. Думаешь, я не видел, как ты ночью надо мной суетилась? Примеривалась, как бы ловчее ухватить за горло, звенела стаканами, уж не знаю, что еще.— О господи. — Напудренные щечки Мисси вспыхнули. — Выходит, ты не спал? Какой ужас. Извини, я должна прилечь.— Потерпишь. — Джошуа преградил ей путь. — Случись мне первым отправиться на тот свет, тебя нужно оградить от подозрений, чтобы комар носу не подточил. То же самое нужно организовать и для меня — на случай твоей кончины. Какой смысл планировать… устранение … другого, если за это самому придется болтаться на виселице или жариться на электрическом стуле?— Резонно, — согласилась она.— Так вот, я предлагаю… как бы это сказать… время от времени обмениваться любовными записочками. Не скупиться на нежные слова в присутствии знакомых, делать друг другу подарки, и так далее, и тому подобное. Я буду оплачивать счета за цветы и бриллиантовые браслеты. Ты, со своей стороны, можешь приобрести для меня кожаный бумажник, трость с золотым набалдашником и прочую дребедень.— Надо признать, голова у тебя варит неплохо, — сказала она.— Если мы будем изображать безумную, проверенную временем любовь, ни у кого не возникнет и тени подозрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
. В них Джон Картер вставал под звездами, воздев руки к Марсу, и просил о перелете. Тогда Марс забирал у него душу, выдергивал его, как больной зуб, из обычной жизни, перебрасывал через космос и опускал среди мертвых марсианских морей. Мальчишки, мужчины — они такие.— А девчонки и женщины?— Они просто грезят. И тогда призраки вырываются на свободу. Ожившие призраки. Ожившие надежды. Ожившие влечения.— Это они зимними ночами приходят на лужайку?— Можно и так сказать.— Выходит, я призрак?— Да, призрак-желание — такое сильное, что оно тебя убивает, но никак не убьет, сотрясает и разве что не сокрушает.— А кто же ты?— Наверно, призрак-ответ.— Призрак-ответ. Ну и ну!— Сама посуди. Не успела ты задать вопрос — у меня уже готов ответ.— Вот и отвечай!— Хорошо, слушай, девочка-женщина. Время ожидания почти прошло. Время отчаяния вот-вот закончится. Скоро, теперь уже совсем скоро, тебя позовет какой-то голос, и когда ты явишься — в двух лицах: призрак-желание и покинутое им тело — перед тобой будет стоять парень, которому придется впору тот голос.— Умоляю, не говори о том, чему не бывать! — воскликнула она дрогнувшим голосом. У нее на глазах опять блеснули слезы. Она полузакрыла лицо руками, словно защищаясь.— Я тебя дразнить не собираюсь. Мое дело — ответить, вот и все.Городские куранты в очередной раз пробили в ночи.— Поздно уже, — сказала она.— Очень поздно. Тебе пора.— Больше ничего не скажешь?— А тебе больше ничего и не нужно.Замерло последнее эхо огромных башенных часов.— Как удивительно, — прошептала она. — Призрак-вопрос, призрак-ответ.— Славные призраки, лучше не бывает, верно?— Мне не встречались. Мы с тобой — близнецы.— Куда ближе, чем ты думаешь.Сделав шаг, она посмотрела вниз и радостно ахнула:— Ты видишь? Видишь? Я могу двигаться!— Вижу.— Как ты там сказал: мальчишки совершают ночные вылазки, могут отмахать не одну милю.— Да, так и есть.— Если я сейчас вернусь к себе, то все равно не усну. Меня тоже тянет совершить вылазку.— Тогда не медли, — сказал он тихо.— А куда идти?— Ну… — протянул он и внезапно нашел ответ. Теперь он твердо знал, куда ее направить, и вдруг разозлился на себя самого за такое всезнайство, а в придачу и на нее — за этот вопрос. Горло сжала ревность. Ему захотелось припустить по улице, добежать до дома, где в другие времена жил некий человек, разбить окно, поджечь крышу. Что же будет, что будет, если и вправду так поступить?— В какую сторону? — спросила она, не дождавшись ответа.Теперь, подумал он, придется сказать. Делать нечего.Если не сказать, то ты, мстительный идиот, никогда не появишься на свет.У него вырвался неистовый смех, что вобрал в себя целую ночь, и вечность, и безумные мысли.