А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

вещи, предметы, между собой столь тесно
Силы, жившие в теле, ушли на трение тени связанные, что, норовя прослыть
о сухие колосья дикого ячменя". подлинно матерью и т.д. и т.п., природа
могла бы сделать еще один шаг и слить
их воедино: тум-тум фокстрота

-57-

с крепдешиновой юбкой; муху и сахар; нас ПЬЯЦЦА МАТТЕИ
в крайнем случае. То есть, повысить в ранге
достиженья Мичурина. У щуки уже сейчас I
чешуя цвета консервной банки,
цвета вилки в руке. Но природа, увы, скорей Я пил из этого фонтана
разделяет, чем смешивает. И уменьшает чаще, в ущелье Рима.
чем увеличивает; вспомни размер зверей Теперь, не замочив кафтана,
в плейстоценовой чаще. Мы - только части канаю мимо.
крупного целого, из коего вьется нить Моя подружка Микелина,
к нам, как шнур телефона, от динозавра в порядке штрафа
мне предпочла кормить павлина
оставляя простой позвоночник.Но позвонить в именье графа.
по нему больше некуда, кроме как в послезавтра,
где откликнется лишь инвалид - зане II
потерявший конечность, подругу, душу,
есть продукт эволюции. И набрать этот номер мне Граф, в сущности, совсем не мерзок:
как выползти из воды на сушу. он сед и строен.
Я был с ним по-российски дерзок,
он был расстроен.
Но что трагедия, измена
для славянина,
то ерунда для джентльмена
и дворянина.

-58-
III V
Граф выиграл, до клубнички лаком, А так он - место грусти, выи,
в игре без правил. склоненной в баре,
Он ставит Микелину раком, и двери, запертой на виа
как прежде ставил. дельи Фунари.
Я тоже, впрочем, не в накладе: Сидишь, обдумывая строчку,
и в Риме тоже и, пригорюнясь,
теперь есть место крикнуть "Бляди!", глядишь в невидимую точку:
вздохнуть "О Боже". почти что юность.
IV VI
Не смешивает пахарь с пашней Как возвышает это дело!
плодов плачевных. Как в миг печали
Потери, точно скот домашний, все забываешь: юбку, тело,
блюдет кочевник. где, как кончали.
Чем был бы Рим иначе? гидом, Пусть ты последняя рванина,
толпой музея, пыль под забором,
автобусом, отелем, видом на джентльмена, дворянина
Терм, Колизея. кладешь с прибором.

-59-
VII IX
Нет, я вам доложу, утрата, В морозном воздухе, на редкость
завал, непруха прозрачном, око,
из вас творят аристократа невольно наводясь на резкость,
хотя бы духа. глядит далеко -
на Север, где в чаду и в дыме
Забудем о дешевом графе! кует червонцы
Заломим брови! Европа мрачная. Я - в Риме,
Поддать мы в миг печали вправе где светит солнце!
хоть с принцем крови!
X
VIII
Я, пасынок державы дикой
Зима. Звенит хрусталь фонтана. с разбитой мордой,
Цвет неба - синий. другой, не менее великой
Подсчитывает трамонтана приемыш гордый, -
иголки пиний. я счастлив в этой колыбели
Что год от февраля отрезал, Муз, Права, Граций,
он дрожью роздал, где Назо и Вергилий пели,
и кутается в тогу цезарь вещал Гораций.
(верней, апостол).

-60-
XI XIII
Попробуем же отстраниться, Спасибо, Парки, Провиденье,
взять век в кавычки. ты, друг-издатель,
Быть может, и в мои страницы за перечисленные деньги.
как в их таблички, Сего податель,
кириллицею не побрезгав векам грядущим в назиданье
и без ущерба пьет чоколатта
для зренья, главная из Резвых кон панна в центре мирозданья
взглянет - Эвтерпа. и циферблата!
XII XIV
Не в драчке, я считаю, счастье С холма, где говорил октавой
в чертоге царском, порой иною
но в том, чтоб, обручив запястье Тасс, созерцаю величавый
с котлом швейцарским, вид. Предо мною -
остаток плоти терракоте
подвергнуть, сини, не купола, не черепица
исколотой Буонаротти со Св. Отцами:
и Боромини. то - мир вскормившая волчица
спит вверх сосцами!

-61-
XV XVII
И в логове ее я - дома! Ей свойственно, к тому ж, упрямство.
Мой рот оскален Покуда Время
от радости: ему знакома не поглупеет как Пространство
судьба развалин. (что вряд ли), семя
Огрызок цезаря, атлета, свободы в злом чертополохе,
певца тем паче в любом пейзаже
есть вариант автопортрета. даст из удушливой эпохи
Скажу иначе: побег. И даже
XVI XVIII
Усталый раб - из той породы, сорвись все звезды с небосвода,
что зрим все чаще - исчезни местность,
под занавес глотнул свободы. все ж не оставлена свобода,
Она послаще чья дочь - словесность.
любви, привязанности, веры Она, пока есть в горле влага,
(креста, овала) не без приюта.
поскольку и до нашей эры Скрипи, перо. Черней, бумага.
существовала. Лети, минута.