— Стало быть, хочешь узнать дорогу? — переспросил он, поразмыслив.— Непременно!Он кивнул.— До угла, направо четыре квартала, потом налево.Она быстро повторила.— Какой там адрес?— Грин-Парк, дом одиннадцать.— Вот спасибо! — Она поднялась на пару ступенек и вдруг пришла в замешательство, беспомощно обхватив ладонями шею. Губы задрожали. — Странно как-то получается. Не хочу уходить.— Почему?— Да потому… Вдруг я тебя больше не увижу?— Увидишь. Через три года.— Это точно?— Я буду не таким, как сейчас. Но это буду я. И ты уже никогда меня ни с кем не перепутаешь.— Ну, тогда мне легче. Между прочим, твое лицо мне знакомо. Откуда-то я тебя знаю, и очень хорошо.Оглядываясь на него, она стала медленно подниматься по лестнице, а он все так же стоял у крыльца.— Спасибо, — повторила она. — Ты спас мне жизнь.— И себе — тоже.Тени деревьев упали на ее лицо, пробежали по щекам, мелькнули в глазах.— Бывает же такое! Ночами, когда не спится, девчонки придумывают имена для своих будущих детей. Ужасная глупость. Джо. Джон. Кристофер. Сэмюель. Стивен. Теперь вот пришло в голову — Уилл. — Она дотронулась до мягкого, чуть округлого живота, а потом протянула руку в темноту. — Тебя ведь зовут Уилл?— Да.У нее хлынули слезы.Он зарыдал вместе с ней.— Все хорошо, все прекрасно, — выговорила она, помолчав. — Теперь можно уходить. Больше не появлюсь на этой лужайке. Слава Богу, и спасибо тебе за все. Доброй ночи.Ступая по траве, она ушла в темноту и двинулась по тротуару вдоль проезжей части. На дальнем углу обернулась, помахала ему и исчезла.— Доброй ночи, — негромко отозвался он.Что ж это такое, подумалось ему: то ли я еще не появился на свет, то ли ее уже давно нет в живых? Одно или другое?Луна уплыла за тучу.Это движение побудило его сделать шаг, приблизиться к крыльцу, подняться по ступеням, войти в дом и затворить дверь.Деревья вздрогнули от налетевшего ветра.Тут снова показалась луна, чтобы оглядеть лужайку, где тянулись по росистой траве две цепочки следов: одна в одну сторону, другая — в другую, и обе медленно, медленно уходили вместе с ночью.Когда луна завершила свой путь по небу, внизу только и осталось, что нехоженая лужайка в обильной росе.Часы на башне пробили шесть раз. На востоке зарделся огонь. Где-то прокричал петух. Убить полюбовно The Very Gentle Murders, 1994 год Переводчик: Е. Петрова Джошуа Эндерби проснулся среди ночи, ощутив у себя на шее чьи-то пальцы.В густой тьме он скорее угадал, нежели разглядел невесомое, тщедушное тельце, нависшее прямо над ним: его благоверная пристраивалась так и этак, норовя трясущимися руками сдавить ему горло.Он широко раскрыл глаза. До него дошло, что она задумала. Это было так нелепо, что он едва не расхохотался!Его половина, дряхлая и желтушная, в свои восемьдесят пять годков отважилась на убийство!От нее несло ромом с содовой, усевшись пьяной мухой ему на грудь, она трепыхалась и приноравливалась, словно под ней был манекен. При этом она досадливо отдувалась, костлявые руки вспотели, и тут у нее вырвалось:— А сам-то ты что?«При чем тут я?» — лениво подумал он, не поднимая головы. Он сглотнул слюну, и этим еле заметным движением кадыка освободился от ее немощных клешней. "Что ж я сам не сдохну ? Так надо понимать?" — безмолвно вскричал он. Еще несколько мгновений он гадал, хватит ли у нее духу его прикончить. Не хватило.А может, взять да резко включить свет, чтобы застигнуть ее врасплох? Дура-дурой, тощая курица, оседлала постылого мужа, а ему хоть бы что — вот смеху-то будет!Джошуа Эндерби промычал что-то невнятное и зевнул.— Мисси?Ее руки так и застыли у него на ключице.— Ты уж, будь добра… — он повернулся на бок, словно в полусне, — того… сделай одолжение… — еще один зевок, — отодвинься… на свой край. Что? Ох, как хорошо-то.Мисси заворочалась в темноте. Он услышал, как звякнули кубики льда. Это она нацедила очередную порцию рома.