-62-

СТИХИ О ЗИМНЕЙ КАМПАНИИ 1980-го ГОДА Механический слон, задирая хобот
в ужасе перед черной мышью
"В полдневный зной в долине Дагестана" мины в снегу, изрыгает к горлу
М.Ю.Лермонтв подступивший комок, одержимый мыслью,
как Магомет, сдвинуть с места гору.
I Снег лежит на вершинах; небесная кладовая
отпускает им в полдень сухой избыток.
Скорость пули при низкой температуре Горы не двигаются, передавая
сильно зависит от свойств мишени, свою неподвижность телам убитых.
от стремленья согреться в мускулатуре
торса, в сложных переплетеньях шеи. III
Камни лежат, как второе войско.
Тень вжимается в суглинок поневоле. Заунывное пение славянина
Небо - как осыпающаяся известка. вечером в Азии. Мерзнущая, сырая
Самолет растворяется в нем наподобье моли.
И пружиной из вспоротого матраса человеческая свинина
поднимается взрыв. Брызгающая воронкой лежит на полу караван-сарая.
как сбежавшая пенка, кровь, не успев впитаться Тлеет кизяк, ноги окоченели;
в грунт, покрывается твердой пленкой. пахнет тряпьем, позабытой баней.
Сны одинаковы, как шинели.
II Больше патронов, нежели воспоминаний,
и во рту от многих "ура" осадок.
Север, пастух и сеятель, гонит стадо Слава тем, кто не поднимая взора
к морю, на Юг, распространяя холод. шли в абортарий в шестидесятых,
Ясный морозный полдень в долине Чучмекистана. спасая отечество от позора!

-63-
IV Убийство - наивная форма смерти,
тавтология, ария попугая,
В чем содержанье жужжанья трутня? дело рук, как правило, цепкой бровью
В чем - летательного аппарата? муху жизни ловящей в своих прицелах
Жить становится так же трудно, молодежи, знакомой с кровью
как строить домик из винограда понаслышке или по ломке целок.
или - карточные ансамбли.
Все неустойчиво (раз - и сдуло): VI
семьи, частные мысли, сакли.
Над развалинами аула Натяни одеяло, вырой в трухе матраса
ночь. Ходя под себя мазутом, ямку, заляг и слушай "уу" сирены.
стынет железо. Луна от страха Новое оледененье - оледененье рабства
потонуть в сапоге разутом наползает на глобус. Его морены
прячется в тучи, точно в чалму Аллаха. подминают державы, воспоминанья, блузки.
Бормоча, выкатывая орбиты,
V мы превращаемся в будущие моллюски,
бо никто нас не слышит, точно мы трилобиты.
Праздный, никем не вдыхаемый больше воздух. Дует из коридора, скважин, квадратных окон.
Ввезенная, сваленная как попало Поверни выключатель, свернись в калачик.
тишина. Растущая, как опара, Позвоночник чтит вечность. Не то что локон.
пустота. Существуй на звездах Утром уже не встать с карачек.
жизнь, раздались бы аплодисменты,
к рампе бы выбежал артиллерист, мигая.

-64-
VII ПОЛОНЕЗ: ВАРИАЦИЯ
В стратосфере, всеми забытая, сучка I
лает, глядя в иллюминатор.
"Шарик! Шарик! Прием. Я - Жучка". Осень в твоем полушарьи кричит "курлы".
Шарик внизу, и на нем экватор. С обнищавшей державы сползает границ подпруга.
Как ошейник. Склоны, поля, овраги И, хотя окно не закрыто, уже углы
повторяют своей белизною скулы. привыкают к сорочке, как к центру круга.
Краска стыда вся ушла на флаги. А как лампу зажжешь, хоть строчи донос
И в занесенной подклети куры на себя в никуда, и перо - улика.
тоже, вздрагивая от побудки, Плюс могилы нет, чтоб исправить нос
кладут непорочного цвета яйца. в пианино ушедшего Фредерика.
Если что-то чернеет, то только буквы. В полнолунье жнивье из чужой казны
Как следы уцелевшего чудом зайца. серебром одаривает мочезжина.
1980 Повернешься на бок к стене, и сны
двинут оттуда, как та дружина,
через двор на зады, прорывать кольцо
конопли. Но кольчуге не спрятать рубищ.
И затем что все на одно лицо,
согрешивши с одним, тридцать трех полюбишь.