Назавтра, в ясный теплый полдень, ожидавшие гостей старики — Джошуа и Мисси — устроились на террасе и протянули друг другу бокалы. Он предложил ей «дюбонне», а она ему — херес.Наступила пауза: каждый внимательно изучал спиртное и не торопился подносить его к губам. Когда Джошуа вертел свой бокал в руках, у него на скрюченном пальце сверкнул и заиграл крупный бриллиантовый перстень. Старика передернуло, но в конце концов он собрался с духом.— Знаешь, Мисси, — начал он, — а ведь ты уже одной ногой в могиле.Мисси высунулась из-за букета нарциссов, стоявшего в хрустальной вазе, и бросила взгляд на усохшего, как мумия, супруга. У обоих затряслись руки, оба это заметили. Сегодня, по случаю прихода гостей, она натянула густо-синее платье, на которое ледяными нитями легло тяжелое колье, вдела в уши искрящиеся шарики-серьги и ярко накрасила губы. «Вавилонская блудница на склоне лет», — неприязненно подумал он.— Как странно, милый, просто уму непостижимо, — манерно проскрипела Мисси. — Не далее как минувшей ночью…— Ты то же самое подумала обо мне?— Надо бы кое-что обсудить.— Вот и я о том же. — Подавшись вперед, он застыл в кресле, как восковая фигура. — Дело не срочное. Но на тот случай, если я тебя прикончу или ты — меня (в принципе, разницы нет), нам нужно друг друга обезопасить, верно? И нечего на меня таращиться, голубушка. Думаешь, я не видел, как ты ночью надо мной суетилась? Примеривалась, как бы ловчее ухватить за горло, звенела стаканами, уж не знаю, что еще.— О господи. — Напудренные щечки Мисси вспыхнули. — Выходит, ты не спал? Какой ужас. Извини, я должна прилечь.— Потерпишь. — Джошуа преградил ей путь. — Случись мне первым отправиться на тот свет, тебя нужно оградить от подозрений, чтобы комар носу не подточил. То же самое нужно организовать и для меня — на случай твоей кончины. Какой смысл планировать… устранение … другого, если за это самому придется болтаться на виселице или жариться на электрическом стуле?— Резонно, — согласилась она.— Так вот, я предлагаю… как бы это сказать… время от времени обмениваться любовными записочками. Не скупиться на нежные слова в присутствии знакомых, делать друг другу подарки, и так далее, и тому подобное. Я буду оплачивать счета за цветы и бриллиантовые браслеты. Ты, со своей стороны, можешь приобрести для меня кожаный бумажник, трость с золотым набалдашником и прочую дребедень.— Надо признать, голова у тебя варит неплохо, — сказала она.— Если мы будем изображать безумную, проверенную временем любовь, ни у кого не возникнет и тени подозрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24