-65-
II III
Черепица фольварков да желтый цвет Понимаю, что можно любить сильней,
штукатурки подворья, карнизы - бровью. безупречней. Что можно, как сын Кибелы,
Балагола одним колесом в кювет оценить темноту и, смешавшись с ней,
либо - мерин копытом в луну коровью. выпасть незримо в твои пределы.
И мелькают стога, завалившись в Буг. Можно, пору за порой, твои черты
Вспять плетется ольшаник с водой в корзинах, воссоздать из молекул пером сугубым.
и в распаханных тучах свинцовый плуг Либо, в зеркало вперясь, сказать что ты
не сулит добра площадям озимых. это - я; потому что кого ж мы любим,
Твой холщевый подол, шерстяной чулок, как не себя? Но запишем судьбе очко:
как ничей ребенок, когтит репейник. в нашем будущем, как бы брегет не медлил,
На суровую нитку пространство впрок уже взорвалась та бомба, что
зашивает дождем - и прощай Коперник. оставляет нетронутой только мебель.
Лишь хрусталик тускнеет, да млечный цвет Безразлично, кто от кого в бегах:
тела с россыпью родинок застит платье. ни пространство, ни время для нас не сводня,
Для самой себя уже силуэт, и к тому, как мы будем всегда, в веках,
ты упасть неспособна ни в чьи об'ятья. лучше привыкнуть уже сегодня.

-66-

ВЕНЕЦИАНСКИЕ СТРОФЫ (1) III
Сюзанне Зонтаг
Ночью здесь делать нечего. Ни нежной Дузе, ни арий.
I Одинокий каблук выстукивает диабаз.
Под фонарем ваша тень, как дрогнувший карбонарий,
Мокрая коновязь пристани. Понурая ездовая отшатывается от вас
машет в сумерках гривой, сопротивляясь сну. и выдыхает пар. Ночью мы разговариваем
Скрипичные грифы гондол покачиваются, издавая с собственным эхом; оно обдает теплом
вразнобой тишину. мраморный, гулкий, пустой аквариум
Чем доверчивей мавр, тем чернее от слов бумага, с запотевшим стеклом.
и рука, дотянуться до горлышка коротка,
прижимает к лицу кружева смятого в пальцах Яго IV
каменного платка.
За золотой чешуей всплывших в канале окон -
II масло в бронзовых рамах, угол рояля, вещь.
Вот что прячут внутри шторы задернув, окунь!
Площадь пустынна, набережные безлюдны. жаброй хлопая, лещ!
Больше лиц на стенах кафе, чем в самом кафе: От нечаянной встречи под потолком с богиней,
дева в шальварах наигрывает на лютне сбросившей все с себя, кружится голова,
такому же Мустафе. и под'езды, чье небо воспалено ангиной
О, девятнадцатый век! Тоска по востоку! Поза лампочки, произносят "а".
изгнанника на скале! И, как лейкоцит в крови,
луна в твореньях певцов, сгоравших от туберкулеза,
писавших, что - от любви.

-67-
V VII
Как здесь били хвостом! Как здесь лещами вились! Так смолкают оркестры. Город сродни попытке
Как, вертясь, нерестясь, шли косяком в овал воздуха удержать ноту от тишины,
зеркала! В епанче белый глубокий вырез и дворцы стоят, как сдвинутые пюпитры,
как волновал! плохо освещены.
Как сирокко - лагуну. Как посреди панели Только фальцет звезды меж телеграфных линий -
здесь превращались юбки и панталоны в щи! там, где глубоким сном спит гражданин Перми.*
Где они все теперь - эти маски, полишинели, Но вода аплодирует, и набережная - как иней,
перевертни, плащи? осевший на до-ре-ми.
VI VIII
Так меркнут люстры в опере; так на убыль И питомец Лоррена, согнув колено,
к ночи идут в об'еме медузами купола. спихивая как за борт буквы в конец строки,
Так сужается улица, вьющаяся как угорь, тщится рассудок предохранить от крена
и площадь - как камбала. выпитому вопреки.
Так подбирает гребни, выпавшие из женских Тянет раздеться, скинуть суконный панцирь,
взбитых причесок, для дочерей Нерей, рухнуть в кровать, прижаться к живой кости,
оставляя нетронутым желтый бесплатный жемчуг как к горячему зеркалу, с чьей амальгамы пальцем
уличных фонарей. нежность не соскрести.
1982
*С.Дягилев

-68-

ВЕНЕЦИАНСКИЕ СТРОФЫ (2) III
Геннадию Шмакову
Сырость вползает в спальню, сводя лопатки
I спящей красавицы, что ко всему глуха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59